Тетрадка Начало рассказа

- Кузьмич, - говорю, здороваясь у калитки, - шибко я тороплюсь. И рад бы посидеть с тобой денька два за разговорами, да редактор дважды звонил, торопит. Видеть меня срочно зачем-то желает. Накоротке заскочил я руку твою пожать. А то обидишься, если узнаешь, что был в деревне и не забежал.

- Может, редактор, пока не забыл, премию хочет вручить? - смеётся Кузьмич. - А то случится вдруг у его жены вечерняя головная боль, тогда считай, утром сгорит твоя премия. Не до тебя ему будет!

Кузьмич весел. Он с радостью посидел бы в тенёчке, да вот беда: раскусила бабка, что ей легче работать, нежели дома со стариком пенсионерить. И она, выходя за порог, столько дел наваливает на Кузьмича, что тот, если даже до седьмого пота станет трудолюбиво исполнять ему порученное, всё одно прогорит и не справится. В самый раз выловить бы ему золотую рыбку, да сказки кончились, а сказочники разъехались по отпускам.

- Слушай, Кузьмич, а не пора ли тебе заняться сочинительством? У тебя в заначке столько историй! Ты так их можешь народу поведать, что сам Лев Толстой, не скончайся он так давно, позавидовал бы. А если какое слово не там поставишь, с божьей помощью подправим.

- А давай! Давай, я стану сочинительствовать, а ты мою работу делать! Но сразу скажу – если ты не родня Золушке, то не только тебе, но и мне с тобой кранты будут. Враз бабка расставит по известным ей местам, для нас не самых лучших.
- Некогда же мне, Кузьмич! Ты напиши несколько историй, а если бабка припрёт за тунеядство по дому, сошлись на меня. Дескать, обещал большую работу по двору выполнить в ближайшем будущем.

- Ну, - не теряет улыбку Кузьмич, - в ближайшем будущем я и без помощников справлюсь. Если здоровье позволит. Да если дети наведаются в гости. Я их в тимуровцы произведу – путь окажут помощь.

Мы ещё какое-то время перепираемся шутя; в конце концов Кузьмич соглашается, однако прежде просит меня известить его бабку о срочном заказе.
Я соглашаюсь; мы пожимаем друг другу руки и на том разбегаемся.
Кузьмич позвонил, когда я уже съел все свои жданики, однако продолжал выдерживать паузу.

Приехав в воскресенье на попутке, сразу направляюсь к Кузьмичу. Не терпелось посмотреть, чего он настрочил.
Хозяйка Татьяна Николаевна встречает меня приветливо, говорит с порога:
- Благодаря твоему заданию, дед за неделю не выкурил ни одной папироски, не заикнулся в субботу о стаканчике красного винца и при этом ни разу не взялся за лопату и тяпку, а про необходимость сбора колорадского жука с картофеля сказал что-то типа: «Хай передохнут твои жуки!»

Кузьмич выходит на крыльцо. Улыбаясь, довольно поглаживает живот.
- Слухай, как хорошо-то писарчуком быть! Ни тебе спина не болит, ни колени к вечеру не трясутся! Правда, голова быстро перестаёт соображать от напряжения. Так что снимай с меня свой оброк, - смеётся. - Хочу работать физически все 24 часа в сутки! Пускай трясутся колени и поясница о себе напоминает, только пускай голова не болит.
Мы проходим в зал. Кузьмич подаёт мне тетрадку, однако не велит открывать её до возвращения домой.

Выбора у меня нет, хотя условие, понятное дело, непростое, а почти сложное.
Я готов засучить рукава и спешить с тяпкой в огород, но хозяйка окорачивает:
- Не спеши! Дети, можно сказать, вчера выполнили твою работу. Были в гостях. А чтобы жизнь городская мёдом не казалась, мобилизовала я их на ударный огородный труд. Думаю, до зимы они теперь не заявятся – косточки лечить будут. С непривычки-то такую лямку целый день тянуть на жаре… В мечтах да в рекламе хорошо иметь домик в деревне. Летом же у нас сплошная каторга.

- Мать, - останавливает её Кузьмич, - или ты забыла, что гость родился и вырос в нашей деревне и райцентр всё-то далеко от города? Всё он знает, всё понимает.
Татьяна Николаевна быстро накрывает стол и извиняется:
- Вы тут чаёвничайте, а мне надо бежать на работу. Не опоздать бы.
- Может, день прогуляете, Татьяна Николаевна? - смеюсь я. - С нами посидите, деревенские новости расскажете.
- Да что ты?! Прогулять?! Это ж какой будет позор на мою седую голову!
Хозяйка прижимает руку к сердцу, извиняясь, и выходит.

