Страдалицы

 Во время войны  первыми  с фронта  возвращались тяжелораненые.  У родных, близких была радость: вернулся кормилица, пусть даже и не полноценный, но живой. По состоянию здоровья они находили работу, государство оплачивало за инвалидность, и  в семье заметно улучшалась жизнь. Многие  получали  похоронки о геройской гибели отца, сына и брата и месте их захоронения или  извещения о без вести пропавших. За героическую гибель бойца отец или мать получали материальную помощь. У кого пропал без вести – таким не полагалось, потому что никто не видел, не знал, а если  знал,  тоже погиб и не мог уже рассказать, где душа солдата была в последний день на белом свете. Разорвался снаряд под ногами или утонул в болоте, танк раздавил, упал в ущелье, или взрывная волна засыпала заживо. Живые поделили принятую смерть солдат на геройски погибщих и пропавших, хотя для не вернувшихся домой она была одна.
 Закончилась война, вернулись все участники боевых сражений. И людей окружал почет и уважение, любой праздник – цветы, подарки, встречи с молодежью, в 60   лет – повышенная пенсия.
 В городах и селах воздвигались монументы в память павших, увековечивали их имена. Не забыло руководство страны и  тех, кто погиб и не оставил  «своего адреса»  поставив в Москве памятник Неизвестному солдату.
 Евдокия Ивановна Копанева, моя бабушка, сидела на завалинке. Рядом  играла девочка Валя, возраст которой нельзя было определить, кожа да кости, заостренный носик  и голубые глаза. Про таких говорят: еле-еле душа в теле. Это была моя  будущая мама.  Бабушка держала  носовой платок на коленях и постоянно  вытирала глаза, наполненные слезами. Плакала от  воспоминаний прошлых лет, память выхватывала  моменты, от которых было тошно на душе и щемило сердце .Только счастливое детство  было лучиком  и  когда его вспоминала чуть-чуть улыбалась.
Шел 1900-ый год, маленькая Дуня со старшим братом Якуней каждый день выполняли  родительские поручения, пока те  работали. Справившись с заданиями, они играли, сколько хотели.
 Семья была зажиточной, трудились, не покладая рук, от зари до зари. Подросший Яша стал  выполнять работу взрослых. В памяти осталось, как он с отцом объезжал лошадей. Сначала гоняли по кругу, надевали  на спину подушку, потом седло и уздечку, а  когда лошадь ко всему привыкала, отец подводил ее к сараю и сын с его высоты прыгал на неё.  Вечером Яков возвращался домой,  сидя  на покорённой лошади. Для несения воинской службы у каждого донца был единоличный конь, которого казак кормил, поил, ухаживал  за  ним,  тренировал  его, чтобы  тот  слушался  только  хозяина. Шло время, из подростка брат стал настоящим казаком и  готовился к службе. Грянула Октябрьская революция, потом началась гражданская война. Официальным призывом в армию никто не занимался, общество поделилось на белых и красных.  Какая часть заходила в станицу, та и забирала молодых для пополнения. В тот день, с утра, зашли красные. Сборы и проводы у Якова были  короткими, успел только обнять родных, и  его уже в станице не было. А  в обед родителям передали: в километрах семи был бой, часть, в которую попал Яша, разбита, езжайте и заберите  его тело. Жуткую картину боя родители не видели, но после похорон сына, мама рассказала Дуне, что и они с отцом ели уцелели. Белогвардейцы позволили забрать погибших, а когда обоз проезжал мимо привязанного табуна, собранного с поля боя, отец увидел коня Якуни. Иван, так звали отца, подошел к охране и попросил отдать верного Яшиного друга. Белые заклацали  затворами, заорали, что плохо воспитал сына и стали угрожать расстрелом. Конь, почувствовав родной запах, стал рваться с привязи, бить копытами, весь вид его говорил: не оставляйте меня, заберите! В глазах у животного стояли слезы... Долго ещё слышалось прощальные ржания… Это была первая потеря мужчины в семье моей бабушки. Вторая  была не за горами. Умер папа. Потеря сына подорвала его  здоровье. Без мужчин захирело с таким трудом нажитое хозяйство.
  Пришло время, засватали Дуню,  свадьбу отметили скромно.
  Родился сын Алексей. Последующие неурожайные друг за другом годы породили небывалый голод. Андрей, отец Алексея, ложился и вставал  с одной мыслью: чем сегодня кормить семью? Есть было нечего. Услышав, что земляки собираются на юг обменивать одежду на продукты, уехал  с ними и не вернулся, заболел тифом и умер на чужбине. Жить стало еще труднее. Каждый день голодная смерть дышала в затылок…
  В семье появился мужчина, бабушка второй раз вышла замуж за Александра, моего деда. Был он на все руки мастер и семья пошла в гору. В  1928-ом  появилась  мама. Подросший Алексей уехал работать в город Котельниково. Перевыполняя норму  на производстве, был на хорошем  счету, портрет  его  висел  на  Доске  почёта.
  Грянула война и перечеркнула мирные планы людей. Призвали на войну  мужчин.  Бабушка с  мамой перебрались жить в землянку  Алексея, чтобы   ждать  сына и мужа. Но одна за другой с фронта   пришли извещения, что они пропали без вести. Двойной удар подкосил здоровье  Евдокии Ивановны.
