Гниль

I.
Тучи собирались в течение всего дня, медленно заволакивая небо, и только теперь, наконец, начинали проливаться дождем. Крупные, но пока еще редкие капли падали на спину скачущей рысью лошади, от которой теперь отчетливо пахло мокрой шерстью, шлепались о темные плащи солдат, с еле слышным стуком ударялись о холодную сталь ружей.
- Не дайте пороху и кремням отсыреть, - не оборачиваясь бросил капитан Ридерс и, слегка пришпорив белого в яблоках коня, заставил его немного ускорить бег. Ружья нужно было убрать в чехлы, но никто не стал этого делать – отряд почти добрался до места назначения.
По жухлой траве всадники забрались на невысокий холм с неподвижной старой березой, ветви которой с тускло-зелеными листьями безжизненно свисали к земле. Вдали, у кромки редкого леса, грязная дорога, извивавшаяся в изъеденном скотом полем, заканчивалась у ветхого одиноко стоящего дома – цели путешествия. Его деревянные стены слегка покосились, окна мансарды были заколочены грубыми досками, краска с фасада давно облетела – и все же по еле заметной струйке дыма, идущей из печной трубы, и мерцающим отблескам свечей в замызганных окнах можно было догадаться, что здание используется.
- Душно. Гроза будет, - вполголоса проговорил один из шести конных, последний взобравшийся на холм. Дождь и вправду усиливался, и где-то далеко начинало грохотать.
- Когда приблизимся к дому, - громким командным голосом, таким, чтобы никто и не подумал ослушаться приказа, произнес капитан, - я, Лоррен и Войнич зайдем внутрь. – Видно было, что во время пути он все хорошо обдумал. – Грег – ты отойдешь к лесу и проследишь, чтобы через него никто не ушел. Оставшиеся двое, - два солдата с ожиданием посмотрели в глаза капитану, - остановитесь у окон в фасаде и идите нам на помощь, если это потребуется. Вопросы?
Вопросов не было, и после яркой вспышки молнии, за которой последовал оглушительный раскат грома, отряд двинулся через поле.
Копыта лошадей громко чавкали по размокшей грязи, но эти звуки заглушал ровный шелест ставшего ливнем дождя. Тучи, поменявшие цвет с серого на бурый, заволокли уже все небо вплоть до горизонта, и на землю опустилась преждевременная ночь. Полумрак лишь изредка рассеивали сверкающие молнии, и тогда из темноты можно было выхватить приближающееся здание.
- За мной! – тихо приказал капитан двоим своим подчиненным, когда подъехали к дому, спешился, и подошел к двери, оказавшейся запертой. Три раза он сильно ударил по ней кулаком в толстой кожаной перчатке, вынул из-за спины ружье, привычным движением взял его наизготовку. Его примеру последовали остальные.
- Именем отца-императора приказываю вам открыть двери! Это гвардейские отряды по борьбе с гнилью!
Сквозь шум дождя солдаты услышали женский крик, после которого вновь наступила тишина.
- Открывайте! – капитан сделал знак Лоррену, и тот навалился на дверь, ломая гнилые доски.
Раздался громкий хлопок, сразу за ним – треск. Лоррен издал короткий вопль и повалился на спину, обхватив руками живот. Трава под его спиной быстро становилась красной.
- Отойдите все от двери!
Еще одна пуля пробила в дереве отверстие, просвистела мимо Грега, поспешившего занять свою позицию за домом, и подняла столбик грязи у ног отпрянувшей лошади.
- Уходите! – кричал приглушенный стенами и дождем сиплый мужской голос. – Оставьте нас!
Снова раздался быстро оборвавшийся женский вопль. Капитан упал на землю рядом с потерявшим сознание Лорреном, взвел курок и тоже выстрелил через дверь. Еще двое солдат сделали залп, и едкий пороховой дым окутал здание. Испуганно заржали лошади.
Грег стоял поодаль, в десятке шагов от здания, и мок под ливнем, который обрушился на землю со всей силой, на которую был способен, но опасался сделать еще несколько шагов в темный лес древних изгибающихся деревьев, где было суше, так как сплетенные кроны вековых дубов не пропускали через себя воду. В полумраке ливня, за сплошными потоками воды он с трудом мог различить ветхие стены дома и перебирающих копытами лошадей. Звуки пальбы еле доносились до его слуха.