- Сейчас мало кого заставишь работать, - говорит вслед Кузьмич, - а этих не заставишь бросить. Моя бабка, например... Вот хорошо, новый председатель заступил на пост в колхозе. Он не дал ей обдумывать, сказал: «Вы свободны!» Оставался месяц до отпуска, ну, бабка и ушла в отпуск. И всё! Удачно, считай, получилось. А при другом раскладе… О, она билась бы за свою работу, за надои. С воровством бы боролась – тянули-то много, просто жуть! Месяц дома бабка рвала и метала, не знала, что ей делать, чем заняться. Я ей: «Подожди, успокойся! Люди вообще ни одного дня не работали, годами сидят дома, всё думают, что завтра начнут работать. А уж 70 годов подошли – какая работа? А ты расстраиваешься». И кое-как уломал – притихла. А то всё-то ей на ферму надо бежать. Но потом как с куста сорвалась тёмной ночью и ушиблась – пойду на работу! Хоть ты тресни! Удержать не смог, потом свыкся: работай, пока ноженьки ходят да голова соображает.

- Не всякую привычку можно выжечь калёным железом, Кузьмич.
Он выключает телевизор, присаживается за столом напротив меня, наливает чай, улыбается:
- Жучков жил в соседнем селе, а у него брат тоже где-то там жил. Не знаешь ты его? Он в «Сельхозтехнике» работал.
- Если бы взглянуть на него, может, сказал бы.
- Последнее время он складом заведовал. Ну и вот… Он до этого молоканом работал много лет; шустрый такой. Сам здоровый, пузо большое. А ржёт как жеребец! Дай ему вернуться на «молоканку» и всё тут!

- Ты о Жучкове или о его брате, Кузьмич?
- Причём тут брат? - хохочет Кузьмич. - Привычка у тебя такая – наводящие вопросы задавать? А у меня привычка растолковывать до полного понятия. Не о брате, не о брате. Тут как раз в колхоз новая машина пришла, «молоканка». И отдали её какому-то мужику. И тогда Жучков того мужика подпоил и завгару показал. Мужика из шоферов перевели на ферму, а Жучкову машину эту доверили. И вот он много лет работал на «молоканке» той. И потом его – хоп, сняли. Что такое? Почему? Не знаю! Один раз возвращаюсь из райцентра, а Жучков на повороте около школы катит на велосипеде. Я остановился: «Здорово!» - «Здорово!»
Приставили велик на боковину к молоковозу, едем поти-хоньку, беседуем.

«Ну, чё? Как теперь твоя жизнь развивается? За что сняли с машины?» - спрашиваю.
«Да, - хмурится. - Бабочка моя сняла. Доярка мне одна приглянулась, ну и всё тут. Моя бабочка подняла сыр-бор. До парткома дело докатилось. Хоп – и сняли с машины». - «Ну, и как сейчас?» - «Вот, всё нормально. Как вечер подходит, я по хате и запохаживал. Ехать надо! Привычка, знаешь ли – это смерти подобно! А тут бабочка моя за душу тянет, на нервы капает: «Чё, сердце потянуло?» И начинается – житья нету».

А потом Жучков на складе устроился. Как-то захожу – он стоит, орёт. Отделов много, бабочки запчасти выдают, а он у них главный.

Я и спрашиваю: «Что, отпустило тебя сердце? Никуда уж более не тянет? Тут привык командовать?»

Он заржал: «И тут привык. Ко всему привыкаешь!» Действительно – вставать рано, идти до гаража. Это ж привычку надо большую иметь. Ты меня попросил сюжетов тебе накидать, а я авторучку-то в руки после школы брал только чтобы в путёвке расписаться и в ведомости на зарплату. Мне легче 300 километров за рулём в день проехать и после ещё во дворе до потёмок жужжать, чем два предложения сочинить. Так что ты не обессудь, ежели что не так начертал.

- Кузьмич, ты сказал, что Жучков заржал, а мне вспомнилась рассказ земляка Алексея о поездке в Польшу. Купил он рубашку, а она оказалась великовата. Ребята засмеялись, мол, он в ней точно поп в рясе, а тот в ответ: «Чего жрете, как лошади?» Гид-поляк услышал, поинтересовался, что такое ржать как лошади. Алексей не растерялся и говорит под хохот ребят: «Это когда лошади улыбаются».
Мы с Кузьмичём дружно смеёмся.

Слово за слово, дошли мы с Кузьмичом до обсуждения дисциплины в сельхозкооперативе, выросшего на собственности бывшего колхоза.
Колхозные порядки до сих пор сидят у Кузьмича в печёнках.

- Тот, кто кулачного нутра, - поднялся он из-за стола, - ему не надо, чтобы в колхозе дисциплина была. Подавай развалюху, чтоб таскалось, воровалось. Ему и на руку это. Если дисциплину восстановить, знаешь, какая цепочка пойдёт. А кому это выгодно? То ведь, как осень, половины стада коров нету. - Он снова сел. - При нашей работе… Бабка моя была зоотехником. И, стало быть, потерялась отара. Ушла и будто сквозь землю провалилась. В тартарары сгинула. И чё бабка делала?
- Чё же она делала?

- Представляешь, она всех причастных к животноводству мужиков собрала: «Искать!» Всех конюхов созвала: «Поезжайте в горы, ищите там». Человек 10-15. Мы с бабкой круг дали, глядим, поисковики уже возвращаются. (Окончание следует).