  Наши войска отступали. К городу приближался враг, на подступах  гражданское население рыло траншеи, окопы, делали всё, чтобы фашисты не смогли прорваться к Сталинграду. В один из таких дней начался воздушный налёт. Взрывы авиационных бомб и сбрасываемых пустых бочек создавали кромешный ад. Люди бросались в укрытия, а бабушка, боясь потерять последнего родного человека, переборов свой страх, побежала в город. На повороте, со всего бега она упала в кучу солдат, минуту назад,  разорванных снарядом.  Вся  в крови, перед глазами дергались в предсмертных конвульсиях тела ещё живых людей. Дико закричала, веки задёргались, начался нервный приступ. В одну секунду Евдокия Ивановна стала инвалидом на всю оставшуюся жизнь
  Воспоминание терзало  душу,  состояние было, хоть живой в гроб ложись, одно удерживало – дочь. Повседневные поиски  еды отвлекали на короткое время от мёртво приклеенных мыслей
 - Чего задумалась, Дуня?- спросила подошедшая соседка Настя.
- Да как тут не задумаешься, хоть дверь не закрывай: все равно брать  нечего,  второй день ни одной крошки во рту, терплю. Но как Валя  терпит, поражаюсь?!   
 - Слышишь, Евдокия, мы  узнали, есть поле, километра два от железной дороги, на котором  осталось много колосьев, можно подобрать. И с машинистом Захарычем  договорились, он остановит паровоз и назад заберёт. Поедешь?
 Дуся заплакала:
 - Спасибо,  хоть есть нечего, но  не поеду, у меня часто приступы бывают, и  не хочу, чтоб из-за меня у вас сорвалось такое дело. 
Взгляд соседки остановился на девчушке:
 - Может Валюха поедет? Хоть что-нибудь да привезет. А?               
 Евдокия посмотрела на дочь и еще сильней заплакала. Ну как живого скелета можно посылать на работу, смотреть жалко. Девочка, слышавшая разговор, подошла и сказала               
- Поеду, мама, или мы умрем.
Выбора не было, нашли мешок, Анастасия взяла Валю за руку  и они пошли к железнодорожной станции. Доехав до поля, Захарыч остановил паровоз и  предупредил:  здесь стоять нельзя, но как обратно буду ехать – просигналю. Сразу бегите, ждать никого не буду. Женщины, предвкушая добыть себе еду, побежали к полю. Работа Вале была под силу и в радость. Она представляла как дома  мама похвалит, как сварит зёрнушки и как они наедятся!  Горсть за горстью  складывала колосья в мешок и когда тот был наполнен чуть больше половины, раздался гудок. Бабоньки, кинув  мешки на спину, побежали к железной дороге. Девчушке взвалить мешок на спину сил не хватило, и она потащила его волоком. Протащила метров сто, подкосились ноги, пальчики разжались и она упала. В худеньких ручках никаких сил не было. Она посмотрела на женщин, укладывающих свои поклажи на паровоз, села на мешок и заплакала от бессилия. Желание накормить маму не получилось.  И остаться в степи одной было страшно. Уложив свой  груз, Настя позвала Валю, никто не отозвался. Переведя взгляд, увидела в поле сидящую на мешке  сгорбленную детскую фигурку. Внутри у неё ёкнуло, не думая о последствии, соскочила с паровоза.
-  Захарыч ! Что хочешь со мной делай, но я побегу, - и бросилась на помощь. Захарыч  и слово не промолвил, хотя сильно рисковал, но Настин  поступок в душе одобрил.    
Кончилась война. Вернулся мой, двоюродный дед. Его помощь спасла от голодной смерти  бабушку и маму и они всегда об этом  с благодарностью вспоминали.
Бабушка пыталась найти своих мужчин, писала в различные инстанции, но без результата. Шли годы, отдаляя события от прошедшей войны, появлялись новые семьи, в одной из  них  сначала родился  я, Володя, затем сестрёнка Женя. Семья была дружная, царил мир и лад, за исключением жалоб сестры маме, что бабуля больше любит меня, а не её. Может, она и права была, ведь бабушка, обнимая внука, обнимала своего погибшего сына. Её не растраченная любовь  и моя к ней была взаимной. Я часто вспоминаю, как её сухенькая ручка дает мне копейки.  Эти  копейки мне были дороже миллионов.
Когда первый раз прозвучала песня «Алёшенька сынок», бабушка навзрыд плакала и говорила, что это про ее сына поют.  Мы  бегали  выключать  радио, едва  заслышав  песню  про  Алёшу, чтобы  лишний  раз  не  разбередить  израненное  сердце  родного  человека.
Ушли годы, бабушки уже давно нет, мама умерла недавно. Рассказчиков о тяжелом времени, пережитым моими родными, больше нет. А боль за них, за страдальцев, получивших известия о  потери отца  и  сына, у  меня  с  сестрой  навсегда останется в памяти. В  их честь мы назвали своих сыновей.
Попытка найти родственников в наше время  тоже не удалась. Всё кануло в небытие. И ни одна тысяча семей нашей страны имеют схожую историю. И я хочу  от  себя  и  от  них  поклониться  и сказать трижды: « Слава вам, погибшие и не имеющие своих могилок, к которым никто никогда не придёт и не возложит букетик цветов! Дважды слава погибшим, на могилках которых стоят обелиски и высечены на веки их имена! Слава вернувшимся с фронта живыми и людям, ковавшим победу в тылу! Слава тем, кто дал жизнь защитникам Родины, не требовал и не просил взамен ничего!».




                30.12.2015     В. Копанев
.