Гаденыш

               


    Детский дом разместился в стенах детсада. Серое здание хмурилось зарешеченными окнами. Дема рассматривал его с отвращением, дом изучал его прицелом глаз. Скрестив руки на груди и широко расставив ноги, Дема процедил сквозь зубы:
- Сбегу.
Он повернулся к сопровождавшим его полицейским и отчеканил:
-Я здесь не останусь.
-Останешься, куда ты денешься.
Тот, что помоложе, с презрением взглянул на подопечного и насмешливо хмыкнул.
- Сбегу. - Упрямо повторил Дема.
Сопровождающий сплюнул и подтолкнул Дему в спину:
-Иди, давай. Сбежит он. Убежишь, поймаем. Снова убежишь, снова поймаем. А нужно будет, на цепь посадим. Понял?
Дема понял, но решения своего не изменил.
    В хмуром задании ждать им долго не пришлось. Дему и старшего полицейского  Анатолия Степановича - уже не один десяток лет работающего инспектором по делам несовершеннолетних -  пригласили пройти к директору.
В кабинете, куда привел их режимник, крепкий уверенный в себе мужчина, гостей встретила худощавая высокая женщина с жесткими складками у губ и пронзительными глазами. Она не проявила интереса к вошедшим, молча взяла документы у сопровождающего, и долго изучала их, перелистывая жилистой рукой. Дема потянулся к стулу, но режимник сесть не позволил. Они стояли и ждали. Наконец, директор нарушила молчание:
-Семенов Демьян Иванович, 1991 года рождения.
    Она подошла к Деме, окинула его взглядом и кивнула в сторону стула:
-Садись, молодой человек. Спасибо, Сергей Васильевич. Вы можете возвращаться к себе. Анатолий Степанович, спасибо и вам. Без работы вы нас не оставляете. Вот ваш «Лист сопровождения», печать поставьте у Зои Антоновны. Потом зайдите ко мне, буквально минут на десять.
    Мужчины ушли, директор села напротив Демы:
-Ну что, Демьян Иванович, присаживайся, давай знакомиться.
    Директора звали Лидией Александровной. Она отчеканила правила поведения и режимного распорядка в детском доме, вызвала воспитателя третьей группы, куда определили Дему, и передала его, как выразилась сама «с рук на руки», сопутствуя к новой жизни словами:
-Я хочу, чтобы ты понял, у нас не тюрьма, но порядки строгие. Как ты себя поведешь, так и к тебе относиться будут. Иди, располагайся, знакомься с ребятами. Если что-то будет нужно, обращайся к своему воспитателю Елене Сергеевне или ко мне. Вопросы есть?
    Дема промолчал. Вопросы есть, но ответы на них он найдет сам. Он вышел вслед за тоненькой рыжеволосой воспитательницей, впившись взглядом в ее затылок. Елена Сергеевна занервничала, поправила волосы и несколько раз вопросительно взглянула на воспитанника настороженными зелеными глазами.     Достигнутым результатом Дема остался доволен.

