Минус семь

Была у меня в студенческие годы подружка – Люся Шилова. Жили мы в одной комнате в общежитии.
Девчонки - из сельских районов, в основном девственницы, закомплексованные, «идейные» - пединститут! На нашем фоне «городская» Люся выделялась хорошенькой внешностью и талантами: она писала стихи, хорошо рисовала, пела. Были у неё ещё две особенности: плохое зрение (минус семь!) и постоянная жажда любви.
Сидит за столом, долго и сосредоточенно что-то пишет. Я сижу рядом и невольно подглядываю в её тетрадь. Как тут удержаться, если первая же фраза интригует: «Здравствуй, дорогой и любимый Серёжа!» Любовное письмо! Украдкой читаю дальше и недоумённо смотрю на подругу: написано два письма, слово в слово – одинаковые, различаются только именами: в одном – Серёжа, в другом – Вася.
Тут же устраиваю допрос:
- Люська, ты что – любишь обоих?
Люся смотрит на меня невинными глазами:
- Ну, не то, чтобы люблю, они мне оба нравятся.
- Но ты же пишешь – «дорогой, любимый», - не унимаюсь я.
- Я думаю, им это будет приятно…
- Люська, но зачем тебе два сразу?!
- Ах, Любаша, какая же ты наивная! Если с одним не получится, должен же быть запасной вариант. А вообще, они у меня оба в запасе, им ещё три года учиться.
Вася с Серёжей были далеко, а ей, как воздух, нужен был обожатель здесь и сейчас. Однажды прибегает после занятий лихорадочно-возбуждённая.
- Любаша! С каким парнем я познакомилась! У меня сегодня вечером свидание. Одолжи мне твою розовую кофточку!
Сборы на свидание – это священнодействие, обряд, в котором принимают участие все  жительницы нашей комнаты. Выдвигаются из-под кроватей чемоданы, идёт примерка  до тех пор, пока не находится вариант, удовлетворяющий всех.
В разгар подготовки небо потемнело  и пошёл дождь – проливной! Мы  очень огорчились: ну, какое же свидание в дождь? Да ещё – первое! И  молили Бога, чтобы дождь перестал. Бог услышал. Через какое-то время выглянуло солнце, подсушило тротуары.
К назначенному часу моя Люська выглядела, как кукла: розовая кофточка, чёрная узкая юбка до колен, белый поясок на тонкой талии, белые босоножки на высоком каблуке, на шее – кулон; нежное лицо окаймляют светлые кудряшки…
- Какая же ты хорошенькая! – умилялись девчонки. - Только зря ты сняла очки. Надень, они тебя нисколько не портят! – убеждали мы подругу.
Но Люся была непреклонна. Она считала, что очки – это яркое свидетельство её физического недостатка, и надевала их только на занятия.
- А вдруг ты его не узнаешь? Ведь не раз уже было такое, - привела я самый веский довод.
Девушка отрицательно покачала головой:
- Если бы ты его видела! Я не имею права рисковать.
Она ушла на свидание, а мы разбрелись по своим углам и уткнулись в лекции. Прошёл час…
Вдруг дверь тихо отворилась, мы разом подняли головы и застыли: на пороге стояла Люська, но её невозможно было узнать – одежда мокрая, грязная; лицо, руки, ноги – перепачканы глиной, от прически не осталось и следа…
Мы вскочили, перепуганные страшной догадкой:
- Что он с тобой сделал?!
- Это не он… Я – сама…
Мы помогли подруге раздеться, отмыли её, закутали в одеяло:
- Рассказывай!
- Всё так хорошо начиналось, - всхлипнула Люська. Я пришла, а там два парня стоят, ждут. Какой из них мой – не разберу. Прошла мимо, он меня узнал! Пошли гулять по городу. Уже стемнело, когда мы направились к реке. Вдруг вижу – лужа, прямо на тротуаре, а я же в босоножках! Смотрю: слева от тротуара ровненькая такая дорожка, я на неё ступила и… всё! – она снова зашмыгала носом.
- Что – всё? – затеребили мы её.
- Провалилась куда-то…
- Куда провалилась? Вы же по улице шли!
- Там канаву для чего-то вырыли, дождь её водой заполнил, а мне показалось – дорожка…
- А куда ж твой кавалер смотрел?
- Ой, девчонки, он больше меня испугался! Перешагнул через лужу,  обернулся, руку мне протягивает, а меня… нет. Представляете? Была – и вдруг – нет. «Людмила, - кричит, - где ты?» А я и сама не знаю, где я? Крикнуть не могу, пытаюсь выбраться, глина скользит…  Наконец, я голос подала… Пока меня вытаскивал, весь свой новый костюм перепачкал. Разозлился страшно! «Ты как в яме оказалась? Слепая, что ли? Не видишь, куда идёшь?!» Ну, не могла же я ему в первый вечер признаться, что у меня – минус семь…
Целую неделю подружка надеялась, что её спаситель объявится. Все глаза проглядела, а когда поняла, что он безвозвратно потерян, особенно горевать не стала, а крепко задумалась: где добыть нового ухажёра и как всё устроить, чтобы снова никуда не вляпаться.

