2. Инициатива наказуема

Не очень последовательные у меня получились воспоминания об «Интеграле». Пишу, как получается.  Пока я еще не знаю, буду что-нибудь ещё писать или не буду. Если что-нибудь вспомнится, – напишу.

Писать о деятельности «Интеграла» должны сами интегральцы. Они и пишут. И написано уже много, хотя, на мой взгляд, недостаточно.

Я же пишу в основном, о том, что связано со мной, пишу то, что я знаю. Или по поводу чего имею свое мнение как житель Академгородка, знавший о некоторых событиях (так уж сложилось) больше других.

Говоря о начале деятельности клуба, тем не менее, я сразу должен передать слово самому Анатолию Израилевичу Бурштейну, который изложил в написанном им очерке «Одиссея советского еврея» все перипетии, связанные с началом славной деятельности «Интеграла», ставшего теперь в глазах многих символом особой атмосферы Академгородка и свободолюбия его жителей той поры, называемых ныне «шестидесятниками».

«К слову, мне не очень понятен этот, теперь уже устоявшийся термин, – пишет он, – характеризующий субкультуру интеллигенции моего поколения».

Я не поленился и посмотрел Википедию: шестидесятниками называют родившихся приблизительно между 1925 и 1945 гг. Большинство из нас, живших тогда в Академгородке и участвовавших в его общественной жизни, родилось между 1930-м и 1940-м. Я родился как раз в середине этого периода.

Близкий по звучанию термин «пятидесятники» относится к религиозному течению христиан веры Евангельской. Правда, связан он не с пятидесятыми годами, а с переживаниями апостолов на пятидесятый день после воскресения Христа.

«Семидесятниками» или «восьмидесятниками» вообще никого не назвали. Но еще не поздно. Место не занято.

Вернемся, однако, к «Одиссее» А.И. Бурштейна (с моими небольшими комментариями):

«Оказавшись в 1958 году на постое в подмосковном поселке Никольском-Архангельском [А.И. Бурштейн как молодой специалист был принят на работу в только что созданный Институт химической кинетики и горения, находившийся пока в Москве. –МК], в снимаемом Академией частном доме, окруженном цветущим садом и тишиной, я даже был немного разочарован.

Одной лишь новоизбранной науки, в которую я был отныне всецело погружен, было, увы, недостаточно для ощущения тугого ритма жизни, ставшего для меня привычным.
Ничто не изменилось в этом отношении и с переездом нашего института из Москвы в Новосибирск в январе 1961 года.

Даже напротив, территориально изолированный от города Академгородок, окруженный девственным лесом, был подлинной глушью: ни тебе московских театров, музеев, да и просто кафе, где можно было бы скоротать время, свободное от науки, с кем-то встретиться, с кем-то познакомиться.

Последнее обстоятельство особенно удручало молодежь, составлявшую большинство населения. Анатолий Израилевич имеет в виду, прежде всего одиноких молодых мужчин и женщин.

Именно молодые люди и инициировала совещание, посвященное проблеме свободного времени в Академгородке».

Как я ни вспоминал об этом совещании, не вспомнилось ничего. Наверное, его проводил Комитет комсомола СО АН, а я на их мероприятия не ходил.

А.И. Бурштейн далее пишет:

«Приглашен был и я. Оставшись равнодушным ко многим обсуждавшимся проектам заполнения этого времени, я взял слово и сказал: а не лучше ли просто обзавестись хотя бы одним молодежным кафе, наподобие тех, которые появились в это время в Москве. Последние легитимировали джаз, долгое время находившийся под запретом, и тем самым снискали себе широкую популярность в молодежных кругах.

Что бы нам самим не попробовать?

– Вот Вы предложили, Вы и пробуйте», – сказали мне.

Так обычно всегда и бывало. Мы всегда знали: «Инициатива наказуема».

Продолжение следует: http://www.proza.ru/2018/07/07/285