Безмолвие любви

Аннотация: Убийца пленившийся звуком флейты, но не видящий лица. Музыкант подозревающий о визитах незримого гостя. Они остаются невидимками - островками души друг друга. Однако связавшее их именуется кармой: жестокой и необратимой. Притяжение неумолимо. Убийца не способный убить свидетеля, безголосый флейтист жаждущий собственного убийцу. Предсказания начинают сбываться. Их встреча предопределена судьбой, она обозначает конец жизни. Неужели им придётся умереть?

примечание: эксперимент и попытка косить под японскую стилистику. Для любителей красивых словесных кружев и метафор - включить музыку природы: дождь, флейта.


Осень прокралась в сады Хеана незаметно, трогательной нежной поступью глициний и хризантем. Пришла в шелесте дождя и шорохе тростника - прекрасная девушка в алом кейто, украшенном лиловыми колокольчиками. Флейта Тейко воспела её приход.
Сидя на крытой террасе, со скрещенными ногами, рыжеволосый подросток похожий на тощего журавля, загипнотизированно созерцал серебряные струны, что звенели от небес до земли, рождая гром.

Ливень сминал уставшие пионы, серебрил каплями нежные камелии, равномерно барабанил по крыше дома стекая струйками в водосток, переливался трубочной музыкой, заставляя колышки бамбука стукаться друг о друга выпуская излишек влаги в пруд, оплакал отцветающие лилии. Осень-куртизанка танцевала на загривке ветра и сеяла влагу через солнечное сито, раскачивая тонкими пальцами головки горделивых гортензий и пёстрых астр; вышивала водоём прозрачной пряжей и кружилась, размахивая крыльями печаль–травы, предвещая влюблённым скорую дорогу и неизбежную разлуку, а может обещание новых встреч…
Зийон хотел бы встретиться… однажды…
А легкомысленная стихия, не ведая печали, колыхала золотисто–алые покрывала, украшала листья клёнов влажным кармином, встряхивала гибкие ветки гинкго.
Спрятавшись под навесом крыши, промокшей птицей, убийца слушал умиротворяющие переливы свирели.
Дом дышал, заполненный людьми, разнообразными запахами, разговорами - долетающими отголосками чужой жизни. Зийон прокрадывался вором, манимый блеском далёкого сокровища, но не смел свершить похищения. Мечта убийцы находилась от него в десяти шагах. Стоило пожелать, выйти из укрытия, взять… Он не желал, позволяя неизвестному музыканту будоражить воображение, а себе - насладиться концертом.

Три месяца назад, возвращаясь с задания, Зийон решил сократить путь и перебирался крышам старого квартала. Шептала ночь. Облака украли луну. Убийца проскальзывал призраком, летел и… Споткнулся в воздухе, разбившись о нежный звук. Флейта призвала мужчину, окликнула тихой грустью, заставив остановиться, а затем перебраться через стену, выбеленную извёсткой. Обычный дом чиновника средней руки. Маленький садик, полный лилейников и фиолетовых ирисов. Спрятавшись в тени померанцев, убийца пленился игрой… И с тех пор усталой тёмной бабочкой прилетал в поместье господина Абэ но Шимори, ища приюта в лепестках хризантемы, поселившейся в дудочке неведомого музыканта. Зийон не знал, кто играет его печаль, тоскуя в темноте о любви. Кто нашёптывает сердцу, столь сладко, что душа замирает неведомой мукой и дрожит, обратившись в ноты.

Эта ночь, что черна, словно черные ягоды тута,
О, пускай никогда не проходит она!
Так мучительно ждать мне до ночи тебя,
Каждый раз уходящего рдеющим утром!
(с) песни западных провинций.

Флейта издала резкий стон, вплетаясь в струи дождя, закричала: «Зииии - оооон!» - рождая порыв сорваться с места, спрыгнуть и подбежать, ответив: я здесь!
"Ты здесь?" - "Я здесь!" – перекликаются цикады. Дождь спугнул насекомых, заставив замолчать. Убийца не сдвинулся с места, остался в укрытии. А дудочка дразнила: Зийон… Зийон.
Туча просветлела, ливень продолжал идти, выбивая лиственную дробь - омывая душу, унося печали и сомнения.
"Где ты?" – "Я здесь!" - крылышки сверкающих светлячков звуков. Облетают пионы, оплакивая грех лепестками. Зийон не нуждался в прощении, но может подсознательно жаждал покоя. Флейта дарила умиротворение - спасительный островок кристальной чистоты, молитва, приносящая мимолётное забвение. И убийца, давно утративший жалость, не содрогавшийся от собственных злодеяний, закрывал глаза, околдованный очарованием мгновения осени. Неведомая тайна, иллюзорная, хрупкая. Страшно прикоснуться, разрушить.
Дудочка смолкала, баюкая тишину паузой размышления, позволяя робким цикадам очнуться и заговорить разом, ударяя в трещотки, пиликая скрипками. Что им песни людей? У них своя музыка – весь мир. Перешёптываются духи, раскачиваясь в дрожащих лодочках листвы, перемигиваются со звёздами.
Музыкант медлил, но затем уходил, тихим вздохом знаменуя конец представления, а призрак смерти исчезал никем не замеченный и незримый; растворялся в темноте молчаливой тенью, не потревожив покой и не причинив несчастья, оставляя господина Абэ но Шимори и его домочадцев в благополучном неведении относительно опасного соседства.
По Хеану ходили слухи о загадочном наёмном убийце, способным летать по воздуху и оборачиваться лисицей в полнолуние. Никто не видел лица оборотня, но легенды шептали, что Лунный ветер предвещает смерть. В ночь, когда облака закрывают луну нельзя оборачиваться на шорох теней, надо закрыть глаза и стоять неподвижно. Призрак, не оставлял свидетелей, когда приходил собрать жатву.


Дождь закончился. Тейко отложил свирель и неподвижно застыл на террасе, продолжая смотреть на последние срывающиеся вниз капли, текущие ручейки. Робкое солнце пробившись из–за тучи, окрасило вечер алым золотом. О чём думал мальчик, погружённый в собственный транс? Сирота взятый на воспитание в дом господина Абэ, не знающий собственных корней: ни отца, ни матери. Молчаливое порождение злых духов, принёсших иноземное дитя с серыми глазами цвета речной гальки, в страну, где не существовало подобных ему. Люди оборачивались вослед, показывали пальцами, называя демоном. А может он и правда был демоном? Кто знает. Спросят - Тейко не ответит. Чужак не говорил, тем не менее, господин Абэ но Шимори жалел найдёныша и заботился о нём ничуть не хуже, чем о законном наследнике. Стоило ли печалиться?
Тейко приложил флейту к губам, и весёлая трель кузнечиков разнеслась в траве, но Лунный ветер не слышал её, улетел несомый собственными заботами.

Топит память разлука паводком дней,
О любви невозможной тоскуя,
Ветер флейтами выплакал горе - очей,
Лес бамбуковый нежно милуя.
Так и ты…
Прикоснись ко мне пальцами снов,
Что исчезнут в неверном рассвете.
Распевают цикады, тревожа любовь...
Я здесь. А где ты?

Приближающаяся зима ободрала листву, и одинокие голые дни складывались бесконечными дорогами ветра, горными перевалами, налетающим снегом, и ночёвками где придётся. Срочный заказ вынудил Зийона покинуть столицу и перебраться в западную провинцию, без срока давности. А переливы флейты звенели незамерзающими родниками лесов, дрожащими иголочками сосен, рассыпались морозными туманами. И некогда было Зийону проведать дом господина Абэ но Шимори, послушать своего сладкоголосого соловья. Может он улетел на рассвете, уехал из поместья - неизвестный флейтист подаривший осколки счастья, тому, кто не заслуживал человеческих радостей.

Летит ветер смерти, не ведая дорог, безразлично сметая препятствия на своём пути. Бесприютный странник «никто», окутанный облаком чужой печали. В какую бы сторону не подул – принесёт лишь горе и страдания, ибо ни милосердия, ни жалости в нём нет.
- Шшшшшшш. Беги – беги – не убежишь. Шшшшшшшш.
Озаряет небосклон холодная луна, склоняет к воде безучастный лик. Нет ей дела до чужих отражений. Сплетничают ивы, но не выдадут тайну, не расскажут никому.
Ходит-бродит по миру мертвец: землю обнимет, травой укроется, и ничего не доверит небесам, смотрит слепо. Не принадлежит он миру живых, а мир мёртвых от него отвернулся. И не живёт он, вор - крадущий жизни, существует на пороге между снами и явью, не видя снов: ни цветных – ни чёрно–белых. Лица убитых не придут потревожить покой, и сколько бы не взывали несчастные души к отмщению, справедливости не существует. Бог молчит, а предсказания в храмах бессмысленны и не дают ответов.

« - Три полога опустишь - две жизни оборвёшь, а третья станет твоей…»
Жрец и сам не знал, что это обозначает. Напуганный приходом смерти, он желал, чтобы Зийон ушёл, и забрал свои деньги. Проклятые деньги – жрец не взял.
Может у него правда был дар? Старый, сморщенный от времени провидец с рисунками пятен и морщин на пергаменте кожи; древний как храм предсказаний, где Зийон решил искусить судьбу - бросить кости и узнать будущее. Убийца явился выполнить заказ, и старик понял, что перед ним - смерть. Не понял, что она пришла за ним. Люди до последнего цепляются за надежду, а стоящие одной ногой на краю могилы, не спешат ставить туда вторую. Говорят, старики хотят умереть. Врут. Старики ценят жизнь, это молодым до неё дела нет. Молодость глупа.

Тают жёлтые свечи, капая слезами воска, дымят курильницы, истаивая последним дымом. Бронзовые двери тяжелы, но легко поддались напору; когда Зийон уходил, спускаясь заросшими травой ступенями, оставил их открытыми, приглашая зверей и птиц на трапезу. Никто больше не придёт в осквернённый храм. Смерть посетила его, забрала свою жатву, не оставив следов, призвав запустение.
Ступени, поросшие бурьяном, истёртые от времени, с разбегающимися трещинами, заполненными мхом и травой. Сочащиеся страхом глаза жреца…
«- Три полога опустишь - две жизни оборвёшь, третья станет твоей…» Предсказания врут.

И плачет флейта, бередя тоску, не в силах подарить забвение одиночеству.
Искусен музыкант - знаменитый флейтист, выступающий на подмостках театральной сцены. Объявления пестрят свежей краской, приглашая послушать игру гения столетия. Собравшиеся на концерт ценители не ждут зрелищ. Единственное зрелище - мужчина средних лет в добротном наряде. Пятно света в темноте сцены. Стул, подставка для ног. Игра дрожащих теней. Музыка заполняет атмосферу, трогательными нотами. Кто–то расчувствовавшись льёт слёзы. Убийца выходит из зала, не дослушав и до середины. Всё не то… Где ты, соловей?
- Зийон… Зийон, - трещит сверчок в ночи. - Зийон…
И нет ответа, нет привета… Зийон, не скоро вернётся назад.


Как до небесных облаков ладонью далеко
Так до тебя…
Но пусть страдаю от разлуки,
Взамен твоих - чужие руки
Не станут изголовьем никогда! (с)



Ветер шальной сминает тростник. Бесконечные равнины. Никто не встретит, никто не проводит. Летят в ночи безмолвные трудяги светлячки, тащат фонарики душ. Умирают ирисы на болоте, тонким ароматом памяти.
Под ногами хлябает грязь и приходится прокладывать дорогу палкой, чтобы не попасть в топь… Шумят кроны деревьев, стволы мелькают от быстрого бега – короткие остановки. Сменяют друг друга леса и поля, многочисленные сёла и незнакомые изгороди, белеющие извёсткой. Качаются насмешливо ветки померанцев и жасмина, шепчут драгоценными воспоминаниями. Садик соловья далеко, а ветер запутался в крышах чужих домов, заблудился, не ведая дороги домой. Дома нет. И нет ответа – нет привета… только серая безликая тоска. Приходит по ночам, накатывает волнами залива «Отверженных». Пахнет пепелищем пожара и обгорелым мясом человеческих тел, кровью…
Был клан богатый и процветающий, влиятельный род князей Отомэ, считающих себя неуязвимыми за высокими стенами. В одну ночь не стало клана, от поселений остались одни развалины. Наёмники Инчу, совершив удачный набег, вырезали всех, не пощадив ни старых – ни малых. Война за территории велась повсеместно и земли императора занимали лишь малую часть, остальное принадлежало свободным феодалам провозглашающим себя правителями, не понимающим, что разрозненность и междоусобица ведут к войне. Мать спрятала наследника запихав в выгребную яму, заменив сыном служанки, согласившемся пожертвовать собой ради принца, взять на себя удар клинка… С тех пор иногда мерещился Зийону запах дерьма.

Убийцы ничего не чувствуют, ни боли, ни страданий. Выбирая ремесло - выбирают судьбу, а месть - лишь отговорка. Смерти не требуются причины, она не ведает причин. Бессмысленное занятие сожалеть о прошлом. Он ничего не мог изменить. Однако, что–то необратимо изменилось в душе самого Зийона, разбилось вдребезги, осыпаясь хрупким стеклом иллюзий застилавших прежде глаза разума. Идеалы, убеждения, уверенность в собственной значимости и богоизбранности – всё превратилось в пыль. Он увидел ничто, и понял как выглядит смерть. Он сам стал никем. Исчезла сдерживающая оболочка, отделяющая добро от зла. Стёрлась грань. Он больше не знал, для чего живёт и зачем. Утративший прошлое, отрезанный от будущего. Зийон искал ответы. Меч не подсказал путь, но стал одной из выбранных дорог в бесконечном лабиринте, сколько бы он не пытался, он никогда не сможет вернуться домой, существуя в мире лишённом значимых ценностей.
Совершив первое убийство, женщины из клана Инчу, он не испытал эмоций, словно выполнил необходимую работу и ощутил мимолётное облегчение, как если бы просто покончил с формальностями или обязательствами наложенными долгом крови.
Но свершая месть за родных, Зийон знал: честь не играла ни малейшей роли в принятии решения. Он просто двигался по инерции, став частью кармы, одной из возможных ветвей причудливой судьбы, где он мог заниматься чем угодно - сажать рис, например, или заняться торговлей, он мог стать воином, а мог обзавестись семьёй и возродить былое величие, но заглянув в глаза смерти, выбрал смерть, и желал прикасаться к ней снова и снова, постигнуть сакральную тайну бытия, открывшуюся мальчишке, два дня просидевшему в выгребной яме.

Роя могилы сородичам в мёрзлой земле, мальчик не испытывал страха или уважения по отношению к мертвецам. Мёртвые мертвы. Оболочки из разлагающейся плоти и застывшей крови, не имели ничего общего с теми людьми, которых он когда–то знал, уважал и любил. Он не испытывал горя. Просто необходимость. Может на самом деле он умер и стал призраком, только не ведал об этом - живой труп. Иногда Зийону казалось, что в яме он похоронил самого себя, среди множества знакомо–незнакомых тел, смешавшихся друг на друге конечностей, грязных, окровавленных волос, лиц - закидал останки прежнего Зийона дёрном и привалил камнями, чтобы звери не добрались.


