Безграничность

Мне казалось, что его доброте нет предела, что более мягкого и терпеливого человека найти невозможно. Он проникался тобой, качал на руках твою боль, вникал во все твои проблемы, внимательно слушая и не перебивая, словно заглядывая в бездну и пытаясь отыскать где-то на дне выход из твоего положения. Он укутывал своей заботой, словно теплым пледом, бережно брал твои ладошки, дышал на них, грел своими руками, выдыхая всего себя, из-за чего казалось, что сейчас, кроме тебя, на всем белом свете его больше никто и ничто не интересует.

Он целовал твои шрамы и разглаживал их пальчиками, вызывая новую волну благодарности, клекот зарождающихся слез где-то глубоко внутри, словно его руки отпирали все замки и распахивали все двери твоей души, предлагая ему окунуться в атмосферу доверия и расположенности.

Он укрывал тебя крыльями, если тебе было страшно и, казалось, что этот страх никогда не отпустит, махал ими словно опахалом, если тебя бросало в жар, тем самым вызывая дрожь и нашествие дружеских мурашек. В те дни, когда тебе было особенно плохо, он держал тебя на руках, баюкая чистым голосом, как малое дитя, рассказывая сказки, целуя твои глаза и лаская щечки подушечками пальцев.

Желая тебя понять, он превращался в крошечный атом, чтобы проникнуть во все твои самые маленькие и темные закуточки, и наследить там своими крошечными лапками, оставляя дорожки из поцелуев в тех местах, где особенно сильно болит. А иногда он становился огромным бескрайним небом, заслоняя тебя ото всех бед и напастей, или непостижимым в своей глубине океаном, куда ты с удовольствием ныряла и обретала покой, даже если он сам штормил от негодования.

Бывало, что он представлялся немым, весь обращаясь в слух, лишь бы ты могла высказаться и облечь в слова все то, что не дает уснуть, накипевшее, наболевшее, надуманное. Ему было интересно, чем ты живешь, о чем мечтаешь, чего хочешь добиться, чем любишь дышать, а чего избегаешь и по какой причине. Он был не таким, как все, как никто другой умея тронуть душу и согреть сердечко, не прикасаясь, - редким экземпляром с огромным запасом, доброты, любви и терпения, единственным в своем роде, что притягивало к нему, словно сверхмощным магнитом.

А иногда он становился совсем не добрым, причиняя тебе такую боль, от которой темнело в глазах и сбивалось сердце, в ужасе разглядывая сложившуюся ситуацию изнутри и обливаясь горючими слезами. Он резал по больному, ворошил еще незажившие раны, обильно посыпая их солью, словно проводил над тобой некий эксперимент, целью которого было понять, какую боль ты в состоянии выдержать, с садистским упоением наблюдая, как ты корчишься в муках, как тебя разрывает и корежит от боли.

Будучи сам результатом некоего эксперимента Создателя, он словно пытался проводить опыты над тобой, с целью выяснить до каких глубин ты можешь опуститься и до каких высот подняться, кого при этом потянешь за собой вниз, а кого вытащишь наверх, еще до конца не осознавая, зачем ему это, но пытаясь установить для себя свои собственные рамки, свои границы.

В нем любовь и не любовь, все доброе и злое, хорошее и плохое, черное и белое смешалось на уровне атомов, не позволяя прочертить где-то границу или установить рамки. Одно плавно перетекало в другое, кристаллизуясь и отбрасывая на тебя яркие светящиеся блики, одновременно указывая путь к свету и тьме, не давая никаких четких указателей, не отрицая ни одно, ни другое, но позволяя сделать свой выбор.

Он не был ни белым, ни черным, ни даже серым, он был серебристым, слишком ярким для того, чтобы считаться серым, слишком блестящим, чтобы стать тусклым и безжизненным, как хамелеон вбирая оттенки того, кто находился рядом с ним, словно огромный отражатель, легко меняя цвет от светло-серебристого, практически белоснежного, к темному с металлическим блеском, практически черному, но все с тем же серебристым сиянием.

Он был БЕЗграничным... И искал такую же безграничность...

Атир Ла Перлина