-Любите вы нас, Анатолий Степанович. Ну и субъекта вы нам доставили, судя по документам.
- Еще тот субъект, Лидия Александровна. Психика у парня исковеркана основательно. Злой, никому не верит. Никого, ни во что не ставит.
-Случай непростой. В шестнадцать лет -  отказник.
- Да. Вот судьба у парня: В три месяца усыновили, в шестнадцать - вернули обратно.
- Не без причины, конечно?
-Причины есть, как тут без причины. Я разговаривал с Ольгой Леонидовной – Демьян с ее участка – до двенадцати лет парень был послушным, учился прекрасно. Семья, его усыновившая, своих детей не имела. Жил, как у Бога за пазухой. Родители, преуспевающие бизнесмены: куча денег, барахла, постоянные поездки за границу. Правда, когда парню исполнилось три года, в семье произошло пополнение – родилась сестра. По рассказам родителей, брат в ней души не чаял. Даже пеленки стирал сам. В общем, все у них шло хорошо. Такая, знаете, семейная идиллия. И вот, какая-то гадина говорит мальчишке, что он приемыш, и мама с папой - не его родные мама и папа, а стало быть, и сестра его – ему не сестра. После этого и сдвинулся парень. Искали его тогда почти неделю. Нашли на заречном рынке, в шайке Левчика. Случайно прибился. Когда голодать начал – решился на воровство. Его продавщица за руку схватила, милицию вызвала. А тут  пацаны  Левчика шумом заинтересовались, отбили Демьяна.
-Значит, у Левчика побывал.
- Да. И Левчик за него горой стоит. Отдавать не хотел. Впрочем, парень наш и сам не стремился домой. Мы его тогда вернули, а он жизнь домашних превратил в сущий  ад. Пил, буянил, пристрастился к деприсантам, а может и к чему-то худшему. Родные терпели, пробовали его лечить. Пока однажды мать не нашла свою дочь в синяках и в разорванной одежде. Она позвонила мужу. И представьте их ужас, когда они поняли, что брат сделал со своей сестрой. Врачи подтвердили их опасения. И вот, семья развалилась: глава семьи запил, спустил бизнес, бросил родных. А его бывшая жена до сих пор возит дочь по  специалистам, столичным клиникам,  борется за своего ребенка.
- За своего, значит, борется? Что же картина более или менее ясна. За Демьяна будем бороться мы. Надеюсь, там еще есть за что бороться?
-Не уверен. Впрочем, вы – педагогика, попробуйте.  Парень неглупый. Надломленный…
-Да?
    Лидия Александровна взглянула на собеседника, пауза затянулась. Директор аккуратно положила папку с документами вновь прибывшего воспитанника на стол, и внимательно посмотрела на майора.
-Анатолий Степанович, сдается мне, вы не все рассказали  о мальчике?
-Да. Нет. Я не знаю, стоит ли говорить об этом.  Лидия… Лидия Александровна, не поймите меня неправильно…
-Толя, мы не первый год с вами работаем. Мне нужно знать все о воспитаннике, даже самое нелепое предположение может многое значить в выборе метода, подхода в воспитании такого рода детей. Да вы и сами не хуже меня понимаете.
- Я понимаю. Конечно, я понимаю, но.. Это ничем неподкрепленные слухи. Конечно, мы пытались проверить их. Но вы же знаете, когда дело касается людей с деньгами, с очень большими деньгами, обычно - концы в воду. Ничего мы не смогли узнать. А мальчик - замкнулся в себе.
- Проблемы матери? Нет? Значит, отца?
-Тут такое дело. Отец Демы, вроде, как баловался наркотиками. И… был человеком необузданным в страсти. Ну, вы понимаете меня?
-Необузданным, а точнее разнузданным? Продолжайте.
- Добавить, в общем -то  нечего. В связях своих Иван Валентинович был не разборчив. Не брезговал ни кем. Но я еще раз повторяю, мы не смогли ни подтвердить, ни опровергнуть это. Источник, от которого поступила эта информация, сомнителен. Да и исчез он внезапно. Бесследно исчез. Мы, конечно, будем его искать, а пока…
- Спасибо вам, Анатолий Степанович, за доверие.

    Совещание директор назначила на одиннадцать часов. В кабинете было душно и многолюдно. Ждали Лидию Александровну.

- Алексеевна, твои красавицы снова на заработки подались? Давно?
-Пять дней сегодня, утром ходила в милицию.
-Это, какие красавицы, Анна Александровна?
-Кто у нас обычно любви ищет – Лика и Марья. Да, Татьяна Алексеевна?
- Это все Лика с пути истинного девчонок сбивает. У Марьки нашей в голове ни бум – бум, позовут – побежит. А Лика – хороша! Осенью две недели на всех трассах ловили. Помнишь, Анна Александровна, какая она пришла? Грязная, оборванная, пол - лица черное, глаз не видно. Мы тогда испугались, что калекой останется.
-Господи!
-Да, Ида Витальевна – Господи!  Не хочу гневить Бога, но какими извергами были те, кто с ней это сделал. Пользовали ее несколько дней всей компанией. Не кормили почти, только водкой опаивали. Один из них пожалел ее все-таки, ночью на дорогу вывел и велел ноги уносить, пока жива. Она в детский дом и вернулась.
-Неужели сама вернулась, Анна Александровна?
- Сама. Куда ей еще идти?  Баба Клава, вахтер наш, как увидела ее, за сердце схватилась. С ней Сергей Васильевич в смене был, неотложку вызвал. Баба Клава тогда два месяца в больнице пролежала, сын ее больше на работу к нам не отпустил, уволилась. Так дело было, Татьяна Алексеевна?
-Так. Лика тоже хороша, нечего сказать. А ведь тогда в истерике билась. Я с нее тряпки снимаю и реву вместе с ней. Девчонки, на теле места живого не было, сплошной синяк! Сколько лечили ее в вендиспансере. А сколько психологи с ней бились. Анна Сергеевна, помните? Анна Сергеевна!