«Три полога опустишь… две жизни заберёшь…»
Он забрал гораздо больше и счёта не вёл. Первый или последний – ничего не изменится. Переступив черту, он не мог повернуть назад и остановиться, отказавшись от выбранного пути, для этого бы потребовалось нечто гораздо более глубокое, чем раскаяние. Нечто, что могло бы перевернуть Зийона или вывернуть наизнанку, вытряхнув из самого себя. Он не раскаивался, он просто не мог, изредка позволяя себе разве что тень сожаления, не о загубленных душах - собственном одиночестве. Он тяготился им иногда, а в последнее время, всё чаще и чаще, но всё к чему прикасается убийца – будет разрушено.
Зийон не мог завести семью, сблизиться с кем–то. Любые связи и отношения слишком опасны, для человека его профессии. Наёмник живёт на острие. Он не боялся смерти, был готов к тому, что однажды кто–то придёт по его душу, но не желал подставлять под удар нечто дорогое для себя, пережить потерю семьи во второй раз. Зийон не осознавал собственный страх и свою от него зависимость, боязнь испытать душевную боль, привязаться к кому–то настолько сильно, чтобы дрожать от мысли о смерти. Он бы рассмеялся от удивления, сообщи ему кто–то, что бесчувствие - следствие перенесённого шока и потери.
Да он и не жаждал отношений, лишь иногда под утро, выпроваживая очередную шлюху прочь, ощущал сосущую пустоту внутри.
Съёмная комната. Несколько убогих дней в грязи и тесноте, где никто не спросит имени и не вспомнит лица.
Выполненный заказ. Снова дорога. Безголосый лик луны над головой. Никто не встретит - никто не ждёт.
- Зийон… Зийон… - насмехается соловей.

Тенью безмолвной таишься в ночи, думая, что не замечен,
Спрятал от полночи месяц ключи, тайной окутав встречу.
Голос немой заменит свирель, тихим окликнув призывом.
Ветер шумит в золотистой листве...
Что померещилось мне?

Узелки недель складывались в месяцы. Призрак не приходил и Тейко перестал верить. Может заблудшая душа нашла упокоение, и решила не тревожить музыканта. Кто знает, о чём думают духи. Их не терзают мирские заботы. А что у них на уме?
Он ощущал чужое присутствие и играл, скрашивая закат. Волновал темноту переливами звуков, делясь сокровенным собственного сердца. Что может одно сердце рассказать другому? Призрак приходил и не решался раскрыть убежище. Робкий гость, не ведающий о том, что выдаёт себя запахом померанцев. Тейко напрасно обыскивал дом, ища следы чужого присутствия, их не существовало. Может ветер прилетел на жёрдочку послушать песни дудочки, а наслушавшись, улетал гонять облака. А может Тейко придумал себе образ любви, вот и мерещится в бликах листьев всякое, что не существует на самом деле, но если бы существовало…
Шестнадцать лет - пора любви. Девушки в поместье засматривались на Тейко украдкой, и торопливо отворачивались, не одарив и тенью улыбки. Улыбки и внимание предназначались наследнику, а приёмышу, слуги предписывали несчастия и дурные предзнаменования. Жена господина Абэ но Шимори не уставала твердить, что от мальчика необходимо избавиться. Старший брат по наущению мачехи изводил насмешками, не забывая напоминать Тейко, что он зависит от чужой милости, и не стоит обольщаться расположением отца, собака должна знать собственное место. Только господин Абэ оставался неизменно добр, проявляя расположение и снисходительность.
По воле господина, найдёныш получил прекрасное образование и все необходимые аристократу навыки. Обучался владеть мечом, но к радости и злорадству брата, не делал больших успехов в воинских науках. Музыка и литература занимали воображение мальчика сильнее оружия. К игре на флейте у него открылся настоящий дар. Господин но Шимори обдумав, заметил, что возможно Тейко стоит развивать подобные навыки, способные пригодиться в будущем. Будущее приёмыша представлялось туманным, тревожа господина Абэ неопределённостью.
Он ходил гадать, но жрецы предсказывали странное: видели знак смерти, а трактовать не могли. Сильное покровительство сулило множество несчастий, ведущих к гибели, благосклонность монаршей особы ожидает Тейко, но добра от неё не стоит ждать. Возможно мальчика не стоит представлять ко двору, карьера придворного не для него.
Наедине жрец сказал, что Тейко следует быть осторожным; советовал воздерживаться от вина, не дарить шлюхам цветов, не возжелать чужой жены и не играть на флейте по ночам - нечего привлекать духов. Любопытный Тейко привлёк… да только дух улетел. А ведь говорят умершим ведомо и прошлое и будущее. Призраки обладают даром читать мысли, вот и расспросил бы Тейко неуспокоенную душу, где находится страна рыжих людей, и правда ли что демон был его отцом, а лисица матерью?


Вослед за осенью пришла зима, заставляя жечь уголь в жаровнях и носить тёплые безрукавки подбитые мехом.
Тейко лепил снежки в саду, создавал фигурки и относил порадовать служанок. Лепить у него получалось здорово, не хуже чем рисовать. Девушки восторженно ахали. Жаль недолговечны снежные зверюшки – быстро растают обратившись водицей. Снег в Хеане выпадал очень редко, моментально исчезал, но если задерживался, становился настоящей радостью. Аристократия устраивала зимние игры и забавы. Двор императора выходил любоваться снегом, пить горячий чай на открытой террасе, но в основном зима знаменовалась небольшими заморозками и стылым серым небом.
Облетали с деревьев листья, торчали уныло пожелтевшие травы и тростник-сусуки сиротливо кланялся прохожим, как нищий выпрашивающий подаяние, только вечнозелёные сосны и померанцы радовали глаз, не сдавались зиме. Голые ветви камелий дрожали на стылом ветру, раскачивались рыжие фонарики неубранных физалисов. Зимой сад легко просматривался, может потому призрак не желал прилететь.




Тейко стоял на мостике в саду и смотрел на чёрную зимнюю воду, свистел на дудочке, подманивая уток манком, кидал в пруд кусочки лепёшки, подкармливая мандаринок и золотистых карпов. Служанка Кими прибегала посмотреть, приносила остатки ужина делясь рисовыми колобками. Они ели на пару и любовались зимой. Закутанный в тёплую меховую безрукавку, в светлом кейто, украшенный падающими снежинками Тейко был чудо как хорош. Только боялась Кими признаться молодому господину, в своих чувствах. Больно дивен обликом он был: лицо - белая луна, расцвела в алом облаке волос. Кими нравилось. Нравились серебристые в форме миндаля глаза, цветущие и переливающиеся хризантемами, нравились рыжие пряди, стянутые в хвостик, и изогнутые коричневые брови вразлёт. Тейко был высок, строен, с грудью натянутой тетивой лука, и рядом с ним Кими ощущала себя маленькой птичкой. Любовалась широкими запястьями, грелась в молчаливой доброте приёмыша, и терпеть не могла сына хозяина, надменного лютого волка, что вечно задирает и обижает господина Тейко, зная, что рыжий журавль не ответит. Ах, как бы хотелось Кими услышать его голос. Верила она, что окажется голос не хуже волшебной свирели. Не говорил Тейко, но Кими всё с полувзгляда понимала. О ком тосковал господин Тейко, окутанный безмолвной грустью? Кими хотелось бы верить, что иногда он думает о ней. Когда Тейко смотрел на служанку, глаза его лучились драгоценными жемчужинами. Знать оттого и злился старший сын хозяина, лаял псом и хулил Тейко. Может и побаивались люди рыжего найдёныша, да только на всю округу нет юноши прекраснее. Наследник Айдза и луночки ногтя его не стоил. Вечно гуляет в компаниях наглых, бесцеремонных юношей, пьёт вино и посещает куртизанок, доставляя господину Абэ сплошные хлопоты и неприятности. А чуть что, сам за себя не ответит, сваливает всё на других, да за юбку матери прячется. Не таким должен быть будущий глава дома, совсем не таким.



Не прилетел призрак и весной. Навсегда забыл сад господина но Шимори. Подули южные ветра принося тепло и запахи жизни. Зазеленела трава, а землю украсили первоцветы. Раскрасился садик крокусами и весёлыми лимонниками. Напрасно Тейко звал и привечал вечера, выдумывал разные глупости. Расцвели розовые вишни и сливы покрылись нежным молоком изящных цветов, разливая в воздухе благоухание. Померанцевый ветер выветрился из памяти. Высохла любовь на солнышке мокрой лужицей и не прилетят в ней купаться воробьи.


Словно в бездне, среди скал,
Белоснежный жемчуг дорогой,
От людей скрываю я любовь.
И пускай погибну от любви,
Людям я не назову тебя! (с)


Новый заказ, петли дорог - бесконечный лабиринт, ловушка без выхода. Насмешливая россыпь бледнеющих звёзд в небесах. Луна опрокинула кадку с горохом и залила молоком рассвета.
Невинно убитые души попадают в рай. А заслуженно убитые? Может убийца орудие бога?


День сменяет ночь, ночь уступает дню. Хеан – символ волнения и перемен.
Лунный ветер торопился в столицу и летел без остановок, спеша на встречу с заказчиком, но понимал – соскучился по любимой дудочке.
Больше пол-года прошло с момента отъезда, а чужая флейта не выходила из памяти. Придуманный образ – островок души. Прихоть.

Скоро солнце высушит весенние ручейки, на деревьях появятся почки и прорежется первая листва. Придёт сезон любования цветами. О чём споёт неведомый музыкант, приветствуя цветение вишни?
А ноги ускоряясь бегут быстрее - рвутся домой, и разбивают подошвы подсохшую на солнце грязь, вычерпывая сандалиями лужи.
Чирикают птицы. Зийон останавливается послушать.
«Соловей мой, соловей. Золотистый соловей».
Стоит ли искушать судьбу? Пытаться выпросить у неё милости, недозволенное счастье?
Душа убийцы - чёрная яма без дна, полная скрытых чудовищ. Не жизнь - тень жизни.
Улыбка на лице – застывшая маска. Множество масок - фальшивых лиц. Нет внутри истины. Насмешливый блеск в чёрных глазах, ироничное выжидание – отражение поверхности зеркала. Блестящие ничего не выражающие пуговицы - шёлковые пуговицы, лишённые зрачка - зрачок сливается с радужкой и не различишь. Смерти забавно смотреть на людишек. Кто поймёт, о чём думает смерть, есть ли у неё мысли, желания? Способна ли она чувствовать, или только смотреть на мир слепым отражением? Не заглянешь внутрь, не узнаешь: что там на дне?

Хеан не изменился, приветствуя привычной суетой и кипением жизни. Всё те же дома, каменные мосты, узкие запутанные улочки, утопающие в растениях. На окраинах грязь и нищета, а в центре дворцы и роскошные сады.
Посредник не подвёл - дельце намечалось выгодное. Впрочем, иных не предлагали. К Зийону обращались лишь в сложных ситуациях, ценили как профессионала.
А ведь пожелай он, всё могло сложиться иначе. Посредник не оставлял попыток, уговорить Зийона примкнуть к семье Оэ – стабильный заработок, заказы, отсутствие конкуренции. В провинции Тисё и на острове Отверженных власть императора не распространялась, принадлежала феодалам и семья Оэ не забыла о том, что он единственный наследник клана Отомэ. Он сможет жить совершенно спокойно, не опасаясь мести и нападений. В конце концов, при желании он может заниматься чем угодно, вассальный долг его семье никто не отменял.
Месть и нападения заботили Зийона куда меньше, чем присутствие контроля, подчинение законам и правилам. После нападения Инчу - он потерял всё. А мистическое наследование, как и сказочки про вассальный долг Оэ – пыль и чушь собачья. Младшая семья лишь желала соблюсти формальности чести и не более того. А по итогу, кишка оказалась тонка связываться с Инчу. Пока его родных вырезали, Оэ как крысы отсиживались за стенами. Никто не прислал армию на помощь, врали, что не увидели сигнал бедствия и ни один гонец до них не дошёл. Очаровательная история оставшаяся в прошлом.
Зийон не злился на посредника обязанного уговорить упрямца любой ценой, расписывающего красочные перспективы.
Убийца давно утратил подобные эмоции. Просто бесполезная затея. Зийон работал исключительно на себя и полагаться привык на собственный меч – единственное, чему мог доверять в этом мире. Сталь куда надёжнее дружбы, от неё не приходится опасаться предательства или ждать удара в спину исподтишка.
Зийон устал повторять – он не вернётся, но посредник не уставал спрашивать – вдруг передумает. Вода камень точит, а покровительство и помощь влиятельных людей на дороге не валяются. Стоит поразмыслить об этом на досуге. Господин Оэ настолько высоко уважает и ценит господина Отомэ, что целое поместье подарил вместе со слугами. Зийон мог бы не упрямиться и уважение проявить, нанести визит из вежливости, раз о дружбе и родственных связях совершенно забыл. Неужели отплатит за добро чёрной неблагодарностью? Разве не помнит он, кто в трудные времена дал сироте приют и обучил боевым искусствам семьи. Они не забыли о том, что принц Отомэ предложил взамен на свою свободу, и разумеется претензий нет - долг уплачен с процентами, но почему бы кроме долга не подумать об иных материях. Раз у него нет амбиций, отчего бы просто не вспомнить о семье. Неужели кто–то в клане относился к нему недостаточно уважительно или оскорбил? Существуют вещи связывающие людей помимо долга. Он всегда может вернуться домой. В конце концов, сколько можно вести жизнь перекати–поля? Он не мальчик, ему двадцать три года. Пора обзавестись семьёй и возродить былое наследие. Старший сын Отомэ стал наёмным убийцей - уму непостижимо. Князь Оэ желчью харкает, от одной мысли, все его покойные предки в гробу переворачиваются.
Не добившись реакции, посредник вздыхал раздосадованно, но каждый раз повторял старую песню на новый лад, иногда добавляя ноты от себя.
- Слухи ходят, странный мор напал на клан Инчу. В клане шутники бают «Лунная болезнь» приключилась.
Убийца молчит – слушает.

Вежливое внимание, ласкающее самолюбие посредника. Впрочем, они слишком давно знают друг друга, обмануть не получается – Зийон не высказывает интереса к сказанному. Посредник не видит выражения - смерть не показывает лица, тем не менее, взяв заказ Зийон доволен получить причитающееся.
Весёлый звон монет – крупный аванс.
А зачем они звенят самому непонятно.
Зийону безразлична роскошь привязывающая к страстям. Смерти страсти неведомы. Он богат, а толку от богатства? На себя при всём желании не истратить, а завещать наследство некому: нет ни близких, ни родни, разве что навязавшаяся семья Оэ и Хейске упорно продолжающий называть себя другом Отомэ, не желающий смириться, что никакого принца Отомэ больше не существует, он погиб, приняв удар мечом. А из выгребной ямы появился Зийон, мертвец без рода, без имени. Оставить после себя примечательного нечего, только построить храм на вершине горы, взамен разрушенных, и прийти помолиться тишине
… - Не будет тебе покоя, - умирая, проклял настоятель храма… - Куда бы ты ни пошёл… алый цветок… – он силился добавить, да не смог - Зийон провернул клинок.
А деньги звенят в кошельке. Проклятые деньги, и будет их ещё больше…
- Много денег, - обещал заказчик.


