Молодость курсантская моя. 10. 07. 2018 г

                МОЛОДОСТЬ  КУРСАНТСКАЯ  МОЯ
     У каждого она была своя, не смотря на общие казарму, режим службы и учёбы. С годами много выветривается из памяти, особенно трудности и невзгоды, но остаются крупицы различных счастливых и смешных моментов жизни. Таких, например, как на занятии по автоподготовке, которую проводил капитан Фаткин. Заметив, что один из курсантов внимательно смотрит не на него, а куда-то под стол, он подошёл и увидел как тот читает книгу. Отобрал. Глянул на обложку, где золотом по чёрному было тиснуто О. Бальзак, и промолвил:
     - Это хорошо, товарищ курсант, что вы читаете Онуфрия Бальзака, но надо заниматься автоподготовкой.
     Аудитория взорвалась смехом.
     Вспоминаются и другие случаи, о которых и хочется написать.      

                ПОСТУПЛЕНИЕ
     Поступить в военное училище мечтал со школьной скамьи. Стоял только вопрос, в какое именно. Было в городе Армавирское лётное, но туда требовались для освоения современной техники знания точных наук: математики, физики… А я был гуманитарием: любил литературу, сам писал стихи да различные заметки в городскую газету «Советский Армавир» о школьной жизни. Там ежемесячно выпускали страничку «Звездолёт романтиков» с нашими опусами. Впрочем, занимался не только в литературном кружке городского Дворца пионеров, но и в изостудии. Порой даже рисовал некоторые заставки для нашей странички в газете, что, впрочем, в дальнейшей моей журналистской деятельности очень пригодилось.
     В военкомате на мой вопрос ответили, что есть Львовское высшее военно-политическое училище с факультетами журналистики и культпросветработы, но туда принимают только тех, кто служит или отслужил срочную службу. И послали меня в Ростовское высшее командно-инженерное училище имени главного маршала артиллерии М.И.Неделина. Ныне это военный институт ракетных войск и артиллерии. Спорить не стал, надеясь потом уже перевестись во Львовское.
     Так что после окончания десятилетки поехал по направлению городского военкомата в РВВКИУ. Оттуда нас отправили в Казачьи Лагеря под Новочеркасском, где в полевых условиях, проживая в палатках человек на десять, познавали азы армейской службы, готовились и сдавали вступительные экзамены. Вопреки мнению школьной учительницы по алгебре, я  экзамен по математике так же сдал на «хорошо», но по конкурсу не прошёл: на курс добрали тех, кто поступал в училище из воинских частей.
     Поэтому уже в сентябре явился по повестке в горвоенкомат для отправки на службу а Армию. В ГВК меня уже знали и старшина Сотников, заметив в шеренге призывников меня, спросил:
     - Миша, у тебя скоро день рождения?
     - Да, дядя Витя, - ответил я.
     - Вот что,- произнёс сверхсрочник, иди-ка домой, отпразднуй, а потом придёшь.
     Так позже попал в новую команду, прибывшую в Грозной, в 5-й военный городок, где размещалась инженерно-сапёрная часть, ставшая гвардейской в годы Великой Отечественной войны. А точнее сказать,  в её школу сержантского состава, где готовили младших командиров  и специалистов для сапёрных подразделений. Через полгода окончил её на «отлично» по специальности сапёр-электрик. Взводный лейтенант Лускалов хотел даже с собою взять в Алжир на разминирование, но комбат решил по-своему. В результате направили для дальнейшей службы в Краснодар, где стал командиром отделения  и  расчёта полевой электростанции. Там, в
комендантской роте при штабе корпуса и отслужил до лета 1972 года, став отличником боевой и политической подготовки.
     Ещё в учебке начальство предложило вновь поступать в военное училище, так как знало о моей попытке после школы. Но я тогда отказался, ответив командиру роты:
     - Пока послужу, посмотрю, нужна ли мне армия, а я ей.