    Чтобы привлечь внимание психолога, Татьяна Алексеевна перегнулась через стол и похлопала ее по руке. Анна Сергеевна повернулась и заулыбалась.
-Танечка Алексеевна, вы что-то хотели?
    Они были подругами, обе работали в детском доме давно и прекрасно понимали друг друга.
-Аня, мы про Ликины похождения вспоминаем. Вот ведь действительно -горбатого могила исправит.
-Что делать, девочки. Работаем с больными детьми. У Лики твоей еще гены картину портят.
-А что у Лики с генами?
-Ида Витальевна, с ее генами много чего: мать - проститутка и наркоманка со стажем, отец - бомж. Мать девочку в кустах родила, задушить хотела, грибники ее тогда спугнули. Ее и ребенка в милицию привели. Тогда бы ребенка у нее забрать. Да государство у нас гуманное, шанс дало. Пальчиком погрозило – ай-яй-яй, ведите себя мамочка хорошо - и отпустило на все четыре стороны. А мамочка эта трехлетнюю дочь за выпивку продавать начала.
-Такую кроху? Убить ее мало!
-Мало. В детский дом девочка поступила только в десять лет. Представляете, какая у нее была жизнь!
-Девчонки, я сейчас вспомнила про Арсенчика, цыганенок из первой группы, помните? Хорошенький такой, кучерявый, глазищи огромные, черные. А ласковый какой!
-Я помню, Анна Сергеевна! Вы тогда с Анатольевной про генетику говорили.
Он играл на ковре. Потом подходит, за рукав воспитательницу свою дергает.
Говорил плохо, с трудом поняли, что сказать хотел.  Он Тамару Анатольевну просил «гену плохого в нем найти и прогнать». Это он про свои гены так рассудил.
-Да, мы тогда долго смеялись.  У них с Ликой похожие истории. Когда к нам Арсен поступил, не говорил совсем, прятался ото всех, истерики закатывал. Плюхнется на пол, катается, ничем не успокоить. Но только подкатывается к женским ногам, хватает за подол, задирает, истерики как не бывало, все – интерес в другом.
- С кем мы работаем!
-Ида Витальевна, вы у нас всего  месяц, еще не с такими язвами столкнетесь. Это больные дети. Психика нарушена, душа – сплошная гнойная короста. Таких, как Арсена, мы отправим в дом инвалидов. Только единицы из наших детей мы сможем спасти. На них и ориентируемся в своей работе. Плохие не дети, а взрослые.  Дорогие педагоги, как нам работать? Трудно! Но ведь есть и победы!
    Все разом зашумели. Анна Сергеевна пересела к Елене Сергеевне.
-Здравствуйте, Леночка, вы позволите мне так назвать вас. Мы с вами сейчас в неофициальной обстановке.
-Да, конечно.
-Слышала я про вашего Семенова.
-Это моя вина, Анна Сергеевна. Я даже подумать не могла, что он из моей сумочки ключи достанет. А он…
- Мне помнится, вы его  хвалили одно время.
-Да. Он очень помогал мне. С малышами возился. Они за ним… Они его…обожают..
-Ничего, ничего. Постарайтесь успокоиться. Это у вас первый побег воспитанника?
- С ключами – да. Я сама виновата.
-Не корите себя так, не надо. Вы, у нас с сентября работаете? Учитесь где?
-Да, заочно, на первом курсе пединститута.
-Вы сами еще так юны и доверчивы, а наши дети... Нормальному человеку и в голову не придет то, на что они способны пойти.
    В кабинет вошла Лидия Александровна и направилась к своему столу. Разговоры стихли.
               

