Ремонт

Это была последняя машина, которую пригнал из-за границы. И уже не из Германии, из Польши. На Германию не было визы у товарища. Брать самому не хватало денег. Только закончил ремонт двушки - паркет, обои, выключатели, плитка. В общем, таяли "зеленые" стремительно, а машина, хоть и на двоих, давала перспективы на будущее. Пусть и не далекое. Во всяком случае, пережить пару месяцев можно.
Сидя на кухне, распивая водку, когда жены в дальней комнате занимались семейными фотографиями, а потом последними нарядами, купленными  на рынке у какой-то знакомой, я так и сказал Олегу, без предисловий:
- Давай пригоним машину.
Он был уже прилично выпивший, шла вторая "столичная", женщины не спеша баловались вином и потому ответил без заминки:
- Давай.
Глаза его загорелись, расширились как-то по особенному.
Я знал, что он завидовал, может потому из-за этой зависти и "дружили", больше семьями. Одно из обстоятельств, почему сейчас нет тонких настроек общения. Дружба странная вещь, в основном, из меркантильных соображений, а посредник понимания - водка. В детстве, конечно по-другому. Видно, самообман оттуда.
Вот эта связь, меркантильности и водки меня вдруг стала угнетать. Но тогда был молод, вернее, недостаточно взрослый, и мы делали вид, что нужны друг другу. Я ему - для возможных перспектив, он - для компании, когда пить с женой хуже некуда, да и небезопасно. Вопросы там всякие, мысли нехорошие, дурные воспоминания, особенно про баб. Любят они про случайных баб под рюмочку.
А завидовал сосед по причине того, что, "этот, со второго этажа", то есть - я (про "этого" узнал от сочувствующих), уже три года, как гонял машины. Время тяжелое, инфляция, с работой плохо, увольнения, цены опережают зарплаты, а во дворе каждый месяц новая, и следующая, а потом еще. И номера нехорошие, немецкие. И все понимают, что на базар и складывают факт к факту, бумажку к бумажке. И цену знают, прикидывают.
- Пригнал? - спрашивает сосед и гладит по крыше свежачок.
- Пригнал, - отвечаю устало, с внешним безразличием, будто вагон угля разгрузил.
- Продавать.
- Ага.
Огонь в его глазах, нездоровый, чувствую. Если бы ничего не было после, то с удовольствием треснул меня болванкой по башке или припасенным разводным ключом, чтобы раз и навсегда, чтобы от души и точка. А в конце слово гадкое какое-нибудь извлечь, типа - мразь, и плюнуть. Не важно, что ради этих гонок бросил престижную работу и занялся непривычным, даже не знаю слово-то, какое, подобрать, бизнесом что ли, на свой страх и риск. Не сам конечно, не просто так, на пустом месте. Стечением обстоятельств, случайных знакомств, цепочка очень непростая, где дело поставлено на поток. Просто так ничего не бывает. В общем, мальчиков со стороны там нет. Не благотворительный фонд.
Или успокоился, если бы сказал:
- Последняя.
- Последняя? - переспросил бы он с надеждой...

А пока пьем водку, и жены наши тра-ля-ля, тра-ля-ля. И она, его жена, чувствую, завидует. Только в другом отсеке, женском. Там то и тряпки так себе, что показывает моя. И возгласы восхищения:
- Ничего себе! Круто! А этот цвет тебе очень.
И во всем некая фальш. Так и звучит между строк: "Пусть бы твой взял моего балбеса в дело. А то гайки крутит за три копейки".
И вслух:
- А что мой? Вообще на своей сварке не зарабатывает. Где мне такое купить. Старье донашиваю. Видишь, в чем?
- Так он же у частника? - говорит моя.
- И что? Платить-то тот не хочет, а работы с утра до вечера.
- Пусть уходит, - говорит жена.
- Куда?
И чувствую ее паузу, ее взгляд, Тоже бы сейчас рожковый не помешал. Разводной слишком мужской, замах сложный. А моя продолжает, будто не замечает, тоже хитрая.
- Смотри, а этот костюмчик из Германии привез сыну. На следующий год сгодится. С размером прогадал. Чукча.
Бабы, они такие.
- Завели пластинку, - говорит Олег.

