Московские бабушки

     Ах, эти московские бабушки с их неповторимым говором на –ш:  булошная, скушно, што. Они были такие разные, но в чем-то очень похожие…

     Бабушка моя мало того, что все умела руками, еще и разбиралась в цветах и оттенках, как настоящий художник. Тогда я часто от дам слышала необычные названия цветов: само, перванш, маренго. А названия тканей! Это ж просто симфония какая-то: креп-жоржет, граденапль, грогрон, шевиот, креп-сатин и прочие. Хорошая портниха ценилась невероятно, ее координаты передавались только самым близким.

     В магазинах они были строги: окорок должен быть «со слезой», яйца чистыми на просвет (даже стояли такие аппараты, где их можно было просветить), в выпечке не должно чувствоваться маргарина и еще много особых предпочтений к свежести и натуральности продуктов. Ворчали, отпробовав молока из бутылки или из пакета:
- Опять порошковое!
Впрочем, к некоторым тогда ходили молочницы из подмосковных сел с натуральными молочными продуктами. Особенно для деток старались. Сосиски были в большом дефиците, за ними ездили в особые магазины.

     Они обладали массой каких-то невероятных рецептов того, как без всякой особенной химии привести вещи в порядок: отбеливали белье с канцелярским клеем, протирали молоком белые туфли и сумочки, кипятили чайники с аскорбинкой против накипи и еще много всяких премудростей, которые ушли из памяти следующих поколений.
 
     Умели принять гостей при полупустом холодильнике, любили ходить на рынок и торговались там так, как уже никто не повторит. Это был обязательный ритуал.
- Горожаночка, - начинала тетушка из деревни, - Да, вы попробуйте творожок – сегодняшний, только откинула.
Попробовав щепотку с лопаточки или ложки, бабушка тщательно жевала, потом изрекала:
- Ну, что ж вы мне голову морочите, он с кислецой, какой же сегодняшний?
Дальше шла проба из следующей марли.
- Вот этот лучше, но мягок слишком – не стек наверное до конца, на тарелке сыворотка будет.
И так до момента, когда находился именно тот, что подходил по вкусу. Так же распробовались и другие продукты. Мясо тыкалось пальцем, если быстро ямка уходила – свежее. В мед окунали химический карандаш, если не давал чернильного цвета – продукт без воды, натуральный.

     Внуков любили и холили, как могли. Им всегда доставалось лучшее, припрятанное именно для них. Три поколения семьи обычно жили вместе, поэтому бабушкины обязанности по уходу за внуками возникали как-бы сами по себе с рождением ребенка у детей. Внуками гордились.
 
     Нельзя сказать, что были они, наши бабушки, наряжены отменно, но их отличала какая-то особая аккуратность: прически волосок к волоску, если что-то белое, то кипенно, все отглажено и светится чистотой. 
Постельное белье моя бабушка стирала сама, прачечной брезговала, чтобы ей ни говорили о высоких температурах. Без единой морщинки, накрахмаленоое, даже пахнущее свежестью оно до сих пор мне помнится. Когда я после ванной, обряженная в сшитую бабушкой мягкую ночнушку, запрыгивала в кровать, а бабушка укрывала меня и обещала прийти и рассказать что-нибудь.

     В нашей семье к взрослым принято было обращаться почтительно – не на Вы, но уважительно без фамильярности. Я даже представить себе не могла, что ребенок может сказать взрослому, например, слово «отстань». За все, сделанное для меня, бабушка учила благодарить.
- А если это ее работа? – спрашивала я бабушку.
- Тебе нетрудно, а человеку приятно, что его труд оценен, - отвечала бабушка.

     Как много было вынесено из общения с бабушкой и как ничтожно мало все же! Если бы знать, как ценно все получаемое – сто тетрадей исписала бы. Увы, детству и юности не свойственно накопление мудрости. Храню в памяти все, что уложилось, порой ассоциативно приходят воспоминания, их бережно укладываю туда же.