- Стреляйте же! – прозвучало где-то за водяной стеной. Вслед за этими словами раздались два приглушенных хлопка и звон разбитого стекла, после этого – еще один вопль.
За мутной пеленой дождя, рядом с покосившейся деревянной стеной возник человеческий силуэт. Неестественно хромая и волоча за собой правую ногу, громко постанывая при каждом шаге, он двигался к лесу и, наверное, силился добраться до спасительного мрака деревьев. Грег осознал, что его задача – помешать таинственному силуэту пересечь участок поля, лежащий между домом и опушкой, вскинул ружье, взял человека на мушку, попытался нажать курок, но палец почему-то не слушался. Чем больше усилий прикладывал солдат, чтобы потянуть собачку, тем сильнее мертвел палец, и сам Грег понимал, что не хочет, не может выстрелить. Втайне он желал, умолял силуэт добежать скорее до леса, поворачивал ружье вслед за целью, и уже не пытался дернуть за маленький мокрый стальной крючок, неприятно холодивший онемевший указательный палец. Шум ливня неожиданно заглушили звуки собственного дыхания.
Когда человеку оставалось сделать несколько шагов до рубежа, где переплетаются причудливые корни и стеной встают стволы деревьев, в его спину воткнулся длинный до блеска начищенный нож капитана.
- Порох отсырел… - виновато оправдался Грег в ответ на укоризненный и насмешливый взгляд, который, как ему казалось, бросил на него офицер.
Лоррен был похоронен в наскоро вырытой яме под разбитыми окнами покинутого дома. Еще два тела, мужское и женское, остались лежать в темном погребе здания, который заливало грязной водой, просачивающейся через дыры в крыше и щели в тех местах, где беспощадные разрывные пули выбили некрепкие доски. Оседлав дрожащих от холода промокших коней, отряд шагом двинулся по размытой дороге назад в город.

- Да ты заснул что ли? Я говорю, узнаешь место?
Отряд двигался по узкой протоптанной дорожке, пересекающей просторное засеянное ячменем поле, граничащее со обретающим листья весенним лесом. Чуть поодаль под ласковыми лучами солнца просыхал после затяжных дождей поросший молодой растительностью холм, и на нем возвышалась покрытая почками береза. В стороне от холма группа рабочих весело таскала бревна к строящемуся охотничьему домику из дуба.
- Твое первое дело, Грег. Ты еще струсил тогда, помнишь? Когда убили Лоррена.
Постаревший Войнич приблизил свою лошадь к гнедому коню Грега, пригибаясь, чтобы солнце отогрело и его замерзшую спину.
- Эти земли отошли герцогству?
- А кому еще?
Гнилостные земли, хозяев которых расстреливали или показательно вешали на центральных площадях, выставлялись на аукцион, на котором их покупали те, у кого было больше всех денег – герцоги и бароны.
- Что, правда струсил? – раздался сзади насмешливый голос Бланко. Даже не оборачиваясь, Грег мог видеть, как подрагивают при каждом шаге молодой вороной лошади его мохнатые усы.
- Нет, - начал было Грег, но Войнич, задиристо улыбаясь, перебил его.
- Как ребенок. Я ему кричу: «Стреляй!», а он не стреляет. «На курок нажимай», говорю - а он дрожит.
- Да не было такого! – Грег отвернулся, стараясь скрыть веселую улыбку.
К разговору в своей обычной угрюмо-задумчивой манере присоединился Шварц, в полуголом виде выставляющий на всеобщее обозрение свое сухое тело, что, по его, возможно, ироничным словам, было полезно для здоровья.
- Сам-то ты чего не стрелял?
- Так я занят был… Их там еще много оставалось.
- Врет он все… Эй, Эддингтон! – позволив себе забыть об осторожности, закричал Грег. – Помедленнее, гниль не убежит!
Эддингтон, редко принимающий участие в разговорах, серьезный и суровый, как бывший заключенный, был уже далеко впереди.
- Вот ведь необщительный тип.
- Бревно в глазу, Бланко, бревно в глазу…
Вся компания профессиональных убийц-гнилоборцев мирно засмеялась.
