Под крылом самолёта... или ПервыеШагиMолодогоCпецa

Зарисовка с натуры личного характера, изображённая в этой истории, относится к тем незапамятным временам, когда Советская власть ещё и не помышляла о своей неустойчивости, а милиция была её безусловным гарантом и пользовалась уважительным отношением у основной части населения Страны Советов и орудием законного и безусловного правопорядка. "Времена застоя", озвученные и поименованные так впервые, уже позднее, молодым генсеком М.С. Горбачёвым, представлялись тогда советскими гражданами увековеченными и неоспоримыми постулатами единственно возможной системы человеческих ценностей и государственного устройства, выбранной когда-то и подкрепляемой с тех пор решительными действиями. Кажущаяся стабильность охранялась и оберегалась властью с помощью структурного аппарата контроля и на принципах подчинения сверху донизу. Выражаясь языком физико-химического метaфоризма, - "кристаллическая решётка" управления имела ещё жёсткие связи, что придавало общую видимую устойчивость всему искусственному образованию с аббревиатурой СССР.
По-разному вспоминаются те времена: для тех кто "нахлебался" - с неприязнью, для тех, кто "удостоился" - с ностальгией. Я к этому отношусь проще - с позиций личностного: мы были молоды, а значит были счастливы лишь только этим. А что было, так оно и прошло. И не будем отвергать те годы, а вместе с ними и самих себя, свою жизнь - то главное, что осталось с нами и в нашей памяти. Не чувствуя в себе достаточно сил держаться на столь всеобъемлющей высокой волне глобальных философских умозаключений и не желая этим никого утомлять, я попытаюсь поведать о том, о чём я никому никогда не рассказывал и что произошло со мной одним ясным, погожим днём в те незапамятные времена, хотя, ничего и не предвещало падение того самого пресловутого кирпича на мою неокрепшую ещё голову.

... Cередина 1970-ых годов. С дипломом инженера-теплоэнергетика, уже несколько потрёпанным в лесах Белоруссии - в месте моей армейской службы и на якутских таёжных просторах - месте, где нарочито и планово закалялась сталь моего будущего "несгибаемого" характера корчагинско-рахметовского разлива, я соединил свою профессиональную судьбу с практически первым местом работы в своей жизни по специальности. Посчастливилось мне "влиться" в ряды пуско-наладочного предприятия республиканского масштаба "Сахпромэнергоналадка" в городе Киеве, где я тогда проживал в моими родителями и младшим братом. Теоретические знания, полученные в институте, здесь подкреплялись практическим опытом, приобретаемым в частых командировках на предприятияx Украины. С теплотой вспоминаю свою первую работу и тех, с кем мне посчастливилось работать. Не только я "влился" в ряды предприятия, постигая специфику работы. Со временем, я стал ощущать, как помимо опыта практической работы и в меня "вливается" то, без чего тогдашняя командировочная жизнь не представлялась полноценной. Употребляя аллегорию с медицинским уклоном при описании процесса "вливания", могу с полной уверенностью диагностировать мои ощущения - печень моя задышала полной грудью... Несколько утрирую при этом и хочу оговориться, и сказать в оправдание о том, что норма тамошней жизни предполагала некоторые излияния под штандартами Бахуса в большей или меньшей мере и являлась обычным делом везде и всюду.
Как молодого специалиста, меня прикрепили к Жене - Евгению Ефимовичу Михайлову - очень опытному и знающему инженеру. Думаю, что он был лучшим спецом нашего подразделения. Я ему очень благодарен тем , что его стараниями после трёхлетней совместной работы я уже смог найти себя в автономном "плавании", когда представилась возможность работать самостоятельно.