В общем, загорелся у него глаз. Чувствую, давно ждал этого елея, моих слов. Ну а я на деньги сразу пробил. Как оно, интересуюсь, собираешься брать новую?
Знаю, что хочет поменять "жигуль" - копейку, под которой загорает, чуть ли не каждые выходные. Может, ломалось что, ведь машине лет двадцать, а может, получал металлический оргазм. Есть такие образцы мужей, жить не могут без - построгать, попилить, то есть, уклониться от супружеского долга.
Жена с утра:
 - Надо ковер выбить, пропылесосить или полку прибить.
А он демонстративно собирает инструмент, сопит по-деловому:
- Я в машину.
- Чего?
Ковры и пол, конечно, лучше, для женщины, более правильно, когда про семейные ценности, но мужчина кремень, он о главном:
- Что-то стучит, может выхлопная оторвалась.
- А пол, а по дому? - с каким-то ядом говорит она, - Дома ничего не оторвалось?
- Ок. Не иду делать машину, только про завтрашнюю поездку к теще забудь.
Понятно, мама святое. И бьет, падла, по самому - самому. Перед мамой отступаю все ковры, полы, люстры и гора немытой посуды. А как проверить - правда, или нет? Под машину, что ли нырнуть?

- Тысячи три есть? - спрашиваю.
Мнется или марку держит, по этой пьянке не сразу поймешь.
- Ну, где-то есть. Плюс-минус.
- Ты мне точно, без "плюс-минус", - говорю, - На что  можем рассчитывать.
Чешет голову, наполняю рюмочки. Сейчас самое время язык разболтать.
- Давай.
Выдыхает, забрасывает в рот жидкость, потом кусок ветчины. Морщится, нюхает джинсовую куртку, кашляет.
- Пошла не туда, сука, - говорит.
Жду, не тороплю. Расслаблен. Это его шанс и мне вроде все равно, хоть и не очень. Заработать тоже не лишнее.
- Если перехвачу у брательника сотни четыре, то три тысячи будет.
Говорит через силу, глотая воздух. Что-то там внутри на самом деле случилось, но видно - гордится.
- Точно три будет?
- Зуб даю.
- Ну и лады.

Живут прямо над нами, и чувствую, как все ночь матрас скрипит. Противно так, неторопливо, как старая лесопилка.
- Что это с ними? - спрашивает жена.
- Праздник, какой, - говорю, и поворачиваюсь на бок.

Всю неделю разговор только об этом, а потом, тот день. Провожают, будто не за границу, а по повесткам на тридцатидневные сборы. Стол, правда, без выпивки, но приличный, напутствия всякие. Особенно старается благоверная соседа. Деньги немалые и единственные, переживают. Но, то, что наконец, приобщил к делу, захватывает больше и его и ее. Моя никогда не церемонится, когда один. Привыкла, рядовые будни, так сказать. Пригнал, продал, деньги в шкаф. Лишь спросит - когда назад? Чтобы планировать что-то, и, конечно, по телефону:
- Ой! Мой к пятнице возвращается, может, привезет что-то вкусненькое.
Это Элке, своей лучшей подруге. Есть и худшие и просто подруги, но эта лучшая, пока.
А так, кивнет головой, как само собой разумеющееся, как "кибальчишу" напутствие - щи в котле, каравай на столе, вода в ключах, а голова на плечах. И музыка. Не помню. Грустная. И поле в золотых колосьях.

- Что там, трусы надо, зубную пасту, носки сменные? - интересуется олегова.
- Ты еще шубу положи и валенки.
Деловой, даже дерзкий стал, показывает зубы, хоть еще и не тронулись. Это от нервов. Но билеты в кармане, дата известна, ночью в путь. То есть все решено, про, отступать никто не говорит, поздно. Машина будет, уверены. Женщины на сто процентов. Но все равно:
- Будет? - спрашивает Олег в сотый раз.
На слабый пол играет.
- Будет, - говорю.
Конкретность главное. Здесь и адреналин, но больше про будущее, про деньги, которые чаша изобилия и полный дом.
- А вас там грабили? - интересуется беспокойная соседка, - Вещи, деньги или машину у кого-нибудь? Чик?
- Типун тебе на язык, - говорит моя.
- Иди к черту, - вторит Олег
Стараюсь успокоить, ведь женщина, да и деньги трудные. Копеечка к копеечке. Мои тоже непростые. Надо понимать. Эмоции.
- Мы по объездной едем, не через Варшаву. А грабят, в основном, на выезде из столицы, там развилка такая нехорошая, с уступи дорогу.
- С чем? - интересуется моя.
- Знак такой, - говорит важно Олег.
Слово то, какое - грабят, аж самому прохладно, словно ветер кладбищенский дунул, и, вообще, не хочу развивать тему, проскочим, не в первый раз.
- С богом, - говорят жены, чуть ли не одновременно.
Моя зачем-то, сплевывает через плечо, его крестит уходящие спины.
И уже возле лифта:
- Права взяли?

