Недремлющее Око

          А было это так... А было ли это вообще? А если и было, - то так давно! Несмотря на это, воспоминаниям можно верить беззаговорочно, учитывая особенность склеротического характера - помнить хорошо, что было давно, при этом забывая только что происшедшее. Ручаюсь - воспоминания об этом абсолютно чётки вплоть до мелочей.      
         
Это была первая в Киеве того времени, на моей памяти и такого масштаба презентация, организованная американской стороной, и освещавшая достижения и развитие сельского хозяйства в США. Во второй половине 1970-ых годов, несмотря на ряд двухсторонних соглашений между СССР и США, подписанных ранее, всё ещё наблюдалось напряжение взаимоотношений, а холодная война своими метастазами окутывала хрупкий организм мирового согласия. Здравомыслящими головами предпринимались попытки реанимации, зашедших почти в тупик отношений двух великих держав.

Одной из таких попыток и была эта, организованная выставка достижений. Падкие на сенсации граждане, образно говоря, с любопытством, пытались приоткрыть "железный занавес" и заглянуть за его плотную непроницаемость, радуясь этой неожиданно открывшейся возможности. Я не мог пропустить это мероприятие, без преувеличения, - событие в нашей будничной жизни и поехал на окраину Киева, на ВДНХ - Выставку достижений народного хозяйства, где проводилась американская сельскохозяйственная выставка. Вернее, мы были вдвоём - я и моя жена - Света.
Стоял жаркий летний день. Солнце припекало нещадно. От жары плавился асфальт. Очередь в огромный надувной выставочный павильон была ещё более огромна. Всё же, мы сдюжили, выстояли и, о, счастье! - попали во внутрь. Долгожданная прохлада стала нам отрадой и вознаграждением за часовое терпение и настойчивость...
Сам факт нахождения в контакте с экспонатами выставки и американскими гидами - всем этим "инопланетным" окружением, вселяли в нас какое-то неизведанное чувство новизны и радости открытия Америки. Мы чувствовали себя этакими колумбами-первооткрывателями, с той лишь только разницей, что он - Христофор Колумб, не ведал, что открыл и до конца своих дней был уверен, что нашёл кратчайший путь в Индию. Мы же, знали, что открывали. Догадывались, по крайней мере, имея способность читать между строк, препарируя "не по курсу" в своём сознании элементы пропаганды, автоматически распознавали истинную достоверность определения "белого" и "чёрного", зная правду, не по наслышке, о нашем житье-бытье. Продирались сквозь джунгли агиток об американском (в кавычках) "рае" с одной стороны, а с другой - всех прелестей единственно верной дороги построения общества счастья и благоденствия в первой стране развитого социализма, навязываемых нам постоянно. Мы были знакомы и в общих чертах представляли себе картину жизни в социалистическом (без кавычек) раю, обрамлённую колючей проволокой - этим простым, но неотъемлемым атрибутом и гарантом надёжности правопорядка в рамках системы. А над всем нашим скорбным житием, как нимб, как источник ниспосланной благодати нависал осеняющий Герб с изображением обрамляющих его пшеничных колосьев. Кстати, все пятнадцать гербов по количеству союзных республик, в свою символику включали колосья пшеницы. Тем самым, обозначая и подчёркивая изобилие в государстве рабочих и колхозников. Начиная с 1963 года и по время этой выставки государство... в массовом количестве закупало зерно в Америке и в Канаде. Поэтому данная сельскохозяйственная выставка была очень актуальна.
         