В тот злополучный день, после работы в офисе предприятия, мы с Женей направились в близлежащее питейное заведение отдохнуть в свойственной манере и "обмыть" мою первую зарплату. И, хотя, первой она далеко уже не была, дымок "первенства" всё ещё традиционно клубился за мной. Чувствуя, что в нашей компании будет чем поживиться и из желания выпить на дармовщинку, за нами увязался зам. начальника нашего цеха Виктор Семёнович Доренко.
Заведение открытого типа находилось рядом с огромным оврагом, сплошь покрытого зеленью и такими же неухоженными дикорастущими деревьями в городском районе Лукьяновки-Сырца. За неимением в заведении туалета, нужды справлялись тут же, невдалеке, под прикрытием строения заведения.
Прожив почти всё время в самом центре города Киева на улице Свердлова (бывшей и нынешней - Прорезной), рядом с центральным Крещатиком я не очень хорошо был знаком с другими районами - не было необходимости. Не было знакомо мне и место нашего привала. Оно ничем не отличалось от других мест.
Знал бы я тогда где мы распивали! Большего богохульства невозможно было себе вообразить! До сих пор несу в себе тяжесть того - неосознанного тогда прегрешения без всякой надежды на облегчение. И даже тогдашнее неведение не приносит его. Оговорюсь, что ничего, хотя бы издали напоминающим что-то хоть знаком, хоть надписью на табличке, хоть чем-то ещё не было там и в помине. Уже через пару лет в 1977 году стараниями великих граждан Виктора Некрасова и Евгения Евтушенко на этом месте - месте страшной трагедии в истории цивилизованного человечества был открыт символический памятник её жертвам. И место это известно всему свету, как... Бабий Яр. То самое место, где в конце сентября 1941 года впервые совершилось широкомасштабное уничтожение евреев, с последовавшим за этим кошмаром Холокоста.
Тогдашними киевскими властями замалчивался сам факт происшедшей трагедии. Более того - предпринимались попытки сглаживания рельефа местности, чтобы стереть из памяти всякое упоминание катастрофы. Начиная с 1950-ых годов, в Бабий Яр сливали сточные воды (пульпу) с Петровских кирпичных заводов. На этом месте предполагалось создать парк культуры и отдыха с аттракционами и танцплощадкой. Что это, как не бесовские пляски на костях?!
13 марта 1961 года сдерживающая дамба не выдержала напора и её прорвало. На низлежащий район - Куренёвку, вырвался огромный грязевой поток, сметая всё на своём пути. По официальным данным число погибших составляло порядка стапятидесяти человек. По неофициальным - от полутора до двух тысяч! Тех, кого удалось извлечь целиком из под застывшего слоя грязи хоронили на разных кладбищах, дабы не привлекать внимание и создавать излишний ажиотаж. Трупы, разодранные на куски расчищающими экскаваторами, сгинули в отвалах породы. Не знаю большей трагедии с такими жертвами в стране в мирное время. Поговаривали, что само провидение вмешалось в это дело и отомстило за пренебрежительное издевательство над мёртвыми.
Но, почти четырёхсотметровую телевышку на месте старого еврейского кладбища возле Бабьего Яра всё-таки позднее, в 1973 году, возвели. Говорят, что тогдашний Первый секретарь ЦК КПУ В.В. Щербицкий смилостивился и не позволил сделать на ней ресторан, хотя проект предполагал и это. Кстати сказать, то самое питейное заведение, где мы в тот день расположились, находилось как раз на том самом месте, где позднее был возведён памятник...

... А тогда у меня была одна забота - вовремя доставлять вино в фужерах моим намного старшим коллегам и по возрасту, и по положению. Покупал его я тут же, в заведении, и относил к нашему столику, за которым на свежем воздухе удобно расположилась наша троица. Вино, помнится, к слову сказать, не отличавшегося изысканностью, было какой-то неопределённой марки - нечто среднее между популярным плодово-выгодным "Солнцедаром" и гремуче-ягодным "Портвейном 777", но своё дело делало. Вино помню хорошо, а, вот, закуску - плохо. То ли её вовсе не было, то ли память сохранила буквально, лишь, врезавшееся в неё. Выпито было немало и за всех. Несправедливо упустили только, наверное, дорогого Леонида Ильича с крамольной уверенностью, что и он за нас не пригубит. И это успокаивало.