     - И правильно, Суворов тоже сержантом службу начал, - ответил капитан.
     И вот, в конце срочной службы своей приехал во Львовское высшее военно-политическое училище. Нас, абитуриентов, прибывших из различных частей и подразделений СА и ВМФ, построили в две шеренги на училищной спортплощадке. Подошёл  какой-то полковник невысокого роста, как потом узнал, заместитель начальника училища.
     - Я, полковник Непейвода, не путайте с «непейпивом», - пошутил он, встав на лавочку, на которой мы обычно качали свои прессы в ходе утренней физзарядки.
     - Кто приехал просто отдохнуть, а не поступать, чтобы стать офицером, - продолжил полковник, - выйти из строя сюда, - и указал место правее себя, - пойдёте со мною в штаб и там вам выпишут отпуск дней на десять, чтобы съездили домой…
     Вышло человека три. С ними Непейвода ушёл после встречи с нами. К обеду эти трое вернулись в казарму для сбора. Им действительно выдали отпускные и проездные билеты домой. Кто-то после такого тоже   поспешил к заместителю начальника училища, но им он ответил:
     - Надо было сразу выходить. А теперь будете на кухню в наряды ходить и картошку чистить.
     Вот таким Человеком Слова был наш полковник Непейвода, преподававший нам основы военного законодательства на первых курсах. Он, как  начальник училища генерал-майор Новиков, как многие офицеры и преподаватели училища, был фронтовиком. Впрочем, и большинство курсантов были Сынами  Фронтовиков, поэтому мы избрали профессию Защитника Родины, продолжателей Отцовской Славы.

                САНЬКА  ЖУКОВ  И  ДРУГИЕ
     Всем со школьной скамьи известен чеховский «Ванька», писавший на деревню деду о трудностях жизни в людях. У нас на  курсе был свой Жуков, только Санька, сын подполковника из штаба училища. Впрочем, в ЛВВПУ уже второй год принимали с гражданки, без прохождения срочной службы. И среди гражданской абитуры было немало, как мы говорили, «сынков», у которых отцы ещё служили в Вооружённых Силах страны. А наши отцы-фронтовики после войны уже на гражданке по инвалидности работали.
     Где-то  к середине сентября нас подняли задолго до подъёма по команде «Тревога». Естественно, «некоторые неизвестные источники» кое-кого об этом заранее предупредили. Поэтому некоторые «подготовились» основательно.
     Жили мы на первом курсе в казарме старого учебного корпуса на первом этаже. Зато в наших двух кубриках для двух наших групп курса кровати стояли двухярусные. Нам, уже послужившим, это было привычно, а вот молодёжи пришлось втягиваться в армейскую жизнь с ходу. Машинально обув сапоги и застёгивая куртку, замечаю, как напротив со второго яруса из-под одеяла вываливается на старшего сержанта Соломонова полностью одетый Саня Жуков. Проехав Семёну сапогами по ушам, курсант очутился на полу. Поднявшись с колен, командир отделения спросил:
     - Ты что, ополоумел?
     - Да нет. Но вы же знаете, товарищ сержант, как трудно утром сапоги надеть…
      И вот мы мчимся в крытых кузовах ЗИЛов сквозь серое утро в сторону училищного полигона. Первая остановка. Выстроились на обочине дороги, а преподаватель кафедры тактики полковник Комаров нам объявляет:
     - Противник нанёс ядерный удар, но так умно, что машины разбил, а личный состав остался цел. Марш-бросок. Осталось 25 километров до пункта сбора.
     С Сапаром Жагипаровым, таким же младшим сержантом как и я, замыкаем колонну бегущих, подгоняем отстающих «сынков». Видим, как  впереди вокруг полковника крутится Юра Глушицкий, щёлкая своим фотоаппаратом в надежде, что тот даст ему команду ехать в машине. Но без толку. Тогда Юра демонстративно падает навзничь, будто ему стало плохо. Сапар нагнулся над ним:
     - Тебе плохо, Юра?
