Серебряная земля у кромки воды

   О  лыжном  путешествии  на  Чукотку  я  села  писать  тогда,  когда  за  окном  уже  зеленела  листва.  Февраль  и  март,  проведённые  на  Чукотском  полуострове, уже  стали моим  прошлым (Здесь  речь  идёт  об  экспедиции  1991г).  Московская  суматоха  и  подготовка  к  новым  путешествиям стёрли ненужные  детали  в  моей  памяти.  Впечатления  отлежались.  Их  можно  брать с "полки  воспоминаний"  и  листать  в  меру  необходимости.
              "АГА,  Я  УБИЛ  ВЕТЕР..."
   Отправляясь  в  путь,  никогда  не  надо  забывать, что  по  какой бы  земле  ты  ни  шёл,  ты  в  гостях  у  целого  народа.  А  может  быть,  как  это  сложилось  на  Чукотке,  в  гостях  у  двух  народов - чукчей  и  эскимосов.
   Сейчас  на  Чукотском  полуострове  проживает  около  одной тысячи  эскимосов  и  шестнадцать  тысяч  чукчей. Эскимосы  проживают  на скалистом  побережье  Берингова  моря.  Они  наследники древней  и  самобытной  культуры,  сложившейся  около  4000 лет  назад.  В  8-9  веке  н.э.  к  ним  присоединились  чукчи -  охотники  на  дикого оленя. Произошло   слияние  морской  и  оленеводческой  культур.  Сегодня  это  единое  явление.
   Познакомиться  с  бытом  и  культурой  коренного  населения  полуострова  не  просто,  не  только  в  силу  его  географического  положения,  но  и  потому,  что  за  последние десятилетия  эти  народы  утеряли  многое,  что  составляло  глубинные  пласты  их  жизни.  Из  осколков  трудно  сложить  целое.  Но есть  на  полуострове  отдельные  места -  хранилища  драгоценных  накоплений.
   Эскимосский  посёлок  Ново-Чаплино  находится  в  30  км  восточнее  Бухты 
Провидения  на  берегу  залива  Ткачен. "Ткачен"  означает  "закрытый". По  узкому  ущелью  к  Ново-Чаплино  проложена  вездеходная  дорога.
    Мы  едем  в  вездеходе  по  этой  дороге. За  пеленой  мокрого  снега  то  скрываются,  то  вновь  появляются  склоны  гор,  отдалённо  напоминающие  Хибины.  Наконец,  горы  расступаются,  и  становится  виден прсёлок. Дымит  труба  котельной.  Всюду  на  Чукотке это первый  признак  человеческого  жилья.
Воскресенье. В  посёлке  пустынно. На здании  магазина  красуется  амбарный  замок.  Привязанная  собачья  упряжка  заволновалась  при  виде  чужаков.  Неподалёку  в  небольших  сарайчиках (собачниках)  завыли  голодные  собаки.
Перед любой  поездкой  на  собаках  не  принято  кормить  упряжку.  Собаки знают:  чем  быстрее они  побегут, тем  быстрее  получат  пишу.
   Невольно  останавливаемся  у  привязанной  упряжки.  Рассматриваем собак. К  нам  подходят  два  брата  Володя  и  Саша.  Это  их  собаки.  Они  с  гордостью  рассказывают о  своей  упряжке.
   В  прошлом  году эскимосы  Чукотки и  Аляски  устроили  соревнования  собачьих  упряжек   на  участке  побережья  от  Бухты  Провидения  до  Уэлена. Упряжка  братьев  пришла  первой.  Одной  из  упряжек  управляла  24-летняя  чукчанка  Вера  Раноутагина. Теперь  она  участвует  в  нашей  женской лыжной  экспедиции,  состоящей из  10  москвичек, японки Такако Такано, канадки Джулии Хайд  и   чукчанки  Веры.
   Володя  и  Саша  приглашают  взглянуть  на  только  что  добытого  лахтака.