За последующий час, все также добродушно препираясь, всадники неспешно проехали колыхающееся поле, пересекли счастливый лес, где с деревьев то и дело звонко падали капли, и только в раскинувшейся на холмах деревне Грег, ставший теперь к зависти Войнича капитаном отряда, решив, что люди уже достаточно понежились под долгожданным солнцем, приказал перейти на рысь. Еще до полудня всадники добрались до поместья сегодняшней цели – неожиданно оказавшегося гнилью (как по секрету сообщили Грегу, донесла сестра) графа.
Основной дом располагался в обнесенном каменной стеной живописном лесу, в котором граф во времена, когда еще был человеком, охотился на оленей и живность помельче. Само строение – трехэтажное, с колоннадой на фасаде и протяженным мезонином, выкрашенное в белый цвет – приветливо ожидало гостей, охраняемое античными каменными статуями, травы вокруг которых заботливо подстригали садовники.
- Граф Мердок в доме?
- Да… как о вас доложить? – встретивший спешившихся солдат дворецкий поежился при виде легко узнаваемых широкоплечих людей в черных плащах и с ружьями за спиной. Он знал, что на этот раз доклад не нужен.
Не отвечая на вопрос, Грег оттолкнул дворецкого и прошел в начищенный до блеска зал. За ним последовали остальные.
- Где он?
Слуга приниженно склонил голову.
- В кабинете, на втором этаже.
Войнич прошел дальше по анфиладе комнат и смеха ради кинул в стену схваченное с накрытого стола блюдо с фруктами. С громким звоном оно влетело в стеклянную дверцу буфета, тоже упавшего на пол, что породило грохот, от которого закачалась позолоченная люстра, свисающая с высокого потолка. Рассмеявшись, Войнич подбросил к потолку фарфоровую чашку. Шварц поймал ее в полете и поставил обратно на стол.
- Что случилось, Гэри? – раздалось в дальнем конце зала.
На широкой деревянной лестнице, ведущей на верхние этажи, появился сам хозяин. В махровом халате, с прилизанными седыми волосами этот полный мужчина казался самым обычным богатым аристократом – но он не был даже человеком. Граф был гнилью. Он сам понял это, когда увидел развязного Войнича, держащего наперевес свое вычищенное ружье, поник головой и смиренно отдался в распоряжение гнилоборцев.
- Вы не против, если я напишу одно письмо?
Приготовивший веревки Эддингтон вопросительно взглянул на Грега. Тот, помедлив, кивнул.
- Побыстрее.
Покорно позволяя держать себя под прицелом длинных армейских ружей, граф поднялся на второй этаж, где располагался его рабочий кабинет, уставленный книжными шкафами и с развешанными по стенам турецкими саблями. Царил в помещении массивный дубовый стол, к которому был придвинут резной стул с изогнутой спинкой, на который, покряхтев, уселась гниль. С растерянным видом граф посидел немного за столом, вздыхая, до тех пор, пока не получил тычок в спину холодным дулом ружья, и отодвинул один из ящиков стола. На мягкой атласной подложке покоился длинный, с изящными гравировками, именной пистоль.
Раньше, чем граф успел взять его в дрожащую морщинистую ладонь, брызги его прогнившей крови уже покрыли корешки философских книг вдоль стен.
- Бланко!
- У него там пистоль, клянусь! Посмотрите, вот.
Окровавленной рукой он извлек из ящика пистоль. Тот лег в руку, удобный, прекрасный, как произведение искусства, со сверкающим замком и гравировкой на теплом деревянном стволе: «г. Мердоку в знак признательности от герцога Уоллерского».
- И герцоги ошибаются… - произнес Грег.
- Зараза, - Эддингтон разрядил свое ружье в труп, обдав всю компанию брызгами крови. 
Посыпались ругательства.
- Ты думай, что делаешь, Эддингтон, черт! – бормотал Войнич, протирая глаза кожаными перчатками. – В следующий раз на тебя выльем ведро крови. Эй там, воды нам!
