Глава 32. Объединение школ

Смеющаяся гордость рек и озер


глава 32 Объединение школ


Писатель: Цзинь Юн


Переводчик: Алексей Юрьевич Кузьмин






Не за один день, но вот Лин-ху Чун вернулся на гору Хэншань. У подножия горы караульные ученицы заметили его, отправили донесение наверх, и толпа учениц вышла ему навстречу. Вслед за этим явились и молодцы из внешнего двора Хэншань, эти прибыли толпой, гудящей, как пчелиный улей. Лин-ху Чун начал расспрашивать о положении дел. Цзу Цянь-цю произнес: «Докладываю главе клана, все ученики-мужчины жили на внешнем дворе, на главную вершину никто не поднимался, правила соблюдались в строгости». Лин-ху Чун произнес: «Вот и прекрасно».



И Хэ рассмеялась: «На вершину они и в самом деле не поднимались, но вот насчет строгого соблюдения правил – это вряд ли». Лин-ху Чун спросил: «В чем дело?» И Хэ ответила: «Мы в главной обители и белым днем, и поздним вечером постоянно слышали шум и гам из долины Тунъюань, секунды тишины не было». Лин-ху Чун расхохотался: «От этих друзей дождаться хоть мига тишины – это в самом деле очень трудно».



Лин-ху Чун кратко рассказал о том, как Жэнь Во-син вернул себе место главы учения. Толпа героев разразилась криками одобрения, подобными грому, и эхо пошло метаться среди горных ущелий. Все думали так: «Раз глава учения Жэнь вернул свое место, то Божественная Дева теперь будет иметь большую власть. У всех ребят теперь дела пойдут на лад».



Лин-ху Чун поднялся на вершину Созерцания Истиной природы, пришел к Бесцветной Кумирне, коснулся лбом земли в почитании духов Дин Сянь и остальных усопших наставниц, начал совещание с И Хэ, И Цин и другими старшими ученицами. До пятнадцатого дня третьей луны осталось не так уж и много дней, клан Северная Хэншань должен был отправиться в путь в провинцию Хэнань. И Хэ и другие сказали, что, хотя взять с собой героев из долины Тунъюань для сопротивления идее объединения кланов под руководством Суншани было бы неплохо для укрепления сил и положения, но это вызвало бы осуждение кланов Суншань, южная Хэншань и Хуашань, а Цзо Лэн-чаню дало бы предлог для выступления против их клана. И Хэ сказала: «Брат-настоятель победит Цзо Лэн-чаня своим искусством меча, само собой, станет главой клана Пяти Твердынь, но с таким количеством братьев из долины Тунъюань неизбежно будет множество происшествий». Лин-ху Чун улыбнулся: «Наша задача – не позволить Цзо Лэн-чаню поглотить остальные четыре клана. То, что я стал настоятелем клана Северная Хэншань – и так уже ни в какие ворота не лезет, что уж говорить о том, чтобы мне стать главой клана Пяти Твердынь. Раз все говорят – не брать братьев из долины Тунъюнь на гору Суншань – так и не будем их брать».



Он пошел в долину Тунъюань, и потихоньку переговорил там с Цзи Ву-ши, Цзу Цянь-цю и Лао Тоу-цзы. Цзи Ву-ши и другие сказали, что раз брать с собой братьев неудобно, то пусть Лин-ху Чун с ученицами идут вперед, а они втроем объяснят все толпе героев. Но этим вечером Лин-ху Чун вдрызг напился вместе с героями, на следующий день планировали отправиться на гору Суншань, но он протрезвел только после полудня, и был не в состоянии держать себя в руках, так что выступление решили перенести на следующий день.



Утром второго дня Лин-ху Чун вот главе учениц тронулся на гору Суншань.


Они двигались несколько дней, прибыли в городок, в большом полуразрушенном храме предков остановились для отдыха и еды. Семерка Чжэн Э вышла наружу с целью разведки – вдруг клан Суншань приготовил тут какие-то скрытые козни.



Через недолгое время Чжэн Э и Цинь Цзюань примчались, как на крыльях: «Брат-настоятель, быстрее иди поглядеть!» Лица у обоих были залиты смешливым выражением, очевидно было, что они увидели нечто предельно потешное. И Хэ быстро спросила: «Что случилось?» Цинь Цзюань рассмеялась: «Сестра, ты иди сама погляди».



Лин-ху Чун с остальными стремглав бросился за ними двумя, они вбежали в гостиницу, подбежали к западному флигелю, в одном из номеров увидели на кане кучу людей – это были «Шестеро святых из персиковой долины». Все шестеро не могли и пошевелиться.

[Кан - прямоугольный дымоход для согревания комнаты, обычно покрытый циновками, на нем можно сидеть и лежать.]


Лин-ху Чун изумился, торопливо прошел в комнату, тут же схватил в охапку верхнего, и вытащил его из кучи. Заметил у него во рту кляп, и вытащил. Тао Гэнь тут же начал извергать проклятия: «Бабушку твою так, да чтобы у твоих предков на восемнадцать поколений не было доброй смерти, чтобы у твоих внуков на восемнадцать поколений не было заднепроходного отверстия...» Лин-ху Чун рассмеялся: «Эй, старший брат Корень Персика, чем это я перед тобой провинился?» Тао Гэнь ответил: «Да я разве могу тебя ругать? Ты что, не соображаешь? Этот собачий сын, Лаоцзы, как его увидит, сразу разорвет на восемь частей, шестнадцать частей, на тридцать четыре куска порву...» Лин-ху Чун спросил: «Ты кого ругаешь?» Тао Гэнь ответил: «Бабушку его так, если Лаоцзы не будет его ругать, то кого ему ругать?»



Лин-ху Чун снова сгреб из кучи самого верхнего – им оказался Тао Хуа, вытащил у него изо рта кляп.
Пока кляп был у того во рту только наполовину, оттуда понеслось непонятное бурчание, но, когда кляп был извлечен полностью, то послышалось: «Старший брат, ты ошибся, восемь частей делятся на шестнадцать частей, а шестнадцать кусков делятся на тридцать два, как у тебя получилось тридцать четыре куска?» Тао Гэнь ответил: «А я вот как раз люблю говорить «тридцать четыре» – ну и что из того?


Я же не говорил, что перемножаю? Я в уме к результату еще два прибавил». Тао Хуа спросил: «Как это, к результату умножения два прибавлять? Это нелогично».

У этих двоих еще точки тела не были разблокированы, только рот действовал, и они сразу же вступили в дискуссию.



Лин-ху Чун рассмеялся: «Двое уважаемых, не надо ссориться, что случилось, в конце концов?»


Тао Хуа ругнулся: «Хэшан Бу Цзэ и хэшан Бу Кэ Бу Цзэ, чтобы их предки на восемнадцать поколений стали вонючими хэшанами!»



Лин-ху Чун рассмеялся: «Что это вы стали великого наставника Бу Цзэ ругать?»


Тао Гэнь произнес: «Если его не ругать, то на кого ругаться? Ты ушел, не попрощавшись, нам обо всем рассказал Цзу Цянь-цю, как мы, шестеро братьев, могли не пойти на гору Суншань, не посмотреть на веселье?



Разумеется, мы пришли, да еще и хотели тебя опередить. Дошли до этого места, и столкнулись с этим вонючим хэшаном Бу Кэ Бу Цзэ, он нас заманил выпивкой, и еще рассказал, что видел, как шестеро собак до смерти загрызли большого змея, обманщик, привел нас посмотреть. Разве мы знали, что тут за дверьми прячется вонючий Хэшан Бу Цзэ, внезапно одному за другим начнет точки отключать, навалил нас тут, как кучу хвороста, да и сказал еще, что если мы пойдем на гору Суншань, то наверняка испортим великое дело главе клана Лин-ху. Бабушку его так, да как мы можем твое великое дело испортить?»


Лин-ху Чун только теперь понял, рассмеялся: «В этот раз шестеро братьев из Персиковой долины одержали победу, а великий наставник Бу Цзэ проиграл. В другой раз, когда вы, шестеро братьев, увидите великого наставника и его ученика, ни в коем случае не напоминайте им об этом деле, и тем более не ввязывайтесь в драку, иначе герои Поднебесной начнут спрашивать про причины, и узнают, что великий наставник Бу Цзэ был вами сокрушен, это его опозорит, он потеряет лицо». Тао Гэнь и Тао Хуа согласно закивали головами:


«В другой раз, как увидим этих двоих вонючих хэшанов, притворимся, что нам до них и дела нет, чтобы этих двоих не презирали». Лин-ху Чун рассмеялся: «Скорее разблокируйте точки шестерым уважаемым, а то им уже терпеть невозможно». С этими словами он разблокировал точки Тао Хуа, развернулся, вышел из комнаты, и закрыл за собой дверь, чтобы не слушать их глупые препирания.



Чжэн Э рассмеялась: «Дашигэ, а что это эти шестеро братьев тут делали?» Цинь Цзюань ей ответила: «Они тут пирамиду выстраивали».

[Гимнастическая пирамида была известна в Китае. У буддистов это называлось дье лохань – нагромождение архатов.]

Тао Хуа тут же начал ругаться: «Маленькая монашка, ты глупости говоришь, кто тебе сказал, что мы тут пирамиду составляли?» Цинь Цзюань рассмеялась: «Я вовсе не маленькая монашка». Тао Гэнь произнес: «Ты вместе с маленькими монашками – значит, тоже являешься маленькой монашкой. Цинь Цзюань ответила: «Глава клана Лин-ху тоже вместе с нами, он тоже маленькая монашка?» Чжэн Э рассмеялась: «Ты тоже вместе с нами, значит вы, шестеро братьев – тоже маленькие монашки».


Тао Гэнь и Тао Хуа тут же начали обвинять друг друга в логических ошибках, в результате которых они все превратились в маленьких монашек. Лин-ху Чун, И Хэ и остальные довольно долго ожидали снаружи, но Шестеро святых из Персиковой долины так и не выходили. Лин-ху Чун снова вошел внутрь, но увидел, как Тао Хуа покатывается со смеху, и вовсе не собирается освобождать братьев. Лин-ху Чун расхохотался, тут же разблокировал точки пятерым, и быстро пошел прочь из трактира. Сзади слышался треск оплеух и грохот ударов – в комнате началась потасовка.



Лин-ху Чун расхохотался, пошел прочь, свернул, прошел несколько саженей, и попал на маленькую дорожку среди полей. Там он заметил персиковое дерево, сплошь усыпанное бутонами, только и ждущего порыва теплого весеннего ветра, чтобы расцвести во всем великолепии, и подумал: «Эти цветы персика столь изящны, но шестеро святых из Персиковой долины такие бестолковые, вовсе не похожи на эти цветы персика».



Он некоторое время рассеянно бродил, решил, что шестеро братьев уже закончили драку, идти пить вино вместе с ними будет не очень удобно, и вдруг услышал за спиной легкие шаги. Женский голосок произнес: «Линху дагэ!» Лин-ху Чун развернулся, и увидел И Линь. Она подошла и тихо спросила: «Я задам тебе один вопрос, можно?» Лин-ху Чун улыбнулся:



«Конечно можно, в чем вопрос?» И Линь спросила: «В конце концов, кого ты любишь больше, барышню Жэнь, или твою младшую сестру наставницу по фамилии Юэ?»



Лин-ху Чун вздрогнул, смутился: «Отчего это ты вдруг меня об этом спросила?» И Линь ответила: «Это И Хэ, И Цин и другие сестры поручили мне спросить у тебя». Лин-ху Чун изумился еще больше, улыбнулся:


«Что это они придумали такое спрашивать?» И Линь опустила голову: «Лин-ху дагэ, о твоих отношениях с сяошимэй я никогда посторонним не рассказывала. В тот день, когда И Хэ ранила мечом барышню Юэ, между ними возникла неприязнь. И Чжэн и И Лин вдвоем получили приказ передать лекарство для заживления ран, клан Хуашань не только отказался его принимать, но выгнал обоих сестер-наставниц со скандалом. Все боялись, что ты рассердишься, и никто не осмелился тебе об этом рассказывать. Затем Юй Сао и И Вэнь снова отправились на Хуашань, сообщить о твоем вступлении в должность настоятеля, но в клане Хуашань их заключили под арест». Лин-ху Чун слегка вздрогнул: «Откуда ты это узнала?»



И Линь смутилась: «Это тот самый Тянь... Бу Кэ Бу Цзэ сказал». Лин-ху Чун произнес: «Тянь Бо-гуан?» И Линь подтвердила: «Именно так. После того, как ты ушел на утес Хэйму, сестры-наставницы послали его на разведку». Лин-ху Чун кивнул головой: «У Тянь Бо-гуана искусство легкого тела годное, в разведке его трудно обнаружить. Так он увидел сестер-наставниц, отправленных с сообщением?» И Линь ответила: «Да. Но тем не менее, на Хуашани стража строгая, он не смог прийти к ним на помощь, хорошо еще, что сестры содержались без притеснений. К тому же, я ему дала записку, наказывала ни в коем случае не провиниться перед кланом Хуашань, тем более не драться и не ранить людей, чтобы ты не рассердился». Лин-ху Чун улыбнулся: «Ты ему памятку написала, дала указания, ну точно, как отец-наставник посылает ученика!» И Линь покраснела: «Я на пике Созерцания Естества, он в долине Тунъюань, для сношений удобнее всего было записки использовать, прислужнице велела ее передать». Лин-ху Чун рассмеялся: «Верно, я просто пошутил. Тянь Бо-гуан что передал?»


И Линь произнесла: «Он сказал, что видел приготовления к празднику, твой прежний отец-наставник берет в дом зятя...» Вдруг она увидела, как страшно изменилось лицо Лин-ху Чуна, испугалась, и замолчала.



У Лин-ху Чуна ком подкатил к горлу, ему стало трудно дышать, прохрипел: «Ты все говоришь хорошо, не... не волнуйся». Он услышал свои слова и поразился – этот хриплый голос вовсе не был похож на его обычную речь.



И Линь мягким голосом произнесла: «Лин-ху дагэ, не переживай. И Хэ, И Цин, все говорят, что, хотя барышня Жэнь и из колдовского учения, но обликом прекрасна, и боевое искусство высокое, в десять раз мощнее, чем у барышни Юэ».



Лин-ху Чун горько рассмеялся: «О чем мне переживать? Сяошимэй прекрасно пристроилась, я бесконечно рад. Он... он... Тянь Бо-гуан видел ее?»



И Линь ответила: «Тянь Бо-гуан сказал, что пик Нефритовой Девы украшен фонарями, повсюду суматоха, из всех кланов приехали гости с поздравлениями. Однако, господин Юэ не известил наш клан Хуашань, он явно относится к нам, как к врагам».



Лин-ху Чун покивал головой. И Линь снова произнесла: «Юй Сао и И Вэнь уже отправлялись на гору Хуашань с приглашениями. Они не отправили людей с подарками, не пришли поздравить тебя со вступлением в должность главы клана, это еще ладно, но зачем было их арестовывать и не выпускать?» Лин-ху Чун погрузился в глубокие размышления, и не отвечал. И Линь снова начала: «И Хэ и И Цин считают, что их клан Хуашань относится к нам несправедливо, так что и нам не стоит быть слишком вежливыми. На горе Суншань мы призовем их к ответу, потребуем выпустить наших людей».