               
                Морской заяц, или лахтак (Erignathus barbatus) — ластоногое
                семейства тюленьих (Phocidae). Единственный вид рода Erignathus.
                Один из самых крупных представителей семейства настоящих тюленей
                (и самый крупный в фауне России). Длина тела — до 2,5 м,
                подмышечный обхват 148—161 см. Масса изменчива по сезонам в
                зависимости от упитанности, зимой достигая 360 кг. Круглая
                голова и ласты кажутся небольшими по сравнению с массивным
                телом.

   Согнувшись,  вхожу  в  сарай.  Непривычный  для  европейца  резкий  запах заставляет приложить усилия,  чтобы  моё  лицо не исказилось гримасой отвращения. На полках  вдоль стен сарая замороженная  рыба. На полу - двухметровая,  ещё  не  разделанная,  туша  лахтака.  На  серебристый  мех  животного  из  открытой  двери сарая ложится  вьюжный  снег.
   Для  европейца  убитый  лахтак - это  просто  мёртвый  зверь. Для эскимоса -  это  гость. Анимизм - одухотворение  сил  природы -  лежит  в  основе  древней  религии  северных  народов. Эти  верования  до  сих  пор  сохраняют  своё  влияние  на  мироощущение  эскимосов и  чукчей. Жизнь на  Арктическом  побережье и  раньше, и теперь  требует от  людей большого напряжения физических и  духовных  сил.  Для  выживания  в  Арктике  имеет  значение  в с ё!  Особенно  это  касается  рачительного  отношения  к  окружающей  природе.
   Обычаи,  приёмы  охоты,  язык  местного  населения  доведены  до  необходимого  совершенства.  В  языке  эскимосов,  например, встреча с  моржом (характеристика  направления  и  особенностей  его  движения) описывается 15  понятиями. Более  20   местоимений  описывают  точное  местоположение  зверя  относительно  охотника.   Охотник   владеет  40  наименованиями различных  ремней,  входящих  в  его  снаряжение.  Таково  богатство  и  специфика  эскимосского  языка.
   Когда долгая  пурга  не  даёт  охотиться,  наступает время  вынужденного  досуга. В  прежние  времена  такие  пурги  могли  привести  семью  к  голоду.
"Эти  невольные досуги  заполняются  цветами  воображения",-  так  писал Г.А.Меновщиков - собиратель эскимосских сказок. Хороший сказочник  не  прерывал  рассказ  несколько дней подряд. Знаменитый  старик Ытаин  говорил, что если  рассказчик  не  верит  в  то,  о  чём  рассказывает,  то  его  не  будут  слушать, так  как  у  него  не  будет "силы  речи". Каждая  эскимосская сказка  заканчивалась  под  утихающий  вой  пурги  словами: "Ага, я  убил  ветер!"
   Теперь  рассказы  стариков  полностью  заменяет  ради,  телевидение.  Но  по  воскресеньям  люди  в  Ново-Чаплино  любят  собираться  в  клубе,  чтобы  попеть  и  потанцевать.
  Отравляемся  в  клуб. Посёлок  утопает в  сугробах.  Но  и  белые снега,  закрывающие  стены  домов  почти  до   второго  этажа,  не  могут скрыть  печальный  облик  строений,  возведённых  при  социализме.  Ощущение  "зоны"  с  казёнными  выкрашенными  синей  краской  дверями и  окнами,  дымящей  трубой  котельной  и  неряшливо  спланированными  улицами, не  покидает  меня.  Только   близость  моря,  временами  виднеющегося  между  домами,  возвращает  чувство  свободы.  Клуб  -  это  неказистое  одноэтажное  здание  с  табличкой,  которой  не  один десяток  лет:  "Дом культпросвет работы".  Вместе  со  всей  командой "Метелица" вхожу  внутрь клуба. Помещение  долго  не  топили. Видимо,  гостей  не  ждали.
Внутри  уже  много  народа.  Пришли  и  старики,  и  дети. У  пожилых  эскимосок  лица  украшены  татуировкой. 
