Одиночество души

Это не сравнится ни с чем.

Это запомнилось навсегда.

Это произошло перед моим первым годом учебы в университете Лондона или может Манчестера.
Лето тогда было необыкновенно теплое, но от того необычайно полное возможностей.
Те три месяца мне пришлось отсидеть в маленьком домишке, где-то во Франции. Я даже не знаю, в какой ее части томилась моя душа.
Тот домишка находился высоко в Альпах, как мне говорили местные жители. Это было, конечно, не столь высоко, чтобы голова  начинала кружиться от нехватки воздуха, но это было настолько захватывающе, будто я внутри весь рассыпался на мелкие кусочки от невообразимого понимания, что я где-то в горах. И это так необычно.
Возможно, на мой внутренний мир повлияла атмосфера, а возможно и Она. Иногда мне приходилось по долгу скитаться по разным ущельям и по горным полям сирени или еще какой-то растительности. Мне было тогда неважно куда идти, главное делать это и не останавливаться. Мне казалось, что стоит лишь притормозить на секунду, и тогда все рухнет.  Но мои знания давали мне силы останавливаться и убеждать себя, что ничего не поменяется, если я вот так постою посреди полевых цветов и подышу самым свежим воздухом на свете.
Мое тело однажды нашло себе пристанище на ужаcно опасном выступе скалы. Это было недалеко от домишки, но скала была так хорошо спрятана от него, да и от случайных душ, таких же как и я, ищущих себе место то тут, то там.
Приходя к Мон-Руаяль, коим было ее название, данное мной, мир переставал окончательно докучать мне. Были только я и Она. Кажется, тогда мне пришло понятие о любви, мои первые размышления о ней. Стоило только альпийскому воздуху вскружить мне голову, и вот мои мысли летят в неведанное направление, все удивляя и удивляя меня своими тайными познаниями.
После обеда мое внутренне «я» всегда жаждало встреч с Ней. То ли это происходило из-за апельсинового сока, то ли от моих рукописей, в которых бесконечно часто упоминалось Ее имя. Мое тело просто ныло от нехватки возможностей увидеть, почувствовать Ее, даже просто услышать о Ней. Наши секундные прикосновения дарили мне уйму новых ощущений, это было похоже на дорогое шампанское  или на кусты сирени. Мне было тогда точно не ясно. Вид со скалы всегда напоминал о Ней, особенно в те дни, когда моя персона не была почтена Ее визитом. Во время заката. Небо в то время приобретало такой красивый оттенок, что глаза буквально закатывались от восторга. Облака цвета нежной розы переливались с пурпуром и бирюзовыми мечтами. Так, сидя на самом краю, свесив ноги в воздушные потоки, чувство свободы приходило ко мне и крепко обнимало. И думаю, тогда свобода стала видна мне с другой стороны.
Мне всегда было приятно наблюдать за Ней, сидящей подмяв под себя ноги, вплетающей себе в волосы цветы. Не знаю отчего, но они навсегда полюбились мне. Она всегда была так беззаботна и легка, улыбчива и красива, что мне ничего не давало возможности подумать, что она совершит самоубийство на следующий же день после моего отъезда домой. Эта новость была ошеломляющей. Будто мы попали в рассказы И.Бунина или А.Куприна. Так это было неожиданно и резко. А новость о ее смерти до меня дошла только следующим летом. Я до сих пор помню ее голубые глаза, ее чистый и искренний взгляд. Запах ее кожи. Полноту губ. И мягкий французский акцент.
О Ней писали в газетах: о том, как же это тяжело делать шаг в пропасть, зная, что она наполнена  твоими же слезами. Думаю, Ее тело так и не нашли. Ведь далеко внизу находится озеро, глубина которого уходит к центру Земли. Ей всегда хотелось узнать, насколько же глубоко там. Думаю, она узнала. Перед смертью, как оказалось, это Она оставила мне свой венок из сирени и колокольчиков (с чего вдруг?), который пролежал весь год в том домишке на моей кровати, тот, который нашли мои глаза следующим летом, тот, который лежит там до сих пор как память. Но вот о ком? Или о чем?
Она говорила что на Мон-Руаяль был мой душевный порыв. Думаю, Она была права, ведь там когда-то жила моя муза.