Лин-ху Чун снова покивал головой. И Линь видела, что он сидит с безучастным видом, вздохнула, и мягким голосом произнесла: «Лин-ху дагэ, береги себя», – и тут же пошла прочь.



Лин-ху Чун увидел, что она уходит все дальше, окликнул ее: «Шимэй!» И Линь остановилась, и повернула голову. Лин-ху Чун спросил: «Мою младшую сестру-наставницу берет... берет в жены...»



И Линь кивнула: «Да! Тот, по фамилии Линь». Она быстро подошла к Лин-ху Чуну, взяла его за правый рукав: «Лин-ху дагэ, этот Линь и вполовину не лучше тебя. Барышня Юэ просто дурочка, что вышла за него. Сестры-наставницы боялись, что ты рассердишься, и поэтому не осмеливались тебе об этом рассказывать. Но сейчас поблизости находятся шестеро святых из Персиковой долины, мой батюшка, и Тянь Бо-гуан. Если ты встретишь Тянь Бо-гуана, то он, скорее всего, проболтается.



Даже если не проболтается Тянь Бо-гуан, пройдет еще несколько дней, поднимемся на гору Суншань, наверняка встретим там барышню Юэ и ее мужа. Тогда ты увидишь, что она сменила одежды, носит костюм новобрачной, возможно... возможно... это повредит великому делу. Все в один голос говорят, если бы с тобой рядом в этот момент была барышня Жэнь, то и ладно. Сестры велели мне сказать тебе, посоветовать не брать близко к сердцу эту глупую барышню Юэ».



На лице Лин-ху Чуна появилась горькая усмешка, он подумал: «Они все так заботятся обо мне, боятся, что я буду переживать, поэтому всю дорогу так опекают меня». Вдруг на его кисть упало несколько капель влаги, он склонил голову, и заметил, что И Линь плачет, удивленно спросил: «Ты... что с тобой?»


И Линь печально ответила: «Я увидела, как тебе горько... как ты убиваешься, Лин-ху дагэ, ты... тебе стоит выплакаться».



Лин-ху Чун усмехнулся: «Зачем это мне плакать? Лин-ху Чун – бессовестный повеса, шифу и шинян стыдились его, давно уже выгнали из школы, сяошимэй как может... как может... ха-ха, ха-ха!» Он расхохотался, и стремглав бросился бежать по ведущей в горы тропинке.



Он несся так более двадцати ли, прибежал в безлюдную местность, уже не мог сдерживать горестных чувств, рухнул на землю, и залился слезами. Плакал долго, наконец ему немножко полегчало, он задумался: «Если я сейчас вернусь с заплаканными глазами, если И Хэ и остальные это заметят, не избежать насмешек, уж лучше вернуться позднее». Но подумал еще раз: «Если меня долго не будет, они начнут беспокоиться. Великий муж, если хочет плакать – то плачет, если хочет смеяться – то смеется. О том, что Лин-ху Чун страдает от безответной любви к Юэ Лин-шань, знает вся Поднебесная. Она выбросила меня, как истертые соломенные сандалии, если это меня не ранит – то это как раз наоборот будет неестественно».



Он тут же пошел быстрым шагом, вернулся в разрушенный храм на окраине поселка. И Хэ, И Цин и другие как раз, рассыпавшись, искали его, увидев, что он вернулся, не сдержали радости. На столе уже ждали вино и закуски, Лин-ху Чун сам себе наливал, сам пил, упившись до предела, навалился грудью на стол, и заснул.



Через несколько дней достигли подножия горы Суншань, до срока оставалось еще два дня. На рассвете пятнадцатого числа третьего месяца Лин-ху Чун во главе учениц стал подниматься на гору Суншань, его встретили четверо учеников клана Суншань, приветствовали с большим почтением: «Младшие ученики с глубоким почтением приветствуют уважаемого главу клана Хэншань Лин-ху, глава убогого клана Цзо Лэн-чань с почтением ожидает вас на вершине горы». И еще сказали: «Уважаемые дядюшки-наставники кланов Тайшань, Южная Хэншань, и Хуашань с учениками прибыли еще вчера вечером. Вот и глава клана Лин-ху прибыл с сестрами-наставницами, вся гора Суншань преисполнилась ликования».



Во время подъема Лин-ху Чун видел, что дорога тщательно выметена, через каждые несколько ли несколько учеников клана Суншань предлагали чай и сладости, приветствуя гостей – все указывало на то, что клан Суншань в этот раз всесторонне подготовился, и Цзо Лэн-чань ни в коем случае не намерен чинить препятствия бойцам из школ меча Пяти твердынь.




Прошли еще часть пути, снова увидели приветствующих учеников клана Суншань, обращаясь к Лин-ху Чуну по ритуалу, они сообщили: «Главы школ Куньлунь, Эмэй, Кунтун и Цинчэн вместе с преждерожденными знаменитыми бойцами сегодня тоже должны прибыть на гору Суншань, для участия в великом торжестве выдвижения кандидатов на пост главы единого клана Пяти твердынь. Кланы Куньлунь и Цинчэн уже прибыли. Глава клана Лин-ху прибыл очень своевременно, все на горе Суншань тебя ждут». В их виде и словах проскальзывало выражение заносчивости, слушая их интонации, было очевидно, что они полагают, что все приехавшие на гору Суншань главы фракций, что бы они не говорили, на самом деле находятся в руках главы клана Суншань.



Прошли еще немного, вдруг услышали рев воды, подобный грому – с отвесной скалы низвергались вниз два нефритовых дракона, сливаясь вместе, кружась и скручиваясь вокруг друг друга, с бешенной скоростью мчались вниз. Люди продолжали подъем, держась сбоку от водопада.



Указывающий дорогу ученик клана Суншань произнес: «Это называется пик Победного созерцания. Глава клана Лин-ху, как тебе это по сравнению с пейзажами горы Северная Хэншань?» Лин-ху Чун ответил: «Пейзажи горы Хэншань обладают утонченным очарованием, а пейзажи горы Суншань величественны и грандиозны, и те, и другие весьма хороши». Тот человек произнес: «Гора Суншань расположена в центре Поднебесной, во времена династий Хань и Тан входила в столичную область, так что она является главой всех гор Поднебесной. Глава клана Лин-ху, просим взглянуть, какая здесь энергия, недаром множество императоров и царей древности выбирали для построек лес со склонов горы Суншань». Он имел в виду, что, раз гора Суншань является главой всех гор Поднебесной, то и клан горы Суншань должен стать лидером всех других кланов. Лин-ху Чун слегка улыбнулся: «Не знаю, какое отношение императоры, цари и министры древности имеют к делам бойцов рек и озер нашего поколения? Глава клана Цзо часто общается с чиновниками?» Тот человек покраснел, и отвечать не стал.



Чем выше они поднимались, тем обрывистей становилась дорога, ведущий их ученик клана Суншань показывал примечательности: «Это пик Цинган – «Дубовый пик», за ним – Дубовое плато. Это ущелье Большая Железная балка, это ущелье Малая Железная балка». Справа от ущелья возвышались знаменитые камни причудливой формы, слева зияла пропасть, дно которой терялось в неясной дымке. Один из учеников клана Суншань взял большой валун и бросил его в пропасть. Сначала он гремел как гром, ударяясь о стены ущелья, затем звук стал тише, тише, и исчез совсем. И Хэ произнесла: «Прошу ответить уважаемого брата-наставника, сегодня сколько человек прибыло на гору Суншань?» Тот ханец отвечал: «Самое малое – две тысячи человек». И Хэ произнесла: «Когда каждый человек поднимается на гору, вы всегда бросаете большой кусок скалы, пройдет немного времени, и вы наполните все ущелье». Тот ханец хмыкнул, но ничего не ответил.



Свернули за поворот, впереди наползали облака и туманы, а на тропе обнаружились более десятка человек с обнаженными клинками в руках, преградивших путь. Один из них мрачным голосом спросил: «Когда будет подниматься Лин-ху Чун? Друзья, если вы его видели, скажите словечко слепому».




Лин-ху Чун посмотрел на говорящего: его борода раздваивалась, как лезвие алебарды, лицо было пугающе мрачным, он был слеп на оба глаза. Взглянул на остальных, невольно почувствовал холод в сердце – они все тоже были слепы, и громко произнес: «Лин-ху Чун здесь, ваше Превосходительство с какими поучениями явились?»



Едва он произнес эти пять иероглифов «Лин-ху Чун здесь», как слепцы заорали, и подняли свои клинки, ругаясь, готовые броситься в атаку: «Воришка Лин-ху Чун, ты причинил нам такое горе, сегодня за это расстанешься с жизнью!»



Лин-ху Чун тут же догадался: «В ту ночь, когда наш клан Хуашань подвергся нападению в заброшенном храме, я ослепил немало врагов, используя только что изученный метод «Девяти мечей Ду Гу». Тогда происхождение этих людей было неизвестно, теперь можно догадаться, что они все из клана Суншань, не ожидал я, что сегодня встречу их здесь». Он огляделся: местность была крайне опасная – если они все ринутся, жертвуя жизнью, стоит только одному вцепиться в него, и они оба упадут на дно пропасти.



Он снова посмотрел на указывавшего дорогу ученика клана Суншань – в уголках рта того пряталась улыбка, он явно радовался чужой беде, подумал: «Я в Долине Отливки мечей убил немало учеников клана Суншань, сегодня, поднимаясь на гору, нужно быть предельно осторожным». Вслух сказал: «Эти уважаемые слепые являются учениками клана Суншань? Прошу ваше Превосходительство попросить их очистить дорогу». Ученик клана Суншань рассмеялся: «Они не из нашего убогого клана. Ничтожный их вразумить никак не может. Уж лучше глава клана Лин-ху сам проложит себе путь».



Вдруг послышался громкий рев: «Дай-ка Лаоцзы проложить дорогу!» Это явился хэшан Бу Цзэ, в сопровождении Бу Кэ Бу Цзэ – Тянь Бо-гуана. Бу Цзе широким шагом вышел вперед, протянул руки и схватил обоих учеников Суншани, швырнул их в толпу слепцов, заорав: «Вот вам Лин-ху Чун!» Слепцы взмахнули клинками, и начали беспорядочно рубить и рассекать, но оказалось, что у учеников клана Суншань боевое искусство не мелкое – они еще в воздухе успели выхватить мечи, кое-как отбили все удары, крича: «Мы свои, из клана Суншань, дайте дорогу!»



Слепые торопливо отошли в сторону, сбившись в кучу. Хэшан Бу Цзэ снова рванулся вперед, снова сгреб обоих учеников Суншани, заорал: «Если вы не скажите этим слепцам отойти, Лаоцзы вас двоих дурней, выкинет. С этими словами он подбросил их вверх над собой. Сила рук у Бу Цзэ была несравненная, эти двое взлетели в воздух, умирая от страха, их души Хунь отлетели, души По рассеялись, они орали, понимая, что если их бросят в пропасть, то они неминуемо превратятся в мясной фарш.



Хэшан Бу Цзэ дал им упасть, снова сгреб за загривки, сказав: «Хотите еще раз попробовать?» Один быстро ответил: «Не... не надо!» Второй ученик Суншани был очень сообразительным, изо всех сил заорал: «Лин-ху Чун, ты куда побежал? Уважаемые слепые друзья, скорее преследуйте его, быстрее за ним!» Слепые услышали, приняли за чистую монету, и быстро помчались по дороге.


Тянь Бо-гуан разозлился: «Как ты, малявка, смеешь произносить имя руководителя фракции Лин-ху?» Дал ему пару оплеух, и закричал:



«Великий рыцарь Лин-ху здесь! Глава клана Лин-ху здесь! Кто из слепцов настолько смелый, чтобы попросить у него наставления в искусстве фехтования?» Слепцам хотелось отомстить Лин-ху Чуну за то, что он их ослепил, они засели на дороге, подстрекаемые учениками Суншани, сейчас, услыхав их жалобные крики, невольно ощутили холодок в сердце, не видя ничего вокруг, начали метаться туда-сюда, и наконец, упав духом, остановились.




Лин-ху Чун, Бу Цзэ, Тянь Бо-гуан и ученицы Хэншани прошли сквозь толпу слепых, и продолжили подъем. Вскоре их взорам открылся пролом между двумя горными пиками, будто огромные ворота, через которые бешеный ветер гнал рваные клочья облаков и тумана, швыряя туманную пелену им прямо в лицо. Бу Цзэ вскричал: «Как это место называется? Ты что, онемел?» Тот ученик Суншани начал со скорбным видом давать пояснения: «Это место называется Чаотянь Мэнь – Ворота Приветствия Небес».



Они свернули на северо-запад, поднялись еще немного, и увидели плоскую вершину, заполненную неисчислимыми толпами людей. Ведущие их ученики Суншани побежали наверх с докладом, раздалась оглушительная музыка, и крики, приветствующие Лин-ху Чуна.



Цзо Лэн-чань, одетый в хлопковый халат охристого цвета, во главе нескольких десятков учеников, вышел приветствовать Лин-ху Чуна, сложив руки дугой перед грудью. Хотя Лин-ху Чун к этому времени был главой фракции Северная Хэншань, но прежде он всегда называл его «дядюшка-наставник Цзо», значит, был из младшего поколения, тут же согнулся в поясе, отвечая на ритуал приветствия: «Позднерожденный Лин-ху Чун приветствует главу клана Суншань». Цзо Лэн-чань произнес: «Давно не виделись, брат Лин-ху, твой талант расцвел. Брат Лин-ху, талантливый молодой герой стал главой клана Северная Хэншань, такое случилось впервые за тысячелетнюю историю воинского сообщества, вот радостно, вот похвально». Он говорил все это с «ледяным лицом, ледяными устами», и когда произносил «вот радостно, вот похвально» – его лицо совершенно не отражало ни радости, ни похвалы.




Лин-ху Чун понимал, что в его словах скрыто осуждение, «такое случилось впервые за тысячелетнюю историю воинского сообщества» относилось к тому, что он, мужчина, стал главой клана монашек, «талантливый молодой герой» – эти иероглифы тоже не к добру были сказаны, он ответил так: «Позднерожденный получил предсмертное указание наставницы Дин Сянь принять руководство школой Хэншань, твердо решил отомстить за обеих убитых наставниц местью, холодной, как снег. Когда великое дело мести будет совершено, тут же уйду в отставку, уступив место другим». Говоря все это, он сверлил глазами лицо Цзо Лэн-чаня, надеясь уловить на нем оттенок стыда, гнева, или может быть, ненависти, но на лице у того ни один мускул не дрогнул. Тот произнес: «Пять кланов меча Пяти твердынь прежде были едины энергией, связаны поддержкой, теперь, после объединения в единый клан, отомстить за гибель двух наставниц Дин Сянь и Дин И будет не только заботой клана Северная Хэншань, но и делом всего нашего клана Пяти Твердынь. Брат Лин-ху верен этому, и прекрасно». Он погрузился в кратковременное молчание, и продолжил: «Даос Тянь Мэнь из клана Тайшань, господин Мо Да из клана южная Хэншань, господин Юэ из клана Хуашань и многочисленные друзья из воинского сообщества уже прибыли для участия в церемонии, прошу пройти для встречи».