- Дворецкий уже убежал, как и вся остальная прислуга, - пробормотал помрачневший Грег. Ему вновь стало казаться, что он распускает свой отряд – все-таки гнилоборцы, люди с самой тяжелой и важной профессией, а тут смех, ругань… И этот граф – формально, они правы, он пытался обороняться – Грег отталкивал мысль, что пистоль графу был нужен только для того, чтобы умереть от рук своих, а не палача на площади – и он – гниль, которая должна быть и будет уничтожена в любом случае, но его, мерзкого, одурачившего самого герцога, стоило бы казнить на площади. Капитан Ридерс бы справился, довез его. Но как?
- В доме ничего не трогать!
Бланко уже рыскал по кабинету, обшаривая ящики и полки в поисках ценностей.
- Да ладно тебе, никого же нет.
- Для того тебе столько платят, Бланко – чтобы ты как свинья пищу выискивал? – Шварц меланхолично читал названия книг, и не оборачиваясь, отчитывал Бланко. – А он тут был библиофилом.
- Кем? – Войнич сощурил глаза, делая вид, что вспоминает слово, которое никогда не знал.
- Да какая разница, кем он был, если еще он был гнилью и дерьмом. – глядя в пол, сказал Эддингтон.
В полной пороховых газов комнате, где на полу лежал труп, а стены были заляпаны кровью, раздались смешки. Грега это рассердило.
- А ведь он правду говорит! Гниль – она все одно, так не все ли равно, каким он был? Он паразитом был, насекомым, вот кем он был. И дерьмом, это верно.
Никто не оспаривал.
- Грузите труп. До заката надо домой добраться.

В последних красноватых лучах солнца, старающихся окрасить все вокруг в алый цвет, отряд вступал в город. На пустынных улицах никого уже не было, лишь изредка между плотными рядами двухэтажных домиков проносились черномазые оборванные дети, недоверчиво косящиеся на всадников в черных плащах. Дремлющие под деревянными балконами бродяги вскакивали и испуганно пятились в зловонные проулки.
У нескладной каменной ратуши, которая имела всего один этаж, но обладала высоким золотым шпилем, соседствующим в темнеющем небе с крестами близлежащей церкви, гнилоборцы спешились. Передав коней и тело графа, перекинутое через круп тяжеловесной лошади Эддингтона, слугам, они вошли в здание. Там, в полумраке приемной, освещаемой лишь свечами по стенам, группа остановилась, ожидая, по формальному обычаю, Грега, прошедшего доложить о выполнении задания.
- Не люблю я это место, - нарушил долгое молчание Войнич, водя сапогом по щелям в замощенном каменными плитами полу.
- А кто его любит?
Бланко, поеживаясь от холода помещения, пытался ладонью оттереть кровяное пятно с плаща.
- Потише там! – бросил Грег не оборачиваясь, преодолевая длинный коридор к кабинету полковника. Он, как всегда после задания, чувствовал удовлетворение сделанного дела, но теперь к этому чувству примешивалось другое, неприятное. Грегу казалось, что команда ведет себя неподобающе, что смешки, ругань и разговоры несовместимы с борьбой с гнилостным отродьем, но он сам не знал, чего же хотел. «Быть как Ридерс, наверное» - грустно заключил Грег и вошел в кабинет.
Полковника в кабинете не было. В помещении, под высоким окном за заваленным бумагами хлипким столом, сидел только молодой писарь, при приближении Грега побледневший как воск. Обычно при встрече он краснел, вспоминая, как Грег спас ему однажды жизнь, пристрелив уличного грабителя, теперь же цвет его лица говорил о чем-то из ряда вон выходящем.
- Гниль, - прошептал он еле слышно и замолчал.
Грег недоуменно подошел ближе.
- Чего?
Писарь испуганно прижался к спинке стула.
- Полковник вышел за ордером на твое уничтожение, - писарь тихо заплакал. – Вчера донес кто-то из твоих… В плаще, я лица не видел…
- Что? – Грег придвинулся еще ближе и нагнулся над ссутулившимся писарем, его заткнутый за пояс пистоль угрожающе блестел. Он не мог понять услышанного.
- Кто-то в плаще… Вчера принес записку… - писарь замешкался, не зная, стоит ли помогать человеку, который и человеком-то не был, но продолжил, - сегодня вскрыли.
- И ты ее не сжег?
Сжавшись в растерянный комок, писарь замотал головой.