После того, как я в очередной раз принёс наполненные фужеры, то не обнаружил своей книги, с которой не расставался и хорошо помнил, что она лежала на столике рядом со мной всё время. Знал бы я тогда, к чему эта пропажа приведёт?!...
Книгу эту, вышедшую недавно из печати, зная моё увлечение авиацией, дала почитать моя мамочка, одолживши её у своей подруги. Книга выдающегося советского авиаконструктора Александра Сергеевича Яковлева "Цель жизни" - автобиография одного из немногих, обласканных властью конструкторов самолётов, в том числе, создателя самолётов серии ЯК, награждённого шестью Сталинскими премиями первой степени, Государственной премией, Ленинской премией, десятью орденами Ленина, дважды Героя Социалистического Труда, академика, генерал-полковника, заместителя министра авиационной промышленности в годы Великой отечественной войны. Читал я эту, - тогда редкую, надо сказать, книгу с вожделением где только можно, не расставаясь с ней - надо было поскорее вернуть. И сейчас она была со мной. Я точно знал. Где же она теперь?

Мои начальники изобразили недоумение на лицах, когда я попытался узнать где она и посоветовали мне порасспрашивать официанта, убиравшего столик и по случайной ошибке предположительно подхватившего книгу. Мои расспросы ни к чему не привели. Книга как будто испарилась. Можете себе представить моё состояние!  Даже выпитое вино не помогало отвлечься. Что скажу маме? Как оправдаюсь? Близкий конец света реально возникал передо мной своими строгими очертаниями... Надо было знать мою обязательность, пополам с ответственностью, чтобы понять весь алгоритм происшедшего. Почему-то стал чесаться висок, готовый принять виртуальную пулю позора.

Летний вечер незаметно переходил в ночь. Зажглись уличные фонари и стало совсем темно. Заведение закрывалось. Несколько раз к нам подходили официанты и предлагали нам покинуть заведение. Сказывалось выпитое, и мы всё оставались там. Наконец, к нам подошёл милицейский патруль из трёх человек, вызванный местной обслугой. Уже в более категорической форме нам было предложено немедленно покинуть территорию. Они что-то говорили ещё о моей пропавшей книге. Видимо, им донесли об этом из-за шума, который я поднял, когда пытался её найти. Делать было нечего. Занавес опускался. Доренко, как старший в нашей троице сказал, чтобы мы уходили, а он, мол, нас догонит. Мы так и сделали. Оспаривать приказ начальника было здесь неуместно. К тому же Женя, мягко выражаясь, был "никакой". Почти взвалив его на плечо, я поплёлся с ним к троллейбусной остановке, находившейся метрах в пятидесяти. Привалил я Женю к дереву и стали высматривать очередной троллейбус. Всё было пока, как говаривал М.Зощенко - чинно и благородно.