   Благодаря  исследованиям  С.И.Руденко  (середина  ХХ века)  нам  известно
"В отличие от береговых чукчей, у эскимосов я повсюду видел татуировку как на лицах, так и на руках, особенно распространенную среди женщин. На севере, в районе мыса Дежнева, она не сложная: обычно несколько вертикальных прерывистых линий покрывают подбородок; иногда у уголков рта имеются кружки. На юге, от мыса Чаплина до поселка Сирэник, татуировка часто встречается довольно сложная, двумя линиями идущая от лба вдоль носа, покрывающая нередко обе щеки, подбородок, кисти с запястьем и предплечья рук. Техника эскимосской татуировки проста: нитку, натертую сажей, продергивают под кожей. Издавна самую сложную татуировку опытная женщина делала в течение одного, реже - двух дней. Мужчины татуировались редко, чаще всего их рисунки представляли собой круги или полукруги на щеках или у уголков рта, а также короткие линии на висках, и лишь у одного из исследуемых были фигурки человека (юхак) на лбу, над бровями".
  В  клубе так  холодно,  что  мы  не  снимаем  пуховок  и  шапок. Я, как  человек  чувствительный  и  внимательный, сразу ощущаю  в  воздухе  незнакомую  речь,как  бы,  ауру  незнакомых  мыслей. Наши  женщины  рассаживаются  на  лавки,  стоящие  вдоль  стен  помещения. Я  хочу  сделать  несколько  фотографий  и  остаюсь  стоять,  прислонившись  к  притолоке  двери.
   На  середину  комнаты  выходят  исполнители  народных  танцев  и  песен. Все  они  в  обычной  для  этих  мест  одежде.  Нет  ничего  специально-парадного  в  их  виде.  Мужчины берут  в  руки  бубны  -  ярары. Небольшими  палочками  они  ударяют  по  плоскости  бубна.  Звук  ударов  сразу  наполнил  всё  помещение.  Чёткий  ритм  заставляет  моё  сердце  биться в унисон. Какая-то  таинственная  древняя  мощь  проснулась  во  мне  от  звуков  этих  бубнов.  Когда  спустя  несколько  лет,  я  присутствовала  на  выступлении  японских  барабнщиков,  я  не  испытала  ничего  подобного...Ощущения,  рождённые  в  холодном  клубе  заставляют  думать,  что  это  были  бубны  шаманов,  легко  добивающихся  от  слушателей  нужного  эмоционального  состояния.  Не  скрою,  что   слёзы  выступили  у  меня  на  глазах.  А  когда  я  вернулась  в  Москву,  я  отыскала  записи  эскимосских  народных  ансамблей.  Каждый  раз, когда  моё  настроение  было "плохим",  я  включала  эти записи  и  испытывала   радость  узнавания  того  состояния,  которое  настигло  меня  в  клубе  Ново-Чаплино.
  Наблюдая  за  танцующими  детьми,  женщинами  и  стариками,  вглядываясь  в  напряжённые  лица  певцов,  я  думала  о  Севере.  При пении эскимосы делали выразительные жесты, мужчины  подвывали монотонно,но и  ритм,  меняющийся  по  особым  законам,  продолжал  властвовать  надо  мной. По временам певцы подражали реву и крику различных животных и птиц, что делали с большим искусством.
 Сопричастность  происходящему  отрывала  меня  от  земли. Я  включалась  в  новую  для  себя  жизнь,  которая  начиналась  за  стеной  "Дома  культпросвет  работы" и звенела  заоконной  пургой,  через  которую  завтра  нам  предстояло  идти  на  лыжах  по  снежным  пространствам  февральской  Чукотки.
  Но  стоя   у  стены  холодного  клуба  я  с  восторгом  повторяла  про себя:
" Ага,  вы  убили  ветер!".
 1991-2018г.

Может  быть  продолжу,  хотя   не  знаю,  кому  это  интересно.