     - Да, Сапарушка , - отвечает курсант. И тут с плеча Жагипарова соскальзывает ремень и автомат срывается прямо в лоб прикладом. Тут уж Юра действительно  временно отрубился. Как говорится, бог шельму отметил.
     - Везите его в ближайшую деревню в медпункт! - даёт нам команду полковник Комаров. И мы с Сапаром грузим тело Юры в кузов. Он своего добился… поехал…
     Догнали своих в учебном пункте. Юра уже не бегал с фотоаппаратом. А у курса начались занятия по первой стрельбе в тире из спортивного пистолета Марголина. Стоим позади стойки для стрельбы в две шеренги в ожидании своей очереди. После инструктажа начальника кафедры по стрелковой подготовке, группа вышла на огневой рубеж. Звучат первые выстрелы. И тут Саня Жуков поворачивается вместе с наведённым на нас пистолетом и, глупо улыбаясь, произносит:
     - Товарищ полковник, а у меня осечка…
     Первая шеренга мгновенно упала на пол, а вторая кинулась влево и вправо от середины.
     - Жуков, положи пистолет! - строго приказал полковник. И когда тот выполнил команду, полковник накрыл своею рукой пистолет и продолжил:
     - А теперь вон отсюда! С тебя на сегодня достаточно.
     Санька уходил, причитая:
     - И все меня с утра ругают…   

                НЕ  ТОЛЬКО  О  СЛУЖБЕ   И  УЧЁБЕ
          Естественно, мы не только посещали различные  лекции и полевые выезды по тактике и другим военным дисциплинам. Мы ходили в наряды по курсу, на кухню, где чистили ночами тонны  картошки для общей столовой, в училищные и гарнизонные караулы и патрули. Ездили на сбор  морковки или же разгрузку вагонов с капустой на общегородском  складе. Находилось  у нас время на походы в театр оперы и балета, здание которого было построено по проекту одного  архитектора. Только вот внутреннее убранство Миланского Ла Скала, Одесского и Львовского театров несколько отличалось. Конечно же, занимались  в различных кружках  гарнизонного Дома офицеров. Там я периодически бывал на занятиях в изостудии и литкружке. Посетил его как-то и профессор Московского литинститута имени М.Горького Гусев. Послушав мои стихи, он сказал:
     - Плюс вашей поэзии в том, молодой человек, что вы были бы зачислены в наш литературный интститут, но минус в том, что вы уже поступили во Львовское военное училище.
     Кстати сказать, в ЛВВПУ тогда был такой же большой конкурс, как в МГУ или тот же литинститут: по 16 человек на место.
     А дружил наш курс с филфаком Львовского государственного университета. То мы к ним на их мероприятия, то они к нам на вечера  в училищном клубе ходили.
     Идём как-то группой по старинным Львовским улочкам к девчатам в гости да рекламные афиши и объявления разные читаем.  На одной по правилам так называемой «украинской мови»
или же по ошибке было напечатано: «Концерт Софи Ротар». Паша Береговский удивлённо спрашивает:
     - А почему Ротар?
     Кто-то из сокурсников тут же отвечает:
     - Потому, что вращается между мужем и ансамблем…
     А на окне какого-то кооператива со смехом прочитали: «Принимаются заказы на изготовление детских валенок из шерсти родителей». Сюрприз ожидал нас и в самом универе. На видном месте висел лист, на котором крупным шрифтом написали: «Студенты, имеющие хвосты, повешены на втором этаже».   
     Так же отмечу, что группа курсантов нашего курса четыре года подряд не только участвовала в турпоходах в Карпаты, но и четырежды завоевывала Кубок Прикарпатского военного округа по туризму.