Правый министр и советник императора господин Иссэ но Цурага - фигура крупная. Заказ сложный и потребует тщательного подхода и подготовки.
Поместье представляло собой неприступную крепость. Зийону приходилось подумать о способах проникновения. Информации от посредника он доверял, но всегда перепроверял самолично и тщательно, не брезгуя любыми методами. Вот и теперь, приходилось следить, выжидать, анализировать, ведя наблюдение из засады.
Довольно скоро он познакомился с одной из служанок, и активно приударил, изображая простоватого местного парня, добродушного и недалёкого – он мог сыграть любую роль, человек лишённый лица. Одно - другое. Он незаметно примелькался, помогая доносить покупки, вошёл в доверие стражников и прислуги.
Девушка улыбалась, принимая бесхитростные ухаживания. Курица не ведала, что привечает лису. Слуги подшучивали о скорой свадебке, но связь с убийцей, принесёт бедняжке похороны.
Довольно быстро Зийон устроился работать помощником садовника, заручившись рекомендацией.
Через несколько недель убийца свободно шнырял по дому, выискивая слабые места и выжидая подходящего случая. Подобраться к жертве составляло сложность. Советник - пожилой толстяк, страдающий одышкой, способной доконать надёжнее покушений, не выходил из особняка в одиночестве, а вне дома - не терял бдительности.
Слуги пробовали еду и напитки на предмет отравления, проверяли одежду, и шерстили вошедших, не позволяя сократить дистанции. Господин Иссэ но Цурага не вскрывал послания самолично, для этого существовал специальный человек… Задачка на глазах усложнялась. Подступы к личным покоям украшали поющие половицы – не позволяя подобраться ночью, а потолочные сваи, стерегли заточенные гвозди - надёжное средство от ночных белок-воров. У окон дежурила охрана, стражи менялись неожиданно, секретные проходы охранялись.
Советник - старый лис не имел сложившихся привычек, отличался спонтанностью и подозрительностью, не ездил одной дорогой, постоянно менял маршрут, а в случае сомнений, мог неожиданно уволить слуг или охрану. Никто не знал, чего от него ожидать. Опыт приходит с годами и количеством покушений. Устранить правого министра, сторонника реформ, пытались неоднократно, но заговорщики терпели неудачу. А сейчас исполнение заказа требовало срочности. Заказчики обратились к Зийону, попросив управиться за два месяца. Убийца, проведя опрос и пронаблюдав три недели, нашёл слабость - советник регулярно наведывался в элитный бордель «Орхидея», снимая хорошеньких шлюшек. Требовалось лишь дождаться подходящего дня. Праздник Наслаждений, приуроченный к сезону цветения, сластолюбец не пожелает пропустить.


Шумит Хеан, кипит народом, грохочет телегами и пестреет шёлковыми паланкинами.
Весеннее небо радует ясностью и отсутствием облаков.
Гадатели сулили хороший день для свершения сделок и удачных покупок. Неизвестно следовали ли простолюдины предсказаниям, но чтобы пробиться через толпу на базаре, слугам пришлось нимало повозиться и покричать, раздавая удары направо и налево.
Ленивая чернь, совсем обнаглела, не желает уступать дорогу именитым господам. Ослепли что ли, раз не видят кто едет?
Бедняки ворчали, посылая вослед проклятия. От причуд аристократии простым людям житья совсем не стало. Видано ли, в широкой повозке на рынок прикатить!
Давят и не смотрят, что некоторым физически деваться некуда - разве что запрыгивать на лотки торговцев или в палатки залезать.
А съедутся вместе на узкой улице - начинается потеха. Никакой табель о рангах не спасает, пока слуги выясняют, кто из них должен уступить, а кто проехать первым. Господам из паланкина достоинство выйти не позволяет, сидят важными птицами, веером лицо прикроют и шепчут поверенному, он в свою очередь другим передают, и пока договорятся – куча обид на ровном месте - смех и позор.
Господин но Шимори, приказал остановить повозку у лавки ростовщика и велел сыновьям ожидать снаружи, пока он уладит дела.
Обычно он брал сыновей с собой, поучиться как следует вести дела, но дела господина Абэ в последнее время обстояли плохо - денег не хватало,


Торговец - знай, расхваливает товар.
Айдзу выбирает побрякушки для своей новой подружки и ворчит, всем на свете недовольный.
Тейко и дела нет. Стоит рядом невозмутимый и недоступный.
Изводится Айдзу - не может задеть.
Тейко ждёт, поправляет головной убор – шёлковая шапочка скрывает волосы, но больно коротка, уши не заткнёшь. Льётся обидная речь, грязным ручьём. Тейко не слышит, смотрит на щель в переулке.
Соприкоснулись уголками крыши домов, даря друг другу голубое небо - разлучённые любовники соединились пальцами, но не смогли дотронуться, и кто–то вложил камень между ними, убрав прореху, и расцвело каменное сердце мхом, согрев чувство травинками на солнышке. И отчего–то тепло на душе, тепло, но тоскливо от присутствия Айдзу не устающего попрекать куском, да твердить на чьих шеях он сидит.
Шея у Айдзу крепкая, и сам он поперёк себя шире, а Тейко - всё равно ведь не ответит, и чего брат добивается?
Стать бы птичкой и улететь в голубое небо, далеко–далеко. Существует ли у птиц свобода? Какие края видят птичьими глазами и мечтают о чём?

Ах, на кровле дома моего
Расцвела "не забывай" трава.
Всё смотрю:
А где трава "забудь любовь"?
Жаль, ещё не выросла она....(с)

- Что выбрал? – ласково спросил господин Абэ но Шимори, выходя из лавки.
На старшего сына и не взглянул, не замечая, что губы Айдзу затвердели, поджимаясь обидой. Тейко покачал головой: ничего не нужно.
Отец выбрал подарок сам - вручил серебристый кулон с вплавленной в стекло хризантемой внутри. Красивая вещица и дорогая. Не стоимостью, вниманием родителя.

– Отойду - не закончили ещё, – сообщил мужчина, за суровой строгостью пряча смущение, вызванное искренним взглядом приёмыша.
Каких богов благодарить – одна у него в доме отдушина. Вот ведь говорят - близкие люди, родня, а семья своя собственная хозяина не радует, но прижмётся к ладони этот рыжий малыш лбом и светло на душе, счастье – всего достиг, и можно потерпеть ворчание жены, и капризы старшего. А говорили гадатели на нём знак смерти и несчастья не избежать. Останется найдёныш жить в столице или уедет в провинцию – от судьбы не уйти. Суждено ему беду накликать в дом, ляжет позор на славный род Абэ. В шестнадцать лет Тейко должен отречься от мирского пути и стать монахом, он не избежит своей участи, но защитит род Абэ. Тейко исполнилось шестнадцать, а господин Абэ никак не мог решиться расстаться с ним, всё равно, что от сердца оторвать. Да и не всегда предсказания сбываются правильно, гадатели часто ошибаются, и говорят туманно, оставляя для себя лазейку извернуться и трактовать любое событие в удобном для себя ключе.
- Встретимся в чайной, - сказав, что хотел, Мори и вновь скрылся в дверях лавки.
Тейко посмотрел на брата спокойно и вопросительно: мол идём?
- Всё тебе… - скривив губы, бросил Айдзу. - Ничего тебе, - добавил он и, вырвав подарок из рук Тейко, размахнулся, запустив повыше и подальше.
Рука длинная - бросок сильный.
Кулон сверкнув улетел в переулок, навстречу обнявшимся тесно крышам. Тейко побежал. Побежал, боясь не успеть.Толкнул плечом, проходящую парочку, едва не сбив девушку с ног, но спутник вовремя отодвинул, прикрыв собой, удержав рукой от падения.
Летящее вслед кудахтанье:
- Бесстыдник, хоть бы извинился.

Тейко не обернулся, убегая прочь, обдавая ароматом – запахом.
А Зийон хмуро посмотрел вслед, не считая нужным останавливать, только ноздри дрогнули, улавливая смутно знакомое.
Детишки вечно носятся сломя голову, не задумываясь, что шею легко сломать.


Где встречаются птицы? Где встречаются люди?….
Проходят мимо, соприкоснувшись рукавами, и расходятся в разные стороны, не ведая ни о чём, и сердце не подсказывает, молчит.
Плачет свирель, насмехаясь над глупым ветром. Солнце светит смешинками на траве мха, травит синевой неба.
Толпы прохожих, кораблики домов в разноцветном человеческом море, уносящем всё дальше и дальше. Не посмотреть - не обернуться.
Тейко баюкал кулон, вышел из переулка. Зийон ушёл, уводя служанку - список покупок представлялся длинным, а новый помощник садовника представлялся незаменимым. Завидный кавалер.

Плывёт паланкин, унося с базара прочь. Текут неспешные речи степенного господина Абэ но Шимори - поучительные наставления сыновьям.
Тейко слушал, Айдзу, вертелся, засматриваясь на хорошеньких девушек - отец головой качал: как такого охальника ко двору представишь? Проказник и непоседа. Поучился бы поведению у брата.
Отповедь подействовала. Напустив на себя смирение, Айдзу поведал, что и правда стоит у братца поучиться. Может поехать в храм искупления на горе Трёх богов, вознести молебен, воскурить фимиам и принести жертву, чтобы представление ко двору было удачным.
Путь недолгий - займёт два дня. Айдзу клялся, что станет читать священные тексты и проводить время в молитвах.
У Тейко глаза на лоб полезли, когда отец согласился - идея разумная.
Ведь ясно же не выйдет из этой затеи ничего хорошего, учинит братец очередную пакость. Только родительская любовь - слепа.


Нагрузив сына подарками и деньгами, господин но Шимори велел готовиться к отъезду. Церемония представления - дело важное, пренебрегать ничем не стоит.
В день посвящения, обрежут Айдзу длинные волосы, и станет он прислуживать при дворе.
А там глядишь, и черёд брата настанет. Вот только и к прорицателям ходить не требовалось, ни в какой храм Айдзу не собирался. Увлёкся он куртизанкой из «Орхидеи» - все деньги на неё спускал. Отец порицал порочную связь - не пристало подобное поведение молодому человеку. Пронырливый Айдзу спорить не стал, сгрёб братца в охапку и, усадив в паланкин, пообещал придушить, если Тейко выдаст или вздумает нажаловаться отцу. А коль рыжий прикроет - увидит добро от сводного брата.
– Выберешь себе шлюху по вкусу, а я оплачу, - пообещал Айдзу, пряча увесистый кошель с родительскими деньгами, за отворотом кейто.
– Пора тебе братец повзрослеть, и изведать утех. Ты, наверное, и не целовался ни разу.
Тейко напрягся и покраснел. А брат довольно расхохотался, приняв смущение за реакцию невинности, и покровительственно похлопал по плечу, обещая присмотреть, чтобы не лапали Тейко похотливые мужики. Ростом братец вымахал, а личико смазливое: нежнее лилии - многим придётся по вкусу.
Не станет Тейко слушаться - продаст его Айдзу в бордель госпоже Ивари и научат братца, не только целоваться.
Ответить Тейко не мог, сгорбился и промолчал, закрывшись веером. Целовался Тейко… и не только целовался. Вторую ночь подряд служанка Кими была добра к нему, и ютился рыжий демон головой на её подушке. Только с Айдзу он, и при возможности разговаривать, не стал бы тайнами делиться.
Все говорят любовь, любовь… Вот и Айдзу по своей куртизанке сохнет - места себе не находит, от ревности изводится, а сердце Тейко молчало, стучало ровно и ничего не подсказывало. Может серый призрак унёс его в отместку с собой, зарыл в земле.

Сумерки слизнули город покровом темноты, скользнули по улицам призраками безмолвной тайны. Пугливая ночь шарахалась от зажигающихся огней ярких бумажных фонарей и бронзовых ламп, сияющих светляками в окнах домов.
Столица устав от дел, готовилась ко сну, а в закрытом квартале Саги, известном как город Красных Фонарей с самого утра кипело оживление: стекались посетители и торговля в лавочках шла на редкость ходко.
Элитный бордель «Орхидея» озарённый ярким светом, льющимся из окон и широких террас, манил изведать запретное наслаждение. Окружённый искусственным озерцом и хрупкими мостиками, позволяющими свободно преодолевать пронизывающие Саги каналы, публичный дом – жемчужина квартала, выглядел изящным дворцом, и неудивительно… В «Орхидее» в основном собирался цвет аристократии - элита политического и богемного мира.
Госпожа Ивари – хозяйка борделя, женщина рачительная и очень строгих правил, следила за репутацией заведения, старалась не отставать от моды и своевременно удовлетворить любые вкусы, изыски и пожелания.
Для удовольствия гостей госпожа чего только не придумывала: весёлые праздничные церемонии, поэтические и музыкальные вечера, но самой большой популярностью пользовались состязания куртизанок. Представительницы древнейшей профессии собирались из разных домов, желая блеснуть искусством.


Состязания проходили один раз в год весной в сезон цветения деревьев. Любование красотой природы, неотъемлемая часть любой церемонии.
Обнесённый высокими стенами, популярный квартал Саги выглядел живописным оазисом на воде, городом в городе. Стоило перешагнуть ворота и посетители попадали в иной мир - иллюзорный, окутанный мистикой.
Старинные домики - особая атмосфера, лодки развозящие клиентов за небольшую плату, музыканты. Город красных фонарей обещал исполнение смелых фантазий и сулил романтические встречи. Красота деревьев, полощущих ветви в воде, и арки увитые свивающими глициниями, позволяли кварталу Саги по праву считаться одним из красивейших мест в столице.
Праздник наслаждений посеял в «Орхидее» суматоху. Слуги сбивались с ног, приветствуя гостей.

Охрана не теряла бдительности, непреклонно прося гостей оставить любое оружие на входе: ничего не пропадёт и не потеряется - специальные люди присматривали за чужими вещами, и ручались головой.


Зийон, обратившись серым духом - домовым: одним из множества слуг - безликих и неприметных - обслуживал посетителей.
Удерживая, просторный, украшенный цветами зал в поле обозрения, убийца ловко расставлял закуски, подливал вино, двигаясь и стелясь умелой тенью среди расписных стен. Тенью не смеющей потревожить веселье богатеев - только ловкая рука протягивалась, забирая пустую посуду и расставляла новую. Никто не замечает прислугу - прислуга замечает всё.
Множество гостей старых и молодых, при достатке и титулах. Аристократия чинно сидела за столиками, среди шёлковых подушек, поднимая хвалебные чарки.
Советник, в окружении телохранителей и прелестных дев, расположился на почётном возвышении, благосклонно кивая роскошной хозяйке – немолодой, но не утратившей красоты женщине. Выражая уважение, она взяла на себя смелость обслуживать важного гостя самолично.
Звучала музыка, читались стихи и пелись песни. Прекрасные куртизанки состязались друг с другом в острословии и предлагали невинные игры или загадки для развлечения гостей.

