На свете счастья нет... Из деревенских записок

                «На свете счастья нет…»
                (Из деревенских записок)
Июль вспенился мелкими дождями и нескончаемыми, надоедливыми  ветрами. Тучи над сиротливыми хатами деревни плывут низко, холодно-свинцовые, с дождевыми прядями, которые сеют на минуту-другую  редкую сыпь, а потом несутся над лугами и лесом, полями и погостами пусто  и мрачно.   

Чуть омытые травы на лугу позволяют мне отличить бывшую тележную колею, густо поросшую почему-то тимофеевкой. По тимофеевке можно разглядеть потаенную дорожную версту до самой речки Свапы.  В отсутствие лошадей и телег, она извилисто, словно ручей, выказывает себя ядреной темной травой, которую никто не косит.
Ранними утрами я привыкаю к туманам, ближе к полудню – к  ветрам. Вот так  и живет видимая мной июльская Русь.

 У выросшего леса на месте пустующего огорода высятся осинки и березы. Зеленое их пламя  полыхает на ветру неистово и шумно, навевая, если ты одинок, такую грусть на душу, что иногда хочется завыть, как воют березовые ветки и шатры вековых ракит у ручья. 

Иногда, когда вдруг  ветер становится тише, с песчаного холма, что за ручьем, потянет запахом  полыни. И это запах, кажется мне, слаще запаха изнеженных роз, высаженных у зеленой огородной стежки. С полынным запахом долетает ко мне звон колоколов восстановленного Храма Святой Великомученицы Параскевы Пятницы.

 А из набегающих туч снова сочится дождик. И мне кажется, что вместе с ним сочится на землю святою водой русская грусть. Ею я умываюсь, очищаю себя от информационной грязи,  переполняющей ТВ, которое иногда включаю, чтобы «быть в курсе событий». Но события нужны пропаганде как факты, из которых можно высасывать из пальца лжепатриотическую чепуху, надоедливо-приторную, как падевый мёд…

Пусть гуляет гулкий ветер, шумит в листве и по травам дождь, но у меня под сердцем живет ощущение, что я сегодня богат своеобразной душевной тишиной. В этой тиши я слышу сквозь ветер и моросящую сыпь шепот искренних откровений живущей в природе Правды. Гаснет полымя сомнений. А значит, есть надежда на духоподъемный восход, ибо снова вспыхнет над землею алый рассвет…

 В нем, этом рассвете, беззвучно будет дремать мой тихий дом – кусочек животворного, исцеляющего счастья. И истерзанная, измученная Русь обязательно преобразится, заживет той священной Любовью, которую бессловесно или  с тихими молитвами ждет каждый истинно русский человек. 

Я не без удовольствия вглядываюсь в поднебесную высь. Нахоложенная ветром кружит по-орлиному гордая птица - канюк. Канюк не боится  ни ветра, ни дождя и парит часами над лугами и лесом, свободный и независимый. Только, жалобно перекричав ветер,    вскликнет он, без взмаха,   плавно расправив  крылья  над русскими просторами. И эти просторы, словно столетия, закружатся, должно быть, в его памяти.

Мысленно я уже на его высоте и душою готов принять  птичий полет, откуда видны не только вращающиеся  просторы, но и стремительно уходящее куда-то в далекие дали, в промежутки просветов короткое человечье время.
И в это время врезается нынешний июльский рассыпчатый ветер с мелкими дождями, белесыми, как туманная пыль. Этот ветер приносит запахи созревших хлебов. Ими бывает сполна  сыта душа. Ими она кормится.

Здесь, в этом крае белесых дождей и серебряных ветров,  живет то, что, в отсутствие счастья, зовется покоем  и волей. Но я доволен,  ибо знаю, что на «свете счастья нет, но есть покой и воля»