      
                КЛАССИКИ  И  ВОЛЬНИКИ
     Успехи наших борцов на Лондонской олимпиаде в 70-х годах прошлого века напомнили мне одну курсантскую историю.  Так как слушатель старшего курса занимался греко-римской борьбой и часто принимал участие в соревнованиях по классическому единоборству как окружных и межокружных уровней, так и на чемпионатах Вооруженных Сил, то ему приходилось сдавать сессии с группами других курсов. В тот раз он вместе с нами сдавал зачет по литературоведению профессору Осмоловскому.
     - Ну что ж, товарищ Чумаченко, Постановление партии и правительства о журналах "Звезда" и "Ленинград" вы не знаете, - подытожил завкафедрой. - А, может, вы классиков каких-нибудь знаете? - спросил с надеждой профессор.
     - А как же! - обрадовался Анатолий: - Поддубный, Медвидь...
     Осмоловский привстал: - А Лермонтов, Чернышевский?
     - Нет, это или "вольники", или дзюдоисты...
                ШУТКИ  ПРЕПОДАВАТЕЛЕЙ
          Шутили порой и сами преподаватели. Особенно над теми курсантами, которые вели себя несколько нагловато, чтобы поставить их на место или заставить выучить матчасть по своей дисциплине.
    Особенно запомнились мне шутки заведующего кадрой танковой подготовки Героя Советского Союза Ивана Ивановича Ревкова. Он был Почётным Гражданином города-Героя Севастополя, куда прорвался во время его освобождения со своим взводом «тридцатьчетвёрок» и водрузил Знамя над вокзалом. Как он сам о себе говаривал: «несколько раз горел в танке. Два из них не очень…» Мы его уважали и любили.
     До нашего набора был последний приём в училище, когда брали сверхсрочников и платили им тот оклад, который они получали в своих частях. Нам, сержантам срочной службы, тоже платили выше, чем обычным рядовым курсантам: 15, а то и 20 рублей вместо 10. Зато с третьего курса все уже получали по 15 рублей в месяц. А вот бывшие сверхсрочники получали по 90-100 рублей месяц. Поэтому старшекурсник Светиков порою говорил: «Я не просто «кусок», а «кусок» сторублёвый».
     Так вот, именно он на зачёт к Ревкову по танковой подготовке зашёл такой фривольный и нагловато произнёс:
       - Может, разойдёмся красиво, товарищ полковник?
     На что  Иван Иванович ему ответил:
      - Расходятся красиво только с девицами лёгкого поведения.  Приходи в следующий раз!
     И вот Светиков сделал очередную  третью или же четвёртую попытку сдать преподавателю зачёт. Конечно, обоим уже надоело. И Ревков говорит курсанту:
     - Залазь в танк и разверни башню на 180 градусов, тогда зачёт и поставлю.
     А в наших аудиториях, в зависимости от военной дисциплины, находилась техника. Например, в классах РАО (ракетно-артиллерийского оружия) ракеты, пушки. А тут стоял настоящий танк весом в 36 тонн, из которых одна башня тянула тонн на 18-ть. В ней, конечно, имелся стопор, опустив который можно было вручную (без включённого двигателя) повернуть рукоятью ствол орудия в нужную сторону.
      Светиков в башню залез и там несколько минут  находился. Так как он был высокий и в тесной башне с трудом умещался, то, видимо, случайно зацепил тот стопор.  Но саму башню развернуть не смог. Тогда он выбрался изнутри танка, взялся за ствол пушки и стал её разворачивать на заданный градус.
     Герой-танкист схватился за голову:
     - Всё, ухожу из училища…  Давай свою зачётку и вали!
     Пошутил Ревков и с нашим сокурсником младшим сержантом Страшко, который слабо выучил матчасть боевой машины.  В том числе и где сливается масло из картера двигателя. В конце-концов Иван Иванович послал Васю под танк.
     - Видишь там три большие гайки?
     - Вижу, - ответил Страшко.
     - Ну-ка крутани ту, что одна в стороне от  других.
     Вася крутанул и на него вылилось несколько литров масла.
     - Теперь знаешь? – спросил преподаватель.
     - Знаю,-  ответил младший сержант.