...Пребывание на выставке, в самом начале осмотра принесло Свете некоторое, мягко выражаясь, неудобство. Сказывалась усталость после стояния в очереди перед входом в павильон, летняя жара и то, что она была хорошо беременна. Хотелось пить, а пить то было и негде. Мы, было, обратились к одному распорядителю в отличительной выставочной униформе, оказавшимся одним из наших, тоесть - взрощённым в родном отечестве. Да, он только махнул рукой куда-то неопределённо, отечески посоветовал выйти из павильона, пройти с километр по жаре и попытаться напиться из уличного питьевого автомата, если нам посчастливиться найти там стакан и, если автомат будет исправен. На наш вопрос, а как же мы попадём обратно, последовал ответ, - Постоите в очереди, а уж потом... Надо сказать, что нашей признательности он так и не дождался. Свете легче не становилось: её подташнивало, кружилась голова, хотелось пить. Негде было даже присесть и она села на возвышенность в стороне от групповой экскурсии невдалеке. Группу вела молодая американка. Она обратила на нас внимание, прервала экскурсию, оставив людей в ожидании и подошла к нам. Видимо, что-то в нашем облике её озаботило и взволновало. Поинтересовавшись причиной нашего дискомфорта, девушка отошла и через какое-то короткое время вернулась, неся нам два больших бумажных запотевших стаканчика с апельсиновым напитком, вкус которого буду помнить пока живу. Мы её поблагодарили и девушка продолжила экскурсию с группой. А затем к нам подошла ещё одна американская девушка, предложившая нам на русском языке необходимую медицинскую помощь, если мы в этом нуждаемся. И добавила, что пребывая на территории выставки, мы находимся под опекой персонала, врач будет за нами осуществлять наблюдение, а мы можем спокойно продолжать осмотр выставки. Всё это было предложено очень доброжелательно и с успокаивающей нас улыбкой.
Признаюсь - от этого одного, состояние Светы, да и моё тоже, улучшилось. То ли от прохладного тонизирующего напитка, то ли от внимания к нам. Скорей всего от совместного эффекта, именуемого заботой о ближнем. А мы для себя открыли исцеляющий эффект, неизведанных нам доселе чувств сострадания и доброты к страждущим. Не будучи им доселе избалованными, по крайней мере, со стороны посторонних людей. В какой мере это было отлично от того безразличного отмахивания рукой, как от назойливых мух, куда-то, по знакомому адресу посыла, запущенным в нас "взрощённым в родном отечестве"?! Невольное сравнение явно было не в пользу "взрощенного" имярека.
         
А мы продолжали осмотр, как нам посоветовали, с откуда-то взявшейся лёгкостью и чувством нужности кому-то. Приятным, надо сказать, чувством. Не буду подробно останавливаться на описании экспозиции и содержании выставки. Не в этом дело. Удивительные и новаторские, с нашей точки зрения, приспособления американской аграрной индустрии, не шли ни в какое сравнение с отечественной технологией и способами сельскохозяйственного производства того времени. Но, об этом отдельный рассказ...
         
У каждого стенда выставочного показа стоял представитель-американец, поясняющий содержание данного участка экспозиции. Мною, - не большим специалистом в этой области, информация воспринималась в общем. Я не задерживался на деталях, о которых мне знать было ни к чему, да, и, честно говоря, было не очень интересно. Очень скоро острота ощущений от осмотра выставки постепенно ушла. Мы немного подустали от обилия информации и от летнего зноя, всё-таки доминирующего над попытками трудяги-кондиционера ублажить посетителей павильона прохладой. Света, на удивление героически с лёгкостью преодолевала выставочные лабиринты.
         
Уже под конец осмотра, остановившись у одного стенда, с рядом стоящей молоденькой девушкой-экскурсоводом, я обратил внимание на её грудь. Не подумайте что-то такое. Просто, там красовался большой круглый фирменный жёлтый значок, выделявший экскурсоводов по их принадлежности к обслуживающему выставку персоналу. Страсть фалериста-любителя кольнула меня и, набравшись смелости, я подступился к девушке с желанием получить понравившийся значок. На ломаном английском, включавшим только одно известное мне в данной ситуации слово "CHANGE", я попытался с помощью жестикуляции рук, склонить её к бартерному обмену. Дело в том, что на моём пиджаке красовался редкий значок, приобретённый когда-то в Закарпатье, изображавшим тамошнего национального лесоруба с топором на плече. Ничего не понимающая девушка только лишь невинно мне улыбалась, не идя на встречу моей просьбе. Тогда я перешёл к активным действиям. Решил спровоцировать её ответную реакцию знаком доброй воли и инициативой со своей стороны. С подступающим к сердцу желанием совершить обмен, я снял своего лесоруба и приколол ей на грудь, вызвав тем самым вздохи восхищения собравшихся вокруг нас любопытствующих посетителей выставки...
         