- Если сожгу, еще одну напишут… и на меня тоже…
Грегу казалось, будто его окатили холодной водой. Он попытался глубоко вздохнуть, но воздуха в комнате почему-то не оказалось, колени подогнулись, и тогда заработало подсознание. Дав зачем-то затрещину писарю, Грег выпрыгнул в окно и закричал слуге готовить коня. Раньше, чем тот успел дойти до стойла, гнилоборец успел оседлать лошадь и понестись галопом по пустынным улицам городка.

II.
«Это ошибка» - думал Грег, сидя в прокуренной харчевне в десятке миль от города, где орали во всю глотку пьяные компании, а орды мух кружились под потолком в беспрестанном вальсе. Конечно, это была ошибка. Не мог же Грег, капитан отряда, Грег, который два года верой и правдой служил отечеству, может быть, неидеальный, но стремящийся к этому Грег быть гнилью? Естественно, не мог.
Вот он сидит на грубо вытесанной скамье, переводит рассредоточенный взгляд с одного столика на другой, недоумевает, почему он – и вдруг гниль, чувствует тревогу и замешательство – разве гниль так может? Разве может гниль – эти недолюди, плесень, от которой нужно избавляться – разве может гниль думать? Чувствовать? Нет, не может. А Грег может. «Значит, он не гниль» - подсказывал разум.
- Гнилоборец? – на лавку упал еле держащийся на ногах бугай, ударивший по столу своей огромной ручищей с такой силой, что треснули доски. Рваная одежда, мерзкий запах и гнилые зубы выдавали в нем бродягу, питающегося благотворительными подачками, а сейчас нашедшего случайный заработок, которого хватило, чтобы провести ночь в харчевне. – Я по плащу узнал, черному.
- Да.
Грег устало отвернулся. Нужно было снять плащ, обязательно снять, чтобы его не поймали сразу же, если объявят в розыск. Как только уйдет бугай.
- А почему гниль еще осталась? Работаете плохо?
Бродяга оскалил мерзкие зубы, задавая вопрос, сто раз приходивший на ум самому Грегу, и на который тот ответил привычными словами, говоримыми обычно тем, кто задавал подобные вопросы.
- А может, ты сам – гниль?
Пьяный противно засмеялся, еще раз, будто специально, обнажив зубы, и Грег засмеялся тоже, но по-иному, вынужденно, неохотно.
- Не, я не гниль. Чего это я гниль? Похож разве?
- Не похож, - признался Грег и откинулся на спинку грубой скамьи. Ему хотелось спать, есть, может, даже разговаривать с бродягой, а опасность, предательство – неужели предательство? – кого-то из бывших подчиненных отошли на второй план.
- А знал кого-нибудь из гнилых?
Бродяга, начавший утихать, засмеялся снова.
- Знал ли я? А тебе про кого узнать хочется? Про брата? Родителей? Про бывшего хозяина этого заведения или еще про кого – ты спрашивай, я тебе расскажу, ты спрашивай.
Грег похолодел.
- Все гниль?
- А как же. Родителей – двенадцать лет назад, у них тогда еще дом был большой, красивый, в городе, хотели нам его старики завещать, а ушел герцогу – ха-ха! Брата – три, он денег задолжал, вот на него и донесли, а этот, хозяин, его недавно того.
Грег не стал уточнять, что он лично хозяина и того.
- Выходит, твоего брата несправедливо…
- Конечно, несправедливо. Он же человеком был, а его… Не ты?
- Не я, - с облегчением, оттого, что это была правда, ответил Грег. – А хозяина справедливо?
- Справедливо, я считаю. Раз сказали про него, что гниль, значит гниль и есть, не так, что ли?
Все было именно так – в этом Грег был уверен. До этого дня.
- А брат твой?
Пьяный задумался, прекратив смеяться, и долго молчал, положив немытую обрюзгшую голову на руки. Наконец, он тяжело проговорил грустным голосом:
- Так там ведь совсем другое дело было…
- Я если на меня укажут и скажут: «Гниль», ты поверишь?
Бугай удивленно посмотрел Грегу в глаза, противный рот растянулся в новой насмешливой улыбке.
- Поверю, и сам придушу.
