Детские воспоминания о войне

Пожилые  люди, рассказывая о войне, вспоминают  нищету и голод, которые  они  пережили в те страшные годы.  Кто-то, кому досталась тоже горькая доля, слушают такие рассказы с вниманием и болью, а кто-то - с равнодушием или того хуже – с иронией. Ведь во все времена было известно, что сыт  голодного не разумеет. А  ведь  всем надо задуматься - не для себя рассказывают, они  уже это пережили, а для нас, людей послевоенного поколения, не нюхавшего пороха. Это нам в назидание, чтобы не допустили повторения  лиха войны на нашей земле.
Рассказы  дедов и бабушек о войне между тем очень отличаются от рассказов родителей, которые были детьми в грозовые сороковые.  Они тоже боялись, и тоже по-взрослому трудились, но вместе с тем не несли на своих неокрепших плечах груза ответственности за жизни других, не испытывали таких мучений, когда, даже умирая от голода, взрослые отдавали последние крошки хлеба своим детям, чтобы дать им возможность выжить.
Одно из детских воспоминаний о войне очень ярко демонстрирует эту разницу восприятия событий, связанных с войной. Они происходили в маленьком донском хуторке. В короткое время после объявления войны и отправки в ряды Красной армии мужчин в нем наступило безвластье. Люди по инерции выполняли бесплатно свою работу. Кормили около двух тысяч оставленных колхозных свиней, управлялись на птицеферме, охраняли амбары с зерном. Никто не допускал даже мысли
воспользоваться оставшимся добром. В памяти еще были живы расправы за собранные на убранных полях колоски. Их цена для многих хуторян вылилась  в 10 лет тюрьмы.
Детвору меж тем не волновала закрытая школа. Они были готовы  с утра до вечера проводить в играх и забавах, пока родители не заставят самостоятельно учиться  по книжкам.
«Как-то по хутору прошел  слух, что за хранение портретов советских руководителей гражданское  население  будет расстреливаться,- рассказывает один из очевидцев, который сейчас называют «Дитя войны». - Люди в спешке жгли подряд газеты, журналы и даже учебники, в которых были напечатаны портреты членов Политбюро и руководителей государства. Мы, как самые отчаянные, книжки решили сохранить и спрятали их в дупле огромного дерева, которое росло у нас в леваде.  Забегая вперед, скажу, что после  освобождения хутора от фашистов, благодаря этому, вся школа училась по нашим учебникам.
С  приходом немцев прыти у нас поубавилась. Бегать среди оккупантов  никто не хотел, их боялись, да и за малую провинность фашисты могли расстрелять,  невзирая   на  возраст. Немецкие  часовые стояли всюду, где хранилось хоть что-то из съестного. С гоготом ловили и забивали хозяйских свиней, варили и жарили мясо, так же шумно ловили и щипали кур, пили  сырые яйца, причмокивая и приговаривая «гут-гут».
А местные жители, чьи дворы с каждым днем оскудевали живностью, только глотали слюнки от запаха наваристого варева. Мутилось в голове от  обостренного на этой почве чувства голода. Оно сначала серьезно донимало  население, а затем  зажало в стальные тиски. Запасы продовольствия мирного времени таяли, как мартовский снег. Немцы  хоть немного оставляли после себя съестных запасов. А уж если проходила даже мимо румынская  часть, после неё хоть сразу ложись и помирай.
 Голод посетил и нашу семью. В доме остался один горох. Месяца полтора выручал. За это время он так нам  надоел, что смотреть на него уже было тошно. Но именно он спас нас от смерти, став нашим единственным продовольствием, когда, отступая, наши солдаты, не заметили, как один мешок развязался и горох рассыпался  по снегу. Мы собрали его по горошинке, разложили на чердаке в один слой, чтобы высох. А самое главное его там не было  видно, сколько ни заглядывали  немцы.
Было и такое. На постое  у  тети  Дуси с дочкой Валентиной, стояло четверо немцев и они отдали им коровью голову. Валька хвасталась на улице, показывая свой  раздутый  живот, как она наелась до отвала.
Пацаны вместе с родителями тоже участвовали в добыче пропитания.  Ходили на рыбалку в пруд, недалеко от хутора. выловили сначала подчистую  рыбу, а затем дошла очередь и до ракушек. Пруд после этого был просто емкостью наполненный водой. И тогда все переключились на другие виды добычи.