     Дема, не спешна,  пересчитал полученные деньги. Назад он не вернется.  Греть и ласкать это дряблое тело он больше не будет.  И так, держался почти неделю и, наконец, был вознагражден. Старая дура настолько разнежилась, что перестала опасаться его. «Ах, мой мальчик, иди к своей мамочке». Не стоит вспоминать об этом. Губы его брезгливо изогнулись, и он от души сплюнул на пол.
-Эй, парень, ты чего тут гадишь, -  высунулась из окошечка и  визгливо закричала крашеная приемщица, - а ну пошел отсюда, а то милицию вызову!
-Ага, и расскажешь им, как ты тут обираешь трудовой народ.- Дема прищурился и заглянул в откровенный вырез ее кофты – Буфера подбери, не каждый на них клюнет. Сучка молодящаяся.
Лицо продавщицы побагровело:
-Ах, ты -  гаденыш!
-Да. Это мое имя, - расплылся в ослепительной улыбке Дема.
       
    Он накинул на голову капюшон и шагнул за приделы «Ломбарда» в серый апрельский день. Хищно втянул ноздрями свежий воздух. Левчик будет доволен.
         
    Сквозь решетку забора Елена Сергеевна  увидела знакомый силуэт,  пригляделась, и сердце девушки радостно забилось, когда  она поняла, что не ошиблась - это был ее сбежавший воспитанник.
- Ребята! Все подойдите ко мне. Быстрей, быстрей!
С разных сторон участка на зов Елены Сергеевны заспешили дети.
- Послушайте меня. Сейчас вы пойдете в детский дом, в свою группу.  Сема и Антошка – вы как старшие помогите раздеться малышам. Я скоро приду. Смотрите, что бы был порядок в групповой.
-Мама, я с тобой! - Захныкал самый младший из воспитанников -  пятилетний Рома.
-Нет. Все, и ты тоже, пойдете в свою группу. Сема, возьми Ромашку. Я сейчас приду. Идите  же.