Он несильно толкнул Грега в плечо и добродушно рассмеялся.

Утро Грег встретил на влажном стоге сена, возвышающемся пологой горкой среди широкого поля, в котором копошились длинные, омерзительные в своей наглости насекомые. Рядом прохаживались тощие коровы, лениво отгонявшие назойливых мух вялыми хвостами, и одна из них с интересом разглядывала человека. Гнилоборец вскочил со стога, отпугнув замычавшее животное, и с его губ неожиданно сорвалось слово, всю ночь приползавшее в разум во сне.
Предательство.
Это не могло быть ошибкой. Это предательство.
Войнич, Шварц, Бланко или Эддингтон. Кто-то из них – гниль, и этот кто-то решил отвести от себя подозрения, подставив Грега. Он ухватился за эту идею, как за спасительную соломинку, и, скача галопом назад в город, из которого точно также бежал за сутки до того, обдумывал ее, удивляясь тому, как можно было этого не понимать. Все было так просто и понятно, и какого черта он решил тогда бежать? Ведь в него бы даже не стали стрелять, разве поднял бы руку гнилоборец на своего капитана? Самого же доносчика можно определить по почерку – Грег не был уверен, но ему казалось даже, что не все из его отряда умеют писать – и его уже наверняка нашли, заковали в кандалы и смеются сейчас над сбежавшим Грегом.
Вчерашний разговор с бродягой позабылся, возможное обвинение в трусости слегка тревожило, но мыслей не омрачало, и на душе сделалось легко и приятно. Это была забавная история, из тех, что рассказывают гнилоборцы, ночуя во время длинного перехода в лесу, и не более.

На въезде в город Грега встретил выстрел. Пулю, начертившую еле заметную красную дорожку на правом боку лошади, выпустил вооруженный охотничьим ружьем старик, вскочивший с плетеного кресла в тени раскидистого дерева, растущего из середины неопрятной улицы. Сразу за этим раздался громкий крик:
- Он здесь!
Из-за угла показался Войнич, гонящий галопом свою лошадь меж домов и держащий в правой руке ружье. Грег ждал его крика о том, чтобы не стреляли, что произошла ошибка, но его не последовало. Вместо этого Войнич выстрелил сам. Пуля угрожающе просвистела мимо виска, и только тогда Грег развернул вставшую на дыбы лошадь и, после секундной задержки, могущей стоить ему жизни, понесся обратно. Он хотел высказать все, что понял, спросить у Войнича, давно ли тот стал гнилью, закричать старику, чтобы тот стрелял в Войнича, но вместо этого из груди вырвался только хриплый полный ярости стон.
- Ты!
К Войничу уже присоединился Шварц. Вместе они во весь опор гнали галопом своих лошадей, окутанные дорожной пылью, взбиваемой копытами коня Грега, и изредка палили по ускользающему от взора преследуемому, бездумно мчащемуся прочь, прочь из города.
Первоклассные лошади гнилоборцев стремительно неслись по извилистой холмистой дороге, оставляя позади стены и крыши встревоженного города, ушедшего за горизонт сразу после того, как всадники спустились с возвышенности и продолжили путь по болотистой долине. Быстро появлялись и исчезали из поля зрения низкие, скорчившиеся от тоски деревья, одни ручьи сменялись другими, солнечные лучи, стараясь догнать группу, били то в лицо, то в спину. Конь Грега, не очень быстрый, но выносливый, породистый, купленный в прошлой жизни за большие деньги, на всей подвластной ему скорости, подгоняемый нещадными шпорами наездника, рассекал ветер, тогда как преследователи, окрикивающие бывшего командира и изредка стреляющие, не могли приблизиться к цели больше, чем на полсотни шагов.
- Давай, давай, - шептал Грег, утыкаясь лицом в длинный загривок лошади. Он не думал, просто скакал, пришпоривал коня и устремлял всю свою волю и разум только на то, чтобы оторваться от погони и скрыться, конь понимал его и высекал копытами искры из пыльных камней, но сам задыхался. Темп спадал, Грег знал предел своего коня и знал, что через несколько минут он не сможет скакать галопом, знал, не думая об этом, знал на уровне подсознания, по многочисленным преследованиям гнили – вот только теперь роли изменились. Гнилью, как Грег вновь с ужасом понял, был он сам.