- Что тебе сложила? - спрашиваю Олега, когда тот суетится с пакетом.
Пристраивает на столик у окна, то на сиденье возле стены.
- Да наложила всего, как в последний раз. Не пропадет, а деньги тратить не охота по пустякам.
- Это правильно, - говорю.
Поезд уже больше часа движется. За окном темно, мелькают ночные пейзажи. Дорожное полотно то выше, то ниже, болтает на поворотах. Когда мост или встречный, картины пролетают, словно "хичкок" и думаешь - хорошо, что окно плотно закрыто.
- А почему в Честохова, - интересуется партнер.
- Не в Честохова, а Ченстохова, Ченст..., поправляю, - Рынок там, в будни неплохой. И дальше от Варшавы. Ближе все выбирают неопытные, те, которые не знают.
Соглашается. Да и разговор так, ни о чем, просто, чтобы говорить. Маршрут давно известен. Озвучен заранее, еще под водку и каких-то аргументов против не найдено.  Да и сложно это, аргументы, от человека, который первый раз пересекает границу. Чувствую, волнуется, переживает. Смотрит в окно, а пальцы мелодию отбивают.
- Сейчас бы рюмочку, - говорю и хитро подмигиваю.
- Ты что? - возмущается, - А как за руль? Сегодня же обратно.
- Да пошутил, не переживай.

Люблю ехать молча. Но тоже волнуюсь. Всегда так. Неизвестность - и что тебя могут ограбить или что-то случиться поломка там или авария, всякое бывает. Женам об этом знать не нужно. Им результат. Они все еще там на кухне, с бутылочкой сухого провожают, делятся. Еще раз плюют или стучат по дереву, а может, примеряются уже к новым покупкам. Рассказывают, как оно будет. Продолжение того прежнего диалога в отсеке.
Ок. Это их жизнь. Разве мы против? Наше - купить. Сделать правильно, без проколов, ошибок, чтобы не фуфло, какое. Чтобы добежала до дому без приключений. Все остальное потом. Всякому переживанию свое время. А то начнешь думать, как удачнее продать то, что еще не купил. Мрак.
Закрываю глаза и делаю вид, что сплю. Через некоторое время:
- Спишь?
Ох, переживает, крепко переживает и на меня грусть нагоняет. Нет, чтобы анекдоты какие, истории веселые. Но попутчик задумчивый. В любом случае он свой, понятный, и вдвоем легче, даже когда тьфу, тьфу, поломка или ограбят. А сам-то, когда в первый раз? Не помню. Видно, то же самое. Руки тряслись. А ведь продал первую, еще до поездки, еще не видя, продал, или начал продавать. Ночью, во сне. Перед отъездом.
- Сплю, - говорю, - А ты?
- А я не могу. Думаю.
- О чем?
- Какую машину лучше купить.
- И какую?
- Крутую, чтобы лучше продать.
- Ну и ладно, - говорю.

Границу проходим без проблем. Лица, документы и жалкие пожитки не вызывают вопросов. Знают за чем и прятать что-либо не имеет смысла.
- Сколько денег, - спрашивает таможенник.
- В декларации указано, - говорю.
Олег исполняет все, что сказал до этого. Правильно исполняет.
- На границе сиди и смотри в окно, не суетись. Они не любят суеты. Глаз наметан, - наставляю перед остановкой.
- Первый раз боязно, - говорит, когда в форме уходят.
- Не ссы.


В Варшаве утро. Очень рано. Перрон пустой. Зябко. Ощущение, что одни, хотя пару силуэтов маячат. Прохладная роса на дорожной плитке, на поручнях невысокой лестницы, на вокзальной двери. Где-то далеко встает солнце и отражается от стекла.
- Без двадцати пять, - говорит Олег.
- Это по-нашему.
- Ну, да.

В окошке молодая блондинка.
- Проше пани до Ченстохова, два.
Здесь привыкли к смеси польского и разного. На пальцах уточняем время, и она пытается что-то пояснить. Нам побыстрее, показываю рукой, словно завожу двигатель. Блондинка приветливо кивает, мол, поняла.
Потом табло с крутящимися, как домино ячейками. Язык не сложный, тем более знаем пункт назначения и время, в которое два раза ткнула ручкой кассирша.

Электричка полупустая, поляки сонные, как наши. И голова, склоненная к груди, и взгляд, отрешенный в окно. Одинаковые мы и, просыпаемся одинаково и лица утренние суровые, смотрящие сквозь предметы.