Несмотря на ажиотаж происходящего, я всё же заметил за моей спиной нескольких таких же как и тот, в таких же одинаковых костюмах - "взращённых". Видимо, наряду с американскими работниками, наши комитетчики-гэбешники также участвовали в выставке. Что они там делали - можно только догадываться. Они нахально заглядывали мне через плечо, высматривая то, что их могло заинтересовать: не передал ли я секретно, какую-нибудь сверхважную информацию, спрятанную в значке, о тайных, скажем, местах расположения стратегически важных силосных ям с таким же  стратегическим назначением в совхозе "Коммунарка" Киевской области или, того хуже, - микроплёнку с деталями новейшей технологии производства и использования навозного перегноя при обработке картофеля, с указанием точного места расположения источников поставки удобрений - скрытых для спутникового обнаружения полей фильтрации в подмосковном посёлке Некрасовка. Они не вмешивались. Они лишь только присматривались. Я их заметил, но не придал этому особого значения - непуганый был.
         
...Закончить процедуру обмена по моим представлениям должна была девушка-экскурсовод. А она...по-прежнему лишь только продолжала улыбаться, ломая из себя дурочку и издеваясь. Но, это были уже мои внутренние ощущения пополам с моей нервозностью от нетерпения. До меня стала доходить вся трагедия тщетности и безнадёжности моих жалких потуг в надежде приобрести фалеристическую редкость. Мало того, что я её не преобрёл, так ещё и лишился своего лесоруба. Какая досада! Не забирать же свой значок обратно! При всём моём кураже, всё-таки я был не так воспитан. Да и не хотелось упасть лицом в грязь и выглядеть сквалыгой перед американкой. В мозгу занозой сидело, - "У нас - советских, своя собственная гордость!" Вот, я и проявлял эту самую гордость, но... без своего любимого значка.
         
Изобразив на лице наигранное удовлетворение от благородства своего джентльменского поступка и физически ощущая американскую фигу на своей груди, от зияющей пустоты красовавшегося до этого лесоруба, я неспеша побрёл прочь на выход, не замечая ничего кругом. Не было сегодня мне фарта в этой игре: не я вистовал, не для меня легла под пикового туза козырная дама-треф...
         
Устав от впечатлений и проголодавшись, на троллейбусе мы поехали в центр города и сошли на улице Красноармейской, недалеко от площади Толстого. Зашли в небольшое кафе и там поели. Быстро справившись с едой я, оставив Свету доедать, вышел на свежий воздух. Перед входом я буквально столкнулся с каким-то невзрачным человечком, иначе не назовёшь, прогуливающимся туда-сюда. Он был в каком-то невыразительном сереньком пиджачке, стоптанных туфельках, а в руках он держал авоську с чем-то затрапезным. Весь его облик был таким же - невыразительным и затрапезным. Как будто бы он только что приехал на электричке из области в поисках чего-то съестного и прибарахлиться. Увидев меня, непредвиденно и неожиданно для него вышедшего из кафе, он, как мне показалось, поначалу как-то смутился. Я бы не придал этому никакого значения, но когда он склонив чуть набок голову, отчётливо для меня произнёс, - Машину мне, - я уже неотрывно наблюдал за его действиями. Не на прямую, а так, мельком, ничего не выпуская из поля зрения. В глубине его пиджака что-то тихо затрещало и буквально тут же из-за угла выехала "новая" чёрная волга ГАЗ-24 и подъехала к нему. Он сел в машину и закрыл за собой дверь. Машина оставалась стоять на том же месте, никуда не двигаясь. И что этот с авоськой делал в чёрной волге?
         