Рыжеволосый подросток, сидящий за низеньким столиком на подушках, у самых дверей, был слишком юн для посещения борделя, но… взгляд Лунного ветра не мог оторваться от него. Рыжая тоска - сердце заныло тревожным беспокойством, а отчего сжалось, не объяснишь.
За весь вечер мальчик не издал ни звука, не притронулся к еде и напиткам – неподвижная статуя ласкающая взор печалью луны. Сидящий рядом с ним коренастый парень с птичьими глазами, не лишённый привлекательности и некоторой доли шарма, развлекался вовсю, щипал обслуживающую куртизанку, хлопал выступлениям и напившись вина, смеялся непотребно, размахивая рукавами кейто, снова опрокидывал чарку.
Тейко, робко тянул брата за рукав, незримо умоляя проявить сдержанность, он сам хотел встретиться со своей девушкой, но до момента пока она освободится, Айдзу поставил себе самоцель напиться.
Рыжий подросток смотрел с беспокойством, но ничего не говорил, лишь вздыхал и морщился недовольно, когда ладонь старшего дружески хлопала по спине, заставляя пацана согнуться, а служанку тихо охнуть, прикрыв веером алый цветок губ. Зийону захотелось запустить в пьяного кретина чашкой, раскроив рот. С подобного расстояния, удар будет такой силы, что выбьет зубы. Впрочем, до чужих ли Зийону забот и есть ли дело до рыжего мальчишки. Странный порыв, но…

Что за напасть приклеивает взор
к лицу луны?
Безмолвных губ сладчайший приговор.
Мне глаз не отвести…
Ловлю украдкой нить движений, взгляды….
Ну вот опять
Мечтаю оказаться рядом… собой связать.

Убийца терпеливо ждал.
Праздник красоты постепенно преобразил атмосферу, сделав её расслабленно – непринуждённой и придав девушкам особую ауру очарования.
Выступающие с дебютом новенькие, были поистине хороши. Звучали тосты. Бутылки и закуски сменяли друг друга. Обилие выпитого разгорячало, побуждая отбросить скованность и церемонности.
Кандидатки поочерёдно выходили на ковёр, демонстрируя искусство танца и обольщения. Летели под ноги веера и бумажные цветы. Поднявшая предмет счастливица, присаживалась за столик, распивая чашу с клиентом и уходила, оставив что–то из вещей–безделушек, дабы по обычаю, побранив забывчивость, гость мог удалиться, под предлогом необходимости вернуть вещицу.
Принять и сделать ответный подарок - обозначало ответить на чувства взаимностью, оставить себе – хранить память о встрече – неопределённость, но всё возможно, а в случае отказа вещь не принимали, сообщая, что гость ошибся и перепутал.

«Шёлковая нитка» - юная куртизанка из дома Манон, церемонно вышла на ковёр и позволила любоваться собой, изящной и хрупкой - нежное деревцо вишни в цвету. Подчёркивая сравнение, веер и изящную причёску, оплетали искусственные бутоны - Зийон заценил на глазок. Хороша. Розовое кейто призывно распахнуто, позволяя увидеть шаровары и края нижней одежды расшитой веточками.
Служанки, беря инструменты, церемонно расселись на ковре. Оживление и нетерпение гостей подсказали, что нужный эффект достигнут.
Гости не торопились притрагиваться к украшениям. Советник императора соизволил двинуть пальцами, высказав интерес к кандидатке, а перейти старику дорогу - дураков не находилось. «Шёлковая нитка» призывно улыбнулась, бросив мстительный взгляд в сторону «Багровой Лилии». Фаворитка дома «Орхидеи», со дня прибытия, изводила новенькую насмешками, а сейчас фурия не скрывала торжествующего злорадства, но «Шёлковая нитка» втопчет соперницу в грязь - советник выберет её.
И сколько бы потаскушка не подливала гостю вино и не играла веером, привлекая внимание к своим тощим запястьям, господин Иссэ но Цурага любит свеженькое мяско, а не прокисшее молоко старой кобылы. Может Лилия и блистала ранее, но это было давно, очень давно - лепестки увяли. Двадцать четыре года - Лилия старуха, а «Шёлковой нитке» исполнилось шестнадцать и она прелестна во всём цвету - распустившийся сладкий бутон.
«Шёлковая нитка» поклонилась и, встав в элегантную позу, вскинула рукава, ожидая звуков музыки. Однако не успела куртизанка сделать первые па, а служанки разогреть биты - звук перешёл в пронзительное, резкое дзиньканье. Струны цитр и лютен разом полопались, обрывая мотив. Злая шутка - дурной знак. Служанки с беспомощным ужасом смотрели на госпожу, словно она могла подсказать, что делать дальше или как подобное могло случиться. Случится очень даже могло - куртизанки нередко подгаживали друг другу.
«Шёлковая нитка» ни секунды не сомневалась, кто подстроил для неё конфуз, стоило лишь глянуть на «Багровую лилию». Раскрашенная сука не скрывала довольства. Гости замерли, переговаривались: какая неожиданность. Многим было искренне жаль прелестную малютку, провалившую выход. Лилия фыркнула, прикрывшись веером, а госпожа Ивари – неодобрительно поджав губы - разбираться она будет позже, махнула сомкнутым веером. делая знак удалиться.
Дебютантка лишилась права демонстрации. Откровенный позор для дома Манон…
Невольные слёзы застыли в глазах «Шёлковой нитки», но не успели сорваться. Раздался чарующий звук.
Один из посетителей стройный, рыжеволосый юноша в чёрном, неожиданно выпрямился и поднёс флейту к губам, подбадривающе кивнул красавице.
Музыкант заиграл и показался «Шёлковой нити» самым ослепительным парнем на свете. Ни один звук цитры и лютни, ни одно исполнение не смогло бы подчеркнуть танец ярче, чем игра рыжеволосого флейтиста с коротким птичьим хвостиком на затылке и бледной кожей похожей на разбавленное солнцем топлёное молоко.
Нежный звук расцвел в воздухе распустившимся бутоном сверкающего лотоса, раскрывая прозрачную сердцевину, неторопливо навстречу рассвету, и солнце засияло ярче, заиграло лучами по комнате. Никто не видел его, но пространство будто озарилось светом и девушка, готовая расплакаться, обернулась благодарно к своему спасителю. Она продолжила танец, словно он и не прерывался, и не существовала напряжённой мучительной паузы. Она не смотрела на госпожу - только на него, ведомая чужими глазами, послушная невесомой воле пальцев перебирающих дырочки на стволе инструмента.
Жизнь и смерть на кону - ставки высоки.
Она рисковала, несчастная девушка, бросая на ковёр неподчинение хозяйке, но поражение или победа - иного не дано.
Они слились в танце музыки и огня. Цветение вишни на закате, хоровод рыжих лотосов.
Сердце Зийона превратилось в камень и оборвалось, перестав биться, забыв, что оно может стучать, и сам он остолбенел, едва не выронив поднос. Пришлось стиснуть зубы, чтобы не потерять самообладание.
Рыжий журавль, обнимающий флейту, пел душой, заставляя зал замереть околдованным происходящим священнодействием. Не было зрелища прекраснее гармонии вдохновения льющегося в воздухе.
А для Зийона… множество картин развернувшихся перед глазами. О чём думал, узнав тайну, раскрытия которой не желал?
Чужая магия творилась в воздухе, любовь бросала на землю лепестки, а он лепесток подхваченный музыкой, замер, не в силах противиться чарам.

Инцидент способный погубить выступление, сделал дебют ярче, добавил остроты и пикантности. Кто–то даже решил, что именно так всё было задумано и спланировано с самого начала. Девушке и флейтисту зааплодировали, не скрывая одобрительного гула – прелестное выступление, очень изысканное. Советник соизволил выдать похвалу, благодаря за доставленное удовольствие. Госпожа Ивари благосклонно улыбалась, разрешая продолжать. «Шёлковая нить», воспарив надеждой, обрела вдохновение, взлетая над ковром. Она никогда не забудет поступка рыжего чужеземца и обязательно отблагодарит.
О, если бы он только бросил для неё платок или веер, девушка подняла бы с радостью.
Плевать, что госпожа Ивари накажет. Сегодня ночь любви, любовники имели право выбирать. Куртизанка боялась, что мальчик не сможет сыграть, но интуитивно опережая движение, он вплетал музыку с безошибочной точностью.

Айдзу, хрюкнув в чашку, смотрел на брата в высшей мере одобрительно. Он считал Тейко обузой для прикрытия, но взять приёмыша с собой оказалось хорошей идеей.

Зийон слушал и смотрел неотрывно, осознав, что нежный соловей, дрожащая хризантема в ночи, оказалась тонконогим, рыжим журавлём.
Тайна раскрыта и очарование разрушено, но…
Может Зийон всегда представлял его именно таким? Нет, не представлял, просто образ не вызвал отторжения, сложился легко, взбудоражив задолго до того, как открылся секрет, привлёк раньше, чем он осознал, что невольно любуется им исподтишка.
Худощавый и немножечко нескладный, он только вступал в пору зрелости, манил невинностью и чистотой. Странный и откровенно причудливый облик, но ассиметричные черты лица таят хрупкую красоту, а кожа - прозрачный светящийся фарфор и не одна рисовая пудра не способна создать подобный золотистый эффект, когда румянец словно подсвечивается изнутри.
Зийон не мог рассмотреть глаз. Чужеземец не подозревая, какой переполох посеял в душе убийцы, смежил ресницы, позволяя себе отдаться власти мелодии.
Зийон не мог медлить дольше, не мог позволить реакции.
Он обдумает произошедшее позже - наедине с собой и собственными мыслями.
Цветок от советника упал к ногам куртизанки.
Следовало поторопиться и покинуть зал до того, как девушка закончит танец.
Очарование продолжало жить, а сердце биться сильнее обычного. Мечта разбилась, разлетевшись лепестками хризантем, сложилась в чёткий образ из крови и плоти способный вызывать физическое желание, картина сотканная воображением внезапно ожила и сошла с полотна, перестав оставаться недостижимой иллюзией, но став частью реального мира. Зийон знал, как выглядит его любовь, и знал её имя – Тейко, вокруг приёмыша ходило много слухов. Он, взяв для себя за привычку приходить незваным гостем, не то чтобы интересовался информацией, просто фамилия известная, а чужие сплетни сами находят уши.

Огромный успех.
Гости хлопали, госпожа Ивари одобрительно прикрыла глаза - девочка умница, всё сделала правильно.
«Шёлковая нить» приняла цветок и почтительно поклонилась советнику, скользнув рядом с ним, приняв и не расплескав чаши.
Рыжий музыкант почтительно поклонился присутствующим и вернулся на место.
Отвечая на вопросы гостей о талантах флейтиста, Айдзу цвёл от изобилия внимания и распирался ощущением собственной важности и значимости. Он поспешил объяснить, что брат не разговаривает, но, если гости пожелают развлечёт их мелодиями.
Возлюбленная Айдзу освободилась. Вернувшись в зал, куртизанка поспешила занять место рядышком с постоянным клиентом, спрашивая что за переполох вокруг. Кажется, она пропустила всё самое интересное? Братец заверил, что ничего не пропустила, самое интересное - это он. Приказав Тейко играть для удовольствия гостей, Айдзу, нарушая все приличия, поспешил уединится с девушкой. Молодости простительна горячность.

«Шёлковая нить» с удовольствием бы осталась послушать прекрасного флейтиста, чей поступок взволновал и преисполнил благодарностью.
Госпожа Ивари, не позволяя растянуть время, тонко намекнула, что советник занятой человек. Следовало удалиться в комнату и подготовиться. Обтереть пот и освежить макияж. Господин Цурага выбрал её.
Пожелав сопроводить избранницу до выхода, хозяйка тщательно инструктировала, шипя не опозориться, но «Шёлковая нить» высокомерно вздёрнула подбородок. Она профессионально обслуживала клиентов с малых лет и знала все тонкости.
Госпожа Ивари заметила, что если «Шёлковая нить» окажется достаточно умна, бордель «Орхидея» поговорит с домом Манон о её выкупе. Шансы найти богатого покровителя увеличивались в столице многократно. Счастье и успех кружили голову, но не следовало расслабляться. Сегодня ночью она должна превзойти себя, показывая на что способна.
«Шёлковая нить» пребывала на седьмом небе, предаваясь сладостным мечтам и отослала чужих служанок, не желая чтобы посторонние увидели некоторые хитрости подготовки, включающие интимные процедуры.
Куртизанка ничего не успела понять.
Темнота накрыла легко и безболезненно. Убийца свернул проститутке шею, одним коротким движением и, подхватив обмякшее тело, перенёс на кровать, задёрнув полупрозрачный полог. Раздел, демонстрируя изрядную скорость и сноровку. Ожидая в комнате, убийца нанёс макияж, и скопировал причёску куртизанки, планируя недостающие детали снять с волос.
Можно было не стараться. Прозрачный шайрин скрывал лицо, не позволяя рассмотреть кандидатку, а просторная одежда надёжно вводила в заблуждение.
Запихав обнажённое тело в сундук, убийца не волновался о возможности разоблачения, тем не менее, подстраховался, проделав работу тщательно.
Природа наделила Зийона хищной красотой, женский облик, смягчил резкие черты.
Умелый макияж сокрыл недостатки, придал мягкости и пленительного очарования, превратив Лунного ветра в неотразимое создание. Чёрные немигающие глаза разрушали образ, но убийца отрепетировал томный взгляд трепетной лани. Под париком голова жутко чесалась. Убийца не обращал внимания на мелочи. Когда работа закончится, он снимет фальшивые волосы и вымоет голову несколько раз - не хватало только подцепить вшей. Вшами он в своё время настрадался. Широкие шаровары и многочисленные слои нарядного шёлка прятали мышцы, оставляя на обозрение тонкую - тростиночкой талию, подчёркнутую поясом, приспущенный ворот кейто открывал длинную шею, придавая изящества. Сложная причёска, убирала волосы наверх, не скрывая красоты волос, две чёрные, перехваченные драгоценными нитями, пряди, струились по груди, демонстрируя длину и подчёркивая нежность наряда. Куртизанки из дома Орхидеи украшали себя серьгами и ожерельями, но «Шёлковая нитка» не нуждалась в лишних украшениях. Красивая девушка. Её смерть не будет напрасной.
Шествуя в покои советника отрепетированным, скользящим шагом, избранная куртизанка демонстрировала поистине кошачью гибкость и грацию - и если у кого–то возникли подозрения о подмене, они были слишком призрачными, чтобы поверить в возможность подобного обмана.
Зийон не сомневался, что пресытившись постоянными девочками «Орхидеи», советник пожелает попробовать что–то новенькое. Он обдумывал вариант притвориться одной из вновь прибывших кандидаток, но слишком высокий был риск разоблачения.
Охрана, караулившая вход в покои, осмотрела кандидатку на предмет оружия и пропустила беспрепятственно, не заподозрив, что перед ними вполне возможно другая девушка.