Наконец у Люськи появился кавалер, Игорь с нашего курса. Невысокого роста, щуплый, на лицо – симпатичный, в очках. Он был местный, сын какого-то начальника. Выглядел вполне интеллигентно, но мне он  не  нравился.
- Ну что ты в нём нашла? Он какой-то хлипкий, ненадёжный…
- Нет, Любаша, ты его совсем не знаешь, он такой умный…
- Он с Ленкой встречался и бросил её.
- Ленку он не любил, а меня любит. И я его люблю, очень!

Чуяло моё сердце, что ничего хорошего эта любовь Люське не даст, так и вышло…
В общежитии – суета! Сегодня в красном уголке вечер: концерт, а потом танцы. Событие! Не суетилась только Лида Носова из нашей комнаты, ей не хотелось никуда идти. Стоило только увидеть её маленькие глазки, в ниточку губы и длинный, как у Буратино, нос, чтобы понять её настроение. Стоять, подпирая стенку, и смотреть на чужое веселье, кто же захочет?  Лида была скромна, строга, даже чопорна. Она усердно училась, а что ей ещё оставалось делать? Мы втайне сочувствовали ей.
- Пойдём, Лида! Сколько можно заниматься? Отдохни!
 Девушка неохотно согласилась.
 
Магнитофон включён на всю катушку. Звучит танго. Люська с Игорем  плывут в танце, нежно прижимаясь друг к другу, одни в целом мире… Люся разрумянилась, тёмные глаза светятся счастьем. Танец закончился, они, взявшись за руки, вышли в коридор и слились в страстном поцелуе.
- Нашли место! – осуждающе  бросила старшекурсница, проходившая мимо.
Остановить поток страсти  было невозможно, как остановить дыхание или сердце.
- Пошли к нам в комнату, там никого, - шепнула Люся.

Лида Носова, посмотрев концерт, на танцы не осталась. Поднялась в комнату,  легла, укрылась с головой, чтобы не слышать доносившуюся снизу музыку, и уснула. Проснулась она от каких- то странных ритмичных звуков: скрипит пол? Кто-то  танцует? Лида откинула одеяло, осмотрела комнату – никого!  Но тут кто- то был!  Незнакомые , повторяющиеся звуки пугали. Она вскочила с кровати и включила свет. Ей показалось нереальным то, что она увидела. Голая спина,  тощие  мужские ягодицы и… четыре ноги!  Две, раскинутые в стороны, казалось, росли из- под ягодиц. Тонкие  женские руки откуда-то снизу обвивали  спину. Тело дёргалось, постанывая и часто дыша. Не веря своим глазам, Лида в ужасе  вскрикнула:
- Это…  Что это ?!
А когда поняла, ЧТО, задохнулась страхом.  Весь ужас, изумление, возмущение, оскорблённая добродетель выразились в истошном вопле: «А-а-а-а-а!!!»  На крик прибежали студенты из соседних комнат.
 
Бедные любовники! Не стоит даже говорить об их состоянии. Они понимали, что совершили преступление против нравственности и со страхом ждали: что теперь будет?   
Весть о случившемся облетела общежитие и дошла до ректора. Срочно созвали заседание студсовета и комитета комсомола. Люську и Игоря поставили на обозрение  и пытались выяснить, как они посмели решиться на такое?!  Разве они не знают Кодекса строителя коммунизма?! Разве не для них он написан крупными буквами и вывешен на видном месте в институте и в общежитии?!  Как же они с такой моралью собираются носить гордое имя учителя?!  Вердикт был очевиден: за аморальное поведение обоих из института отчислить!
Игорь отделался испугом, за него  похлопотал папа. А Люська онемела от горя: три года учёбы – прахом! А какой позор!! Мама узнает – не переживёт. Как жить дальше, если все на тебя пальцем показывают?
Я, целомудренная глупышка, тоже была шокирована поступком подруги, но… не осуждала её, понимая мотивы её «преступления». Мы с девчонками скорее осуждали Лиду, но не вслух, ведь по всем канонам вбитой в наше сознание морали она была права. Героиня! Принципиальная, высоконравственная, морально устойчивая. Она ходила, презрительно поджав губы, и игнорировала сожительницу.
Я с тревогой следила за Люсей: она осунулась, взгляд потух, да его и не  видно было – она не поднимала глаз. Игорь не показывался.