Неожиданно, кто-то окликнул меня сзади. Оборачиваюсь и вижу - стоит Виктор Семёнович в окружении патруля, а старший патрульный лейтенант протягивает мне ... мою книгу.
- Твоя? - спрашивает.
От радости нежданной находки я стал радостно трясти руку старшего патрульного, благодарить в его лице всю милицию вобщем и желая их семьям всяческого благополучия, в частности. Пусть ещё кто-то при мне заикнётся, что милицией можно только пугать и никакого толку от них нет. Очень даже есть толк! И т.д. и т.п. Много чего я ещё говорил им и когда мой пыл иссяк, я попытался выяснить, где же всё-таки они нашли книгу. Ответ был до того для меня неожиданным, что даже на секунду, но не более, поколебал во мне - наивном, веру в наше  "питейное братство", как во что-то святое и поставил под сомнение принципы, заповеди и идеалы человеколюбия в моём романтическом сознании.
Указывая на Доренко, старший сообщил, - Сидел он на ней…
Так вот почему Виктор Семёнович нас отослал, а сам остался сидеть! Какое изощрённое воровство! Какое предательство по отношению к своему подчинённому! К молодому человеку, к тому же. Ведь он видел степень моего волнения и тем ни менее не открылся. Даже, если поначалу он и поддался мелочному, гаденькому чувству, то глядя на мои муки потери мог бы отдать мне книгу и обратить всё в шутку. А ведь не сделал этого...
У меня не было и шестидесяти секунд на обдумывание трёхходовой комбинации - Что? Где? Когда? и я сразу поинтересовался, - А что же дальше? Старший сказал, - Вы идите, а этот, - указывая на Доренко, - пойдёт с нами. Через полунепроницаемую пелену ночных пьяных сумерек и пуленепробиваемую волю старшего патрульного до меня всё же дошла логика построения задачи. А вслед за ней - неизбежность кажущихся случайностей судьбы и её роковых последствий. Оставив предателя Доренко на попечение "казённого приказа", я снова обратился к Жене, делясь радостью находки. Но он только лишь мычал и пускал пузырями слюни. Полноценного диалога у нас с ним явно не получалось. Скучая, я оглянулся на шум за спиной и не поверил в реальность происходящего. Та ночь, без сомнения, была полна сюрпризов - не только услышанного, но и увиденного.
В нескольких метрах от нас пьяный "бугай" Доренко, катаясь по асфальту, предпринимал активные попытки освобождения от наседавших на него троих милиционеров и их желания его стреножить, пытаясь перед этим убежать. Надо сказать, попытки были довольно успешные. Крепок был Семёныч.
И здесь, я совершил свою первую, но к сожалению, не последнюю ошибку. Вместо того, чтобы стоять и наблюдать сцену со стороны, да, к тому же с пьяным "ребёнком" Женей на руках, я бросился в самую гущу, чтобы помочь своему шефу. Что мною руководило?! Наверное, слепое чувство корпоративности и безоглядности помочь начальнику. Не взирая на его воровство.
Почувствовав это, а также ускользающую из рук, и так, спорную победу, патруль залил трелями милицейских свистков всю округу. На их счастье районное отделение милиции находилось через дорогу. Сигнал тревоги был услышан. И, вот, уже многочисленная группа милиционеров бежит к нам, неся с собой кару неотступной развязки. Силы были неравными. Конец был предрешён. Скрутили нас с Доренко, прихватив впридачу и бедного "ребёнка" Женю.

Незамысловатый интерьер приёмного покоя отделения милиции, как и вино, которое мы до этого пили также не отличался изысканностью, с добавлением официоза и казёнщины. Нас усадили на скамью перед столом дежурного по отделению лейтенантa. По его приказу, Доренко увели куда-то сразу и больше в тот вечер я его не видел. В отношении же гражданина Михайлова Евгения Ефимовича дежурным было принято решение о направлении вышеуказанного в вытрезвитель, но пока его, до прибытия перевозки поместили за решётку в камеру тут же. Я остался сидеть на скамье в одиночестве.

Мною замечено, что в момент опасности мой организм под действием стресса обладает способностью мобилизовываться и трезветь сам собою по каким-то непонятным мне причинам. Конечно, если степень "экзальтации" не превышает необратимые пределы. В результате и благодаря этому качеству тогда я был способен относительно внятно и толково отвечать на вопросы дежурного лейтенанта. Мне даже показалось, что он проявляет какую-то симпатию и сочувствие ко мне. Спокойно побеседовав со мной, что-то выяснив по телефону, он меня пожурил словами, - Ну, что ж вы, Александр, - такой с виду положительный человек и позволяете себе такое нарушение. Я почувствовал его предрасположенность ко мне, спокойный доброжелательный тон и всячески постарался закрепить это своими заверениями в лояльности к властям. В результате он меня отпускает. Только что, - не желает спокойной ночи.