Вновь дорожные пейзажи, перестук колес. Бесконечность и ерзание на затекшей опоре.
Большая часть пройдена. Вроде веселее. И само утро, оно всегда начало. Все по плану.
- В Ченстохове будем к восьми, за час доберемся до рынка, - говорю, тихим оптимизмом, чтобы не разбудить соседей.
Для меня ничего нового, особенно за окном. Олег смотрит, что-то пытается сказать, чувствую по нервозности, но молчит.
- Вот, кажется, город, - говорю, так, чтобы говорить, - Но разделен на две части - дома, улицы, а по центру граница. В одной, ты что-то понимаешь, где поляки, в другой ни бум-бум. Но один город и только будочки переходов. Таможенники пограничники. Поляки туда с сигаретами, водкой, ну а немцы с пустыми баками заправлять машины.
- Куда мы едем?
- Нет,  это Герлиц - Згожелец. На польской Згожелец, на немецкой Герлиц. Красивый город.  Да и все города здесь и там красивые, Европа. А еще нравятся полицейские в Германии, их пистолеты. Рукоятка оголена, только перемычка. И ощущаешь некую силу, власть. Как нарочно. У наших все закрыто. Можно вообще ничего не носить. Так, для вида.
Вроде и поспать надо. Но что-то не спиться. Уже скоро. Уже подсасывает. Нерв нарастает. Закрываю глаза и вижу, как подъезжаем к Бресту. Именно к нему, обратно. Словно наркотик какой. Рефлексии. Хочется, быстрее. Достали эти вояжи. Ох, как достали.
Если бы кто сказал, что буду когда-то машины гонять - плюнул бы в лицо. Ну, или презрительный взгляд, на худой конец.
Папа тогда гордился. Сразу, после института.
- В министерстве работает, - говорил гостям.
На дне рождении или так, по-соседски.
Если уединялся с кем-то, на перекур, добавлял, чтобы "посторонний" не слышал:
- Ну, министры там всякие, шишки, Совмин в том же здании. Понимаешь.
Понимал? Просто ощущал некую потребность хозяина выговориться.
Любил родитель знаки всякие, должности громкие. Мечтал. Слабость такую имел. А вдруг?
Но не вдруг. Впрочем, вдруг, но не так, как представлял. Кувырком.
Конструкция вдруг сломалась и в глазах растерянность, типа - куда сынок, ты что, а звучит другое:
- Ну, надо, так надо. Ты уже взрослый.
А тоска дремучая и лицо серое.
Возможно, тогда стал взрослым. Никто больше про недоеденный суп, жена о перспективах всяких втирает. И начальник - только сам. Сам будильник, сам расписание, сам выходные. Жизнь крутая, главное - разнообразная и никто не тычет, особенно, если дурак.
Спи, дружок, спи. Еще за руль, еще дорога, непростая.
Это себе.
И река. Рассвет. И никого. И я с удочкой, ловлю рыбу. И спрашиваю себя - зачем? Ведь в жизни никогда не ловил? И внутренний голос - сейчас ловишь. Почему? Не знаю. Просто... Ничего просто не бывает. И какая-то сила заставляет забрасывать наживку. Снова и снова. И тащу рыбу, а она ртом пытается что-то изобразить. И мне это не надо. Но не отпускаю, а снова наживку...
- Вставай, приехали, - сказал Олег.

На рынке не так много машин, как хотелось бы. Думал больше.
Место нашли быстро. Первый же таксист подсказал, ну и подвез заодно, за деньги.
Ходим между рядов, лица кислые.
- Это бред, - говорит Олег, останавливаясь у очередной "Тойоты", - У нас цены такие же.
Сам вижу. Никогда не ездил сюда за машинами. Вроде и поближе к немецкой границе, а результат нулевой. Маржу забирают перегонщики, подчистую.
- У нас такие же деньги, - брюзжит напарник.
В голосе разочарование и лицо невыспанное.
Паскудно как-то на душе, погода портится. Не дождь, но нагнетает. Утро в Варшаве другое, перспективное. И мысли другие крутились. Вроде обещал, грозился. Истории там всякие рассказывал, а здесь, как обманул.
- Сам в Польше первый раз по этому делу, - говорю.
Хочу успокоить. Или оправдаться?
Молчит. Вернуться пустыми неправильно. Провал. Его не поймет, точно. На дорогу потратились. Он с работы отпросился, небось, наболтал с три короба. Да и самому неприятно. Как-то неудобно, вроде подвел. И голос его не такой заискивающий, как раньше.
В общем, ходим, руки в карманы, молчаливые. Даже не останавливаемся, мельком взгляд и дальше по рядам. А эти возле машин важные и довольные. В заключительной стадии. Сейчас продать и дело с концом. Натирают бочки, полируют бамперы, убирают влагу с "лобовиков".
Это у нас все только в начале, неприятности эти. Спиной ощущаю, нижней частью.
- Такая же цена, как и у нас. Смысл тащиться сюда, если тоже самое.
Очередной камень в мой огород. Ну, слышал я уже это, слышал!
- Нет, я не про то, не думай, - оправдывается, - У нас все получится, знаю.
Теперь успокаивает. И это неплохо и сам знаю, что все получится, что паника такая, начальная, когда в непривычных обстоятельствах. Крутить начинает, потом проходит.