Утром, собираясь на занятия, я увидела, что Люся не встаёт с постели.
- Тебе плохо? - участливо спросила я.
- Да. Я полежу. Ты мне дашь потом переписать конспекты?
- Конечно! Может, «скорую» вызвать?
- Не надо…  Так пройдёт…
 
Сердце моё ныло, учёба не лезла в голову, я едва дождалась окончания первого часа пары, а в перерыве улизнула с занятий и помчалась в общежитие.
Моя Люська лежала без сознания, на полу у кровати – лужица крови.  Она вскрыла себе вену на руке.   На столе лежала прощальная  записка…
Вот когда мне стало по-настоящему страшно!  Дорогой ценой ты платишь за любовь, подружка!  Это вам не киношные страсти!  Потрясённая случившимся, пожалуй, впервые я задумалась о том, что в нашей жизни что-то устроено не так. Кто виноват в трагедии подруги? На этот вопрос у меня не было ответа.
- Дрянь такая! – кричала на всё общежитие толстая комендантша, когда Люсю увозила «скорая»,- мало того, что опозорила весь институт, так ещё чего удумала!  Спектакли тут разыгрывать!
Я молча ненавидела её до конца учёбы.

Люся выжила.  Её новый поступок вызвал ещё одно гневное осуждение ректората, парткома, студсовета и комитета комсомола, однако приказ об отчислении был отменён.
Новая волна слухов, сплетен, пересудов буквально накрыли Люсю. Я всеми силами старалась поддержать подругу, но спасти её не могла. Это был тупик.

Люся медленно шла по проезжей части дороги, не слыша ни сигналов машин, ни брани водителей. Куда шла? Никуда. О чём думала? Ни о чём. В голове, как заноза,  сидела  единственная мысль: «Несчастный случай…»
Вдруг рядом с нею резко затормозило такси:
- Садитесь, подвезу!
Девушка молча села в машину.
- Куда ехать? Вы что, немая? Куда ехать, спрашиваю?
- Куда хотите…
- Ты что, пьяная? – водитель внимательно изучал пассажирку.
-  Нет…
-  Э-э-э-э, девонька, да с тобой что-то неладно…
Такая отеческая забота  прозвучала в голосе пожилого мужчины, что Люська, выросшая без отца, разрыдалась.
- Так и есть! Ну, ну, не убивайся. Расскажи лучше, что случилось. Может, чем помогу?

Люську прорвало. Она рассказала ему всё, с самого начала, не оправдывая себя и никого не обвиняя.
- И как мне теперь жить? – спросила она.
- Ах, дочка! – начал незнакомец.
Какие слова он говорил дальше, не знаю. Знаю одно: Ангел-хранитель послал заблудшей душе Спасителя в образе пожилого таксиста. Он оказался добрым, умным, незаурядным человеком – тонким психологом. За один «сеанс» он навёл порядок в её сознании, подлечил душевные раны, укрепил дух.
 Тревожась за подругу, я не могла уснуть и вышла на крыльцо общежития  ждать её возвращения. Когда у подъезда остановилось такси и из него вышла Люся, я тотчас почувствовала в ней перемену:  взгляд стал осмысленным, в нём появились живые искорки. На мой тревожно-удивлённый немой вопрос она ответила, взяв меня под руку:
- Тебе не кажется, что мы задержались в детстве? Пора взрослеть.


Последний курс.  Впереди трудные испытания: госэкзамены, защита диплома, но молодость берёт своё.  В воскресенье с самого утра Люська «чистила пёрышки». В этот раз ничего из одежды не просила, только положила в сумочку всю стипендию. Это меня насторожило.
- Ты куда нарундилась?
- Никуда. В кафешку на Мира схожу.
- С ума сошла? Там же всё дорого!
- Могу я раз в полгода в честь стипендии поесть что-нибудь вкусненькое?
Люська лукавила. Кафе на улице Мира было самым престижным в городе, его посещала солидная публика, и именно там она надеялась завязать новое знакомство…
 Заказав жареного цыпленка и что-то ещё, искательница приключений незаметно оглядывала зал. Как назло, подходящего «объекта» не было. Хотя нет, вон через столик сидит один и по очертаниям очень даже ничего! Люська начала «игру глазками» и вскоре заметила, что её «подача» принята. Теперь главное – не спугнуть. Она пожалела, что заказала цыплёнка: есть его – не совсем эстетично, но отказаться от поджаренного душистого мяса она не могла. Да и неизвестно ещё, стоил ли «объект» такой жертвы?
Доев цыпленка, она собралась вытереть свои тонкие, розовые пальчики салфеткой, а заодно продемонстрировать незнакомцу свои маленькие, изящные ручки. На её столе салфеток не оказалось, она огляделась. На столике, за которым сидел ОН, стояла прозрачная салфетница, видно было, что салфеток там много. Какая удача! Прекрасный предлог подойти, попросить салфетку, а там…
Она подошла к столику и, улыбаясь самой обворожительной улыбкой, произнесла: - Разрешите? -  и опустила пальцы в салфетницу.
И… о, ужас! Пальцы вошли во что-то мокрое, холодное… Она резко выдернула руку и поднесла  к глазам: сметана! Так это были не салфетки?! Сметана предательски капала с пальцев на стол, усугубляя и без того жуткую ситуацию. Молодой мужчина молчал, лишь глаза его становились всё больше и больше, да вилка застыла в руке. Люська, окончательно растерявшись, машинально протянула к его лицу испачканную сметаной руку  и пробормотала:
- Простите, у вас нечем вытереть это?
Мужчина, ни слова не говоря, медленно встал, не спуская с неё глаз.
Люська, словно очнувшись, сначала попятилась, а потом выбежала из зала.                В каком-то скверике она остановилась,  перевела дыхание и присела на скамейку. Безумно жалко было мороженное в вазочке, оставшееся на столе, жалко стипендию, так бездарно потраченную, а больше всего жалко было себя. «Ну, почему, почему мне так не везёт?» – твердила она, и слёзы дрожали на её длинных ресницах…