Выхожу с облегчением на волю, в летнюю звёздную ночь и ищу мою счастливую звезду на небе. А заодно смотрю на часы - поздно уже, наверное. А часов на руке то и нет. И здесь я совершаю свою вторую непростительную ошибку. Не много ли ошибок за такое короткое время?! Бежать мне надо было бы сломя голову оттуда. Нет же. Саша - "умница". Возвращаюсь обратно в "родное" отделение и тот же дежурный, с которым расстался минуту назад, выслушав мою просьбу помочь найти часы, доброжелательно открывает ящик стола, за которым сидит, и предлагает мне на выбор отыскать из десятков лежащих там разных часов - мои. Я их там не увидел и сказал ему об этом. Хотя, как сейчас понимаю, был бы похитрей, мог бы спокойно взять любые и был таков. Дежурный советует мне пошарить в кустах, где нам выкручивали руки - может они слетели и там затерялись. Последовав совету, я вернулся затем обратно и доложил о тщетности моих поисков. И чего я был так настойчив? Часы то были - копеечные. Ладно, был бы "Rolex" или, там, - "Raymond Weil", на худой конец. А так - "Полёт". С двадцатью тремя камнями, хотя и рубиновыми. В народе говорили, что к ним не хватает ещё двух камней - на один положить, а другим прихлопнуть. 

Однако, дело уже приобретало другой оборот. В приёмную вошёл некто в штатском. В его облике угадывались повадки старшего начальника. Ознакомившись с моей просьбой, он пригласил меня пройти в отдельную комнату. По виду - "красный уголок" отделения милиции. С вереницей стульев, расставленных вдоль стены. Со стандартными политическими агитационными печатными материалами, развешанными на стенах и портретами вождей марксизма-ленинизма. Обстановка в "уголке" располагала, как минимум, к дискуссии между мной и начальником в штатском по теме о непреложных ценностях при развитом социализме, с углублённым освещением неизбежности исторической эволюции прогресса в эпоху построения того, что только возможно было построить и, наконец, на сладкое - обмен взглядами по книге В.И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" в той части, где Ленин анализирует классовые и гносеологические корни эмпириокритицизма. Однако, в "уголке" мне была уготована более прозаическая участь. И даже без кавычек. В буквальном смысле этого слова.

Предложив мне сесть, начальник в штатском, так мне и не представившись, вызвал того самого лейтенанта - старшего патрульного, который вернул мне книгу и зловеще прикрыл дверь в помещение. Что тут началось! Патрульный лейтенант без вступления сразу закусил удила, выпячивая перед старшим начальником своё рвение, стал орать:
- Так, что, сука! Мало тебе, что мы нашли твою книгу, так ты ещё и с твоими вонючими часами приё....ся!
Я было хотел доходчиво объяснить и уверить его в том, что я вовсе на сука, а сук, но не успел. Последовавший за этим удар пришёлся мне по скуле. Инстинктивно, у меня моментально сработала реакция защиты и я обеими руками вцепился в обшлаги рукавов его формы. Он подёргался, но я его держал крепко. И тут вступил в дело начальник в штатском. Они повалили меня на пол, загнав лицом в ближний уголок, без кавычек, и под портретом В.И. Ленина с его молчаливого согласия стали бить ногами по почкам. Да, с оттяжкой. Да, на выдохе. Я хотя и был в расстроенных чувствах, но сразу смекнул, что если даже выйду отсюда, то инвалидом, уж точно. Деваться было некуда и я начал кричать. От боли и безнадёги. Их это сразу охладило. Кровожадный запал пропал. Прекратив избиение, они сграбастали меня и поволокли обратно в помещение дежурного, покидая "красный уголок", ставший для меня буквально таковым и не оправдавшим надежд стать площадкой для политпросвещения. Хотя, урок мне там и преподали. Просветили...

И снова я на той же скамейке. Сижу, ощупывая себя, проверяя всё ли на месте. А тем временем, начальник в штатском командует дежурному, - Оформляй его на пятнадцать суток! Вот так, так. Приехали. Была обида на себя - за свою череду ошибок. И горечь. Она не ослабевала даже под действием остаточной винной анестезии.

Дежурный лейтенант и на этот раз проявил в отношении меня милосердие. И чем я так ему сподобился? Ну, был я ему чем-то симпатичен и всё тут! Хоть в этом мне повезло. Посидел я так, посидел и ... вопреки приказу начальника был отпущен на все четыре стороны. На этот раз, беззаговорочно, я выбрал сторону по направлению к дому, окрылённый видимостью удачи, держа в руках заветную книгу, мурлыча почему-то мотивчик популярной песенки, - "...под крылом самолёта о чём-то поёт зелёное море тайги…", в сладостном предвкушении забыться исцеляющим сном.