Лин-ху Чун ответил: «Слушаюсь. А прибыли или нет великий наставник Фан Чжэн из шаолиня и даос Чун Сюй из фракции Удан?» Цзо Лэн-чань равнодушным голосом ответил: «Хотя они двое живут близко, но дорожат своим положением, не соизволили явиться». Сказав это, бросил взгляд на лицо Лин-ху Чуна, и во взгляде была глубоко скрытая злоба. Лин-ху Чун поразился, тут же осознал: «Когда я стал главой клана. эти двое уважаемых представителей воинского сообщества лично прибыли с поздравлениями. Цзо Лэн-чань считает, что они сегодня не придут, поэтому не только ненавидит великого наставника Фан Чжэна и даоса Чун Сюя, но гораздо больше ненавидит меня».


Но как раз в этот миг он заметил, что по горной дороге спешно поднимаются двое учеников в желтых одеждах, бегут изо всех сил, явно по срочному делу. Собравшиеся на вершине, «не сговариваясь, а вместе», обратили внимание на этих двоих, через некоторое время двое добежали до Цзо Лэн-чаня с докладом: «Поздравляем шифу, шаолиньский настоятель Фан Чжэн и глава клана Удан даос Чун Сюй поднимаются на гору во главе своих учеников».


Цзо Лэн-чань произнес: «Двое уважаемых тоже прибыли? Какая честь! Нужно спуститься вниз для приветствия». Тон его слов ничем не показывал, что это событие тронуло его сердце. Однако, Лин-ху Чун заметил, как едва заметно дрогнул рукав его одежды – все-таки радость спрятать труднее, чем ненависть.


Когда в толпе героев на вершине стало известно, что явились шаолиньский настоятель Фан Чжэн и уданский наставник Чун Сюй, в тот же миг пошло движение, и немало людей побежали вниз, вслед за Цзо Лэн-чанем приветствовать гостей. Лин-ху Чун и ученицы клана Хэншань отступили в сторону, давая дорогу спускающимся.



Тут они увидели даоса Тянь Мэня, главу фракции Тяньшань, также встретили; главу фракции Южная Хэншань господина Мо Да, даже уведили главу корпорации нищих, заметили главу фракции Цинчэн, настоятеля храма Сунфэн Юй Цан-хая – множество знаменитостей уже собрались здесь. Лин-ху Чун и ученицы со всеми здоровались по ритуалу, и вдруг из-за желтой стены вышел отряд – это оказались его отец-наставник, матушка-наставница, шествующие впереди множества учеников клана Хуашань. У Лин-ху Чуна сердце занемело, он рванулся вперед, пал на колени, ударился лбом: «Лин-ху Чун приветствует двоих уважаемых».



Юэ Бу-цюнь уклонился в сторону, холодно сказав: «К чему это глава фракции Лин-ху проводит такой большой ритуал? Что за комедия?» Лин-ху Чун провел поклоны, поднялся, и отошел в сторону. У госпожи Юэ глаза покраснели, она обернулась к нему и произнесла: «Говорят, что ты стал главой клана Южная Хэншань. После этого тебе нужно только больше не безобразничать, наверняка найдешь себе спокойное мирное пристанище». Юэ Бу-цюнь хохотнул ледяным смешком: «Чтобы он, да не безобразничал? Тогда точно солнце начнет всходить на западе. Да он в первый же день, как стал главой клана Южная Хэншань, принял в свой клан тысячи бродяг боковых врат, левого пути, это не дос таточно безобразно? Говорят. чтио он вступил в союз с главой колдовского учения Жэнь Во-сином, убил с ним Дунфан Бубая, помог ему сесть на нефритовый трон колдовского учения. Глава клана Хэншань принимает участие в перевороте в колдовском учении – это что, не скандал?»




Лин-ху чун произнес: «Да, да». Не желая распространяться об этом деле, сменил тему разговора: «Сегодня господин Цзо на горе Суншань проводит собрание, он хочет объединить пять кланов меча в единый клан Пяти твердынь. Не знаю, каково мнение двоих уважаемых относительно к идеи господина Цзо?» Юэ Бу-цюнь спросил: «А ты как относишься?» Лин-ху Чун ответил: «Ученик...» Юэ Бу-цюнь улыбнулся: «Вот эти два иероглифа, «Дицзы» - ученик – употреблять не следует. Но, если у тебя до сих пор в сердце осталась память о тех днях в школе Хуашань, то тогда... то тогда...» Он улыбнулся, и умолк. будто ему было трудно продолжать.



С тех пор, как Лин-ху Чун был изгнан из клана Хуашань, он не видел на лице Юэ Бу-цюня столь доброжелательного выражения, торопливо выпалил: «Уважаемому нужно только отдать приказ, и ученик... позднерожденный не смеет не почитать».



Юэ Бу-цюнь кивнул головой: «Да нет у меня каких-то приказаний, просто я всю жизнь изучал боевые искусства, и лучше всего изучил различия между истинным и ложным, правдой и злом. В тот день, когда ты не смог более оставаться в школе Хуашань, это было вовсе не от того, что я и твоя шинян жестоки, не можем простить твой проступок. На самом деле ты совершил преступление против главных заветов воинского учения. Хоть я и растил тебя с малолетства, как родного сына, а все же не мог принимать в расчет личные обстоятельства».


Когда Лин-ху Чун услышал эти слова, слезы хлынули у него из глаз, он, задыхаясь от слез произнес: «Великую милость шифу и шинян, ученик, даже если костьми ляжет, а все равно не сможет отблагодарить». Юэ Бу-цюнь легонько похлопал его по плечу, видом показывая поддержку, и снова произнес: «В тот день в монастыре Шаолинь дело дошло до того, что учитель и ученик скрестили оружие, своими приемами я хотел показать тебе, что еще не поздно вернуться к истине, и тогда тебя примут обратно в школу Хуашань. Но ты был упрям, и это сильно разочаровало меня».




Лин-ху Чун ответил: «В тот день в Шаолине я наделал глупостей, ученик действительно достоин смерти. Что касается возвращения в шклу шифу, то это великая мечта всей моей жизни». Юэ Бу-цюнь улыбнулся: «Вот эти слова, опасаюсь, не совсем искренни. Ты теперь глава клана Северная Хэншань, отдаешь приказы и распоряжения, распоряжаешься по своему усмотрению, у тебя слава и почет, ты сам себе хозяин, к чему тебе возвращаться в школу шифу и шинян? К тому же, теперь у тебя такой уровень боевого мастерства, как я могу снова взять тебя в ученики?» Говоря это, он кинул быстрый взгляд на супругу.



Лин-ху Чун услыхал, что голос Юэ Бу-цюня смягчился, и его старое желание вернуться в клан Хуашань разгорелось с новой силой, он был не в силах справиться с радостью, его ноги подкосились, он рухнул на колени: «Шифу, шинян, ученик виноват в великих преступлениях, с этого дня вернется к добру. будет с уважением выполнять приказы шифу и шинян. Надеюсь только на милосердие и прощение, снова вернуться в школу Хуашань».



В это время со стороны горной дороги послышался гомон – это поднимались великий наставник Фан Чжэн и даос Чун Сюй, окруженные толпой героев воинского сословия. Юэ Бу-цюнь понизил голос: «Скорее вставай, об этом деле потом не торопясь поговорим». Лин-ху Чун вспыхнул от радости, еще несколько раз стукнулся лбом об землю: «Премного благодарен шифу и шинян!», – и только после этого встал.



Госпожа Юэ была и огорчена, и обрадована, произнесла: «Твоя сяошимэй и твой младший брат-наставник Линь в прошлом месяце на горе Хуашань вступили ... вступили в брачный союз». Она несколько колебалась, говоря это. опасаясь, что Лин-ху Чун стремится вернуться в клан Хуашань только ради Юэ Лин-шань, когда он узнает об этих новостях – может и не начнет бесчинствовать, но все же неизбежно сильно расстроится.



У Лин-ху Чуна по сердцу прошла волна боли, он слегка скосил голову. украдкой бросив взгляд на Юэ Лин-шань, увидел, что она сменила наряд на платье замужней женщины. хотя одежда ее была богато изукрашена, но лицо имело прежнее выражение – на нем не было того выражения счастья, свойственного новобрачным.



Она встретилась с Лин-ху Чуном глазами, внезапно вспыхнула всем лицом, и опустила голову.



Лин-ху Чуну как будто в грудь ударил тяжеленный железный молот, у него в глазах замелькали золотые звездочки, тело закачалось, он едва не упал. как вдруг к нему в уши пробился звук голоса, кто-то обращался к нему: «Глава клана Лин-ху, ты прибыл издалека, а добрался вперед. Хотя монастырь Шаолинь совсем рядом с высочайшей обителью, а старый монах пришел с опозданием». Лин-ху Чун ощутил, что кто-то поддержал его за левую руку, собрался с духом, и увидел прямо перед собой улыбающуюся физиономию великого наставника Фан Чжэна, торопливо ответил: «Да, да!»



Он принялся кланяться. Тут раздался громкий голос Цзо Лэн-чаня: «Давайте-ка без излишних церемоний! Нас тут несколько тысяч человек. Если мы все будем кланяться туда, кланяться сюда, о до завтрашнего дня прокланяемся, а все равно недокланяемся. Прошу всех входить и садиться на землю во дворе чаньского храма».
[В тексте использованы слова чань юань - буддийский/дзенский/чаньский монастырь, буддийский храм. Юань также переводится как двор.]




Высочайшая вершина горы Суншань в древности называлась Э Цзи – «высочайший предел». На главной вешине располагался самый высокий храм, изначально он был буддийским храмом, но за последние сто лет превратился в резиденцию главы фракции Суншань. Хотя в имени настоятеля Цзо был иероглиф «Чань» - «Дзэн», он не являлся последователем буддийского учения, и его боевое искусство было ближе к учению даосизма.



Толпа героев стала входить в храм, все увидели, что двор густо зарос древними кипарисами, в главном зале вовсе нет никакого изваяния Будды, хотя главный зал и огромен, но ему не сравниться с шаолиньским «Драгоценным залом великих героев». Внутрь вошло меньше тысячи человек, а все помещения оказались полностью заполнены, и остальным было уже не протиснуться.




Цзо Лэн-чань громко произнес: «Сегодня здесь собрались пять кланов меча пяти твердынь, и множество друзей из воинского сообщества оказали великую честь, придя сюда. Гостей прибыло столь много, что убогий клан не смог как следует приготовиться, прошу гостей не винить». Из толпы несколько человек прокричали: «Не надо церемониться, просто людей слишком много, всем не поместиться». Цзо Лэн-чань продолжил: «На двести шагов вверх есть древний императорский алтарь жертвоприношения Небу и Земле, он огромен, и прекрасно нам подойдет. Но ведь мы просто простолюдины в холщовых одеждах, если будем решать свои дела на императорском алтаре жертвоприношения Небу и иЗемле, то молва об этом разнесется повсюду, и найдутся умники, которые будут нас высмеивать, издеваться, что мы слишком далеко зашли».




Императоры древности, ради прославления собственных заслуг, посылали доклады на Небо, используя для этого алтари на горах Тайшань и Суншань, это были грандиозные события в жизни государства. Но эти герои рек и озер, что они могли понять в этих словах «Жертвоприношение Небу и Земле»? Но те, кто оказался зажат в задних рядах, не то, чтобы сесть на землю – нормально стоять не могли, дышать было трудно, хором вскричали: «Да мы же не бунтовщики против императора, раз есть такое удобное место, почему бы туда не пойти? А на разговоры посторонних плевать, мать их так!»



Цзо Лэн-чань произнес: «Раз такое дело, так пойдем, встретимся под алтарем жертвоприношения Небу и Земле».

[«Фэн Шань Тай» «Пожалования в должность - алтарь - вышка» Алтарь поклонения Небу и Земле для церемонии жертвоприношения в честь установления новой династии. Воздвигался в честь установления династий Цинь и Хань. Первым иператором, воздвигшим такой алтарь на горе Тайшань был Цинь Шихуанди.]



Лин-ху Чун подумал: «Цзо Лэн-чань очень тщательно планирует все дела, заранее все просчитывает. Чтобы он не предусмотрел, что будет такая давка, виданое ли это дело? Он заранее хотел, чтобы все собрались на алтаре жертвоприношения Небу и Земле, просто ему было неудобно это самому предлагать, нужно было, чтобы со стороны была проявлена инициатива. Снова подумал: «Что это за вещь такая – алтарь Неба и Земли? Он говорил, что это как-то связано с императорами, он хочет завести всех на этот алтарь, неужели он претендует на звание императора? Великий наставник Фан Чжэн и даос Чун Сюй говорили, что у него непомерные амбиции, после объединения пяти кланов меча он планирует искоренить учение Солнца и Луны, а потом поглотить Шаолинь и Удан. Ха-ха, да он с Дунфан Бубаем идет по одному пути «Тысяча осеней, десять тысяч лет, объеденим Цзянху»!»



Следуя в толпе, пришел к алтарю Неба и Земли, размышляя: «Судя по тону речи шифу, он готов простить мои проступки, согласен на мое возвращение в школу Хуашань. Почему это отец-наставник раньше всегда был непреклонен и строг, а сегодня так приветлив? Точно, скорее всего, он разузнал, что яна горе Хэншань веду себя образцово, никак не позорю школу Хэншань, и обрадовался. Сяошимэй вышла замуж за младшего брата-наставника Линя, он и матушка-наставница чувствуют по отношению ко мне некоторую неловкость, к тому же матушка-наставница снова убеждала его, и только тогда шифу согласился изменить свое отношение.



Сейчас Цзо Лэн-чань изо всех сил старается поглотить четыре клана меча, шифу является главой клана Хуашань, изо всех сил сопротивляется. Раз он стал ко мне лучше относиться, то и я войду с ним в коалицию  для защиты клана Хуашань. Ради этого приложу все силы, не обману его драгоценного доверия, и в то же время спасу клан Северная Хэншань».




Алтарь поклонения Небу и Земле был сложен из больших блоков гранита, очень тщательно обработанных, можно было представить, как некогда император, дабы получить благословение от Неба пригнал сюда несчетное количество каменотесов, чтобы завершить это великое сооружение. Лин-ху Чун внимательно вгляделся, и обнаружил, что некоторые камни имеют свежие следы обработки, пусть и тщательно замазанные грязью и лишайником, но и сейчас можно было разглядеть следы ремонта, этот алтарь Неба и земли явно был очень старым, и довольно сильно разрушеным, Цзо Лэн-чань заранее посылал людей отремонтировать, но специально скрыл следы ремонта, но, «как не скрывай, истина вылезет наружу», и наооборот, выставит людям напоказ дурные намерения.



Толпа героев поднялась на самую высокую вершину горы Суншань, и все почувствовали невероятное воодушевление. Вершина одиноко стояла под небесами, десятки тысяч пиков были далеко внизу. В этот момент все тучки разбежались перед лучами солнца, на небе не было ни единого пятнышка. Лин-ху Чун вгляделся в сторону севера, увидел вдали «Яшмовые ворота» города Ченгао, где в древности Лю Бан выводил войска против Сян Юя, река Хуанхэ блестела, как тонкая нить, на западе в туманной дали виднелся пригород Лояна Ицюе, где река Ишуй пронзает раздвоенную гору «Храмовых ворот», на востоке и юге насколько хватало взора, сплошь громоздились горные пики.



