Будда

ОКСАНА ПОДРЕЗОВА - http://www.proza.ru/avtor/oksana2407 -  ЧЕТВЁРТОЕ МЕСТО В КОНКУРСЕ «ЛАУРЕАТ 49» МЕЖДУНАРОДНОГО ФОНДА ВЕЛИКИЙ СТРАННИК МОЛОДЫМ

Весло ударилось обо что-то металлическое. Лёшка засучил рукав фуфайки, перегнулся через борт и сунул руку в воду. Не достать – что-то круглое плотно сидит в грунте, пальцы соскальзывают. Лёшка взял багор, опустил в воду, подцепил и не без труда вытащил находку из воды.
– Мужики, смотрите, чё нашел!
Мужики с интересом смотрели на круглый предмет, по форме напоминающий голову. Лёшка счистил плотный слой грязи и слизи, и охнули все разом – блеснул на солнце металл. «Ё-моё, золото, братцы, золото… чистой пробы…Килограмм на десять тянет!»

…Айгюль скачет по степи. Не скачет – летит, будто несомая ветром; где её волосы, а где грива коня – не понять, сплелись воедино, срослись так, что стали единым целым – девушка и вороной красавец-конь. Несёт он девушку по степи, как на крыльях. Она пригибается к шее коня и шепчет: «Давай, хороший, давай! Мы должны быть первыми, я обещала отцу победить!» Вьются волосы цвета воронова крыла и вороная грива коня…

…Монах во все глаза смотрит на девушку – и нет мира, нет земли, ничего нет, только красавица Айгюль с раскосыми горящими глазами. А позади мчатся остальные всадники, пытаясь нагнать девушку. Но куда там – Айгюль далеко впереди них.
Давно нет уже в сердце монаха тишины и спокойствия. С тех самых пор, как увидел её, забрала тишину из сердца монаха черноволосая Айгюль. А как же без тишины монаху? Вот задание получил от настоятеля храма: вылить из чистого золота Будду.
Золотые руки у монаха, мог бы мастером известным быть, зарабатывать, а вон как всё сложилось – не может иметь семью, детей – должен служить Будде. Месит монах глину, месит – сначала образ глиняного Будды должен одобрить настоятель. А руки не слушаются, не Будду лепят, а Айгюль – в профиль, в анфас, всё она, как ни смотри. Закроет глаза монах, а перед ним не Будда, а девушка. Не ест, не пьет монах, как будто сердце забрали…

…Айгюль бежит к отцу, кидается на шею: «Отец, я же обещала, что будем с вороным первыми!» Нет у отца больше детей, кроме Айгюль. Все вложил в неё, сам воспитывал, как сына. Не жалел денег ни на наряды, ни на лучших учителей. Она и стреляет из лука лучше многих парней, и наездница, каких не найти по всей степи, добродетельна, умна, несколько языков знает. А красотой в мать пошла, с небес смотрит та сейчас на свою Айгюль и радуется вместе с ним.

Отец мягко освободился из объятий дочери.
– Поговорим, дочка. Сам хан Цэван хочет взять тебя в жены, только что весточку мне прислал!
Посерел мир для Айгюль, небо синее заволокло тучами.
– Как же так, отец? Без любви?!!! Ты же сам учил меня, что любовь – сила всего живого на земле.
– Быть тебе, дочь, женою хана, а любовь… Рано или поздно полюбишь его. И не перечь слову отца! – грозно глянул на дочь, сузил и без того узкие черные глаза.
– Так ведь я… люблю уже, отец, не его…
– Забудь! – как отрезал.

…Страшно монаху, ему и Будда не нужен, только бы Айгюль рядом была. Почернел монах от дум, а ещё слух прошел, что сам хан берет её в жены. Месит монах глину, месит…
Плачет Айгюль.

…«Что делать будем, мужики, с находкой?», – Лёшка в очередной раз осматривает голову, дивясь мастерству. Четыре стороны света, четыре лица Будды прямо в глаза смотрят, душу вынимают, и цепенеет все внутри от этого взгляда, страшно до жути, так бы и бросил голову эту туда, где нашёл. «Переплавим, миллионерами могём быть», – раздаётся голос Семёныча.