Во все времена рогатка была у мальчишек орудием охоты. Кому удавалось сбить птицу, в той семье вечером была похлебка. Нам, братьям, однажды тоже крупно повезло. Послала нас мать нас в поле за колосками,  после уборки пшеницы немцами в надежде, может что ни - будь да осталось. Мы   взяли с собой мешок и пошли, в поле. Но что там было искать, если его уже до нас прошли вдоль и поперек. Но в одном месте все - таки нашли четыре колоска  и счастливые возвращались домой. Решили идти через поле, поросшее густой травой. В руках у каждого была рогатка. «Ворошиловских» стрелков  из нас бы не вышло - все выпущенные в птиц заряды улетали в небо. Вдруг старший брат Анатолий заметил какое- то  шевеление в траве. Мы увидели в траве огромного коршуна с перебитым крылом. Почувствовав, что ему не уйти, он лег на спину, выставив перед собой огромные когти и страшно зацокал. К такому близко не подойдешь, ран не оберешься.
  - Слышь, Николай, беги назад на окраину  поля,- приказал мне брат. Я видел там около дерева кусок брезента. Тащи его сюда скорее! Накроем  им коршуна,  а потом будем думать, что с ним делать. Затея удалась. Коршун вцепился когтями  в брезент  и мы сумели затолкать его в  мешок.  Несли свою добычу  вдвоем,  держа мешок за два угла. Во дворе подтянули мешок к  чурбаку. Анатолий взял топор и, как только из мешка показалась голова птицы, брат   с силой рубанул. Нам, хуторским, не привыкать, нагрели воды, ощипали, в костре опалили. Жирная тушка коршуна была размером с двух здоровых петухов. Решили  разделить на 4 части, чтобы продлить себе удовольствие  и поставили варить. Через 1,5 часа в варево добавили лук. По хате пошел запах, по  нашим бородам  потекли слюни от предвкушения  давно забытого  вкуса   мяса. Через два часа терпение  у всех иссякло, всем  безумно хотелось есть. Навар был одно загляденье. Анатолий вилкой попробовал наткнуть  мясо, но тушка была будто резиновой.
  - Давай-ка, братишка,  разливай по тарелкам навар, а потом снова зальем  водой и пусть до вечера варится, есть хочется, терпения - никакого.
  Хлебали без хлеба. Бульон  получился - пальчики оближешь. Играя, мы все время помнили, что к ужину у нас будет мясо. Настал вечер. Мы снова сгрудились вокруг чугунка, в котором кипела наша добыча. Но мясо и на этот раз не накалывалось на вилку.
  - Да  что это такое, - возмущались мы. Целый день варится, а толку –никакого. Ему что, сто лет что ли? Но навар и на этот раз получился знатным, так что уплетали мы его за обе щеки. Решили мы взять коршуна измором. Снова залили водой и поставили котел в печь на ночь, надеясь, что к утру-то он обязательно утомится и мы, наконец, наедимся мяса. Но ни утром, ни в обед, ни вечером  наши старания не дали ожидаемого результата и мы по-прежнему хлебали бульон, который вскоре кроме запаха ничем больше не напоминал о присутствии в нем мяса.
 На  третий день, уставшие от ожидания, мы решили, что пора предпринять контрмеры.. Вытащили из печи и  поставили котел на стол.  На поверхности бульона не плавало ни одной жиринки. Мясо было жестким. Мы его достали,  разрезали на куски, посыпали солью  и стали  пробовать жевать. Дичь не поддавалась нашим крепким молодым зубам. Тогда мы решили порезать ее на такие мелкие кусочки, чтобы можно было их глотать целиком. Так мы перехитрили птицу коршуна и все-таки съели его с непередаваемым удовольствием.
А теперь частенько приходится видеть, как на столе остаются недоеденными  продукты питания, которые хозяева безжалостно отправляют на помойку. Не перестаем удивляться и когда ребенка уговаривают поесть, а он капризничает. И память вновь и вновь отправляет нас в прошлое, в котором мы познали, что такое голод. Тогда ценилась на столе каждая крошка хлеба. Учить этому нынешнее поколение тоже надо. И пусть понятие «голод» существует в современной жизни только как имя нарицательное и никогда не коснется следующих поколений.