Он заметил трех старцев, которые указывали пальцами в сторону гор. Один из них говорил: «Вот это пик большого медведя, рядом пик малого медведя, вместе они составляют гору двойного скипетра, три вершины втыкаются в небеса – это «Пик Трех вершин»«. Другой указывал пальцем: «Вот этот горный пик как раз и есть гора Шаошишань, на которой расположен монастырь Шаолинь. Когда я был в Шаолине, мне казалось. что гора Шаошишань исключительно высока, но теперь я вижу. что она лежит у подножия горыв Суншань, – и трое старцев оглушительно расхохотались. Лин-ху Чун внимательно вгляделся: эти трое вовсе не были похожи на людей клана Суншань, но они говорили такие слова, сравнивая горы, они возвышали клан Суншань и иничижали клан Шаолинь. Снова внимательно изучил троих старцев, у тех внутренняя сила была вполне годной, было похоже, что на этот раз Цзо Лэн-чань набрал немало пощников, если что-то пойцдет не так, то они выступят заодно с кланом Суншань.



Тут Цзо Лэн-чань стал приглашать великого наставника Фан Чжэна и даосского наставника Чун Сюя подняться на алтарь жертвоприношения Небу и Земле. Фан Чжэн рассмеялся: «Мы двое старых дураков, сегодня прибыли с поздравлениями, вовсе не собираемся участвовать в спектакле, лезть людям на глаза». Цзо Лэн-чань произнес: «Великий наставник Фан Чжэн, похоже, шутит, черезмерно скромничает». Чун Сюй произнес: «Гости уже собрались, глава клана Цзо, обделывай свои великие дела, к чему тебе возиться с двумя старыми хрычами».


Цзо Лэн-чань произнес: «В таком случае повинуюсь приказу». Оборотившись к ним, обнял ладонью кулак, и пошел подниматься на алтарь. Прошел несколько десятков ступенек, до верха было еще несколько саженей, обернулся к толпе: «Прошу уважаемых». На горе суншань ветер очень сильный, к тому же все пришедшие рассредоточились, любуясь пейзажем, но эти слова Цзо Лэн-чаня ясно и отчетливо прозвучали в ушах у каждого.



Люди обернулись, стали подходить ближе, и толпа, окружила алтарь.



Цзо Лэн-чань обнял кулак ладонью: «Уважаемые друзья почтили некоего Цзо своим визитом, явились на гору Суншань, ничтожный бесконечно признателен. Наверняка все друзья уже заранее слышали разговоры о том, что сегодня благоприятный день для воссоединения наших пяти кланов меча пяти твердынь в единый клан». Несколько сот человек под алтарем разом вскричали: «Да, Да, поздравляем, поздравляем!» Цзо Лэн-чань произнес: «Прошу всех садиться».



Герои стали садиться прямо на землю, ученики каждой фракции садились подле главы своего клана.



Цзо Лэн-чань произнес: «Наши пять школ всегда были «едины энергией, связаны поддержкой». более ста лет объеденены в союз, давно уже стали единой семьей, братья уже много лет назад выбрали меня главой союза. Но за последние годы в воинском сообществе произошло много важных событий, братишка консулшьтировался со многими мастерами старшего поколения, и все пришли к единому мнению, что, если мы не объединимся в единый клан с общим управлением, то опасаюсь, будет нелегко справится с грядущими бурями.



Вдруг под возвышением раздался ледяной голос: «Не знаю, с какими такими старыми мастерами консультировался глава альянса Цзо? Почему некий Мо об этом ничего не знает?» Говоривший и в самом деле являлся главой клана Южная Хэншань господин Мо Да. Едва он это произнес, как всем стало ясно, что фракция Южная Хэншань не одобряет объединение в единый клан.



Цзо Лэн-чань произнес: «Братишка только что говорил, что в воинском сообществе произошло немало крупных дел, по причине которых пяти кланам нельзя не объединиться. Среди этих дел – люди пяти кланов начали истреблять друг друга, невзирая на дух союза. Господин Мо Да, неподалеку от города Хэншань был убит человек нашего клана, «Янская рука великой горы Суншань» брат-наставник Фэй. Кое-кто видел это своими глазами. и говорят, будто это был ты, господин Мо Да. Признаешь это обвинение?»



Господин Мо Да почувствовал холод в сердце: «Я убил этого Фэя, там были только мой младший брат-наставник Лю, Цю Ян, Лин-ху Чун, монашка из клана Северная Хэншань, и еще была внучка Цю Яна. Из этих пятерых трое уже давно мертвы. Неужели это Лин-ху Чун спьяну проболтался, или монашка проговорилась по молодости и неопытности?» В этот момент тысячи взоров людей, собравшихся перед алтарем, сфокусировались на лице господина Мо Да. Он никак не изменился в лице, отрицательно покачал головой: «Быть того не может! Разве мог бы некий Мо, с его ничтожным умением, покончить с таким великим бойцом, как «Янская рука великой горы Суншань»?»



Цзо Лэн-чань холодно усмехнулся: «Если бы вы бились один на один, в честном бою, то господин Мо Да вряд ли одолел бы моего младшего брата-наставника Фэя. Но против внезапной атаки, тайных козней, секретных фокусов ста изменений, тысячи иллюзий меча горы Южная Хэншань, даже такой высокий мастер мог не устоять. Мы тщательно исследовали мертвое тело брата-наставника Фэя, следы от ран. Его изначальные раны были кем-то искромсаны, но кое-что этот человек упустил. Сами места ранений не были изменены, разве это не была неуклюжая попытка скрыть истину?»



Господин Мо да почувствовал в сердце облегчение, отрицательно покачал головой: «Это все пустые догадки, как они могут быть точными?» Он понял, что обвинения основывались на вскрытии тела, а вовсе не на том, что кто-то проболтался, и он может спокойно все отрицать. Однако теперь между фракциями Суншань и Северная Хэншань возникла глубокая вражда, и смогут ли они сегодня живыми спуститься с горы – этобыло очень трудно сказать.


Цзо Лэн-чань произнес: «Для меня на первом месте стоит объединение кланов, это самое главное дело. Господин Мо Да, если мы будем с тобой равными членами единого клана, то единство клана для меня будет главным, а личные обиды – второстепенным. Выгода объединения в единый клан в том, что личные обиды каждого человека будут отодвинуты в сторону. Брат Мо, не принимай это дело близко к сердцу – брат Фэй был моим братом-наставником, но после соединения наших кланов ты тоже будешь моим братом-наставником. Мертвых не вернуть, к чему живым взаимно истреблять друг друга, совершать грех взаимного убийства?» В этот раз он говорил более мягким тоном, но скрытый смысл содержал угрозу. Если бы господин Мо Да сейчас одобрил слияние кланов, то эпизод с убисством Фэй Биня был бы моментально забыт, в противном случае расплата не заставила бы себя ждать.Он обоими глазами пристально вгляделся в лицо господина Мо Да: «Брат Мо, что ты скажешь?» Господин Мо Да лишь кряхтел, но ничего определенного не произнес.



Цзо Лэн-чань, «улыбаясь только одной кожей» произнес: «Южная гора Хэншань не имеет возражений против объединения. Глава клана восточной горы Тайшань, брат-даос Тянь Мэнь, каково мнение драгоценного клана?»



Даос Тянь Мэнь поднялся во весь свой рост, и голосом, громким, как колокол, возвестил: «С тех пор, как даос Дун Лин основал клан горы Тайшань, прошло уже более трехсот лет. Убогий даос нумел и не обладает добродетелью, не сумеел приумножить славу клана Тайшань, но тем не менее, никак не может допустить, чтобы дело трех с лишним столетий прервалось в его руках. Эту идею объединения кланов он ни в коем случае не может поддержать».



Из клана Тайшань поднялся человек с седой бородой, и громко возразил: «Племянник-наставник Тянь Мэнь ошибается. Клан Тайшань существует уже более четырех сотен лет, но это не значит, что он существует только для твоей личной выгоды, и ты не можешь препятствовать великому делу объединения». Все заметили, что лицом седобородый напоминает засохший финик, но в его голосе звучала могучая энергия. Кое-кто узнал его, и по толпе шепотом понеслось: «Это Юй-цзи Цзы, он дядюшка-наставник даоса Тянь Мэня».


Даос Тянь Мэнь и так отличался краснотой лица, но после этих слов Юй Цзи-цзы он просто вспыхнул всем лицом, громко произнес: «Дядюшка-наставник, что твои слова означают?С тех пор, как племянник-наставник стал главой клана Тайшань, когда это он думал о личной выгоде, и не заботился о репутации и наследии клана горы Тайшань? Я противлюсь объединению, только ради клана горы Тайшань, какая тут личная выгода?»


Юй-цзи Цзы усмехнулся: «Объединение кланов сулит величайший блеск и процветание, всем ученикам единого клана это разве не прибавит славы и почестей? А вот только ты потеряешь место главы школы».



Даос Тянь Мэнь пришел в ярость, закричал: «Какое это имеет отношение к тому, буду я главой школы или нет? Дело в том, что я не могу допустить, чтобы клан Тайшань был поглощен под моим руководством». Юй-цзи Цзы ответил: «Говоришь то ты правильно, а в сердце у тебя только одна забота – как сохранить пост главы клана».



Даос Тянь Мэнь разгневался: «Ты в самом деле считаешь, что я руководствуюсь личными помыслами?»



Он выхватил из-за пазухи короткий меч, отлитый из темного чугуна, закричал: «С этого момента я больше не буду главой школы. Хочешь ты им стать, так становись!»



Все увидели, что этот клинок довольно зауряден, но только старейшины пяти школ меча знали, что этот короткий меч принадлежал основателю клана Тайшань даосу Дун Лину, и более трех столетий передавался из поколения в поколения, став знаком главы школы Тайшань.




Юй-цзи Цзы отступил на шаг, холодно усмехнулся: «А не пожалеешь?»


Даос Тянь Мэнь рассердился: «С чего это мне жалеть?» Юй-цзи Цзы произнес: «Тогда я возьму!» он быстро повел правой рукой, и выхватил железный меч из ладони даоса Тячнь Мэня. Тот никак не ожидал, что знак власти могут отобрать, но в один миг железный меч оказался у Юй-цзи Цзы. Тянь Мэнь не стал долго раздукмывать, раздался шелест, и он вытянул из ножен на поясе длинный меч.



Юй-цзи Цзы прыгнул назад, две тени мелькнули, и рядом с ним встали двое пожилых даосов в синих одеждах. Они держали перед собой мечи, преграждая дорогу Тянь Мэню, и в один голос кричали: «Тянь Мэнь, ты бунтуешь против старших, забыл запреты нашего клана?» Тянь Мэнь взглянул на этих двоих: одного звали Юй-цин Цзы, другого Юй-инь Цзы, они приходились ему дядюшками-наставниками.



Он от гнева задрожал всем телом: «Двое уважаемых, вы только посмотрите, что это Юй-цзи... этот дядюшка-наставник Юй-цзи себе позволяет!»



Юй-инь Цзы произнес: «Мы, разумеется, все видели своими глазами. Ты уже передал свой пост главы клана старшему брату-наставнику Юй-цзи, уступил место более достойному, это очень хорошо». Юй-цин Цзы добавил: «Раз уж Юй-цзи шисюн является твоим дядюшкой-наставником, к тому же он теперь глава нашего клана, а ты с мечом на него напал, был с ним неучтив, это называется «оскорблять наставников и уничтожать предков», «восставать против старших и учинять мятеж» – великое преступление». Даос Тянь Мэнь увидел, что они пристрастно подчеркивают его ошибки, специально указывают на его неправоту, разозлился и закричал: «Да я только сгоряча сказал, где это видано, чтобы место главы нашей школы так запросто передавалось? Даже если... даже если бы я оставил место тглавы учения, разве смог бы передать его этому... этому, мать его так, Юй-цзи?» Он так разгневался, что не сдержался, и произнес ругательства. Юй-инь Цзы закричал: «Ты такие слова сказал сказал, разве достоин быть главой школы?»



Из толпы последователей клана Тайшань встал на ноги человек средних лет, и громко произнес: «Наш учитель всегда был главой нашего клана, вы, уважаемые дядюшки и дедушки-наставники, что за чертовщину творите?» Этот человек средних лет носил монашеское имя Цзянь Чу, и был вторым младшим братом-наставником даоса Тянь Мэня. Вслед за ним поднялся еще один человек, и закричал:



«Даос Тянь Мэнь уже передал место главы учения нашему отцу-наставнику, это тысячи героев на вершине горы Суншань видели своими глазами, тысячи слышали собственными ушами, разве это может быть неправдой? Даос Тянь Мэнь только что сказал:
– С этого момента я больше не буду главой школы. Хочешь ты им стать, так становись!
Ты, что не слышал?» Говорящим эти слова был ученик Юй-цзи Цзы.





Сто с лишним людей из клана Тайшань в один голос закричали: «Старый глава школы ушел в отставку, новый глава школы занял его место! Старый глава школы ушел в отставку, новый глава школы занял его место!» Даос Тянь Мэнь был главой школы Тайшань, и его авторитет в школле был огромен, положение прочное. Но сейчас несколько его дядющек-наставников тайно вступили в коалицию, и внезапно вместе выступили против него. Из двухсот учеников клана Тайшань, пришедших на гору Суншань, более ста шестидесяти человек оказались его врагами.




Юй-цзи Цзы высоко поднял железный меч, произнес: «Это священная реликвия основателя клана Тайшань Дун Лина. Предок-основатель говорил:
– Видеть этот меч – это как видеть перед собой самого Дун Лина, –
Должны ли мы следовать заветам предка-основателя?»
Более ста даосов воскликнули в один голос: «Глава клана говорит верно!» Некоторые вускричали: «Изменник Тянь Мэнь напал на старших, поднял мятеж, не признает правила школы, надлежит схватить его и покарать».




Лин-ху Чун увидел, как идут дела, и догадался, что все это было заранее подстроено Цзо Лэн-чанем. Даос Тянь Мэнь обладал вспыльчивым характером, не мог сдерживаться, слово за слово, и он попался в сети. Сейчас противник обладал подавляющим преимуществом, а Тянь Мэнь не обладал талантом подстраиваться под изменяющуюся ситуацию. Он только напрасно «метал громы и молнии», а ни одного план так и не придумал. Лин-ху Чун поднял взгляд на группу последователей клана Хуашань, увидел, ч то шифу стоит. заложив руки за спину, и на его лице ни один мускул не дрогнет, подумал: «Шифу насквозь видит, что творит Юй-цзи Цзы и его подельники, но предпочитает пока не вмешиваться, наблюдая со стороны за изменением ситуации. Буду-ка я во всем полагаться на его старейшество, стану поступать по его примеру».



Юй-цзи Цзы несколько раз махнул рукой, и около ста шестидесяти человек рассыпались в стороны, обнажили мечи. и взяли в кольцо Тянь Мэня и около пятидесяти его учеников. Даос Тянь Мэнь в ярости вскричал: «Вы в самом деле хотите биться?» Юй-цзи Цзы громко прокричал: «Тянь Мэнь, слушай: Глава клана Тайшань издает приказ, тебе надлежит бросить меч и покориться, ты признаешь или нет этот завещаный предком-основателем железный меч?» Тянь Мэнь в гневе ответил: «Тьфу, кто это сказал, что ты стал главой клана?» Юй-цзи Цзы вскричал: «Ученики Тянь Мэня, бросайте оружие и расходитесь, это дело к вам не имеет отношения, проявите покорность, и вас не будут преследовать, в противном случае пощады не будет».