На следующий день наш начальник цеха забрал из вытрезвителя "помятого" Женю. Тогда было такое правило - отрезвлённого выдавали с рук на руки только лишь рабочему начальнику, чтобы все знали о случившемся. Уже к полудню, мы - все трое, сумели созвониться и собрались на квартире Доренко - поправить пошатнувшееся здоровье и заодно наметить дальнейший ход действий. Естественно, по статусу у меня был всего лишь совещательный голос. Обменялись информацией. Каждый поведал свою историю. Со мной - понятно. С Женей - в общих чертах тоже. А вот Виктор Семёнович поведал, что всю ночь провёл в Главном управлении милиции города - сопротивление милицейским чинам с нанесением телесных повреждений классифицировалось очень строго и каралось значительным сроком тюрьмы. Это было тяжкое преступление и соответственно этому предусмотрено было и наказание. То, что мы сидели с ним на его кухне на следующий день, как выяснилось, объяснялось только одним. Оказалось, нашему Виктору Семёновичу сам чёрт был не брат. Его какой-то близкий родственник носил погоны генерал-полковника и не какого-то там интендантского ведомства, а ведомства самого, что ни есть ведомственного - КГБ. И был он чуть ли не заместителем его республиканского председателя. То, что это было не далеко от истины подтверждало само присутствие Доренко среди нас. А то, что ночь провёл в Управлении, так это было лишь выяснение его личности и его связей. Короче говоря, В.С. Доренко - зам начальника цеха, член КПСС был отпущен на свободу с чистой совестью и без последствий. Точка. Дело было сброшюровано и закрыто. А может, и дела никакого не было?...

Старшие товарищи меня просветили, что обычно после милицейского задержания, те шлют письмо-уведомление на работу с целью принятия административных мер. Доренко даже и не ожидал вообще никакого письма. С ним было всё ясно. А мы с Женей по-прежнему висели на крючке. Женя, пользуясь своим обаянием у женщин вообще и у секретарши директора, в частности - не первый раз такое, пообещал, что предупредит её и заверил, что она ему не откажет. "Неотказ" предполагал нелегальное изъятие писем на нас обоих с соблюдением всех мер предосторожности, чтобы не дать дальнейший ход делу. Но, делалось это только исключительно для "своих". Практиковалось и такое. Но тут, я мог только положиться на заверение Жени. В моём представлении секретарша директора восседала где-то на олимпийской вершине, куда я не имел пока доступа.
В то же время, я посчитал правильным подстраховаться - пойти в отделение милиции и попросить не высылать письмо, так как надеялся, что то, что меня отпустили, - сам факт этого, официально явилось свидетельством моей невиновности и непричастности. Но, было поздно. Информация уже ушла в Главное милицейское управление города. Об этом мне сказал уже другой дежурный по отделению и посоветовал сходить ещё туда. И я там был: ни мёдом, ни пивом меня не угощали, но пообещали внять просьбе...

Прошло какое-то время. Большой актовый зал нашего предприятия. Идёт ежегодное общее собрание многосотенного коллектива работников предприятия. Подводятся итоги прошедшего года. Докладчик - директор предприятия.
- На радужном фоне достижений нашего предприятия за отчётный период, - докладывает директор, - имеют место злостные нарушения трудовой и общественной дисциплины. Так, молодой специалист - Кашлер Александр Семёнович, проявил несознательность, нарушил общественный порядок и был задержан милицией. Действия нашего сотрудника, - продолжал директор, возвысив голос, - мы считаем недопустимыми и по ходатайству месткома предприятия он будет лишён тринадцатой зарплаты по итогам года с соответствующей записью в личном деле. Руководству цеха предлагается разработать меры по усилению трудовой дисциплины в подразделении...
...Список нарушителей состоял только из одного меня... 
Путёвка в жизнь для меня в тот день уже была выписана...