Старик ждал расположившись на кровати, сминая ложе грузным телом.
Девушка исполняя ритуал не торопилась снимать шайрин, предлагая церемонию распития чарки. Цурага отпустил пошлую шутку и потянулся к лицу скромницы, прося продемонстрировать свои прелестные глазки и не только глазки.
Зийон нанёс короткий сильный тычок пальцами в область сердца и смял рот ладонью, позволяя советнику благополучно уйти в мир иной от сердечного приступа. Никаких следов не останется.
Перетащив советника на кровать и задвинув полог, убийца аккуратно сдвинул циновку пола.

Он давно обтесал детали плана. Устроиться в "Орхидею" временным рабочим в преддверии празднества не составило труда. За несколько дней Зийон изучил расположение дворца вдоль и поперёк, побывав здесь не только в качестве прислуги, но и клиента. Комната, где советник имел привычку останавливаться для утех, располагалась в конце дома на третьем этаже, проходя через смежную, где останется охрана, не позволяя посторонним войти или выйти, пока хозяин изволит развлекаться. Отсутствие окна усложняло задачу, но для Зийона не составила труда, тщательно простучав стены, пол и потолок, обнаружить скрытый люк, ведущий на второй этаж. В подобных местах всегда существуют потайные ходы, стоит лишь поискать – единственной проблемой становился отход через коридор, но Зийон забронировал одну из комнат поблизости, щедро оплатив золотом.
Коридор был пуст, не теряя времени, убийца поспешил укрыться, планируя покинуть здание под видом клиента.


Игра флейтиста гостям не наскучила, но музыка прекрасна в меру. Печальные мотивы уместны при любовании цветением или луной, но никак не в момент разгульной вакханалии, к которой плавно стремилось пьяное веселье.
Оказавшись покинутым братом и не обязанный больше составлять компанию за столиком, Тейко решил размять ноги, прогулкой по заведению.

Красота борделя стоила любопытства: изящные стены расписанные картинами, отделанные деревом и шёлком, напоминали произведения искусства.
Хитросплетения коридоров и лестниц привносили риск заблудится. Тейко запоминал маршрут, подозревая, что с утра никто не озадачится поисками.
С Айдзу станется уехать, бросив Тейко на произвол судьбы и надерзив отцу: он - не сторож брата. Тейко не маленький, сумеет о себе позаботиться. Легко сказать. Завтра он свихнётся, объяснять посторонним, каким образом оказался в борделе и что, собственно, здесь забыл? Восковая табличка для письма осталась в повозке. Наверное стоило за ней сходить, но в потёмках без фонаря ничего не разглядеть. Придётся разыскивать и тревожить слуг, объясняя знаками, что желает быть сопровождённым к паланкину. Проклятия на голову приёмыша и за меньшее сыпались, лишний раз подставляться не хотелось. К старшему сыну, Айдзу, слуги испытывали неизменную почтительность, а гнев за его необузданный нрав переносили на молчаливого и терпеливого младшего. Кто сказал, что Тейко тих и робок? Он кипящим маслом изнутри бурлит, выразить не может, а мог бы - высказался бранной руганью. Иногда Тейко подмывало взять палку, да поколотить от души некоторых болванов, начиная с нерадивого братца. Флейтист сдерживался, не позволяя гневу отразиться на поверхности, разве что полыхнуть серым пламенем в глазах. Испытания закаляют мужчин и выковывают характер. Братец Айдзу никаких бед и трудностей не знал, может потому и вёл себя временами хуже дерьма.
Тейко вздохнул, склонив голову и прислонившись к перилам, подышал полной грудью.
С террасы вид открывался великолепный. Облитые лунным молоком деревья серебрились в призрачном свете, склоняя ветви к воде, ссыпали лепестки - и розовые и белые лодочки плыли по тёмной поверхности канала, шли на дно.
Лотосы и лилии только начали распускаться. В тёмной, таинственной глубине пруда скользили невидимые рыбы. Свет фонарей и окон отражался превращая воду в чёрное зеркало, а вдалеке пестрела цепочка загадочных огней города, маня прогуляться по улицам.
Воздух, напоённый благоуханием, пьянил. Флейта просилась в руки, но песен на сегодня достаточно. Душа просила прозы, а тело еды.
От волнения на празднике Тейко не смог проглотить ни кусочка, а сейчас сожалел, что пропустил столько вкусностей. Стоило набить живот, теперь до утра голодным куковать. Айдзу плевать на него хотел. Все обещания, уверения, что он позаботится о Тейко рассыпались пылью стоило появится драгоценной возлюбленной. Любовь и правда делает людей дураками.
Оторвавшись от террасы, подросток поднялся по лестнице и мышкой проскользнул на второй этаж, предназначенный для высоких гостей.
Охрана сегодня пьёт не просыхая, никто не следит за клиентами. Празднование идёт с самого утра и продлится до глубокой ночи. Может, стоило подыскать для себя подходящий уголок и выспаться.


Он думал так, но увидев идущее навстречу видение, остолбенел от восхищения, собственное имя забывая.
Богиня-луна спустилась с небес и плавно скользила по тёмному коридору, словно по воздуху плыла, невесомой пушинкой, окутанная облаком шёлковых одеяний и великолепных волос.
Не ведал раньше Тейко подобной сладкой муки способной образоваться в сердце в мгновение вздоха, а изведав - замер, дрожа юной птичкой с размаха влетевшей в клетку любви.
Безмолвное трепетание восторга - юноша рассматривал торопящуюся куртизанку и удивлялся: разве не для неё он играл на флейте сегодня? Неужели настолько переволновался и не заметил красоты?
Нет. Перед ним абсолютно другая девушка. Одежда и причёска схожие, «один в один», но куртизанки разные - ошибиться невозможно.
Черноволосая сказочная фея.
Тейко показалось что он ослеп и оглох, утратив растеряв рассудок - именно так описывают в книгах состояние безумной любви. Захотелось…
Он сам собой не владел, действуя инстинктивно и безотчётно.
Перегородил красавице дорогу, вынырнув из тени.
Куртизанка замерла натянутой, напряжённой струной, плавно отступила на шаг, и на мгновение почудилось что в воздухе хлестнуло опасностью, таящейся за беспечной расслабленностью бесстрастного лица.
Опомнившись, девушка совладала с собой. Попыталась обойти, но не смогла.
Она вправо - Тейко вправо. Она влево - Тейко влево.
Куртизанка остановилась, разглядывая хулигана с откровенной досадой, но вела себя нетипично: не хихикала манерно, не возмущалась притворно, сообщая что господин - такой проказник, не стремилась кокетничать, но и стражу позвать не спешила; странно–серьёзная.
Чёрные ягоды тутовых глаз блестели ловя отблески светильников. Бездонные омуты, затягивающие, гипнотизирующие. Непроницаемое стекло, невозможно угадать волнения мыслей, а Тейко рыбкой бултыхнулся, считывая таящееся на дне - чужое смятение.
Он и сам оказался смущён, взбудоражен. Остро боялся, что девушка уйдёт, не пожелает остаться ни на мгновение. Наверное, она любовные признания ежедневно выслушивает. Охотятся за ней богачи, не чета наивному дурочку, что и бороды не брил ни разу. У такой дивной красавицы скорее всего существуют постоянные клиенты. Она не разменяется на флирт с незнакомцем.
Тейко хотелось заговорить, признаться в собственном ошеломлении и нахлынувших чувствах.
Никогда ущербность не воспринималось Абэ но Тейко настолько невыносимой как сейчас, когда он полюбил, а признаться не в состоянии.
Насколько проще и легче живётся другим людям - не надо прилагать усилий. Тейко завидовал им, бросающим слова бисером, без малейшего понимания сколь они драгоценны, а ему - хоть плачь.
Стихи не сложатся, и страшно рот открыть - замычит и напугает. Девушка отшатнётся в страхе, скривится от отвращения. Тейко хотелось выразить. Оставить для неё подарок, сыграть на флейте - поймёт ли? Он вытащил из волос заколку - с цветком алой хризантемы - символ печали и неразделённой любви – он хранил её для особенного человека, а теперь встретил и протянул с поклоном, умоляя безмолвно: прими.

Пронзи грудь Зийона внезапная коварная стрела… Наверное и она не сумела бы произвести столь разрушительного эффекта ошеломления и неверия, заставив убийцу буквально споткнуться о выросшее на пути препятствие в исполнении прекрасного флейтиста.
Откуда?
Лунный ветер знал, что много нагрешил в своей жизни, неужели боги решили послать ему испытание, посмеяться над ним, подкинув жертву. А хватит ли духу убить своего любимого соловья?
Лунный ветер не оставлял свидетелей, собирал жатву не оглядываясь, что останется за спиной, но столкнулся с кармой.
Зийон попытался сместиться, обойти, но упрямец, упорно перекрывал дорогу, не подозревая, что играет в пятнашки со смертью.
Глупый мальчик. Зийон мог убить десятком способов. Не убивал. Медлил.
Мысли скакали судорожно, сталкивались друг с другом, ища выход из создавшейся ситуации.
Зийон остановился, мучительно не зная, что предпринять. Сердце ныло от нелепости и невозможности происходящего. Зачем он вырос на его пути, золотистая хризантема, рыжий журавлик. Зийон откровенно вздрогнул, мальчишка склонился перед ним, посмотрев так: всю душу вырвал - и вручил… цветок – дар любви и символ начала конца. Сердце оборвалось.
Мальчик не подозревал подвоха, соблазнившись красотой Лунного ветра, с не меньшей силой, чем убийца поклонился музыке, но… только ли музыке? Взгляд Зийона остекленел. Он смотрел на цветок перед собой - змею принять легче, перевёл взгляд на рыжего журавля…
Зийон молчал - горло перехватило.
«Два полога опустишь – две жизни оборвёшь…Третья станет твоей».
Личный приговор Зийона вытащил флейту, прикладывая к губам.
Убийца жёстко перехватил запястье, останавливая от глупости, бездумно засунул заколку за отворот. Проклятие.
За спиной послышался шум, торопя с решением. Не придумав ничего умнее - все мысли из головы вылетели, Зийон увлёк флейтиста за собой, стремительным, сильным движением, не оставляя возможности воспротивиться. А он и не противился, пошёл как ягнёнок за волком на заклание.
Затащив в пустую комнату, которую снял на ночь, Зийон захлопнул дверь, невольно оглянувшись назад, словно преследователи могли увидеть и войти. Глупо. Выдержка подвела. Убийца не сразу опомнился, осознав, что прижимает мальчишку к себе обняв крепко, закрыв ладонью затылок, словно желал уберечь…. от самого себя.
Он не верил в реальность произошедшего, она стучала лихорадочно, просачивалась в сознание, долбилась бешеным пульсом, тошнотворного паскудного предчувствия: от судьбы не сбежать, но он не знал, что обозначает их встреча, кем станет для него мальчик - спасением или погибелью?
Зийон растерялся от собственного порыва, заставившего действовать импульсивно, не знал, что сказать или спросить - всё это не имело абсолютно никакого смысла.
Тейко молчал, оглушённый происходящим не меньше убийцы. Хотелось стоять вот так вечность. Застыть и не двигаться больше никогда.
Может девушка испытывает тоже самое, а может и нет….
- Глупо… малыш…. глупо.
Голос красавицы оказался низким и гортанным, хриплый шёпот, похожий на простуду в горле. Тейко болел весной, знал как досаждает болезнь.
Убийца не спешил отпускать, перебирая пряди на затылке пальцами, сдёрнул ленту, распуская волосы непроизвольно. Тейко замер, в блаженстве прикрыв веки. Знала ли она, что ошеломительно пахнет и аромат её кожи, слабо просачивающийся сквозь благовония, непохож ни на один другой. Он чудился Тейко в запахе померанцевой листы… в осеннем ветре.
«Я люблю тебя» - Тейко захотелось кричать от бессилия.
Он робко теребил слои шёлка, жадно всматривался, ища подтверждение, любое доказательство взаимности, а Зийон рвался на части.
- Не рановато ли ты по борделям бегать начал? - шепнул убийца, рисуя чёткие скулы, откровенно любуясь. – На тебя ведь и самого охотники найдутся.
Тейко грустно улыбнулся и покачал головой, открывая истину. Он немой.
Зийон знал. Стало чуть легче…
Может переломать пальцы, но искалеченные руки не смогут прикоснутся к флейте, а ведь малыш не только музыкант, он и рисует неплохо, вполне талантливо, чтобы нарисовать грандиозный портрет красавицы из «Орхидеи» - убийцы советника Цураги.
Захотелось завыть от противоречия.
За стеной послышался шум. Зийон вместо того чтобы переодеться и сбежать, сжал мальчишку в объятиях желая раздавить, вдавить в себя… Оставить. Вот так… просто… оставить себе. Совершенно безумный порыв, он терял равновесие и баланс.
Тейко дрожал, ощущая чужую силу, а может просто на него нахлынула слабость. Он бы сам себя проклял за подобное. Мелькнуло перед глазами круглое лицо Кими. Тейко о ней не думал, касался чужой щеки. Куртизанка, прикрыв ресницы, с трепетом поцеловала его робкие пальцы, подтверждая, что их чувство взаимно, не один он страдает в любовной лихорадке. А может, все куртизанки обучены вести себя с клиентами именно таким образом.
Тейко с ненавистью отогнал подобную мысль.
- Что мне с тобой делать? - спросила девушка низким голосом.
Тейко не ответил, потянулся к чужим манящим губам. Красавица отшатнулась, напряжённо замирая, а для Тейко и не было другого ответа, естественная реакция.
Зийона будто по лицу ударили, и убийца ощутил холодное стылое разочарование. Обычный юнец, думающий лишь о развлечениях, пока Зийон изводится, принимая решение убить или оставить в живых, но…. существует ли что–то другое для них, более правильное, поймать ускользающее мгновение остановившегося внезапно времени, где существовали лишь они вдвоём, а всё остальное сделалось менее значимым, осталось за порогом.

Убийца ответил страстно и жадно, увлекая юношу за собой, толкая на кровать и опускаясь сверху.
Карма давила необратимостью происходящего.
Он оказался не в силах противостоять, сопротивляться чудовищной силе притяжения бросающего щепкой в другого человека, желал обладать им, дорваться пальцами, пропустить через себя каждый миллиметр нежной кожи, прочувствовать собственным телом, связать собой, готовый собственную жизнь швырнуть на кон, разменивая любовь на поистине животное чувство.
«Две жизни оборвёшь – третья станет твоей…»

Зийон не знал, чем всё закончится, доверившись слепым инстинктам. Раздевал не замечая сопротивления или малейшей попытки притормозить. Мальчишка и не притормаживал, торопился раздеть в ответ - пока не осознал правду, но… последняя капля упала в чашу терпения и вода хлынула вниз потоком, стремясь исторгнуться и затопить собой.
Зийон не останавливался, впиваясь в распахнутые губы мучительным поцелуем, сняв с себя пояс, связал запястья распластавшегося под ним цветка. Он не ведал, что будет дальше, позволяя себе упасть в неизвестность, рассудку отключиться, расплавиться в агонии боли и наслаждения.