Даос Цзянь Чу произнес: «Если ты поклянешься на этом мече предка-основателя, что не позволишь нашему клану Тайшань, который с такими тяжелыми трудами создавал отец-основатель, исчезнуть из списков рек и озер, то почему бы и не одобрить тебя, как главу клана. Но, если ты, едва займешь место главы клана, тут же продашь нас всех клану Суншань, то совершишь великое преступление перед тысячами людей, как ты предстанешь перед лицом отца-основателя после твоей скорой смерти?»


Юй-инь Цзы произнес: «Ты, позднерожденный малявка, тна каком основании говоришь с нами, носящими в фамилии иероглиф «Юй»? Пять кланов объедигятся, так и сам клан Суншань разве не исчезнет из списков рек и озер? Но в клане Пяти твердынь будут два иероглифа» Пять Твердынь» – они включают в себя и нашу гору Тайшань, что тут нехорошего?»


Даос Тянь Мэнь произнес: «Вы втайне устроили заговор, решили продаться Цзо Лэн-чаню. Эх, эх! Хотите убить – пожалуйста, а вот одобрить подчинение клану Суншань я ни в коем случае не могу».


Юй-цзи Цзы произнес: «Если вы не покоритесь приказу железного меча главы школы, то берегитесь! Вы тут же погибнете, опозорив свое имя, и не будет вам места для погребения». Даос Тянь Мэнь произнес: «Ученики, верные клану Тайшань, сегодня мы вступим в смертный бой, окропим своей кровью гору Суншань». Стоящие вокруг него ученики в один голос вскричали: «Бой до смерти, не сдаемся». Их было мало, но на лице каждого читалась непреклонная решимость.


Юй-цзи Цзы, если бы дал команду атаковать, то вряд ли бы сумел уничтожить их всех. Рядом с жертвенником Неба и земли столпились тысячи героев-бойцов, среди них были шаолиньский великий мастер-наставник Фан Чжэн и даосский наставник Чун Сюй из клана Удан, они бы наверняка не дали большинству напасть на малочисленных, и учинить здесь резню. Юй-цзи Цзы, Юй-цин Цзы и Юй-инь Цзы только глядели друг на друга, не зная, что предпринять.



Вдруг слева и сзади кто-то медленно процедил такие слова: «Лаоцзи обошел всю Поднебесную, немало видал героев и хороших китайских парней, но редко встречал таких, которые так боялись собственных слов». Все тут же посмотрели в его сторону, и увидели долговязого худого детину в холщовом халате, который сидел, откинувшись спиной на кусок скалы, и обмахиваясь большой бамбуковой шляпой, как веером. Он щурил глаза, всем своим видом, показывая неодобрение. Никто не знал его историю и происхождение, и никто не понял, кого именно он ругал своими словами. Тут этот детина продолжил:


«Да ты же сейчас при всех отдал свой пост людям, неужели твои слова – это дерьмо собачье? Даос Тянь Мэнь – Небесные Врата, в твоем имени иероглиф «Небо» вполне можно заменить на иероглиф «Дерьмо» – это лучше подходит». Юй-цзи Цзы и остальные только теперь проняли, чсто этот человек на их стороне, и рассмеялись. Тянь Мэнь в гневе вскричал:




«Это дела нашего клана Тайшань, нечего посторонним судить о наших делах». Тот детина в холщовой одежде лениво процедил: «Лаоцзы увидел нечто несообразное, и ему волей-неволей приходится судить об этих делах. Сегодня счастливый день объединения пяти школ, а ты, коровий нос, тут «мечом размахался, саблю в дело пустил», раскричался, испортил людям настроение, ну в самом деле – просто навонял».



Вдруг у всех зарябило в глазах, человек в холщовой одежде рванулся вперед, проскочил кольцо сторонников Юй-цзи Цзы, и левой рукой рубанул своей соломенной шляпой в голову даоса Тянь Мэня. Тянь Мэнь не успел приготовиться, нанес прямой укол мечом вперед, целясь человеку в грудь.



Но человек припал вниз, проскочил между ног Тянь Мэня, оказался у него за спиной. свалил, схватив за ноги, и толкнув в спину. Эти приемы были очень странными. Собравшиеся на вершине герои восхитились мастерством, но сами приемы для них были ранее невиданными, и они о таких не слыхали. Тянь Мэнь свалился, и его точки тут же были заблокированы ударом ноги.



Толпа учеников Тянь Мэня, выхватив мечи, бросилась на того человека. но тот только расхохотался, схватил Тянь Мэня за спину, прикрываясь им от мечей. Ученики едва успели остановиться. Тот детина заорал: «Не бросите мечи, я этому коровьему носу голову отверну!»



Говоря, схватился правой рукой за узел прически даоса Тянь Мэня. Тянь Мэнь был лишен своего боевого мастерства, полностью находился под его контролем, не мог и пошевелиться, только его лицо из красного стало синюшным. Детине стоило только двинуть руками, крутануть ему шею, и в тот же миг шейные позвонки оказались бы сломанными.



Цзянь Чу произнес: «Ваше превосходительство напали неожиданно, настоящие герои так не поступают. Прошу поведать свою драгоценную фамилию и большое имя». Тот человек размахнулся левой рукой, и влепил Тянь Мэню звонкую затрещину, процедив:



«Если кто будет со мной невежлив, Лаоцзы будет бить вашего шифу». Ученики Тянь Мэня увидели, как позорят их наставника, потрясение смешалось с яростью, каждый направил длинный меч, если бы огни одновременно укололи, то этот детина в холщовой одежде превратился бы в ежа, да только боялись «бросая камни в крысу, перебить посуду» – никто не стал действовать опрометчиво. Один юноша стал ругаться:




«Ты собака, скот...» Тот человек снова поднял руку и отвесил еще одну затрещину Тянь Мэню, сказав: «Ты, ученик, чему выучился, только бранные слова говорить?»



Вдруг даос Тянь Мэнь закашлялся, повернул голову, оказавшись лицом к лицу с этим детиной, и выплеснул на него полный рот свежей крови. Тот не ожидал, хотел отпустить его, но не успел. В один миг его лицо оказалось забрызганным кровью, а даос  Тянь Мэнь развернулся, схватил его руками за шею, с силой рванул и с хрустом переломил шейные позвонки. Тянь Мэнь пробил удар правой рукой, и тот человек пролетел несколько саженей, с хрустом упал на землю, перевернулся несколько раз, и испустил дух.



Даос Тянь Мэнь отличался богатырским телосложением, но в этот момент он казался могучим, как дух, его лицо было залито кровью, вызывая ужас у людей. Прошло несколько мгновений, он издал дикий крик, качнулся набок, и упал на землю. Он был неожиданно подловлен этим детиной, и враг запечатал ему точки, отвечающие за проведение энергии по каналам. После этого он оказался во власти противника, но, от стыда и гнева собрал все силы и пробил внутренней силой свои каналы, разорвав их. После этого он восстановил контроль над движениями и убил противника, но и сам был обречен – его каналы были разорваны, и выжить было невозможно. Ученики Тянь Мэня вскричали в один голос «Шифу!», ринулись к нему, опережая друг друга, стараясь поддержать учителя, увидев, что его энергия прервана, тут же залились громким плачем.



Вдруг из толпы героев кто-то произнес: «Глава клана Цзо, ты послал такого человека, как «Храбрец из Цинхая» разделаться с даосским наставником Тянь Мэнем, не чересчур ли это?» Все посмотрели на говорящего, это оказался старик вполне заурядно вида, кто-то признал в нем Хэ-сань Ци, он торговал супом с ушками, нося его на коромысле, часто появлялся на рынках трех южных городов с общим иероглифом «Сян» – Сянсян, Сянтань и Сянинь, а также в районе «Пяти озер». История убившего даоса Тянь Мэня молодца никому не была известна, да и прозвеще «Храбрец из Цинхая» тоже мало кому было знакомым. Цзо Лэн-чань произнес: «Да это же просто смешно, этот брат Цзи – ничтожный его сегодня впервые увидел, как можно утверждать, что заранее его послал?» Хэ-сань Ци ответил: «Может быть, глава клана Цзо и не так давно знаком с «Храбрецом из Цанхая», но с его шифу «Роковая звезда Белая Доска», его связывают особые дружеские отношения». 


Едва эти четыре иероглифа «Роковая звезда Белая Доска» были произнесены, как толпа героев разом вскрикнула. Лин-ху Чун смутно вспомнил, что много лет назад, когда сяошимэй было лет шесть – семь, та безо всякой причины вдруг начала капризничать, и скандалила без передышки, то госпожа Юэ, чтобы ее напугать, сказала: «Будешь еще плакать, то придет «Роковая звезда Бай Бань», и унесет тебя». Лин-ху Чун тогда спросил: «А что это такое, «Роковая звезда Бай Бань»?» Госпожа Юэ объяснила: «Это ужасный злодей, особенно любит кусать и есть маленьких плаксивых детей. У этого человека нет носа, лицо совершенно плоское, как кусок чистой доски». Тут Юэ Лин-шань испугалась, и не смела больше плакать. Лин-ху Чун вспомнил об этом, внимательно вгляделся в лицо Юэ Лин-шань, но увидел, что она, глубоко задумавшись, глядит на далекие зеленые горы, между бровей залегла тончайщая морщинка печали, было очевидно, что ее совершенно не взволновали слова Хэ-сань Ци, когда он упомянул это имя – «Роковая звезда Бай Бань», наверное, она давно забыла, когда госпожа Юэ в детстве пугала ее этим именем.


[Бай Бань – белая доска, здесь имеется в виду, что у персонажа лицо совсем плоское, что чересчур даже для китайцев.]


Лин-ху Чун подумал: «Сяошимэй – счастливая новобрачная, Линь шиди ей по сердцу, она же должна быть абсолютно радостной, что ей не по нраву? Неужели молодые супруги не ладят?» Он посмотрел на Линь Пин-чжи, который стоял рядом с ней, на его лице было странное выражение: вроде бы и улыбался – но не улыбался, будто бы и сердился – но и не сердился. Лин-ху Чун снова почувствовал тревогу: «Что это за выражение? Я уже у кого-то видел раньше такое выражение лица». Но где это было, он так и не припомнил.



Тут заговорил Цзо Лэн-чань: «Брат даос Юй-цзи, поздравляю тебя с занятием места главы клана горы Тайшань. Хотелось бы узнать, каковы высокие воззрения брата-даоса на вопрос объединения кланов?» Все услышали, что Цзо Лэн-чань не стал отвечать Хэ-сань Ци, уклонившись от ответа, если он не стал спорить о том, что хорошо знаком с человеком по имени «Роковая звезда Белая Доска», то, значит, молчаливо признавал это. Недоброе имя «Роковая звезда Бай Бань» было известно лет двадцать – тридцать, но людей, реально встречавшихся с ним, и вкусивших горечь такой встречи было не более десятка, похоже, что его злое имя держалось больше на безобразной внешности, однако, судя по тому, как себя вел его ученик «Храбрец из Цинхая», было очевидно, что и учитель, и ученик никак не могут принадлежать к людям истинных школ.



Юй-цзи Цзы, сжимая в руке железный меч, сияя от радости, произнес: «Объединение пяти кланов в один принесет всем пяти кланам только пользу, тут нет никаких отрицательных сторон. Противится объединению могут только такие своекорыстные люди, как даос Тянь Мэнь, которые ставят свои эгоистичные интересы выше общественных, держатся за свою кормушку и положение. Глава альянса Цзо, весь наш клан Тайшань всем сердцем и душой одобряет великое дело объединения пяти кланов. Клан Тайшань решительно пойдет за Вашим Старейшеством, будет приумножать славу и величие клана Пяти твердынь. Если же найдутся люди со злым умыслом, желающие противодействовать, то наш клан Тайшань этого не допустит».



Более ста человек из клана Тайшань разом вскричали: «Весь клан Тайшань целиком и полностью одобряет объединение кланов, даже если кто-то имеет другое мнение, то мы клянемся не отступать». Они кричали громко, хоть их число и было не велико, но звук был слаженным, и эхо громом металось среди гор. Лин-ху Чун подумал: «Да они все заранее отработали, в противном случае, даже если бы даже все одобряли объединение, то уж точно бы не смогли прокричать подряд слово в слово, иероглиф за иероглифом». Он еще послушал тон речи Юй-цзи Цзы, тот постоянно заискивал перед Цзо Лэн-чанем, тыча тут и там «Его старейшество», и он стал догадываться, что Цзо Лэн-чань вряд ли только тайно поманил его великой выгодой, а скорее предпринял гораздо более действенные жестокие меры, чтобы привести его к полной покорности.



Ученики даоса Тянь Мэня увидели, что их учитель трагически погиб, и все кончено, предпочли не поднимать шума. Некоторые скрежетали зубами от ярости, проклиная шепотом врагов, некоторые сжимали кулаки с искаженными от гнева лицами.



Цзо Лэн-чань громко произнес: «Среди наших пяти кланов, Южная Хэншань и Тайшань уже одобрили объединение пяти школ в один клан, похоже, что это общая тенденция, раз уж объединение кланов сулит сотни благ и никакого ущерба, то наш клан Суншань тоже присоединяется к большинству, поддерживает великое начинание».



Лин-ху Чун в душе усмехнулся ледяной усмешкой: «Это дело было полностью запланировано тобой, а говоришь ты красиво и гладко, оказывается, ты следуешь за волей большинства, будто другие внесли предложение, а ты покорно согласился».



Тут Цзо Лэн-чань продолжил речь: «Три клана из пяти уже одобрили объединение, хотелось бы знать, каково мнение клана Северная Хэншань? Прежняя наставница клана Северная Хэншань, Дин Сянь многократно беседовала с ничтожным о деле объединения, всеми силами его одобряла. Наставницы Дин Цзин и Дин И придерживались того же мнения».



Среди одетых в черное учениц клана Северная Хэншань вдруг раздался чистый голосочек: «Глава клана Цзо, эти слова не верны. Наша настоятельница, и обе  уважаемые наставницы, покинувшие этот мир, всегда с ненавистью отвергали идею объединения кланов, всеми силами противились. То, что все трое уважаемых одна за другой покинули этот мир, как раз и было из-за их сопротивления идее объединения. Как ты смеешь свои идеи перекладывать на этих троих увапжаемых наставниц?» Все разом посмотрели на говорившую, и увидели миловидное женское личико. Эта девушка как раз и была красноречивая Чжэн Э, по молодости лет она была незнакома посторонним из других кланов.