Автоматически мысленно связал все происшедшие на ВДНХ события: наши попытки попить, наше общение с девушкой экскурсоводом, раздачу нам стаканчиков с питьём, беседу с распорядителем выставки о нашей безопасности и пожеланиями хорошего времяпровождения, моё циркачество с обменом значков. Я стал понимать, что заглядывание мне через плечо во время несостоящегося обмена значками было довольно таки целевое и как оказалось серьёзнее, чем я себе представлял. До меня наконец дошла вся схема построения задачи, а уравнение со многими неизвестными нашло своё решение в подтверждении очевидного факта - стоящей передо мной чёрной машины. Грубо демонстрируя неприкрытую слежку, соответствующие службы как бы давали знать: Ты у нас на крючке! Я думаю, что их начальство не похвалило бы их за их непрофессионализм - быть замеченными. Хотя, похоже, что они "вели" нас от выставочного павильона до кафе инкогнито. Парочка, вступившая в контакт с американцами, а именно так это классифицировалось с точки зрения наблюдателей из органов безопасности, вызывала подозрение в шпионаже и измене родине, выделяясь среди нормальных лояльных советских граждан. Такова, я думаю, была общая установка и комитетчики, как их называли, следовали ей. Короче, в тот момент мы были объектами наружного наблюдения или попросту - оказались "под колпаком". А тот, невзрачный с авоськой, у нас не спросясь, в тот день был нашим ведущим и носил, скорее всего, офицерские погоны Комитета Государственной Безопасности.
         
Через некоторое время вышла Света. Как мог спокойно, попросив её не крутить головой по сторонам я ввёл её в тему реально происходящего. А затем мы не спеша пошли на остановку трамвая невдалеке, зная, что "хвост" следует за нами.
         
На душе было неспокойно. Трамвай номер один шёл на Никольскую Борщаговку, где мы тогда жили. Ехать было неблизко. Зайдя в трамвай, я намеренно занял место у заднего окна, чтобы стоя, обозревать происходящее сзади. По моим прогнозам, думал я, если они последовательны в слежке за нами, они намерены следовать за трамваем. Мои прогнозы подтвердились. Чёрная волга ГАЗ-24 неотступно следовала за нами. А я стоял у заднего окна трамвая и не отрывая своего взгляда в упор уставился взглядом в лобовое стекло их машины. Через несколько трамвайных остановок волга неожиданно свернула в переулок. Вместо неё из того же переулка одновременно выехала машина-газик с милицейскими опознавательными знаками и со скоростью трамвая не обгоняя и не отставая, останавливаясь за трамваем на остановках, следовала за нами. "Смена почётного караула", - подумалось мне. В то же время стало ещё более не по себе. Появление милиции могло означать только одно - скорый арест. Они наверное рассуждали так: их тайная слежка провалена, тоесть - обнаружена, значит, - время арестовывать голубчиков с помощью милиции и применять меру дознания в отношении их излишней подозрительной активности на выставке с американцами. Про себя заметил и поразился такой обширной разветвлённости сели контроля, наблюдения и слежки. Сколько к этому привлекается разного рода персонала, техники, машин?! И всё с одной целью - не допустить того, что не соответствует характеру системы, её устойчивости и живучести.
         
Милицейский газик ещё какое-то время следовал за нашим трамваем, а затем, где-то в районе площади Победы исчез из моего поля зрения. Или, я его потерял? По крайней мере, больше в тот день мы слежки не ощущали. Лень ли их стала нам подспорьем? Или служба позвала их на более важное дело? Кто его знает. Кто теперь разберёт. Некоторое время мы жили с неприятным ощущением тревоги. Потом и это забылось.
         