Тейко испугался, осознав, что перед ним мужчина, но… всё это не имело значения.
Мужчина или женщина – он любил. Боялся и ощущал разливающуюся в воздухе острую обречённость, отчаяние, обозначающее, что им не быть вместе. Неизбежность.
н не знал причин чужой невозможности, ощущал безголосой истиной, судьба рисовала свои знаки и у неё не спросишь, отчего она такая и что они содеяли в прошлой жизни, чтобы оказаться повязанными в этой.
Любовник не спрашивал согласия, раздевал, срывая одежду, запечатывая движения губами и пальцами, связывая языком.
Тейко не возражал, тянулся навстречу дрожащей ниточкой, тенью чужой души, зеркалом, отображая чужие движения, засомневался лишь на мгновение, испугавшись грубости, попытался притормозить, но запястья оказались схваченными и безжалостно примотанными поясом к спинке кровати. Он не мог возразить, сказать, что это не нужно, бессмысленно. Он не собирается сбегать, просто не способен отказаться, дойдёт до конца возьмёт всё, что ему дадут и отдаст всё, что любовник пожелает взять.
Тейко подставлял губы, осознавая их жесткую властную дисгармонию, они подходили не идеально, но… именно для него.
А флейта давно улетела на пол, покатившись, осталась лежать среди разбросанных по полу одежд и вещей.


Сгорали угли в жаровне выбрасывая в воздух сладковатый белесый дым.
Облетали за стенами цветы деревьев дрожа на ветру.
Голова кружилась отдавшись душащему безумию. Ночь плыла навстречу металлическому рассвету, разбрасывала шёлк парусов сотканных сверкающей надеждой, словно сияющая лодка, рассекая собственную неумолимую темноту, но рассвет не обладал властью придти, наступить когда-либо, разрушить сотворённую магию.
Они отталкивали малейшее понимание времени. Заперли разлуку внутри собственных тел и клеймили друг друга болью.
Ослепительное ранящее безумие… не существует ни одного ответа в бесконечном водовороте дорог.

Убийца упивался цветком и ушёл до рассвета, оставив любовь растерзанной, израненной, с царапинами, укусами, синяками на бёдрах.
Демоны оградили в очередной раз – всё прошло легко. Никто не спохватился о мёртвых телах, а когда спохватятся, Зийон окажется далеко.
Мечта растоптана. Ветер не прилетит послушать песни соловья. Хватит с него песен и сладких иллюзий. Зийон расплатился с ним, вопреки всему, нарушил собственные принципы и правила, оставил свидетеля в живых.

Оторвавшись на рассвете, он укрыл тело обессиленного, потерявшего сознание любовника. На покрывале остались следы крови. Мальчишка оказался слишком узкий, а он овладел им раза три не меньше, желая погасить пламя, ибо собственные чресла огонь испепелял. Ни с одной женщиной, ни с одним мужчиной, он не испытывал доселе ничего и близко к подобному.
Зийон не осторожничал, проявляя нетерпение и грубость.
К собственной досаде не сразу сообразил, что для любовника подобное впервые. Осознал, когда стало откровенно поздно, и малыш бьётся под ним вовсе не в экстазе страсти. Он плачет, но слёзы не остановили Зийона. Наоборот распалили, заставили окончательно утратить рассудок, совершенно свели с ума.
Ничего, боль закаляет - переживёт.
В этом мире полном боли и грязи, процветают жестокость и насилие, и существуют демоны, стоит научиться их немного различать.
Зийон забрал заколку - единственная память, принятый в дар алый цветок – начало собственного конца, колёса судьбы завертелись, приговор свершится. Зийон знал, что летит в пропасть, но остановиться уже не мог ибо тот цветок, что он сорвал сегодня ночью, был намного прекраснее и слаще любых самых изысканных украшений. Он вызывал в нём острую необходимость, потребность остаться, но…. Лунный ветер улетел.

Ты проклят мной, а я тобой,
Связала нас такая злая нить,
что при желании с судьбой поспорить,
Нам не разойтись…
Беда… беда.




« Не дарить шлюхе цветов, не играть на флейте по ночам, не возжелать чужой жены» - гадатель был непреклонен – «и тогда возможно избежать несчастья».
Запреты и запретами не могли считаться, скорее напоминая мудрые наставления, взятые из уложения «стапятидесяти законов» – непременная часть нравственного воспитания любого молодого человека.
У брата предостережений было гораздо больше - десятки, что не мешало старшему благополучно нарушать запреты. Бед с ним не приключалось, жил себе припеваючи и горя не знал. А Тейко один раз оплошал и за ним пришёл чёрный дух - ками, выпил душу, съел плоть, обглодал косточки и выплюнул, исчезнув прежде, чем небо посеребрило рассвет, а может, обратился мошкой и улетел по солнечному лучу. Тейко не знал правды.
Очнулся поздно, а души больше нет, осталась лишь пустота внутри.
Раны плоти не имели значения, царапины и синяки заживут, отметины исчезнут, а всё остальное… Призрак сердце вырвал, а взамен жестокий - ничего не оставил: ни намёка, ни тени, ни облачка – ничего, чтобы поверить в реальность, только собственное тело напоминало, болело при каждом движении.
Бессмысленно искать ответы. Он догадывался с кем провёл ночь, и пришедшее знание травило мукой.
Полиция задавала много вопросов. Стража задержала и опросила всех возможно причастных, но толку искать иголку в стогу сена. Секретом не становилось, что советника заказали, а кто заказал – останется тайной окутанной мраком, как и убийство, свершившееся под покровом темноты, вызвавшее много вопросов и противоречий - была ли смерть насильственной или естественное следствие событий. «Шёлковую нитку» не нашли.


Как бы ни пытался Айдзу скрыть свой визит в бордель – господин Шимори обо всём узнал, откупиться от блюстителей порядка не удалось.
Несчастье приключилось большое – столица два месяца кипела страстями и никак успокоиться не могла. Охрану советника казнили без права на оправдание. Откровенно позорная смерть положившая конец случившейся истории.
Госпоже Ивари пришлось откупаться большими деньгами и подарками, впрочем в таких случаях всегда приходится откупаться, ища виноватых.


Тейко не ждал милости от убийцы, гадал о случившемся, пытаясь понять смысл произошедшего, но смысл ускользал, заставляя мучиться бессонницей и страхом – он придёт за ним или …
Почему он остался в живых? Свидетель, увидевший лицо гипотетического убийцы. Он ведь мог нарисовать портрет и нарисовал, не считая для себя возможным покрывать преступника – сообщил, что видел женщину, одетую как куртизанка выбранная советником, но скорее всего под маской женщины прятался мужчина.
Он нарисовал портрет, скрыв лишь одну правду - с кем провёл ночь.

Талантливо нарисовал.
Зийон видел собственное изображение, расклеенное на столбах и вызывающее лишь одно желание – хмыкнуть.
Наивный мальчик не подозревал, что лицо убийцы – десять тысяч масок.
Зийон стоял в толпе зевак, но никто не наблюдал сходства, между призраком и восхитительной красавицей похожей на горделивую богиню с жестоким и хищным выражением на нежном челе, но если приглядеться – сходство угадывалось. Зийон не боялся опознания - боялся встречи с ним: мучительной и неизбежной.
Он не желал думать о рыжем соловье, но возвращался мыслями вновь и вновь, осознавая, что поддавшись постыдной слабости, сломал и осквернил нечто бесценное и хрупкое.
Раздавил безжалостно собственными пальцами, мечтая вырвать болезненную занозу из самого себя, но чем больше стремился уничтожить, тем сильнее неведомая отрава проникала в кровь, будоража снами, ослабляя дух, заставляя терзаться и размышлять о бессмыслице, сожалеть о множестве вещей, не позволяющих вести жизнь обычного человека.
Верить, что после жестокого насилия совершённого в борделе, между ними возможно нечто невозможное? Зийон не хотел обманываться, но он лишился контроля ума. Существовал лишь один способ положить конец – убить виновника, только тогда сломленный дух убийцы снова обретёт покой. Мальчик увидел его лицо – он обязан умереть, не потому что мог причинить вред своим свидетельством, но потому что сам того не подозревая нанёс сокрушительный удар заставив энергию заколебаться в сомнениях.


Флейта продолжала петь, приветствуя пламя заката. Теперь она не пела, а кричала обвиняя гневом, ссыпая упрёки, словно ревнивая жена высказывающая мужу претензии за опоздание или измену. Она проклинала и травила болью. А может он желал услышать в ней боль, не замечая тихой грусти и нежности, замечая лишь ненависть скользящую между первой нотой и второй, бросающую неумолимо: убийца… убийца…



Любовь окрашена в десятки красок боли, и нет в ней ни одного осколочка счастья, стёклышка пустого, но драгоценного.
Гаснут светильники у изголовья кровати, свивается белый дым, заполняя комнату ароматом сандала. Курительные палочки и заклинания изгоняют злых духов, но не смогут оградить от беды.
Темнота страшнее смерти, в ней таится смерть: жестокая и безжалостная, напоминающая о себе прикосновениями и еле уловимым дыханием.
Плотно задвинутые перегородки, омытые светом луны, но нет ни единой возможности разглядеть лица, остаётся лишь душный запах сандала.
Тейко не знает о своём ночном посетителе ничего, страшно догадываться о причинах визита. Темнота не имеет ни вкуса, ни запаха, ни цвета - ни малейшей возможности ухватиться за любой опознавательный знак - лишь широкие плечи и твёрдая грудь - невозможно оттолкнуть.
Руки связывают за спиной.
Цепенящий ужас – десятки догадок… Страшно.
Страх заставляет бороться, но борьба бессмысленна. Убийца держит за шею, сжимая ладонь.
В ушах стучит от прилива крови, невозможно сделать глоток воздуха. Жизнь уходит, но не исчезает, теплится в теле подчиняясь, властной хватке и если сожмёт чуть сильнее….
Сознание не желает уходить. Душитель точно знает миллиметры движения между «больше» и «меньше», оставляя балансировать на грани, чётко дав понять, кому принадлежит жизнь Тейко, лишая малейшей возможности сопротивляться или оспорить.
Одежда исчезает содранная умелой рукой, остаётся лишь висящая на запястьях распахнутая рубаха. Тейко даже не понимает момента, когда остаётся обнажённым, борясь за каждый вздох, и призрак лишает последней возможности дышать, только задохнуться в нём, властно и жадно целуя в губы, воруя кислород, чтобы в следующую секунду позволить ему хлынуть в лёгкие спасительной силой. Нет возможности отдышаться или откашляться. Нет возможности ни для чего. Он захвачен чужим водоворотом, ощущая себя бесконечно слабым и униженным, но боль исчезает смытая точечной лаской пальцев, похожей на массаж.
Ночной мучитель определённо точно знает, что сделать с телом, чтобы заставить мысли рассыпаться угольками, а плоть превратиться в пылающую, изнывающую от наслаждения, напряжённую струну.
Повязка на глаза лишающая возможности привыкнуть и ориентироваться.
Тейко не имеет представления, кто его ночной гость. Остаётся лишь догадываться, и он обладает пониманием, «кто», став флейтой в чутких гибких пальцах, оживает непристойными звуками, успевает кончить…
И если бы существовала хоть малейшая возможность противиться или сопротивляться, дотронуться в ответ, но неизвестный не позволяет ни единого встречного движения. Не разрешает прикасаться - прикасается сам, превратив Тейко в безвольную тряпку подчинённую чужой магии. Убийца словно скульптор: не просто лепит тело, но превращая в мягкую глину, создаёт из него новую форму.
Пальцы двигаются внутри тела, на этот раз мучитель не спешит, никуда не торопится, подготавливая методично и тщательно. Раскрывает, лаская языком, пока тело не расслабляется достаточно. Достаточно чтобы принять чужой меч, но не ощущать обжигающего лезвия, только слепящее наслаждение, заставляющее тихо всхлипывать и часто дышать от ощущение распирающей заполненности.
Сознание рассыпается пеплом. Сгорает всё, душа… мысли.
Темнота под веками оживает, превращаясь в сотни мерцающих светлячков распускающих сладкие крылышки, чтобы перелетать с места на место, вспыхивать искорками.
Час быка длится долго и успеет смениться часом Тигра.


Тейко совершенно обессилен, не способен даже пошевелиться, высосанный досуха сосуд, заполненный совершенно чужой энергией, вызывающей состояние расслабленной эйфории.
И если смерть выглядит так, пусть она заберёт его именно в этот момент, когда ничего иного больше не хочется. Блекнут все краски жизни, оставляя понимание, что вкусив священные плоды дерева бессмертия, не пожелаешь ничего иного впредь, любой нектар окажется пресным.
Он был готов к смерти и благодарен за это понимание. Момент истины, какой бы жестокой она не оказалась - такова его судьба, она закончится здесь. Должна закончиться, потому что существование без этого человека уже становилось для него пыткой; так пусть облегчит муку и положит конец собственному содеянному.
Повязка промокла от слёз и ладони ныли и болели, онемев от недостатка крови.
Сдёрнув путы убийца массировал запястья, словно заботливый возлюбленный обнимая собой, устроив меж расставленных коленей. Целовал касаясь губами лица, словно невесомыми крылышками бабочки, но не позволял снять повязку. Последний поцелуй в лоб и… любая преграда исчезла. А когда Тейко осмелился пошевелиться и сдёрнуть платок с глаз – в комнате никого не было. Призрак пришёл и ушёл, вновь оставляя в разобранном и подвешенном состоянии. Что это было? Появится ли вновь?