                ПЕРЕД  ТЫСЯЧА  ПЕРВОЙ  НОЧЬЮ
     А весной, перед сдачей сессии за третий курс, кто-то из ребят предложил отметить тысячу первую ночь в училище во время выезда на полигон, где должны были сдавать вождение танка по-походному, когда голова в шлемофоне выглядывает из люка механика-водителя, и по-боевому, то есть с опущенной крышкой люка и осмотром дороги через специальные призмы-триплекс.
     Некоторые и подготовились: кто вина во фляжки свои набрал, кто покрепче. Вася Страшко, у которого папа был подполковником Львовского отдела ГКБ, а мама медиком, - чистого медицинского спирта.
     Мы уже успели с утра проехать на боевых машинах 8 км по-боевому и столько же по-походному, когда к нашей группе подкатила машина начальника училища генерал-майора Новикова. Мы покуривали в сторонке, пока старшие офицеры о чём-то беседовали. Было жарковато. Поэтому полковник Ревков, повернувшись к младшему сержанту Страшко, попросил:
     - Дай воды попить.
     Вася дрожащей рукой снял с пояса свою флягу и протянул преподавателю. Тот, не морщась, сделал несколько глотков и отдал фляжку. Не успел  ещё генерал со своей свитой отъехать, как Ревков нам сказал:
      - Ну-ка, Страшко мне верните, - ибо тот уже задом-задом углублялся в ближайшие кусты.
     Вновь Вася стоял перед преподавателем и протягивал ему свою флягу. Бросив уже пустую обратно, полковник Ревков сказал:
     - На, разгильдяй! И больше спирт в учебный центр не вози. 
     А старшему группы добавил:
     - Займётесь самоподготовкой, а я - в столовую. Потом  чуток отдохну.
    Так мы отметили про себя фронтовую закалку воина, привыкшего к «наркомовским», и его порядочность, ведь он ничем не выдал генералу и заместителям начальника училища нашего провинившегося товарища.

                «ОКОПНАЯ  БОЛЕЗНЬ»  АРТИЛЛЕРИСТА
     Артиллерийскую подготовку у нас так же вёл фронтовик-артиллерист полковник Фёдоров. К сожалению, не помню его имени-отчества. Начинал он войну заряжающим. Потом стал командиром орудия. А закончил войну  командиром батареи. Как и все в тот период, он не имел защитных устройств для сохранения слуха. Поэтому оглох от постоянного грохота орудийных залпов. Некоторые пользовались этим обстоятельством, подсказывая товарищам ответ на заданный вопрос по матчасти и ТТХ артиллерийских орудий и пушек. А может, он и не обращал на это своего внимания, ведь из нас не артиллеристов готовили, а военных журналистов, знающих вооружение, тактику и стратегию боевых действий.
     Помню, что в нашем клубе нам прокрутили новый фильм по произведению Михаила Шолохова «Они сражались за родину». Мы с радостью встречали все новинки кино и литературы на темы Великой Отечественной, которые несли Правду о той кровавой и жестокой битве с врагом. А иначе и быть не могло, ведь авторы сценариев и книг, сами режиссёры и кинооператоры, большинство артистов прошли эту войну, пережили её тогда и в своих произведениях о ней.
     Всем, конечно, помнится и рассказ Юрия Никулина, ветерана Финской кампании и Великой Отечественной, про «окопную болезнь» героя, которого актёр играл в этом фильме. И на следующей лекции наш полковник-артиллерист Фёдоров поведал нам  о своей так называемой «окопной болезни», случившей с ним в одной только что освобождённой от фашистов почти разрушенной деревушке.
     Война, как известно, ведётся и в чистом поле. И зачастую ночевать приходится именно там: в грязи после дождей, в снегу. И редко доводилось ночевать под крышей уцелевших хат и домов, погреться возле русской печи, а не у костра в лесу или «буржуйки» в блиндаже.