…Давно не видела Айгюль своего любимого, соскучилась по его светлым чуднЫм глазам цвета неба в летний солнечный день. Задумается Айгюль – а глаза монаха рядом, и всё вверх дном в душе девушки: и сладость, и радость, и петь хочется. Порхает она, как птичка, от тех глаз по саду и дому отца, а то вдруг заплачет горько, вспомнив, что быть ей младшей женой хана.

…Свою находку Лёшка завернул в тряпицу и бережно положил в рюкзак. Поплыли дальше, по течению, не ловится что-то рыба сегодня. Неожиданно, на голубом небе появились тяжёлые свинцовые тучи, и зарядил дождь. Да ладно бы дождь – гроза! У Лёшки неприятно заныло сердце: «Это всё он, он… Будда!» Громыхнуло так, что заложило уши, небо пересекла тонкая длинная молния. Мужики быстро повернули лодку к берегу. На берегу недалеко кусты ивы, затащили лодку в них, забросали сверху ветками, чтобы не привлекала внимание посторонних (хотя, откуда тут посторонним взяться – на сотню километров вокруг нет живой души, кроме них) и, матерясь на погоду и испорченную рыбалку, отправились вверх по течению, к зимовью.

…Тихо идёт монах к дому Айгюль. Постучал – а она уже ждет его, обнялись, и нет никого и ничего вокруг – только они вдвоем, да звёзды, низко-низко. Быстро пролетела ночь рядом с любимой. Как на крыльях прилетел монах в свой монастырь на гору и опять за глину.
Месит монах глину, месит, и слепил Будду. Четыре стороны света, четыре лица Будды. Один смеётся, радуется, что есть мир, а в мире – любовь. Второй злится, видя, как люди нарушают заповеди и законы, сурово смотрит, кару обещает. Третий задумчив, смотрит в самую душу человеческую и дивится силе чувств – ненависти, любви ли. А четвертый Будда озадачен – как будто решает что-то для себя и решить никак не может.
Принес монах глиняного Будду настоятелю, тот одобрил. Растопили золото, и вылил монах золотого Будду.

…Лёшка идет за мужиками последним, рюкзак больно давит плечи, как будто несколько пудов в нём. Жжёт Будда лёшкину спину, и ноги ватные, и голова кругом. Под грохотание добрались до зимовья. Продрогли, вымокли до нитки. Растопили печурку, сварганили быстро нехитрый ужин. «Ну, Лёха, давай свою находку». Водрузили голову в центр стола, разлили водку по стаканам. «И Будде налей!» - осклабился Семеныч.
Выпили залпом, потом ещё и ещё. Лешка пил и не пьянел. Не спрятаться никуда от Будды, всю душу лёшкину вывернул наизнанку, всё забытое, старое всколыхнул, все потаённые уголки вытряс своим взглядом. Мужики ещё долго сидели за столом, травили байки и анекдоты, чокались за здоровье. Лёшка дрожал всем телом, нехорошо как-то, прилёг. То ли спал, то ли нет, всю ночь кошмары мучили, а утром поднялась температура и рыбачить не пошёл.

…Спустился монах с горы, подошёл к дому Айгюль, а она уже ждет его. Вывела своего вороного коня, и понес он влюбленных в степь. Оглянулась Айгюль на родной дом: «Прости, отец!». Скакали ночью, днем отдыхали и прятались, боясь погони. Воины самого Цэвана искали беглецов и не нашли. Затерялись следы Айгюль и монаха…

…Следующей ночью в зимовье загорелся топчан, близко поставленный к печке. Так бы и угорели все, если бы не Лёшка. Проснулся среди ночи – а в зимовье чад, мужики храпят пьяные.
Рано утром, ничего никому не говоря, трясущимися руками завернул Лёшка голову в тряпицу и побежал к речке. Спустил лодку на воду и поплыл подальше от зимовья. Нашел глубокое место, закрыл свои светлые чуднЫе глаза цвета неба в летний солнечный день, размахнулся и бросил находку в воду
«Ну, будь, Будда, прости, что потревожил!»