Цзо Лэн-чань произнес: «У твоей наставницы Дин Сянь было высочайшее воинское искусство, необычайные взгляды, она была непревзойденной личностью среди наших кланов меча пяти твердынь, старый муж всю жизнь ей восхищался. К сожалению, она была убита изменником в монастыре Шаолинь. Если бы ее старейшеству посчастливилось дожить до сегодняшнего дня, то кому, как не ей, по праву должна была бы достаться циновка главы единого союза!» Он помолчал, и добавил: «В те дни, когда ничтожный обсуждал дело объединения кланов с Дин Сянь, Дин Цзин и Дин И, ничтожный всегда подчеркивал: не выйдет объединение кланов – и ладно, но, если оно состоится, то циновка главы единого клана обязательно должна достаться госпоже-наставнице Дин Сянь. В то время госпожа-наставница ДинСянь решительно отказывалась, но ничтожный настойчиво уговаривал, и потом она отказывалась уже не столь категорически. Эх, какая жалость, дева-рыцарь школы буддизма, смерть прервала ее великие деяния, она погибла в монастыре Шаолинь, ввергнув своих почитателей в глубокую скорбь». Он дважды упомянул название монастыря Шаолинь, делая смутные намеки на то, что вина за гибель двух наставниц лежит именно на нем. Даже если их убили и не люди из фракции Шаолинь, то на Шаолине все равно лежала часть вины за убийство двух наставниц – преступник смог пройти на территорию святыни воинских искусств, и затем скрылся – значит, безопасность в монастыре обеспечивалась не на должном уровне.



Вдруг раздался грубый голос: «Глава клана Цзо, твои слова не совсем верны. В те дни наставница Дин Сянь говорила мне, что отказывается от места главы клана Пяти Твердынь, потому что главой единого клана должен стать ты!»



Цзо Лэн-чань ощутил радость в сердце своем, взглянул на того человека, увидел, что у него «лошадиное лицо и мышиные глазки», весь его облик был очень чудной, неизвестно, кем он был, но, по черной рубашке можно было догадаться, что он один из представителей клана Северная Хэншань. Рядом с ним стояло еще пятеро таких же странных людей, в таких же одеждах, но он так и не узнал, что это как раз и были Шестеро святых из Персиковой долины. Он, хоть и обрадовался, но внешне никак этого не проявил, ровным голосом произнес: «Почтенного брата как величать? Госпожа-наставница Дин Сянь хоть и говорила такие слова, но до ничтожного они не доходили».



Говорящий до него был Тао Гэнь, он во всеуслышание заявил: «Я – Святой Корень Персика, а эти пятеро – мои братья». Цзо Лэн-чань произнес: «Давно восхищаюсь, давно восхищаюсь». Тао Гэнь произнес: «А чем ты давно восхищаешься? Нашим высочайшим боевым мастерством, или давно восхищаешься нашими незаурядными обширными познаниями?» Цзо Лэн-чань подумал про себя: «Оказывается, это те шестеро идиотов, что разорвали на части Чэн Бу-ю». Но он подумал и о том, что Тао Гэнь только что его расхваливал, и произнес: «Давно восхищаюсь и вашим высочайшим боевым искусством, и выдающимся кругозором».



Тао Гань произнес: «Да боевое искусство у нас не ахти какое, вшестером мы будем немножко сильнее тебя, глава альянса Цзо, а один на один мы все будем гораздо слабее тебя». Тао Хуа продолжил: «А вот что касаемо прозорливости, в самом деле, по сравнению с тобой, глава клана Цзо, превосходство не малое». Цзо Лэн-чань нахмурил бровь, хмыкнул: «В самом деле?» Тао Хуа продолжил: «Нет никакой ошибки. И госпожа-наставница Дин Сянь тогда тоже самое говорила». Тао Е поддержал: «Госпожа-наставница Дин Сян и наставницы Дин Цзин и Дин И как-то в обители болтали о пустяках, и заговорили о деле объединения пяти кланов. Дин И сказала:
– Не объединятся пять кланов в один – и ладно, но, если объединятся, то непременно нужно просить господина Цзо Лэн-чаня, чтобы он стал главой школы.
Помните эти слова?»
Цзо Лэн-чань в сердце обрадовался, но вслух сказал: «Госпожа-наставница Дин И почтила уважением ничтожного, но я не дерзаю соответствовать».



Тао Гэнь произнес: «Не спеши радоваться. Но тут слово взяла Дин Цзин:
– Среди героев нашего времени, глава клана Суншань Цзо считается выдающейся личностью, но в качестве главы школы пяти твердынь он может быть только временной кандидатурой. Он слишком много значения придает личной выгоде, душонка у него мелкая, он не великодушен, если такого поставить главой клана Пяти твердынь, то, боюсь, наши ученицы хлебнут горя».
Тао Гань продолжил: «Тут Дин Сянь шитай и говорит:
– Если говорить о кристально честных и бескорыстных, так тут есть шесть отважных героев. У них не только воинское искусство высоко-мощное, но и познания незаурядные, таких можно сделать руководителями клана Пяти твердынь».
Цзо Лэн-чань рассмеялся ледяным смехом: «Шестеро отважных героев? Кто же это такие?»

 

Тао Хуа произнес: «А это как раз и есть мы, шестеро братьев».



Едва он это сказал, как несколько тысяч человек на вершине горы зашлись в громовом хохоте. Хотя большинство из них не знало Шестерых святых из Персиковой долины, но заметили их чудной вид, и потешные рожи, а когда те стали сами себя называть отважными героями, да еще и приплели, что «воинское искусство высоко-мощное, но и познания-де незаурядные», так тут уж никто от смеха не удержался.



Тао Чжи произнес: «В тот момент, едва госпожа-наставница Дин Сянь упомянула эти четыре иероглифа «Шестеро отважных героев», то наставницы Дин Цзин и Дин И сразу подумали о нас, шестерых братьях, и от радости захлопали в ладоши. Что тогда сказала Дин И шитай? Братья, вы помните?» Тао Ши произнес: «Разумеется, я прекрасно помню. Тогда Дин И шитай произнесла:
– Шестеро святых из персиковой долины по прозорливости и мудрости немного уступают шаолиньскому великому наставнику Фан Чжэну, а по уровню боевого искусства малость не дотягивают до уданского настоятеля Чун Сюя. Однако среди школ меча Пяти твердынь никто не может с ними сравниться. Сестры-наставницы, вы согласны?
Дин Цзин шитай ответила:
– Я считаю, что наша сестра-наставница Дин Сянь ни в боевом искусстве, ни в прозорливости не уступает шестерым святым из Персиковой долины. Жаль только, что мы принадлежим к женскому роду, к тому же являемся отказавшимися от мира монашками, если станем руководителями клана Пяти твердынь, то придется нам руководить героями-мужчинами, в самом деле, неудобно. Так что давайте все же выдвинем на этот пост шестерых святых из Персиковой долины».




Тао Е произнес: «Госпожа-наставница Дин Сянь непрерывно кивала головой, и сказала:
– Если пять кланов меча объединять в единый клан, то, если не сделать этих шестерых братьев руководителями, то трудно будет ожидать приумножения славы и почета».



Чем больше Лин-ху Чун их слушал, тем смешнее ему становилось, он ясно понимал, что шестеро святых из Персиковой долины специально издевались над Цзо Лэн-чанем. Раз уж Цзо Лэн-чань выдумал говорить от лица покойных, то и шестеро святых пошли по этому же пути, били врага его же оружием, и Цзо Лэн-чань ничего не мог с этим поделать. Среди героев, собравшихся на вершине горы Суншань, за исключением людей Суншани, и тех личностей, которых Цзо Лэн-чань переманил на свою сторону, большинство испытывали отвращение к идее объединения кланов.


Некоторые дальновидные воины, наподобие шаолиньского настоятеля Фан Чжэна и даосского наставника Чун Сюя, опасались, что, едва Цзо Лэн-чань «обретет крылья», так тут же ввергнет мир рек и озер в великие бедствия; другие, увидав жестокую кончину даоса Тянь Мэня, и то принуждение, которое оказывал Цзо Лэн-чань, прониклись отвращением; иные полагали, что, когда пять кланов объединяться в один, то его сила и могущество значительно увеличится, а их собственные кланы на этом фоне будут выглядеть бледно; и были те, кто подобно Лин-ху Чуну, подозревал Цзо Лэн-чаня в истреблении трех наставниц клана Северная Хэншань, мечтали отомстить за них, само собой, их ненависть была еще сильнее. Люди слушали, как шестеро святых несут околесицу, но они говорили как положено, и Цзо Лэн-чань никак не мог их оспорить, все начали похихикивать, а самые молодые рассмеялись в полный голос.


Вдруг раздался грубый голос: «Шестеро мудрецов из Персиковой долины, а кто слышал эти слова Хэншаньской наставницы Дин Сянь?»


Тао Гэнь произнес: «Несколько десятков учениц клана Южная Хэншань слышали это своими ушами. Барышня Чжэн, скажи, так или нет?» Чжэн Э превозмогла смех, и с совершенно серьезным видом обратилась к Цзо Лэн-чаню: «Именно так. Глава клана Цзо, ты говорил, что наша наставница одобряла объединение кланов, кто еще слышал эти слова? Сестры-наставницы клана Хэншань, кто-нибудь слышал от наших наставниц те слова, о которых говорил глава клана Цзо?» Более ста учениц в один голос крикнули:



«Не слыхали». Кто-то громко вскричал: «Скорее всего, глава клана Цзо все это сам и выдумал». Еще одна ученица произнесла: «По сравнению с главой клана Цзо, наша наставница гораздо больше уповала на шестерых святых из Персиковой долины. Мы-то с ней были рядом множество лет, разве могли не знать ее предпочтения?»


Среди всеобщего смеха раздался громкий голос Тао Чжи: «Свидетельствую, мы вовсе не ерунду говорим, так или нет? После этого Дин Сянь шитай и говорит:
– Для главы клана Пяти твердынь нужен один человек, а святых из Персиковой долины шестеро, кого из них просить занять пост?
Братья, что на это ответила Дин Цзин шитай?»
Тао Хуа замялся: «Это…э… вот! Дин Цзин шитай и говорит:
– Хотя пять кланов и соединятся в один, но гора Тайшань, гора Южная Хэншань, гора Хуашань, гора Северная Хэншань и гора Суншань – пять великих гор востока, юга, запада, севера и центра, вовсе не сойдутся в одно целое. Да и Цзо Лэн-чань вовсе не великий Нефритовый император, неужели он сможет пять гор переставить в одно место? Попросим пятерых братьев занять места на пяти горах, а шестой будет верховным руководителем – вот так!»
Тао Е вскричал: «Именно так! А тут слово взяла госпожа-наставница Дин И:
– Сестрица-наставница это очень верно подметила. Оказывается, матушка шестерых святых из Персиковой долины издавна обладала даром предвидения, знала, что однажды Цзо Лэн-чань захочет объединить кланы меча Пяти твердынь, и поэтому родила шестерых братьев, как раз не пять и не семь, восхитительно, восхитительно!»



Толпа героев, услышав это, взорвалась от хохота.



Когда Цзо Лэн-чань планировал объединение кланов, то собирался проводить это событие в серьезной и торжественной обстановке, чтобы привести всех героев Поднебесной в благоговейный трепет, но неожиданно явились эти шестеро расхлябанных пройдох, устроили тут шутовство, собираясь превратить торжественную церемонию в балаган. В сердце своем он разозлился так, что и описать невозможно, но сейчас он представлял сторону хозяина горы Суншань, ему нельзя было нарушать ритуал, только и оставалось сдерживать гнев, думая про себя: «Как только завершиться великое дело, если я не разделаюсь с этими шестью хамами, то не носить мне фамилию Цзо».


Тао Ши вдруг разрыдался во весь голос, вскричав: «Нет, нет! мы, шестеро братьев, никогда не разлучались с тех самых пор, как вышли из материнского чрева, и разлучиться ради служения клану Пяти твердынь, жить раздельно на пяти горах – нет, это совершенно невозможно!» Он плакал так чистосердечно, будто их шестерых уже выбрали руководителями клана, и их расставание было неизбежно.


Тао Гань произнес: «Шестой младший брат, не надо огорчаться, мы шестеро – неразлучны, мы не вынесем разлуки, что младшие, что старшие. Но, раз нас почтили таким уважением, решили, что кроме нас шестерых, некому стать главой единого клана, то придется нам воспротивиться идее объединения». Тао Гэнь и остальные пятеро в один голос вскричали: «Верно, верно, верно! В существующей ситуации, к чему это объединение кланов?»




Плач Тао Ши сменился радостью: «Если в самом деле объединять пять кланов, то нужно, чтобы появился такой великий герой и славный рыцарь, превосходящий нас как своей прозорливостью, так и боевым искусством, а также заслуживший подобно нам, всеобщее уважение. Когда появится такой человек, вот и настанет время великого объединения».


Цзо Лэн-чань понял, что эти шестеро способны бесконечно тянуть свою канитель, и решил одним взмахом разрубить Гордиев узел, громко произнес: «В конце концов, этот ваш великий герой является главой клана Хэншань, или другие кандидатуры имеются? Вы, шестеро уважаемых героев, можете уже закончить обсуждать дела вашего клана, или нет?»



Тао Чжи ответил: «Мы, шестеро великих героев, вообще-то могли бы стать главой клана Хэншань, и были с тобой, братишка Цзо, главой клана Суншань, на одном уровне, это было бы чуток… хэ-хэ, так сказать…»



Тао Хуа продолжил: «Быть с тобой на одном уровне, для нас, шестерых великих героев – большой ущерб для репутации, поэтому и пришлось просить на место главы клана Хэншань Лин-ху Чуна, хорошо еще, что он согласился».


Цзо Лэн-чань так закипел, что у него едва «из семи отверстий дым не повалил», он ледяным тоном произнес: «Глава клана Лин-ху, ты руководишь школой Северная Хэншань, а за порядком недостаточно хорошо следишь, позволяешь кому попало перед великими героями Поднебесной болтать глупости, выставлять перед всеми такое позорище».



Лин-ху Чун улыбнулся: «Эти шестеро братьев всем в Поднебесной извесны своей небесной простотой и невинностью, сердце их прямое, а речи бесхитростные, однако они не из тех, кто плетет небылицы, то, что они рассказывают о завете нашей прежней настоятельницы Дин Сянь все же будет несколько более достоверно, чем глупости и небылицы, которые распространяют люди из иных кланов».



Цзо Лэн Чань хмыкнул: «Пять кланов меча сегодня объединяются в единый клан, драгоценный клан имеет на этот счет особое мнение?»



Лин-ху Чун отрицательно покачал головой: «У фракции Хэншань нет никакого особого мнения. Господин Юэ, глава клана Хуашань, является первым учителем ничтожного, добродетельным отцом наставником, передававшим искусство. Хотя ничтожный сейчас ушел в другой клан, но не смеет забывать наставления добродетельного наставника». Цзо Лэн-чань произнес: «Из этих слов следует, что ты поступишь согласно словам господина Юэ, главы клана горы Хуашань?» Лин-ху Чун произнес: «Так и есть, наш клан Хэншань с кланом Хуашань пойдем плечо к плечу, рука об руку, объединив силы, и с едиными устремлениями».



Цзо Лэн-чань обернулся лицом к людям из фракции Хуашань: «Господин Юэ, глава клана Лин-ху не забыл милости, полученные им от вас в прежние дни, как это похвально, как радостно. Ваше превосходительство одобрит объединение – и ладно, воспротивится – тоже ладно, глава клана Лин-ху во всем последует за вами. Только не знаем мы, каково Ваше почитаемое мнение?»