Тейко лишился радости, лишился аппетита, не ел и не спал, проводя время в бесконечном ожидании неизвестности.
О чём плакала флейта, что она пыталась сказать, призывая луну?
Ни для кого не оставляло сомнений, приёмыш заболел, но недуг его оказался неизвестного науке свойства. Он таял на глазах, тяжко вздыхал, зависал в пространстве глядя на одну точку, превращаясь в бледную тень самого себя, угасал угольком.
Неужели нашлась красавица покорившая сердце? Юный господин подозрительно напоминал влюблённого человека страдающего от неразделённой любви. Однако сколько не допытывался отец, пытаясь выведать, кто же украл сердце рыжего журавля, сын отмалчивался и смотрел странным и пугающим взором. Такие глаза бывают у безумцев или людей на пороге смерти, живущих в ожидании приговора, когда отчаяние сменилось обречённостью, но где–то в глубине продолжает жить надежда, рассыпаясь с каждым днём, и остаётся только пойти повеситься, чтобы прекратить страдание.
Страдание не желало прекращаться, став тайной способной раздавить собственной тяжестью. Каждую ночь он приходил к нему. Тейко ждал этих приходов - свиданий, как замёрзшее деревце прихода солнца, как иссушённая земля, молящая о дожде, как птица мечтающая остаться запертой в клетке вместе с другой птицей, но подружка не прилетит и бесполезно, вырвавшись на волю, лететь за ней.
Ночной гость не обладал чувствами, не желал угадывать отсутствие сопротивления, продолжая неизбежно связывать каждую ночь, лишая зрения и движений. Играл с его телом, насыщался, словно голодный зверь, утоляя страсть и бросая в самом себе, уходил до рассвета, не сказав ни слова, не объяснив, почему приходит и продолжает тревожить покой.
Безмолвие любви, мучительное молчание, ранящая неизвестность, бесконечное ожидание собственной смерти – она царила между ними незримым пониманием. Он приходит убить, каждую ночь он приходит убить, но продолжает оставлять жизнь.
Убийца сжигал его плоть, словно пламя свечи, и ждал лишь момента, набраться решимости погасить огонь навсегда, растягивал время.
Иногда он не приходил неделями.
Незаживающая рана. Медленно гниющая язва внутри, не способная прорваться наружу, выплеснуться упрёком и негодованием, лучше бы убил, чем так… чем это бесконечное мучение – лучше бы убил, чем ….
Однажды Тейко вцепился в его руку в темноте, желая задержать, вкладывая в движение горестный порыв отчаяния, но получил короткий удар и погрузился в темноту.
Он жил в темноте, он ослеп темнотой, он видел только темноту без единого проблеска света, потому что светом становился ОН. Светом и тьмой - безликой и равнодушной.
Тейко искал его на улицах города, искал любую информацию: кто он, что он такое?
Бродил по старым закоулкам, всматривался в лица прохожих, замирал, если вдруг что–то показалось смутно знакомым. Бежал преследуя, но... снова не он.
Тейко не помнил лица, теперь уже не помнил, начиная подозревать, что всё произошедшее ночью в борделе – обман. Он никогда не узнает этого человека при встрече, просто не сможет и лишь поэтому остаётся живым, потому что если бы встретил…


Он его узнал, столкнувшись с ним в чайной лавке. Узнал в мгновение ока, а объяснить не мог, совершенно чужое лицо, другой человек: молодой мужчина с привлекательной, но равнодушной миной. Он скучающе выбирал чай и выглядел представителем среднего класса, одним из тех, кто не имеет право носить меч. Отчего–то создавалось ощущение, что этот человек не нуждается в оружии, он способен прекрасно обойтись без него.
Безразлично скосив на обомлевшего Тейко глаза, мужчина развернулся и вышел из лавки, ничем не выдав, что узнал сына Абэ но Шиномори или вообще знаком с ним.
Сердце Тейко словно изнутри подтолкнуло, заставляя последовать за незнакомцем. Мужчина торопился уйти, смешиваясь с толпой.
Тейко довольно быстро потерял его из вида, но продолжал искать, движимый каким–то внутренним инстинктом или чутьём. Очевидно чутьё привело правильно. Оказавшись в одной из подворотен, он был прижат лицом к стене.
- Не оборачивайся, – прошипел знакомый голос, перехватив за волосы, заставил продолжать смотреть в стену лишая возможности оглянуться. – Обернёшься – умрёшь.
Не существовало ни малейшего сомнения: он исполнит угрозу.
- Забудь что видел, и не пытайся искать меня. Иначе, убью. Больше – мы не встретимся. Прощай.
Он исчез как дым.
Тейко не сразу понял, что больше никто его не удерживает. Рванулся разворачиваясь, не желая мириться с подобными словами, а затем обессилено съехал по грязной стене. Ноги не держали от страха, но куда больше доконало совершенно иное знание…
«Прощай».
Он ушёл. Оставил Тейко в покое. Больше не придётся мучиться, опасаясь за собственную жизнь, не придётся томиться ожиданием, не придётся умирать день за днём, гадая станет ли он последним, но приёмышем двигал не страх.
Закрыв глаза юноша сидел в подворотне. Он просидел так больше часа, представляя собой лёгкую добычу для любого желающего поживиться за счёт богатенького аристократа. Рыжее отродье, сын лисы, собственные приёмные родители считали его демоном и источником несчастий… им даже убийца побрезговал, так и не узнав что….
По лицу Тейко потекли слёзы – последние в этой жизни. Он подарил их своему мучителю, оставляя за ним право быть единственным, кто когда-либо видел Абэ но Тейко плачущим.
Быть раздавленным другим человеком, так легко… и невыносимо…
Чужие слова сказаны, а свои собственные – он никогда не сможет сказать. Не потому что не знает способа донести, просто его признания не нужны другому человеку.
Он настолько безразличен, что не пожелает слушать, не оставляет ни одной нити для этих отношений, где изначально существовал лишь убийца и его глупая, случайно оказавшаяся на пути, жертва. Тейко обманувшийся в собственных ожиданиях, ослепившийся иллюзией, хранивший верность непонятным идеалам, в знании внезапно образовавшемся на песке.
Волны времени смоют песок, не оставив следа памяти.
Нечто жалкое и дешёвое, похожее на смятую бумагу, но даже бумага оказывалась более драгоценной, она стоила денег, на ней можно было написать, а это…. рваная тряпка, откровенно гнилая и жалкая ветошь. Тейко оказался настолько жалок и ничтожен в собственных глазах. Не потому что его отвергли - изначально не приняли.
Тейко не считал себя красивым, но знал, что в глазах многих людей он красив и вызывает желание, и его тело способно вызывать в мужчинах непристойные мысли. Теперь он столкнулся с одним из таких, оказавшимся всего лишь любителем наслаждения отрезанного рукава.
Тейко стоило сказать спасибо, что убийца пощадил, взяв в обмен за жизнь столь странную плату, за то, что не относился жестоко… но лучше бы был жесток.
Ведь существует знание, страшнее любой жестокости.


Возвратившись домой и вытащив из футляра флейту – источник бед и несчастий - Тейко разломал её напополам, дав себе клятву: отныне никогда не прикасаться к музыкальному инструменту. Он больше не собирался тревожить духов и играть для них мелодии утешения по ночам.
Ветер улетит, найдёт приют в ветвях новой ивы, а Тейко продолжит жить и улыбаться десятком масок. Он видел только одну - обманувшее его совершенство, но так и не узнал, каким было настоящее лицо, он ведь и не стремился к правде. Что это было? Он не хотел знать… «Ничто» оставшееся «ничем».
Тейко не хотел упрекать, ссыпая землю на могилу забвения, хороня обломки флейты в саду, позволил лишь одну слабость, воткнув померанцевую веточку – дань памяти.


Услышь любимый песню соловья,
Ты знай, на сердце птицы нет упрёка,
За то, что дав надежду, вновь предал
За то, что встречу обещая, к сроку
Ты никогда в мой сад не прилетал,
Не ведая, что поступил жестоко.



Два года прошло, смытые водой безмолвного отчаяния, когда бежишь от самого себя, бежишь, и кажется что способен убежать, хватаясь за тысячу дел и причин, дав себе слово: забыть, но забыть не можешь. Память бросает болезненной насмешкой, постепенно вырисовывая неумолимое понимание – не забудешь. Карма свершится, круг должен быть завершён до того, как грехи прошлой жизни отразятся в следующей. Карме плевать: убийца или священник, все люди становятся оружием в её руках: собственным следствием и причиной. Однако лучше успеть и завершить свои дела здесь, чем тащить завязанные узлы, через столетия в новое перерождение, где жертва и палач поменяются местами и справедливость восторжествует любой ценой.

Зийону не было ни малейшего дела до справедливости или высшего суда. Потеряв всё, не имея ничего, он держался за отсутствие всего, потому что единственное что продолжало привязывать к поверхности жизни - собственный меч, заказы, необходимость выполнения определённой работы. Он не видел ни смысла, ни причин, и сроднился с болью настолько давно, что утратил малейшее о ней понимание. Знал, что болит – болит всегда, никогда не перестанет болеть, но избавиться от боли невозможно, только вырезать собственное сердце, и отдать на корм собакам.
Он приходил в дом Абэ но Шиномори, но… больше никогда не слышал музыки. Флейтист перестал играть, а для Зийона исчезла причина приходить.
Любая встреча, станет для соловья последней, так что… это правильно, что он больше не играл. Услышь Зийон его игру, он бы не задумываясь вскрыл парню горло, желая поставить точку в их истории, точку в самом себе.



- Ах, Тейко, вы такой нетерпеливый, – шептала красавица Юки, пошленько хихикая, но первая побуждала любовника предаться страсти, забыв о малейших приличиях. Прекрасный рыжеволосый юноша похожий на дивную нефритовую статуэтку, не отставал, целуя белые плечи, лаская грудь и стекая губами вниз….
Любовники предавались страсти в роскошной спальне достопочтимого семейства Сугавара – интрижка с замужней женщиной могла ударить по репутации, но за два года скромный флейтист похоже изрядно поднаторел в любовных утехах растеряв малейший стыд.

Не то, чтобы Зийон видел в этой встрече предопределение судьбы, скорее необратимого злого рока, неумолимо сталкивающего их между собой в самые неподходящие и откровенно нетривиальные моменты.
Он думал, что успел забыть Тейко, но… никогда не забывал.
Ни одного дня не забывал, видя перед глазами прекрасное, искажённое мукой, заплаканное лицо соловья. Насилие не оставило следов и впечатления. По бабам малыш, похоже, шлялся с не меньшим пылом и неистовством, чем демонстрировал любовнику вертя под ним задом в постели. Преступники предавались страсти не ведая, что за ними наблюдают внимательные, холодные глаза.

Зийон притаился в одной из фальшивых ниш в шкафу, ожидая прибытия клиента с минуты на минуту. А вместо клиента в дом неожиданно проник юный любовник госпожи.
Откровенный просчёт. Зийон не желал для него подобной участи, а теперь приходил к выводу, что у рыжего жестокая и несчастливая судьба. Жалко становилось, в понимании насколько неизбежна их встреча – круг должен завершиться и он завершится.
А пока мальчишка может насладиться последним разом, не ведая о том, что сегодня лунный ветер принесёт ему смерть.
Зийон не оставлял свидетелей, сделав лишь единственное исключение из правил и сожалел. Исключение обошлось дорогой ценой, но… карма вновь свела их в жестоком жребии.
Они не успели насладиться. Муж вернулся неожиданно. Собственно он и должен был вернуться сегодня вечером. Зийон знал о его планах переночевать в поместье, а вот красавицу жену похоже никто не счёл нужным предупредить.
Забегали слуги, влетела служанка, сообщая, что господин приехал и скоро прибудет в свои покои. Начался откровенный переполох.
Красавица не придумала ничего умнее, чем запихать Тейко в шкаф, в глубине которого прятался Зийон – стандартное решение для подобной ситуации. Следом запихала одежду и оружие.
Убийца обмер, понимая, что от такого ум за разум способен зайти. Незапланированный элемент.
Бедный парень в шкафу умирал от страха, пытаясь натянуть штаны, и производил шум.
Он сам себя выдаст раньше, чем его обнаружат. Приходилось что–то предпринять.
- Шевельнёшься – убью, - прошипел Зийон, сцапав стальным захватом и приставляя лезвие горлу. Несколько точечных касаний по акупунктуре – теперь он и при всём желании не мог пошевелиться или издать звук.
Тейко обмер. Он узнал этот голос, но гораздо раньше узнал запах, преследующий все эти два года – запах кошмара.
Госпожа Юки оказалась опытной лисой. В мгновение ока, приведя комнату в порядок, распахнув окна выветривая следы страсти, обтерев тело влажным полотенцем и встречая мужа спросонья, выговаривая, какая жалость, что господин Сугавара не предупредил о визите. Она бы подготовилась, приготовила ужин и всё остальное.
Заговаривая зубы, красавица увела мужа прочь, позволяя любовнику благополучно испариться, не подозревая, что уйти он не сможет, останется до самого конца.
В голове Зийона созрел мгновенный план, как решить две проблемы разом: не марать рук об убийство музыканта и при этом выполнить заказ.
Вот только собственное тело имело совершенно иное мнение в отличие от рассудка.
Стоило ощутить под пальцами чужую обнажённую кожу, чувственный аромат, и Зийон ни о чём другом просто думать не мог, испытывая все те же болезненные чувства, что и раньше.
Он скучал по нему, желал отчаянно, отказавшись от любой возможности встречи, грезил рыжим наваждением, а сейчас собственные пальцы, предав хозяина, ласкали непроизвольно. Он жаждал от него избавиться, а вместо этого целовал в шею и плечи, покусывал ухо, пытая кончиком языка. Кто бы ему объяснил, что он творит.


Вернулся хозяин убаюканный речами жены и лаской.
Супруги разделили любовное ложе, сотрясая кровать бесконечными движениями, наполняя комнату звуками страсти – распутница стонала не сдерживаясь, подозревая что любовник давно ускользнул и как бы она не пела ему о своей несчастной доле и нелюбимом мужчине, обращающемся с бедняжкой жестоко и незаслуженно, выглядела она всем довольной по крайней мере в момент исполнения супружеского долга.
Впрочем, женщины умеют притворяться.
Умеют ли притворяться мужчины?
Откровенно нелепая ситуация.
Тейко не знал чего ожидать, но точно никак не мог ожидать ничего подобного.
Несколькими касаниями возбудив его плоть, убийца заставил облизать пальцы, и молча запихал их в задницу, разрабатывая тесный проход и не оставляя ни малейшего сомнения, что произойдёт дальше. Зажал рот, не позволяя выдать себя стонами боли.
….Оба сдерживали дыхание. По телу Тейко непрерывно струился пот. Он кусал губы в бессильном отчаянии, смешанном с наслаждением, понимая, что сегодня умрёт, но возможно, он всегда стремился к этому, желал умереть от его руки.
Лучше от его руки, чем никогда не знать его рук…
Обречённая карма. Мучитель рвал его тело, а он не желал ничего иного, лишь быть разорванным им, своим жестоким зверем, беспощадным демоном-ками.
Умереть от руки убийцы или умереть от рук разгневанного любовника – выбор невелик.
«Не возжелай чужой жены» – очередное наставление храма, обретающее кристальный смысл.
Если он не нарушит запретов, проживёт свою жизнь счастливо, если же нарушит – произойдёт несчастье. Он не избежит судьбы, навлечёт позор на дом отца и за ним придёт смерть. Смерть заберёт его вычеркнув из жизни. Она пришла за ним прямо сейчас, осталось лишь совершить последнее действие – ритуал. Вскроет горло или свернёт шею?

Откинув голову на плечо, Тейко закрыл глаза, ожидая, когда всё закончится или начнётся….
А потом умер и не заметил смерти. Смерть пришла ласково и нежно, подарив прощальный полный любви поцелуй. Он умер прежде, чем осознал собственную смерть, скользнул в темноту, ставшую надёжными объятиями. Он не желал ничего иного, благодарный за то, что всё случилось именно так быстро и безболезненно, закончилось таким образом.
Он был так… НАИВЕН.



Тейко очнулся от боли. По бёдрам стекала кровь, как и в первый раз и не только по бёдрам, он был измазан алым с ног до головы, словно его действительно распотрошили, кровь начинала подсыхать. Проклятие памяти. Отчего терзая нутро, убийца дарил наслаждение? Лучше бы дарил боль, но… куда важнее, почему Тейко по прежнему жив?
Чужой замысел открылся для понимания слишком поздно, заставив оцепенеть и вымерзнуть разом от ужаса. Когда он окончательно пришёл в себя, поднимаясь с неслышным стоном, взору предстала жуткая картина.
Хозяин и хозяйка в луже крови, с множеством ран. Кто убил их не оставалось загадкой.
Ворвавшиеся слуги не стали задавать вопросов или выяснять очевидное: спятивший любовник набросился на хозяина дома и его жену, зарезав на почве ревности.
Орудие убийства валялось на полу, один из его мечей. Даже обладай он голосом, доказать, что он не совершал убийства, когда оказался единственным участником… да кому нужны загадки, когда правда столь очевидна и лежит на поверхности.
Тейко избили и связали, не позволив натянуть одежду. Продержали голышом до самого приезда стражи. А затем протащив по дороге позора, бросили в тюрьму, дав прикрыть срам лишь тонким халатом.
Он пытался написать, что убивал не он, но кто станет слушать демона чужеземца? Ему задавали вопросы, сводившиеся преимущественно к деталям для уточнения полноты картины, никто не верил в его невиновность, абсолютно никто.
Прислуга поместья подтвердила наличие постыдной любовной связи, любовники встречались несколько месяцев.

