На войне, как на войне

- Не люблю я весну, внученька…
- Это потому что картошку нужно садить, на огороде работать?
- Да нет, не в картошке дело… Совсем не в картошке…

Анастасия как-то устало села на скамейку под грушевым деревом, вздохнула и замолчала… Темно синие глаза, цвета озерной воды осенней, смотрели куда-то далеко, далеко, совсем в другое время, в другие годы…

Именно весной мать ее, Федора, добралась на перекладных с маленькой дочуркой из Мурома в Сибирь… Отца то как раз и расстреляли в тот час, когда Федора родила Настю в погребе у священника. Иконописцев новая власть не жаловала…
В Сибири места всем хватало, никто и не поинтересовался откуда они… А в далеком от цивилизации селе и тогда домишек пустых много было…

Высокая, статная, с толстой косой каштанового цвета, приглянулась Настя Михаилу Егоровичу, а по весне и замуж пошла.
В конце марта сорокового муж вернулся с финской войны, весь на нервах… Пытался загрузить себя работой… Сутками пропадал на службе…До жены и дело не было… Пущай себе дом держит, да с хозяйством управляется…
А в апреле Настя родила своего первенца Мишеньку… Из больницы ее никто не забрал, добиралась домой на попутной телеге, и прямо посередь реки Джиримки телега под лед  ухнула. Толстое верблюжье одеяло Настя сохранила на всю жизнь – спасло оно сыночка от неминуемой смерти, согрело…
А в начале июня сорок первого родился второй сынок, Толюшка… А еще через 20 дней с первыми сибирскими эшелонами муж уехал на фронт…

Плакать ей не разрешалось… Суровым был свекор. А вот изматывающей нутро работы хватало… Особенно весной…
И когда, снова по весне, из рук ее выпала похоронка, то уже и не важно было, что муж то посмертно звание героя получил… Настя, оставив детей на свою мать, сама поехала на фронт…
Во истину не знаешь, где потеряешь, а где найдешь… С мужем то вроде и двоих сыновей нарожали, а ведь почти и не знали друг друга, не успели узнать…
Он был красив, офицер Украинского (степного) фронта, подполковник Меркулов… И он влюбился. Она, бесстрашная медсестра, которая десятками вытаскивала на себе раненых солдат с поля боя, отдавая им свою кровь, а в редкие затишья, сидя около раненых бойцов, рисовавшая им открытки для любимых и матерей, тоже полюбила всем сердцем, всей душой, может быть впервые в своей жизни.
Имеет ли право кто-либо осуждать её? А шептались родственнички, шептались... И невестушки шептались, и братья мужа шептались... Но никто ведь не спрашивал, что она чувствовала, когда, как ломовую лошадь, выдали ее не за муж, а в батрачки бесплатные отдали. И никто не искал её и детишек малых, когда она темной дождливой ночью исчезла вдруг из дома свекра...
Настя не боялась смерти: сжав губы ползла под шквалом огня и одного за другим перетаскивала раненых к медпункту…

- Бабушка! Неужели тебе было не страшно?
- Страшно? Было конечно… Но страшнее, когда соловьи по весне не поют… А они вот точно боялись петь…

Осколок от вражеского снаряда больно саданул в спину. Ударом откинуло в глубь воронки. Зазвенело в ушах, зашумело в голове. И закрылись её глаза. И в недобрый час показалось ей небо голубым-голубым... Очнулась после операции, в больничной палате полевого госпиталя. Осколок вытащили, только огромный шрам остался навсегда на её красивой спине, да рука «не слушалась, перечила», особенно в непогоду...
И еще стресс. Она была комиссована. Она ждала ребенка от любимого человека, у которого дома были жена и дети. Эту новость статный офицер сообщил ей, когда она еще была прикована к больничной койке.
Так и закончилось время любви Анастасии, любви, мимолетно коснувшейся её своим крылом под музыку вальса из вражеских пуль, под симфонический оркестр из канонады минометных орудий.
«Спиши на Гитлера», - посоветовал возлюбленный.
Еще одна, проклятая войной, весна…

Почему-то именно весной напоминала о себе контузия, и тогда Анастасия ложилась на узенькую кровать, отворачивалась к стене, обхватывала голову руками и… Нет, она вообще никогда не плакала… Она давно привыкла все свои беды и горести переносить молча…
В коробочке, в старом комоде, лежали ее медали и ордена, но Анастасия никогда их не надевала. Лишь один раз в году, 9 мая, она доставала эту коробочку, протирала мягкой ветошью свои награды, а потом долго-долго держала в руках фотокопию государственной бумаги о присвоении ее мужу звания Героя СССР (подлинники документов хранились у свекра, ей их не дали…)