Юэ Бу-цюнь ответил: «Благодарю главу союза Цзо за проявленный интерес. Хотя ничтожный и размышлял об этом деле долго и тщательно, однако, окончательный выбор сделать очень нелегко».



В этот миг на него устремились все взоры героев, собравшихся на верщине. Каждый думал: «Клан Южная Хэншань ослаблен и изолирован, клан Тайшань погрузился во внутренние распри, из сил недостаточно, чтобы сопротивляться клану Суншань. Сейчас кланы Хуашань и Северная Хэншань образовали альянс, если к ним примкнет Южная Хэншань, тот тогда они приблизительно сравняются с кланом Суншань». 



Тут послышался голос Юэ Бу-цюня: «Наш клан Хуашань основан более двухсот лет тому назад, когда-то в нем образовались направление меча и направление энергии, и между ними началась борьба. Все присутствующие здесь мастера старшего поколения хорошо знают об этом. Трагические картины взаимного истребления друг друга этими двумя направлениями до сих пор стоят перед глазами, ничтожного, как вспомню, так без мороза дрожь пробирает…»



Лин-ху Чун задумался: «Шифу всегда говорил, что борьба двух фракций Хуашани между направлением меча и направлением энергии – величайший позор нашего клана, строго предостерегал рассказывать об этом посторонним. Отчего же сейчас он обсуждает эти дела перед тысячами собравшихся здесь героев?» Тут он прислушался к речи Юэ Бу-цюня – его слова были слышны абсолютно четко, передавались на десятки ли во все стороны, отражаясь эхом, и перекатываясь повсюду вокруг, он подумал: «Шифу отработал «Волшебное искусство пурпурной зарницы», достиг еще более высоких пределов, звук его голоса, и внутреннее наполнение теперь совсем не те, что прежде».



Юэ Бу-цюнь продолжил: «По этой причине ваш покорный слуга ощущает, что в боевых искусствах объединение лучше разделения. Сотни тысяч лет реки и озера раздирают месть и истребление, неизвестно, сколько собратьев по истинному пути отдали свои жизни. Внимательно исследуя причины, можно узнать, что в основном все идет из-за неодинаковых воззрений разных школ. Ничтожный часто думал, что если бы в воинском сообществе не было разделения на школы и кланы, Поднебесная была бы единой семьей,  все люди были бы словно родные братья и сестры, а это кровопролитие уменьшилось бы на девять частей из десяти. Уменьшилось бы количество героев и прекрасных рыцарей, отдавших свои жизни во цвете лет, одиноких беззащитных сирот и вдов».



Его слова были наполнены такой глубокой скорбью и искренним состраданием, что почти все согласно закивали головами. Некоторые шептались: «Люди называют хуашаньского Юэ Бу-цюня «Благородный меч» – оказывается, это не пустые слова – его сердце исполнено гуманности».




Фан Чжэн даши сложил руки перед грудью: «Похвально, прекрасно! Ученый господин Юэ в этот раз сказал слова, исполненные гуманности и добра. Если бы все люди мира боевых искусств мыслили подобно ученому мужу Юэ, то кровавый ветер и лязг клинков, бушующие в Поднебесной, постепенно сошли бы на нет».



Юэ Бу-цюнь произнес: «Великий наставник перехваливает, взгляды ничтожного поверхностны, высокий шаолиньский наставник наверняка уже давно размышлял об этом. Шаолинь занимает высочайшее место в мире боевых искусств, общается запросто со всеми высокими знатоками любых школ, за тысячи лет наверняка собрали множество знаний. Безусловно, истоки боевого искусства у разных школ не одинаковы, методы обучения тоже используются разные, и трудно практически устранить различия. Но, «Благородный муж в гармонии с другими, хоть и не одинаков с ними», боевое искусство, хоть и не одинаково, но наверняка может гармонировать. Но, вплоть до сегодняшнего дня, в мире рек и озер все раздроблено на множество школ и течений, либо явно сражаются, либо скрыто соперничают, без счета расходуются душевные силы, гибнут жизни в этой бессмысленной борьбе идей. Раз уж мудрейшие из бойцов древности понимали вред разделения на школы и кланы, почему же они не решили покончить с этим? Ничтожный много лет ломал над этим голову, не находя решения, и только несколько дней назад его постигло озарение, все стало абсолютно понятно.




Это дело имеет отношение к жизни и смерти, счастью или бедам всего воинского сообщества, ничтожный не осмеливается держать в тайне, просит уважаемых рассмотреть и дать указания».


Все герои разом откликнулись: «Просим рассказать, просим рассказать», «Воззрения господина Юэ наверняка высочайшие и просветленные», «что жэе это за причины, в конце концов?», «Стереть различия между школами так же трудно, как подняться на Небо!»



Юэ Бу-цюнь дождался тишины и продолжил: «Ничтожный погрузился в самые глубины сердца, размышляя о первопричинах, и обнаружил, что все кроется в различии между двумя понятиями – «поспешно» и «постепенно». В истории были целеустремленные люди, которые хотели одним махом устранить различия между школами во всей Поднебесной. Но оказалось, что это застарелая проблема: больших кланов боевого искусства в Поднебесной несколько десятков, малых же – более тысячи, каждая школа существует десятки лет, а иные и тысячелетий, и в один мах это, разумеется, так же трудно искоренить, как подняться на Небеса».




Цзо Лэн-чань произнес: «Исходя из высоких воззрений господина Юэ, стереть различия между школами – невозможная затея? Исходя из этих слов, людям надеяться не на что?»



Юэ Бу-цюнь отрицательно покачал головой: «Хотя и необычайно трудно, но все же это не является абсолютно невозможным. Я только что начал говорить о разнице между поспешным и постепенным. Пословица говорит: Поспешность не приводит к результату. Нужно сменить курс, взяться за дело всей Поднебесной, и за пятьдесят, или сто лет обязательнго будет результат».



Цзо Лэн-чань вздохнул: «За пятьдесят или сто лет, из всех этих героев восемь илди девять из десяти рассыплются в прах земной».



Юэ Бу-цюнь ответил: «Наше поколение должно напрячь все силы, а получим ли мы в собственные руки реальные плоды – об этом препираться не стоит. Как говорят, «предки сажают деревья, потомки наслаждаются тенью». Мы посадим дерево, и пусть наши потомки наслаждаются счастьем прохлады, разве это не прекрасно? К тому же, пятьдесят или сто лет – это время великого успеха, а первые малые плоды можно будет заметить уже лет через восемь или десять».



Цзо Лэн-чань произнес: «Восемь или десять лет для первых малых результатов – это очень хорошо, но вот в чем состоит общий план действий?»



Юэ Бу-цюнь улыбнулся тончайшей улыбкой: «То, что сейчас осуществляет глава альянса Цзо – как раз прекрасное событие, приносящее счастье всему миру рек и озер. Каждый клан, каждая школа могут последовать этому примеру. Можно объединяться по территориальной близости, или по схожести боевых приемов, или согласно приятельским отношениям. После такого предварительного объединения, за десять или восемь лет количество отдельных кланов в Поднебесной уменьшится более, чем наполовину. Объединение наших пяти школ меча на тысячи лет станет великолепным примером для всех кланов и школ Поднебесной».



Едва он это сказал, все сразу начали говорить: «Оказывается, клан Хуашань одобряет объединение школ».



Лин-ху Чун вздрогнул от неожиданности: «Вот уж не думал, что шифу одобрит план объединения. Я заранее сказал, что буду согласен с решением клана Хуашань, а он взял, и одобрил, теперь уже обратно слова не вернешь». На сердце стало тревожно, он поднял взгляд на шаолиньского наставника Фан Чжэна и даоса Чун Сюя, и увидел, что они с растерянным видом удрученно качают головами.



Цзо Лэн-чань всегда ожидал, что Юэ Бу-цюнь будет изо всех сил противиться объединению, этот человек владел даром красноречия и среди рек и озер обладал хорошей репутацией, с ним нельзя было действовать жестким принуждением, и вот этот человек, вопреки всем ожиданиям, вдруг взял и поддержал объединение! Радость превосходила все ожидания, и Цзо Лэн-чань произнес:



«По правде говоря, наша фракция Суншань изначально одобряла слияние кланов, исходя из той логики, что в объединении – сила, а в разделении – слабость. Но сегодня я услышал рассуждения господина Юэ, и у меня словно завеса упала с глаз. Оказывается, объединение наших пяти школ имеет огромное значение для всего мира боевых искусств, а вовсе не является частным делом наших пяти кланов».



Юэ Бу-цюнь произнес: «Если бы объединение наших кланов преследовало только желание добиться большей силы для себя, достигнуть верховенства над остальными школами, то это только принесло бы в мир боевых искусств дополнительные потрясения, и вряд ли бы это пошло на пользу нашим пяти кланам, а остальным, боюсь принесло бы больше бедствий, чем счастья. По этой причине объединение кланов следует проводить, превыше всего указывая на четыре иероглифа: «уменьшать соперничество, улаживать ссоры». Ничтожный догадывается, что друзья по общему Пути подозревают, что для прочих кланов объединение наших пяти будет не выгодным. Спешу заверить драгоценных друзей, что им не о чем беспокоиться».



Услышав его слова, некоторые словно бы вздохнули с облегчением, некоторые, однако, наполовину верили, наполовину подозревали подвох».



Цзо Лэн-чань произнес: «Исходя из сказанного, фракция Хуашань одобряет объединение школ?»



Юэ Бу-цюнь произнес: «Именно так!» Он сделал паузу, нашел глазами Лин-ху Чуна, и произнес: «Глава клана Хэншань Лин-ху прежде был в нашей школе Хуашань, нас с ним двадцать лет связывали узы учителя и ученика. После того, как он был изгнан из клана Хуашань, он всегда оставался у меня в мыслях, ничтожный никогда не забывал былые дружеские чувства, надеялся, что окажется с ним в одном клане. Сегодня ничтожный обещает ему, что вернуться в один клан вовсе не является невыполнимым делом». Когда он это говорил, на его лице появилась добрая улыбка.



Лин-ху Чуну как в грудь стукнуло, в один миг он осознал: «Когда шифу обещал мне, что я войду в его клан, он вовсе не имел в виду клан Хуашань, он подразумевал объединенный клан Пяти твердынь. Я попаду в один клан с шифу и шинян, это прекрасно». Снова задумался: «Судя по словам шифу, что «объединение кланов следует проводить, превыше всего указывая на четыре иероглифа: «уменьшать соперничество, улаживать ссоры»«, если это в самом деле будет так, то объединение кланов будет хорошим делом, вовсе не плохим. Похоже, что грядущие перемены, счастье и несчатье, будут зависить от того, каким путем пойдет объединение – по пути шифу, или же по пути Цзо Лэн-чаня. Если кланы Хуашань, Северная и Южная Хэншань объединятся с сотоварищами-даосами из фракции Тайшань, то мы втроем сможем сопротивляться фракции Суншань с оставшейся половиной даосов из клана Тайшань, победа наверняка будет за нами».


В сердце Лин-ху Чуна хлынуло множество мыслей, он услыхал слова Цзо Лэн-чаня: «Поздравляю господина Юэ и главу клана Лин-ху, с этого дня вы снова будете в одной школе, это радость высотой с Небо!» Среди собравшихся героев несколько сот человек захлопали в ладоши, раздалось несколько одобрительных криков.


Но вдруг Святой Ветвь Персика произнес: «Так не пойдет, ни в коем случае не пойдет!» Святой Ствол Персика удивился: «Но почему же так не пойдет?» Тао Чжи ответил: «Главой клана Северная Хэншань изначально должны были стать мы, шестеро братиьев, так или нет?» Тао Гань и остальные братья в один голос ответили: «Да!» Тао Чжи продолжил: «потом мы проявили уступчивость, и позволили Лин-ху Чуну стать главой фракции, так или нет? Позволив Лин-ху Чуну стать главой фракции, мы поставили одно условие: он должен быть отосмстить за гибель троих наставниц – Дин Сянь, Дин Цзин и Дин И, так или нет?» На все его вопросы остальные братья хором отвечали: «Да!»




Тао Чжи произнес: «Но убийца троих наставниц находится среди пяти кланов меча, на мой личный взгляд, фамилия его скорее всего – «Цзо» [Левый], а может «Ю», [Правый], а может «Бу Цзо Бу Ю» [Не правый не левый], «Чжун» [Серединный]. Если Лин-ху Чун войдетв клан Пяти твердынь вместе с этим Цзо, или Ю, или Чжуном, то они станут братьями-наставниками, как он сможет против него действовать с оружием, как отомстит за трех наставниц?» Пятеро святых из Персиковой долины в один голос крикнули: «А веди и в самом деле так!»


Цзо Лэн-чань пришел в великий гнев, подумав: «Вы, шестеро скотов, так меня перед всеми позорите, сколько же вам жить осталось? Если дать вам хоть несколько страж жизни вы еще и не такого наговорите».



Но тут Тао Чжи снова произнес: «Раз Лин-ху Чун не отомстил за убитых наставниц, то он не является главой клана, так или нет? Если он не является главой клана Северная Хэншань, то он не может решать за всю фракцию Северная Хэншань, так или нет? Раз он не может решать за всю фракцию Хэншань, то вопрос о вступлении фракции Северная Хэншань в единый клан не может быть решен только его мнением, так или нет?» На каждый его вопрос братья отвечали только одним словом: «Да!»




Тао Гань сказал: «один из кланов не имеет руководителя, раз уж Лин-ху Чун не может быть главой клана Северная Хэншань, нужно выдвинуть другую замечательную кандидатуру, так или нет?


В клане Северная Хэншань есть шестеро великих героев с необычайными способностями предвидения, их в свое время по достоинству оценила госпожа-наставница Дин Сянь, да и присутствующий здесь глава альянса Цзо тоже только что сказал: «У шестерых уважаемых боевое искусство высоко-мощное, способности к предвидению неординарные, и тем, и другим уже давно восхищаюсь», – так или нет?»



Тао Гань спрашивал, и пятеро братьев все время отвечали: «Да!» Он спрашивал все время громче и громче, но и ответ был тоже все громче и громче. Во-первых, собравшимся героям это казалось забавным, во-вторых, многим хотелось побузить против фракции Суншань, некоторые радовались чужой беде, и теперь всякий раз вместе с пятерыми братьями еще несколько десятков крепких глоток кричали: «Да!»



После того, как Юэ Бу-цюнь одобрил объединение, Лин-ху Чун растерялся от нахлынувших чувств. Слушая глупости шестерых святых из Персиковой долины, он обрадовался, было похоже, что они могут помочь ему найти выход из затруднительной ситуации, но, послушав их еще немного, он внезапно изумился: «Шестеро святых из Персиковой долины обычно всегда несли несуразную околесицу, последующие фразы не были связаны с первыми, но, стоило им подняться на Суншань, каждая их фраза стала нести глубокий смысл. Только что это казалось глупостью, но в самом деле содержало завязку для последующей аргументации, да такой, что и опровергнуть нельзя. Это совсем непохоже на их прежние глупые речи. Неужели им со стороны дает указания какой-то высокий мастер?»