Прошло много лет. Вспоминается то время, но многое забылось, а память всё хранит тот эпизод. И, вроде бы, ничего страшного не произошло. Могло бы быть и хуже. Можете даже не сомневаться. Ведь любой, мало-мальки независимый поступок мог интерпретироваться, как покушение на святыни завоеваний социализма и его непоколебимые принципы. Власть знала, как это охранять и не давала никаких шансов для проявления вольнодумства, инициативы и своеволия с точки зрения её - власти, интерпретации. Критерии оценок взглядов на степень всякого инакомыслия до поры до времени надёжно находились в руках властьпридержащих и их хранителей...
         
В связи с этим мне вспоминается, как лет десять, до упомянутого случая, в спортивном студенческом лагере под Киевом, где я находился тогда на летних каникулах, переночевала, видимо подгуляв, молоденькая девица-американка из соседнего лагеря мединститута. Между прочим, сам факт нахождения американских студентов в нашей стране в то время носил характер сенсации. То ли девица перепутала лагеря, то ли она увлеклась каким-то молодым человеком - было неизвестно. Короче, провела ночь где хотела, что, видимо, было в духе свободного американского общества и тамошней молодёжи. Бог ты мой! Что здесь началось! На следующий день после того как это обнаружили, было проведено поголовное, тотальное и индивидуальное дознание всех, кто был замешан напрямую или косвенно в этом. Вызывался на дознание и я. Дознание проводилось начальником лагеря с особой, вспоминается, изощрённостью и предубеждённостью. Под подозрением находился каждый и все вместе, в случае возможного группового сговора. Ничего не знаю о результатах расследования. Всё, вроде бы, этим и ограничилось, расследованием тоесть. Однако, моему другу, участвующему тогда в дознании и не имеющего никакого отношения к этому - знаю точно, через несколько лет припомнили то дело и не выпустили за границу в составе стройотряда в одну из стран соцлагеря. Вот так, вот. Значит что получается: на каждого из нас было заведено персональное дело, которое пылилось в архивах и ждало своего часа. Часа моего друга оно дождалось...
         
Моя мама поведала мне только лишь в конце жизни под большим секретом о том, что когда-то, в незапамятные времена, её вызывали в "куда следует" по поводу получения ею наследства. Какого, от кого, в каком размере - она мне не сказала. Она даже не знала сама. Она даже не поинтересовалась об этом у тех, кто с ней говорил из "куда следует"- таков был страх, парализующий душу и из-за боязни быть жестоко наказанной. С ней могли сделать всё что угодно. В конце-концов, ей могли "пришить" дело в измене родине и связью с заграницей. Такие были времена...Каралось это очень строго. Произвол не имел границ. И в этом деле тоже. Боясь за семью и за себя, она отказалась от наследства, выразив своё полное недоумение в его возникновении и расписавшись в своём полном неведении, подписала при этом соответствующую бумагу - себе дороже. А там, играя на её чувстве страха, оформили соответственно её отказ от наследства. Что с ним стало?! Судьба наследства осталась неизвестна...
         
Вот, всего несколько эпизодов из жизни, которой мы жили. Всего несколько эпизодов из жизни в стране, где мы жили под надзором Всевидящего Ока и Недремлющего в то же самое время.
         
...И снова память возвращается к тому эпизоду, когда мы относительно безболезненно, влекомые по жизни идеалами справедливости и наивной безоглядности, по счастливой случайности избежали реалий её суровой действительности.

Мы ещё долго, в память о том, в буквальном и переносном для нас жарком, но всё-таки погожем летнем дне хранили, приколотую к стене большую цветную фотографию какого-то неземного моложавого красавца Джимми Картера - американского президента того времени в джинсах и с такой же голубоватой джинсовой курткой, переброшенной через плечо, стоящего посередине бескрайнего поля среди высоких колосьев пшеницы, вырезанную с лицевой обложки проспекта американской сельскохозяйственной выставки США.