Господин Абэ но Шимори отказывался верить, в злодеяние, однако факты говорили сами за себя. Множество улик включая орудие убийства - раны на теле оставлены мечом господина Абэ но Тейко.
Жуткий скандал буквально взорвал столицу. Единственная причина почему Тейко не прикончили сразу на месте и не растерзали пытками - принадлежность к именитому аристократическому роду. Необходимость суда и выбора подходящего способа казни.

Дело дошло до ведения императора. Господин Абэ но Шимори получив светлейшую аудиенцию, просил разрешения покончить собой, чтобы смыть пятно с репутации семьи собственной кровью. Он, глава дома, не уследил за распутным поведением приёмного сына и теперь обязан понести наказание, умоляя лишь об одном, чтобы произошедшее не отразилось на семье и не коснулось старшего наследника.
Однако император проявил милость, сообщив, что господин но Шимори не обязан расплачиваться за грехи слуги, даже если считал его приёмным сыном.
В чём его вина? В том, что он проявил добродетель и милосердие к недостойному? Как император может допустить смерть столь почтенного и уважаемого человека, приютившего в доме шелудивого пса, ничтожную собаку, змею ужалившую кормящую руку.
Нет, за деяния преступника господин Абэ не понесёт ответственности, хотя ему придётся выплачивать долг крови наследникам семьи. Собственно пострадавшая сторона, соглашалась с тем, что уважаемый господин Абэ но Шимори не обязан искупать чужое преступление. Наказание понесёт виновный. Тейко лишается права носить фамилию и не имеет к семье Абэ ни малейшего отношения, теряя соответственно любые права и чужой милостью данные ему привилегии.
Отныне Тейко ничем не отличается от обычного бесправного разбойника. За изуверство и жестокость, он будет наказан не менее жестоко и подвергнут пытке. Сварить заживо в кипящем масле, растянув казнь на максимально долгий срок.


Для того чтобы преступник не мог покончить собой, его связали по рукам и ногам, пропустив через рот кляп, лишая возможности откусить язык или пошевелиться разбивая собственную голову.
Приговор Тейко был зачитан на всех площадях.

Зийон слушал его, стоя в толпе народа. Приговор продолжал звучать в ушах, когда он, неспешно попивая чай, сидел на крыше, любуясь на полыхающие багровым пламенем небеса сжигаемые солнцем. Он думал о том, что в конце концов всё происходящее для него оставалось кристально ясным изначально, и сколько бы он не пытался уйти или убежать, убегать в сущности бессмысленно, когда судьба заносит топор, все действия или противодействия лишь ускоряют неизбежное развитие событий, но рано или поздно… остаётся лишь принять единственно верное решение и ему давно пора осознать, не пытаясь полагаться на волю случая. Останется он сидеть или предпримет любые действия – он больше не способен оставаться самим собой, теперь, он станет кем–то другим, а вот кем он станет… Зийон отхлебнул чай. Казнь состоится на рассвете - уйма времени.



Обезуметь от страха?
По всем законам Тейко должен был лишиться рассудка, узнав о том, насколько мучительной смертью умрёт. А он впал в состояние абсолютной прострации не испытывая ничего, только странное спокойствие и отрешённость. Словно уже где–то там ушёл, и стоял одной ногой за пределом жизни и смерти, постигнув откровение ведомое лишь мученикам.
Он выполнил своё предназначение. Он не знал, в чём оно заключается, но узел развязался.
Завтра он будет свободен от боли и страданий, от любых оков, всё закончилось, осталось лишь немного потерпеть, но всё закончилось.
Тейко лежал ничком на грязной соломе, разбитый морально и физически, не в силах пошевелиться, да и не хотел двигаться окунаясь в марево боли.
Никто не заботился о его нуждах и потребностях тела. При желании справить нужды, он был вынужден ходить под себя.
Отец до последнего заботился о нём, отказывался верить в преступление сына. Проявляя милосердие один из подкупленных стражей опоил преступника маковым отваром, и пребывая между сном и явью, Тейко довольно смутно понимал действительность.

Он слабо осознал шум снаружи, глухие удары словно кто–то бил в колотушку, обернув её тканью, или треск сверчков, их песни не долетали в грязную и вонючую камеру, а решётка позволяющая видеть происходящее демонстрировала странные картины не совместимые с реальностью. Человек одетый в серое с закрытым маской лицом, отбросил тело одного из стражников и открыл засов.
Убийца вошёл в камеру, мягко ступая, остановился на мгновение прислушиваясь, затем присел перед Тейко мгновенно освобождая от пут, ощупывая на предмет повреждений.
Тейко стало смешно. Он пришёл за ним? Для какой цели?
Никак насытиться не может зверь. Видно скрывается в заднице Тейко что–то сладкое, раз манит к себе насильника снова и снова. Лучше пусть растерзает собственной рукой, чем….
Зийон смотрел на него, сняв маску, позволяя себя узнать. Не подозревал, дурак, что Тейко узнал прежде, чем он сдёрнул ткань. Он мог опознать его безошибочно среди тысяч людей в толпе, мог узнать по движению пальцев, походке, запаху, отражённому зеркалу глаз. Не существовало ни малейшей возможности для Тейко его не узнать.
Тейко… хотел сказать, так хотел, но открывал беспомощно рот. Рыжая золотая рыбка, смятая хризантема, жалкая и бесконечно уставшая.
Зийон наклонился и поцеловал – откровенно не время и не место, но рядом с ним, он всегда вёл себя как безумный идиот. Тейко укусил за губу заставляя отшатнуться.
Откровенная ненависть, слаще любой пьяной ласки, ему хватало и ненависти – единственное утешение. Придя сюда и сделав выбор в пользу жизни, а не смерти, Зийон завершил собственный путь. Осталось лишь помолиться богам и искупить последний грех. Отобрав у Тейко всё, он не мог дать взамен ничего по-настоящему ценного и значимого, не мог вернуть семью, друзей, знакомых и близких людей. Разве что дать надёжное пристанище в собственном поместье. Он принял предложение семьи Оэ, сообщив, что возвращается домой, в каком качестве, время покажет, а пока дружок может готовить выпивку - визит вежливости, он так и быть нанесёт. Почему передумал? В жизни появилось что–то, что он готов защищать…. даже если потребуется защитить от самого себя.
Тейко не сможет жить прежней жизнью, но пусть утешится тем, что ему не придётся ни в чём испытывать нужды. Подобная участь, лучше, чем оказаться мёртвым и сваренным в котле.
А если, после всех выпавших на его долю испытаний, Тейко пожелает умереть, что ж в арсенале Зийона масса способов помочь осуществить заветное желание менее зверским способом, по крайней мере в том случае, если не получится переубедить, и методов переубеждения у него тоже существовала масса. Тейко тоже придётся понять, что всё происходящее между ними неизбежно, может однажды он сумеет постичь истину, сумеет простить и смириться. Дороги назад в любом случае не существует.
- Убей, - сложились слова, невнятные, но прозвучавшие достаточно, чтобы понять смысл. Зийон замер, не веря собственным ушам. Тейко заговорил… Похоже пережитый стресс оказался по настоящему тяжёлым, раз немой вернул речь.
Убийца не ответил, быстро ощупывая кости на предмет переломов. Он знал, что скажет парень и у него будет возможность наплеваться ядом и упиться ненавистью позднее, когда они окажутся в безопасности. Зийон наклонился, собираясь поднять, но парень не дался, проявив неожиданную силу, желая договорить.
- Невыносимо, – слова давались с трудом, но он отчаянно желал их сказать… - Убей… Не уходи снова… Не так…
Зийон оцепенел, не веря собственным ушам.
- Я тебя лю…. - прохрипел Тейко. Зийон накрыл рот ладонью, уберегая драгоценные слова.
- А ты похоже тот ещё болтун, да? – хмыкнул убийца насмешливо и вытащив из–за отворота цветок–заколку, воткнул в грязные рыжие волосы – единственный ответ. Не теряя больше времени, убийца поднял ношу на руки и понёс навстречу неизвестности. И всё что оставалось Тейко - принять такой ответ, обессилено уткнувшись лбом в плечо, думая о том, кого он увидел, очередную маску или настоящее лицо. А он ведь даже его имени не знал.



Эпилог.


- Слышал я, светлейший принц Отомэ, - любезно начал молодой князь Оэ, подкрадываясь к дремлющему на солнышке Зийону, вольготно расположившемуся на лавочке в саду.
Упоминание титула заставило убийцу приоткрыть один глаз и нахмуриться. Связываться с Хейске откровенно гиблая затея. Приятель не оставит попыток, вернуть его на путь истинный: если Зийон согласится играть в политические игры, добиться получиться куда больше, чем просто отвоевать земли Инчу.
– Слишком много воли вы даёте своему любовнику. Посреди белого дня избить вас сандалиями, вот негодяй неблагодарный… - чувствовалось Хейске ржал, но держал пафосную мину напыщенного приличия. В светлом хаори, он смотрелся моложе своих лет напоминая озорного проказника, но никак не уважаемого владетеля.
- Князь пришёл меня утешить? – Зийон продолжил дремать, не делая ни единой попытки подняться навстречу и поприветствовать, как всегда в сером - даже изменив стиль жизни, старых привычек Отомэ не изменял и от того выглядел старше своих лет, заставляя Оэ невольно комплексовать. А ведь Хейске поинтереснее и попредставительнее будет, но видимо древняя кровь давала о себе знать, заставляя ощущать невольное превосходство старшей ветви.
- Князь пришёл позлорадствовать.
Хейске недолго думая попытался спихнуть Зийона с лавки, толкнув ногой, но добился лишь того, что его нога оказалась в стальном захвате. Отомэ непочтительно зевнул.
- Покушение? – Оэ не думая огорчаться, поцокал языком.
Зийон со вздохом отпустил, выпрямляясь и освобождая место рядом. Князь не замедлил воспользоваться приглашением.
- Хейске, неужели в поместье заняться нечем, кроме обсуждения моей интимной жизни?
- Когда интимная жизнь становиться достоянием общественности – да.
Оставив дурашливость Оэ сделался серьёзным.
- Рю, непристало мне, уподобившись женщинам, сплетни разводить, но
неужели сложно соблюдать приличия? Ты со своим любовником совсем стыд позабыл. Тейко куда скромнее тебя, пристойный юноша и побил тебя заслуженно. Умерь свой пыл или перенесите свои игры подальше от любопытных глаз. Я ещё не оставил затеи тебя женить, – признался он виноватым тоном.
- Достаточно, Хейске. Продолжишь и мы рассоримся, – ровным голосом сообщил Зийон.
- Согласишься на наложницу? – жалобно предложил Оэ.
Зийон поднялся, заканчивая разговор.
- Рыженькую подыщу, – провокационно проныл князь вослед и рассмеялся, увидев лишь мелькнувшую тень.

Тейко никогда не удавалось ощутить приближение Зийона. Убийца не издавал звуков, колебаний воздуха, только если намеренно желал заявить о своём присутствии, мог из вежливости кашлянуть или постучать о перегородку, но чаще всего всё заканчивалось одинаково – две внезапно обнимающие руки, вырастающие из пустоты за спиной, и бесполезно орать и ругаться, что он пугает такими шуточками до икоты. Зийон обещал перестать, но повторял снова и снова, не в силах удержаться от искушения и подразнить. Вот и теперь, Тейко пытаясь практиковаться в каллиграфии добился идеального начертания, как две прилетевшие руки заставили вздрогнуть роняя на лист жирную кляксу.
Сил сердиться нет, потому что когда Зийон прижимается, всё на свете становится на свои места, вещи становятся правильными, и весь мир приобретает очертание душевной гармонии, льющейся через призму счастья. И даже если ничего не хочется, только прислониться затылком к груди, устраивая голову на плече, тем не менее - счастье состоит из мелочей, простых смешных радостей – развернуться и мазнуть кисточкой по лицу оставляя яркий чернильный след – замереть, осознав, что он улыбается одними глазами, но они смеются, заполнены множеством смешинок. Полнота мгновения. Зийон мог бы изобразить, что изумлён или злится, точно так же как Тейко готов изображать возмущение, каждый раз…
Новый мазок кисточкой.
Тейко хочется вывести каменное спокойствие из равновесия. Заставить Зийона потерять самообладание похоже на увлекательную игру. Он видит перед собой незыблемую гору равновесия, но каждый раз находит в ней трещинки счастья, пытается создать колебания.
Зийон отбирает кисточку и, недолго думая, мажет тушью и щёки, и нос, и лоб, не слушая возмущённых воплей и протестов. А затем с победной ухмылкой отбросив оружие прочь, заваливает на пол целуя трепетно и нежно, вкладывая в один поцелуй больше, чем Тейко способен вложить в десятки самых жарких слов, но им… не требуются слова, хотя в какой–то момент требовалось много. Полгода чтобы прийти к осмыслению, соглашению, принятию, суметь договориться. Тейко не знал, в какой момент сумел простить, но Зийон ощутил переход безошибочно, и пришёл впервые открыто, не в темноте, не пытаясь подчинять, согласный подчиняться. Они стали возлюбленными, больше чем любовники. Любовниками они стали давно, но это не принесло счастья, а новое понимание наполнило пространство смыслом, восхитительным безмолвием, когда всё кажется настолько ясным и понятным, что даже говорить лень, но Тейко говорит и говорит, отрываясь за десятилетия молчания. Язык часто путается и слова не всегда выходят чётко и складно, и порой не всегда речь звучит внятно. Посторонние переспрашивают, но Зийон никогда не переспрашивает, угадывает. Он научился угадывать. За эти полгода он научился читать малейшее выражение мимики Тейко, боясь, что однажды снова ошибётся и не поймёт, пропустит самое главное, важное. Тейко способен успокоить страхи, чужие и свои собственные, отогнать демонов идущих за убийцей по пятами, сыграть на флейте. Ноша свалившаяся на его плечи порой бывает тяжела, но музыкант в состоянии выдержать непосильный груз, зная, что возможно он единственный человек обладающий властью остановить безумие Зийона, возродить мёртвое к жизни, утешить блуждающих по дому призраков.
И если Оэ не оставит своих бесчисленных попыток склонить принца к борьбе за власть или даже если Отомэ выберет любой другой путь, по какой бы дороге он не пошёл, задача Тейко - всегда оставаться рядом с ним. Потому что не имело значения, какую тропинку выберет для себя Тейко, Зийон пойдёт за возлюбленным не размышляя - сделает её своей.
Они просто будут шагать вместе. Рядом. Всегда.