     Так вот, рассказывал Фёдоров, придремал я возле печи с хозяйским котом на коленях и не увидел, как из приоткрывшейся дверцы выпал на лист железа внизу уголёк. Бабушка-хозяйка заметила и сказала, но я не расслышал. Тогда она крикнула мне:
     - Сынок, огонь!
     У фронтовика всё отработано до автоматизма. Естественно, я и выполнил поступившую команду: правой рукой отворил полностью дверцу, дослал кота, словно снаряд, и закрыл её за ним. Только от дикого вопля сгоревшего в топке кота и очнулся… Жаль, конечно, животное было, но бабуля мне это простила, Освободители ведь…

                НАШ  «КАБАЛЬЕРО»  ЧУБАКОВ
     После первого курса мы переехал из казармы в четырёхэтажку, где уже жили в кубриках на четырёх человек на втором этаже в правой половине здания. На  первом и третьем жили остальные курсы факультета журналистики. В левой части, тоже на трёх этажах, жили курсанты факультета культпросвет работы. На четвёртом в нашем здании проживали иностранные курсанты
до момента сдачи нового отдельного многоэтажного здания именно для спецкурса. Учились вместе с нами монголы, кубинцы, болгары, чехи, а так же сомалийцы и эфиопы.
     Когда, например, стоишь во внутреннем училищном карауле на посту в автопарке, а по телеку все, кто не в наряде, смотрят международные хоккейные баталии, то  по крикам трёх этажей понимали, что шайбу забили наши. Если же орал контингент четвёртого этажа нашего здания, то в наши ворота загнали, например, чехи.
     В кубрике разместились вместе со мной, отслужившие как и я срочную службу, Слава Чубаков, Володя Кондусов и кадет-суворовец Саня Колотило. Возле нашей двери стояла тумбочка дневального по курсу, а напротив находилась входная дверь на этаж.
     Жили дружно, без скандалов. Иногда подшучивали друг над другом без всяких обид. Слава до службы занимался боксом. И в поезде, когда ехал во Львов для поступления, заступился за девушку. Хотя ростом он был невысокого, но своим хуком мог достать любого обидчика, если того требовала обстановка. В последствии эта спасённая от хулиганов львовянка стала его женой и родила ему на третьем курсе русоволосого первенца.
     Слово «кабальеро» на испанском означает всадник, рыцарь, то есть дворянина, служившего воинскую службу в кавалерии. Слава в кавалерии не служил, хотя в советское время у нас ещё существовал единственный кавалерийский полк, участвовавший в киносъёмках. Оставались кони и на пограничных заставах, стоящих в горных и пустынных местностях. Словом, там, куда  и машины пройти не могли.
     А кличку эту дали Славику после его поступка в конце выпускного четвёртого курса. После увольнения на проходной его попытался остановить дежурный по училищу, которому сомалиец пожаловался на то, что этот курсант его ударил за то, что отказал поделиться с ним сигаретой. Чубик попытался за зданием КПП перескочить невысокий забор, чтобы снова уйти в город и войти беспрепятственно на территорию в другом месте, но за ним бросился один из вооружённых караульных. Слава хуком его вырубил, но второй караульный передернул затвор автомата… Так что наш «герой» всё-таки предстал перед полковником. И тот стал ему выговаривать:
     - Тебе до выпуска месяца два осталось, а ты тут международные скандалы затеваешь! Хочешь из училища вылететь на гражданку без получения офицерских погон?
     Чубаков упал перед дежурным на одно колено и произнёс:
     - Слово кабальеро, товарищ полковник, больше такое не повторится!
     - Ладно, иди на спецфак и улаживай свой международный скандал, - посоветовал дежурный по училищу.
     Слава и пошёл. Вернулся он в кубрик наш после полуночи и чуть под мухой.
     - Всё уладил. Сомалиец этот даже бутылку мне поставил. Зауважал…
     Были, конечно, и другие анекдотические случаи в нашей «альма-матер», но об этом не в печатном виде.
               
                10.07.2018