Тао Гэнь произнес: «Итак, исходя из этого, что касается поста руководителя фракции Северная Хэншань, нам, шестерым братьям, будет целесообразно не отказываться от своего долга, так уж и быть, добродетель высокая, взгляды солидные, заслужили всеобщее уважение, вода приходит – образуется арык, вода схлынет – камни покажутся, пустой барабан катится с высокой горы – у всех и двери нараспашку…»



Чем дальше он говорил, тем больше запутывался, толпа героев уже не могла удержаться от хохота. Из рядов фракции Суншань вскочили на ноги несколько человек, и начали кричать: «Вы, шестеро скотов, что тут за балаган устроили? А ну быстро катитесь отсюда с горы!»



Тао Чжи произнес: «Ну и чудеса! Ваша фракция Суншань тысячью способов и сотней хитростей устроила объединение пяти кланов, мы, шестеро великих героев клана Северная Хэншань, удостоили вас сиятельным визитом, а вы вдруг решили нас прогнать. Если пойдем мы, шестеро великих героев, то оставшиеся в клане Хэншань малые герои, женщины-герои, разумеется, тоже вместе с нами сойдут с горы, тогда все это ваше объединение кланов – фьють-фьють – не вышло! Отлично! Друзья из клана Хэншань, спускаемся с горы, пусть они тут четыре клана объединяют. Раз Цзо Лэн-чань хочет стать главой клана Четырех Холмов, пусть становится. А наш клан Северная Хэншань не будет принимать участия в этом развлечении».



И Хэ, И Цин, и остальные ученицы ненавидели Цзо Лэн-чаня до мозга костей, услыхав эти слова Тао Чжи, тут же разом откликнулись: «Мы уходим!»



Цзо Лэн-чань, едва услыхал, тут же заволновался: «Уйдет клан Хэншань, и клан пяти твердынь превратится в клан Четырех гор. С древности в Поднебесной было пять священных гор, и ни одну из них нельзя убрать. Даже если я стану главой клана Четырех гор, то слава будет уже не та. Не только славы не добьется, а станет посмешищем среди воинского сообщества. Он тут же произнес: «Уважаемые друзья из фракции Северная Хэншань, давайте все обсудим без спешки, к чему так торопиться?»


Тао Гэнь произнес: «Это твоя собачья свора, лисья стая, креветки солдаты, раки генералы тут разорались, хотели нас прогнать, так и ладно, мы и сами уже хотели уйти».




Цзо Лэн-чань хмыкнул, обратился к Лин-ху Чуну: «Глава клана Лин-ху, мы – люди, изучающие воинское искусство, у нас одно слово стоит тысячи золотых, ты же говорил, что поступишь так же, как господин Юэ, по его указаниям, неужели это не принимается в расчет?»


Лин-ху Чун поднял взгляд на Юэ Бу-цюня, увидел в его лице предельную искренность, тот не удержался и утвердительно кивнул ему головой; Лин-ху Чун перевел взгляд на шаолиньского настоятеля Фан Чжэна и даосского наставника Чун Сюя – они вдвоем непрерывно отрицательно покачивали головами, это уже нив какую логику не укладывалось, и вдруг раздался голос Юэ Бу-цюня: «Чун-эр, мы же с тобой были как отец с сыном, шинян и вовсе была тебе, как родная матушка, неужели ты не хочешь с нами помириться, восстановить прежнюю дружбу?»



Едва Лин-ху Чун услышал эти слова, в тот же миг его глаза наполнились горючими слезами, и он, не раздумывая, вскричал: «Шифу, шинян, ребенок именно об этом и мечтал. Вы одобряете слияние кланов, ребенок не может противиться». Он помолчал, и прибавил: «Но все же, глубокая, как море крови, месть за трех наставниц…»



Юэ Бу-цюнь произнес громко и отчетливо: «Хэншаньские Дин Сянь, Дин Цзин, и Дин И попались в тайные сети, люди из воинского сообщества не могут об этом не скорбеть.


После того, как наши кланы сольются, дела клана Хэншань также станут делом некоего Юэ. Сейчас у нас неотложное дело, после его завершения мы попросим помощи у всех здесь присутствующих друзей из мира боевых искусств, да будь этот убийца хоть с телом из алмаза – мы изрубим его на мясной фарш. Чун Эр, не беспокойся, даже если этот убийца будет одним из высших людей в клане Пяти твердынь, мы его не упустим». Он сказал это честно и прямо, непоколебимо и бесстрашно, не оставляя места для отговорок. Ученицы клана Хэншань тут же ответили одобрительными криками.


И Хэ вскричала: « Господин Юэ неплохо сказал. Если достопочтенный возглавит это дело, осуществить глюбокую, как море крови, месть за троих почивших наставниц, то весь клан Хэншань сверху донизу будет благословлять вашу добродетель».


Юэ Бу-цюнь произнес: «Если это дело будет возложено на меня, то если за три года некий Юэ не отомстит за трех наставниц, то быть мне в воинском сообществе бессовестным подлецом, недостойным человеком».



Он сказал это, и ученицы клана Хэншань вновь разразились радостными криками, люби из других фракций тоже не удержались от хлопков в ладоши и одобрительных криков.



Лин-ху Чун подумал: «Я, хотя и решился отомстить за трех наставниц, но не могу установить предельного срока. Все подозревают в убийстве Цзо Лэн-чаня, но доказательства-то где? Даже если и удастся призвать его к ответу, допросить – так он будет отпираться. Как шифу может быть настолько уверен? Вот оно что, он уже давно знает имя настоящего убийцы, а за три года соберет необходимые доказательства». Он заранее согласился признать решение Юэ Бу-цюня, но боялся, что ученицы Хэншани его не поддержат. Сейчас, видя, что они радостными криками приветствуют слова Юэ бу-цюня, он вздохнул свободно, и громко произнес: «Вот и прекрасно. Как говорил мой отец-наставник господин Юэ, нужно расследовать, кто на самом деле убил трех наставниц, даже если он будет одним из верховных руководителей клана Пяти твердынь, то он не должен уйти от ответственности. Глава клана Цзо, ты одобряешь эти слова?»



Цзо Лэн-чань ледяным тоном произнес: «Эти слова правильны. Как я могу их не одобрить?»



Лин-ху Чун произнес: «Сегодня здесь собрались все знаменитые герои Поднебесной, все это слышали. Необходимо провести расследование, узнать, кто убийца, и неважно, своими ли руками он это сделал, или дал указания ученикам, неважно, каков его возраст и заслуги, каждый обязан покарать его».


Из собравшихся героев добрая половина поддержала его громкими криками.


Цзо Лэн-чань подождал, пока шум утихнет, и громко произнес: «Среди кланов меча пяти твердынь, восточная гора Тайшань, южная гора Хэншань, западная гора Хуашань, северная гора Хэншань и центральная гора Суншань все пять кланов этих гор согласны на объединение. С этого дня и впредь названия этих кланов больше не будут употребляться в воинском сообществе. Ученики всех пяти кланов отныне становятся членами единого клана Пяти твердынь».



Он махнул левой рукой, и со всех сторон послышались взрывы хлопушек и треск петард, сливающиеся в один громкий шум, в воздух непрерывно взлетали ракеты, наполняя грохотом все небо – началась официальная церемония празднования учреждения нового клана. Герои смотрели друг на друга, и на их лицах появились улыбки, все равно подумали: «Цзо Лэн-чань так тщательно подготовился к объединению кланов, ситуация уже пошла сама собой. Если бы затея с объединением не удалась, то, очень вероятно, эта вершина горы Суншань превратилась бы в место кровавого побоища, без взаимной резни тут бы не обошлось». Вершину горы застлал пороховой дым, в воздухе крутились бумажные клочки разорвавшихся зарядов, звук разрывов все нарастал, так, что человеческого голоса уже невозможно было услыхать, и прошло очень много времени, прежде, чем звуки разрывов стихли.



Тут многие рыцари рек и озер начали наперебой поздравлять Цзо Лэн-чаня, было похоже, что это были либо люди из клана Суншань, которые заранее были назначены для поддержки, либо новые члены клана Пяти твердынь спешили пораньше втереться в милость, ибо теперь мощь и влияние Цзо Лэн-чань очень возросли. Цзо Лэн-чань непрерывно ледяным тоном произносил слова скромности и уступчивости, но на его лице нет-нет, да и проскальзывала тончайшая довольная улыбка.


Внезапно послышался голос: «Раз уж пять кланов меча объединились в один клан Пяти твердынь, то и нам, шестерым святым из Персиковой долины, необходимо следовать естественным изменениям, как говорится, «выдающийся человек следует велениям времени»«, – это взял слово Тао Гэнь.



Цзо Лэн-чань подумал про себя: «С тех пор, как эти шестеро уродцев поднялись на гору, впервые что-то путное сказали».



Тао Гань продолжил: «Разумеется, что всякий клан должен иметь своего главу. Но кто им станет? Если ребята, все как один, предложат шестерых святых из Персиковой долины, то мы так и быть, отказываться не будем».


Тао Чжи произнес: «Господин Юэ только что говорил: «Объединение пяти школ осуществляется ради блага всего воинского сообщества, не для частной выгоды». Раз уж так, хотя ответственность служить в качестве главы клана Пяти твердынь крайне высока, обязанностей множество, так уж и быть, мы, шестеро братьев, возьмемся за это дело». Тао Е тяжело и протяжно вздохнул: «Раз уж все ребята так единодушны, разве мы можем стоять в стороне, спустив рукава, не отдать все силы ради мира рек и озер?» Так они друг с другом переговаривались, «ты трубишь, я подпеваю» – будто собравшиеся здесь люди и  в самом деле выдвинули их кандидатуру на пост главы клана Пяти твердынь.



Тут один старый боец богатырского сложения из клана Суншань заявил во весь голос: «Кто это выдвигал вас на пост главы клана Пяти твердынь? Что за бред вы несете!» Это был младший брат-наставник Цзо Лэн-чаня «Держащий Пагоду» Дин Мянь. тут же множество людей из фракции Суншань подняли гомон, и кто-то крикнул: «Если бы сегодня не был великий день объединения пяти кланов, то вам, шестерым сумасшедшим, давно бы уже отрубили двенадцать ног».


Дин Мянь продолжил: «Глава клана Лин-ху, эти шестеро безумцев здесь дебоширят, а ты за ними не следишь».



Тао Хуа подхватил: «Ты назвал Лин-ху Чуна «Главой клана», то есть, ты выдвигаешь его кандидатуру на пост главы клана Пяти твердынь? Цзо Лэн-чань только что сказал, что с этого дня и впредь названия кланов Хуашань, Хэншань, больше не будут употребляться в воинском сообществе, раз ты назвал Лин-ху Чуна главой клана, то имел в виду, что он является главой клана Пяти твердынь».



Тао Ши произнес: «Лин-ху Чун становится главой клана Пяти твердынь, хоть он и уступает нам, шестерым братьям, но что уж тут поделаешь, на худой конец и так сойдет». Тао Гэнь возвысил голос: «Клан Суншань предлагает на пост главы клана Пяти твердынь Лин-ху Чуна, ребята, вы как, согласны?» И тут послышались крики одобрения, более сотни приятных женских голосков – разумеется, это были ученицы клана Северная Хэншань.



Дин Мянь совершенно неосознанно назвал Лин-ху Чуна «Главой клана Лин-ху», теперь шестеро святых из Персиковой долины уцепились за его слова, он невольно почувствовал себя очень неловко, весь покраснел, не зная, как будет лучше это исправить, и выдавил из себя: «Нет, нет!  Я … я … не то имел в виду! Я не выдвигал Лин-ху Чуна главой клана Пяти твердынь…»



Тао Гань произнес: «Ты сказал, что не выдвигал Лин-ху Чуна в качестве главы клана, значит, признаешь, что без Шестерых святых из Персиковой долины дело не пойдет.


Раз уж Ваше Превосходительство оказываете нам такое доверие, так уж и быть, пусть это нам будет и унижение, но отвергать дар все же непочтительно». Тао Чжи предложил: «Ну, ладно! Нам ничто не мешает принять должность на полгода, а потом уступим другим желающим, что тут невозможного». Пятеро братьев тут же согласились: «Точно! Это превосходный план».



Цзо Лэн-чань крайне холодным тоном произнес: «Шестеро уважаемых говорили уже долго, сейчас на вершине горы Суншань собралось множество героев со всей Поднебесной, может быть, дадим и им сказать несколько слов?»



Тао Хуа произнес: «Можно, можно, отчего бы и нет? Если есть что сказать, то просим, если газы замучили – тоже не стесняйтесь». Едва Тао Хуа сказал про газы, так в мгновение ока на всей горе установилась полнейшая тишина – все замерли, боясь открыть рот, чтобы не опозориться.



Прошло довольно много времени, и Цзо Лэн-чань наконец произнес: «Уважаемые герои, прошу всех выдвигать высокие воззрения. На этих шестерых сумасшедших прошу не обращать внимания,


Шестеро святых из Персиковой долины задвигали носами, принюхиваюсь, и с комическим видом заговорили: «Вот это напустил, вонь немалая».



От фракции Суншань вышел худой старец, начал речь: «Кланы меча пяти твердынь едины энергией, связаны поддержкой, заключили союз, и главой альянса много лет был глава клана Цзо. Клава клана Цзо уже давно руководит пятью школами, у него высокий авторитет, сегодня пять кланов объединились, и он должен стать главой объединенного клана. Если брать человека со стороны, то кто со всем этим сможет справится?» Те из героев, кто присутствовал некогда на банкете по случаю «Омовения рук в золотом тазу» господина Лю Чжэн-фэна, сразу узнали этого худого старика. Это был Лу Бай, некогда он вместе с Дин Мянем и Фэй Бинем они тогда втроем истребили все семейство Лю Чжэн-фэна, воистину, этот человек был очень жесток и коварен.



Тао Хуа произнес: «Не верно! Не верно! Объединение пяти кланов – это великое дело «отбрасывания старого и появления нового», и с главой клана тоже следует поступить по принципу «отбрасывать старое, утверждать новое»
– поменять его на нового человека». Тао Ши поддержал:




«Именно так. Если по-прежнему оставить на старом месте Цзо Лэн-чаня, то это будет все равно, что «сменить отвар, но не менять лекарства», никакой свежей энергии не появится, к чему тогда было это объединение?» Тао Чжи продолжил: «Этим кланом Пяти твердынь кто угодно может командовать, но только не Цзо Лэн-чань». Тао Гань предложил: «По моему высокому воззрению, уж лучше всем руководить по очереди. Один день – я, другой день – ты, и так один за другим без перерыва. Вот это я называю «честной сделкой», «тут не обманывают детей и не обвешивают стариков», «товар добротный, цена умеренная», и «все довольны и радуются»«. Тао Гэнь захлопал в ладоши: «Этот способ предельно утонченный, и начинать надо с самых младших, с самой молодой девушки. Я рекомендую Цинь Цзюань из клана Хэншань, она в семействе Цинь самая младшая сестренка – сделаем ее главой клана Пяти твердынь».



Ученицы клана Хэншань понимали, что шестеро святых из Персиковой долины делают все это только для того, чтобы расстроить планы Цзо Лэн-чаня, и все разразились громкими криками одобрения. И около тысячи посторонних, которым только и хотелось поднять смуту, тоже присоединились к крику. В один миг вся вершина горы Суншань погрузилась в совершенный хаос.


Рецензии