Вдруг она почувствовала лёгкое прикосновение. Подняла голову - он! Мужчина из кафе! Незнакомец, ласково глядя на неё, произнёс:
– Не надо плакать….
Эти слова словно прорвали плотину, слёзы потекли ручьями, смывая лишнюю красоту с Люськиного лица. Мужчина, улыбаясь, продолжил, - а то золотая слезинка выпадет, и когда придёт настоящее горе – слёз не станет. И все будут называть Вас бесчувственной.
Он говорил  с нею, как с больным ребёнком, ласково и нежно. Люська, шмыгая носом, поспешила извиниться:
– Простите, я – не нарочно, это … нечаянно я.
– Я так и понял. Ничего страшного. Бывает. Со мной и не такое случалось, - он рассказал историю о том, как однажды на конференции, выступая с докладом, он, оступившись, упал, повалив на себя трибуну, и как его вытаскивали из-под неё все почетные члены президиума на глазах хохочущего зала. Рассказывая, он заразительно смеялся. Люська, глядя на него, тоже захохотала.
Потом они, перебивая друг друга, вспоминали эпизод в кафе и хохотали до упаду.
Отсмеявшись, мужчина с легким поклоном представился:
– Евгений. Евгений Полянский. А вас как звать-величать?
Он балагурил, шутил, и Люську не покидало ощущение, что она давно знает этого человека. С ним было весело и уютно. Он не говорил  комплиментов, но в глазах его не угасал ласковый огонёк.
 Вдруг Евгений, посмотрев на часы, стал серьёзен, молча написал что-то на листочке из записной книжки и протянул Люсе:
– Вы сможете приехать завтра вот по этому адресу? Во  второй половине дня?
– Смогу. А что там?
– Приедете – узнаете. А я вас буду очень, очень ждать. Хорошо?
Люська так безоглядно поверила Евгению, что на следующий день помчалась к нему. Я, боясь за подругу, поехала с ней – мало ли обаятельных мерзавцев!
Каково же было наше удивление, когда мы увидели по указанному адресу не жилой дом, не кафе и не кинотеатр, а… глазную клинику! Евгений Полянский оказался врачом – офтальмологом, и первое же свидание назначил ей у себя в кабинете. Опытный врач, он быстро разгадал Люськин секрет и решил помочь симпатичной девчонке. Профессиональный интерес к ней вскоре перерос в нечто большее.
Через три месяца они поженились. Я была свидетельницей на их свадьбе. За праздничным столом напротив молодых рядом  с нарядными бутылками шампанского стоял хрустальный стакан со сметаной.
– Что это? – смеялись гости. У  молодых  проблемы с желудком?
Женя, смущённый, понизив голос, наклонился ко мне:
– У жениха проблемы другого плана. Я, признаюсь, трус -  жутко  боюсь женщин,  и  если бы тогда Люсенька  не подошла к моему столику за  салфеткой,  так и остался бы  холостым. 
Вдруг он встал, попросил   слова  и  провозгласил короткий тост,   удививший всех: 
- Своим счастьем   я  обязан  тем,  что  однажды  на  обед  купил  стакан  сметаны.  Отныне  сей  замечательный   продукт   провозглашаю главным   блюдом   в нашей  семье.
Музыканты заиграли туш, два официанта вынесли поднос, на котором стояли маленькие розетки со сметаной, и стали обносить всех гостей. Необычное за свадебным столом яство вызвало бурю восторга. Хохоча и отпуская шуточки, все дружно поддержали тост жениха.
Люська, божественная в  подвенечном   платье,  влюблённо   смотрела  на  мужа,  понимающе  улыбалась  и  с  удовольствием  вкушала  сметану  маленькой   серебряной  ложечкой.