На краю болота притулился древний каменный монастырь. Он был давно покинут, более века никто не отправлял в нем службы и не читал молитвы, а вместо молчаливых монахов в длинных рясах среди его разрушающихся строений селились вороны. Его стены, местами обрушившиеся, примыкали к дороге, и здесь Грег с ужасом заметил, что конь умирает. Слившись на мгновение в единое целое с хозяином, лошадь прыгнула через покрытые травой остатки монастырской стены, пробежала, не в силах даже остановиться, еще несколько десятков шагов, до разрушающейся колокольни с обвалившейся крышей, и там, смирившись с бессилием, покатилась по острым камням. Грег успел спрыгнуть, подчиняясь слепому чувству обежал колокольню, спасаясь от свистящих над головой пуль, взбежал по лестнице с проваливающимися ступенями на самый верх башни, и там упал от усталости на древние плиты. Внизу аккуратно спешивались Войнич и Шварц, вдалеке, как мог видеть затуманенным взором Грег, по дороге приближались еще гнилоборцы.
- Шварц! – позвал Грег, стараясь не высовываться из-за толстой опоры, держащей на себе голубое весеннее небо.
- Что?
Послышался треск выстрела. Пуля чиркнула о камень над самым плечом прячущегося.
- Войнич – гниль! Он предал нас!
Внизу раздался смех.
- Нет, капитан, путаешь, это ты – гниль, - голос Шварца казался насмешливым.
- Он хочет посеять беспорядок! Ведь если ему удастся, - Грег сделал паузу, чтобы отдышаться – удастся казнить меня, он примет командование, и гниль восторжествует! – еще пуля ударила о колонну, и каменная крошка посыпалась на волосы. – Как ты не понимаешь, Шварц?
Дрожащими руками, прижимаясь к плитам, Грег начал заряжать ружье.
- Спускайся! – заорал Войнич, в очередной раз спуская курок.
Затвор наконец поддался, ружье было готово к стрельбе. Грег осторожно высунул его из-за колонны и, не целясь, выстрелил.
- Мимо! – захохотал Войнич, вскидывая оружие. Что-то обожгло Грегу щеку, он опомнился от секундного замешательства и принялся вновь заряжать оружие. Под башней Шварц, прячась за развалинами стены, шарил в кожаной сумке в поисках пороха, Войнич, чье крупное тело было видно как на ладони, стоял посреди руин, не думая укрываться.
Тишину нарушили раздавшиеся один за другим два ружейных залпа – стреляли Войнич и Грег. Последний заметил, как Шварц, воспользовавшись непрочной завесой пороховых дымов, выскочил из-за укрытия и побежал к колокольне, намереваясь застать преследуемого врасплох, но остановился на полпути. На пробивающейся сквозь камни молодой траве лежал Войнич, и из его могучей груди извилистым ручьем вытекала густая алая кровь.
- Он был гнилью, Шварц, так и должно быть! – крикнул со своей позиции Грег. Все было кончено. Как в старых добрых сказках – предатель повержен, справедливость торжествует, герой, которого оклеветали недобрые люди, вновь признается миром. Так и должно быть. – Я спускаюсь!
Грег поднял свое усеянное синяками и ссадинами от лежания на камнях тело, вцепился в служившую ему укрытием колонну, чтобы не упасть из-за неожиданно охватившей его слабости, и нетвердыми шагами стал спускаться по ступеням вниз. По топоту коней он понял, что прискакали оставшиеся гнилоборцы, непроизвольно метнулся назад, в башню, откуда его никто не достанет, но усилием воли, убедив себя, что все кончено, он продолжил спускаться.
Когда он вышел из колокольни на яркий солнечный свет, в его грудь уперлось холодное дуло ружья.
- Он не был гнилью, - зло прошептал Шварц, затягивая на запястьях осужденного тугие пеньковые узлы. – Он хотел заработать.
Подоспевший Бланко больно ткнул его в спину, усаживая сзади себя на лошадь.
- И ты… - хотел сказать Грег, но получил удар по зубам.
Ранним воскресным утром на городской площади перед ратушей был повешен человек, который так ничего и не понял.