    Елена Сергеевна подтолкнула упирающегося Рому и, не обращая внимания на его протестующий плач, заспешила, ища глазами Дему. Ромашка смотрел, как она уходит. Вот так уходила и его мама. Она пообещала ему, что придет, и больше не пришла. Она оставила его здесь, с другими детьми. Теперь и эта мама уйдет, она больше никогда не вернется. Вот мама уже скрылась за калиткой. Ромашка изо всех сил пнул Сему по ноге, рванулся и с криком бросился за мамой.
    Плач догнал Елену Сергеевну, когда она пересекала небольшой, ограниченный стенами кирпичных домов, пустырь. Его территорию местные жители, стыдливо прячась под покровом ночи, превратили в мусорную свалку. Каждое утро пожилой дворник метлой и крепким словом борется с пагубными привычками жильцов. Здесь же выгуливают и собак.
-Дема! Подожди, пожалуйста! -Закричала Елена Сергеевна и была услышана.
    Она ускорила было шаг, но за спиной плач перерос в крик, в нем отчетливо послышались нотки страха и отчаяния. Девушка словно споткнулась о невидимую преграду, повернулась, мгновение помедлила и бросилась назад.
Ромашка топал ногами и визжал, глядя на идущего к нему оскалившегося серого пса. Животное остановилось и приготовилось к прыжку, припав на передние лапы, когда что-то большое метнулось сбоку и закрыло кричащего ребенка.
    Елена Сергеевна упала лицом вниз, подмяла под себя Рому. Пес обрушился на нее с яростью обманутого зверя. Его зубы сомкнулись на руке девушки. Она не кричала, только вздрагивала каждый раз, когда через тонкую ткань куртки челюсти животного снова и снова впивались в ее руку. Ромашка затих, но со стороны в пульсирующую голову Елены Сергеевны ворвался тонкий испуганный детский голос:
-Фу! Матрос! Фу-у-у-у!
    Елена Сергеевна подавила приступ тошноты и крепко зажмурила глаза. Внезапно все прекратилось.  Железные тиски отпустили руку. Затих и голос.
Елена Сергеевна не видела, как  Дема с силой нанес удар ногой в мягкий живот пса  и, не давая ему времени опомнится, сгреб рукой за шкирку, но услышала глухое рычание протеста.
    Дема поднял за шкирку отбивающееся животное, выпрямился. Пасть собаки, мокрая от крови, с висящими клочками одежды, была в нескольких сантиметрах от лица Демы. Он поймал взгляд  безумных, звериных глаз.
    Елена Сергеевна, не замечая боли в руке, попыталась поднять Ромашку. Но мальчик начал биться, меся грязный снег, и отталкивать ее. Его высокий крик рвал апрельский день. С разных сторон к ним спешили люди. Пес обмяк и заскулил.
- Слабак. - Процедил сквозь зубы Дема. Он размахнулся и метнул пса в серую кирпичную стену.
    Одной рукой, прижимая отбивающегося Ромашку к себе, Елена Сергеевна поискала глазами собаку. Рядом ее не было. Девушка повернула голову направо и увидела уходящего к темнеющей арке домов Дему. Он шел легкой походкой, засунув руки в карманы джинсов, и что-то беспечно насвистывал. Ромашка затих и обмяк на руках Елены Сергеевны. Вернулись звуки города: шум машин, плачь, встревоженные голоса и острая боль в руке.
    Рынок жил своей ночной жизнью. Елена Сергеевна с трудом протиснулась сквозь рваную сетку забора. Она долго не решалась двинуться дальше в пугающую темноту, с едва обозначенными нестройными рядами торговых палаток. Пятый раз пришла она на это самое место в надежде на случайную встречу с Демой. Шансов было один на миллион, что, именно здесь,  она увидит или узнает что-то о своем  воспитаннике.
    Справа,  разрывая темень, что-то обозначилось. Огонь. Бомжи или банда Левчика? Сердце забилось в груди, готовое вырваться на свободу. Елена Сергеевна проглотила комок в горле, и шагнула в темноту рынка. Она шла на непослушных ногах, ориентируясь на проблески огня. В голове зазвенело, пропали все звуки города, словно она оказалась в другом мире.
    За спиной девушки метнулась тень, за ней другая. Они бесшумно выскользнули из темноты и тяжелой хваткой сковали руки девушки. Одновременно сзади что-то стиснуло ее шею. От неожиданности Елена Сергеевна глухо охнула и обмякла в руках нападающих.
    Она очнулась от холода, и не сразу поняла, что лежит на земле, только краем глаза уловила свет справа.  Елена Сергеевна попыталась встать, боль ударила, в поврежденную собакой руку и кольцом обвила шею. Девушка со стоном приникла к земле. Кто-то подхватил ее под руки и сильным рывком поставил на ноги. У костра на перевернутых ящиках сидели люди, их лица были повернуты к Елене Сергеевне. Девушка съежилась, инстинктивно обняла себя руками, и с нарастающим ужасом поняла, что на ней нет одежды. За спиной кто-то грязно ругнулся. Из темноты выскользнули тени и метнулись к девушке. Она закричала от боли и стыда, и тут же крик ее захлебнулся. Ей не дали упасть, грубо встряхнули, раздвинули руки и ноги. Чья-то пятерня впилась в волосы и оттянула голову девушки назад.
    Десятки глаз в полной тишине разглядывали Елену Сергеевну, нагую и распятую, удерживаемую несколькими серыми тенями.  Она видела огонь, но не различала людей, сидящих у костра. Одна из теней поднялась и направилась к ней, не спеша оглядела девушку, и вернулась на свое место. Тень что-то сказала, но из-за звона в ушах Елена Сергеевна не разобрала слов, но поняла, что говорят о ней. Тени переместились. Еще одна из них отделилась от серой пульсирующей массы и легкой походкой направилась к девушке. Она пыталось понять, кто подошел к ней и неторопливо рассматривает, но за пеленой слез  не увидела лица.
    Внезапно тиски, сковывающие ее тело, ослабли. Она упала, болью откликнулась рука.  Елена Сергеевна съёжилась, холод земли вывел ее из шока. Она услышала голоса, говорили о ней:
-…стара… На что она нам…
    Взрыв смеха. Девушка вжалась в землю.
-Слеп говорит, что искала тебя, Гаденыш.

    Говорящий говорил лениво, словно все происходящее его мало интересовало.
- Его. Его искала.. .  не в первый раз уже.
    Заелозил высокий голос и оборвался. Снова наступила давящая тишина. И только потрескивание костра нарушало ее. В ноздри Елены Сергеевны ударил запах гнилых фруктов.
-Одна из моих…- Отвечающий грязно выругался и сплюнул. Снова тишина.
-Так убери за собой. - Прозвучал приказ.
    Елена Сергеевна вздрогнула, что – то мягкое упало на нее. Она боялась пошевелиться, но о ней не забыли. Кто-то наклонился, подхватил ее под руку. Хватка была сильной, но не грубой. Девушке помогли встать, что-то сунули в руки. Державшие ее тени растворились в ночи. Ее куда-то повели от костра, силой усадили на что-то холодное и скользкое. Она сжалась, в ожидании удара. Голос, заговорившего с ней, обдал Елену Сергеевну теплой волной.
-Одевайся. Быстрей.
-Дема!
-Молчи. Одевайся.
    Елену Сергеевну охватила паника. Непослушными руками она боролась со своей одеждой. Сильный рывок поставил ее на ноги. Дема сунул ей в руку туфли и размашистым шагом, не оглядываясь, пошел к рваной сетке забора.
    Левчик задумчиво смотрел им вслед:
-Гаденыш вырос в Гада.
    Его молчаливая тень Горбун тяжело мотнул головой. Он никогда не  возражал Хозяину.
               
    Елена Сергеевна догнала Дему у автобусной остановки.
- Дема,- девушка  несмело дотронулась до его руки – пойдем домой, Дема.
-Домой?- он остановился так, словно налетел на кирпичную стену.
-В детский дом. В наш детский дом,- голос ее предательски задрожал.
-Держите, - он поймал ее руку, что-то положил в ладонь и с силой сжал ее пальцы  – Держите.
    Грубо подтолкнул к подножке автобуса и дальше в салон. Сам шагнул назад:
– Уезжайте! - Зло сплюнул сквозь зубы:
– Домой езжайте.
- Дема,- Елена Сергеевна порывисто подалась вперед, прижимая к груди кулак.
-Да пошла ты…- заорал Дема, лицо его перекосила нарастающая ярость, глаза налились кровью.
    Елена Сергеевна смотрела в разинутую пропасть рта, бьющего и убивающего ее словами. В голове зашумело и, чтобы не упасть, девушка тяжело опустилась на сидение. Она разжала кулак, на ладони блеснули ее сережки и маленькое колечко с голубым камнем. Елена Сергеевна посмотрела на Дему. Предчувствие беды ледяной ладонью сжало сердце. Ему нельзя возвращаться к этим. Она никак не могла подобрать определения тому, с чем столкнулась на рынке. Нет, это не  люди. Не звери, слишком мягко сказано. Это… нелюди. Это нежить. Да, они – нежить. Они то, что не должно жить на земле. Но живет.
    Дема  уходил, тяжело сутулясь и сильно размахивая руками.
Пальцы сами сжалась в кулак, припали к взбесившемуся  сердцу, и Елена Сергеевна  услышала свой  протяжный вой. Крик вырвался из автобуса, догнал уходящего Дему, ударил в спину. Дверь захлопнулась, автобус  дернулся и, тяжело набирая ход, двинулся по привычному для пассажиров  маршруту.
Елена Сергеевна задохнулась, судорожно втянула воздух, и снова закричала отчаянно,  по - бабьи высоко и пронзительно:
- Де-ма-а-а-а!
    Откуда взялась в этой хрупкой девушке, почти ребенке, такая сила.
Словно вся вековая женская тоска утрат вырвалась наружу и переросла в этот крик. Сидящий рядом мужчина сжался, втянул голову в плечи.
С сиденья напротив поднялась пожилая женщина, шагнула к девушке, одной   рукой обняла за плечи, а другой прижала к себе ее голову. Елена Сергеевна не вырывалась, но кричала снова и снова. Воздух тяжелый от безнадежности и боли разрывал ее грудь.
 
    Спустя месяц Дему нашли на заречном рынке, с множеством колотых ран на теле. Приехавший по вызову врач, констатировал смерть.
    Елена Сергеевна уволилась из детского дома и поступила учиться на юриста.
    Она часто приходит на городское кладбище  и подолгу стоит, вглядываясь в грубо сколоченный деревянный крест с надписью:  Семенов Демьян Иванович, 1991 – 2007 гг. и выцарапанной ниже неровной строкой: Господь милосердный, на тебя уповаем в молитве своей!
    В последний свой приход она наткнулась на сгорбленного посетителя. Он стоял к ней спиной, пил из бутылки, что-то говорил и снова пил, вытирая губы рукавом засаленной рубашки.
    Елена Сергеевна пошла к странному посетителю, но потом, пораженная внезапной догадкой, тихо отступила.
    Семенов Иван Валентинович  говорил с сыном, запивая водкой и слезами горечь  падающих в пустоту  слов.