Народу прибавляется. Много наших, приезжих, но большого энтузиазма нет и у них. Не с чего. Да и перегонщики, те, что из Германии, сюда, на этот рынок стараются, в основном наши, поляков мало, немцев вообще нет.
- Нужно было под границу, под переход, - говорю.
- А что там?
- Там горячие пирожки, челноки, которым не до базара. Им бы побольше выгнать на Польшу, количеством, и быстрее сбыть, чтобы обратно, пока виза живая.
- А сейчас можно?

Ходим. Хорошо, что погода налаживается. Во всяком случае, солнце начинает пробивать серую пелену. Вынырнет местами и снова туча. Но это уже приятнее.
- А как тебе этот "бумер", - говорит Олег.
- Пятый?
- Да.
- С битой дверью?
- Да.
- Так битая же?
- Ну и что.
Уже настырный. Понимает, что отступать нельзя. Правильно понимает.
Как-то и подзабыл, что партнер из тех, кто про гайки, сварку, не книжки по вечерам читает, у кого руки всегда темные от солидола, с черной каймой под ногтями, даже, когда в гости. Останавливаемся у "аппарата", осматриваем повреждение. Только передняя. Сзади целая, крыло тоже. Да и сама жестянка помята не сильно. Обходим со всех сторон. Щупаем, наклоняемся. Остальное живое.
- Дверь можно поменять или эту рихтануть, - говорит Олег вполголоса.
Отходим в сторону, закуривает.
- А краска? Попадем?
- Попадем, - говорит тихо, по-деловому сплевывает.
Начинает нравиться, его запал, нахрапистость. Значит не все так прискорбно.
- Можно поднять капот? - спрашивает у продавца.
- Запросто.
Осматриваем двигатель.
- Внимательно на балки, внешне можно скрыть, а по внутренностям удар виден, - шепчет он.
Вот, не зря постоянно лежит под своей "старушкой". Опыт. Про эти балки я и сам в курсе.
Достает щуп, смотрит масло - черное, но уровень нормальный.
- Вроде подтеков нет, - говорит.
И уже хозяину:
- Завести можно?
Тот ныряет в кабину, его не видим за поднятым капотом. Щелкают, какие-то "релюхи", двигатель взрывается.
- Пороги целые, - говорит Олег, пока хозяин выбирается из салона.
Двигатель еще какое-то время работает.
- Глуши, - говорим.
И главное.
- Сколько.
Все всё понимает и начинается игра.
- Скинуть могу долларов триста.
Здесь опять включается напарник, цена, вроде, неплохая, но его рабоче-крестьянская натура требует безусловной максимальности. Он не за тем здесь оказался, чтобы отпустить лишнюю сотку.
- Ремонта долларов на семьсот, а то и больше, - говорит деловито, - Замена двери, полная покраска. Это, как минимум.
Хозяин тоже не пальцем деланный, но, чувствует покупателя. Хочет быстрее закончить, чтобы снова в путь, за новым металлоломом. Стоять на своем или оборачивать деньги, это игра рынка. Но, чтобы не переиграть.
- Сотку еще сброшу, но не больше, - говорит.
Я в стороне, пусть "новичок" решает. Это его первое дело и пусть будет, чем гордиться. Тоже про первую долго рассказывал. Несколько лет, когда под водку.
- Только давай проедем, послушаем на ходу, - говорю.
- Да, надо послушать, - говорит Олег.

Машина в целом неплохая. Ход мягкий. Набирает хорошо. А как может быть по-другому, если под капотом бодрячок в два с половиной литра. Вот только жрет много, падла.
Заметили сразу, как выехали из Ченстохова, перед первой заправкой.
- Стрелка подозрительно падает, - говорит Олег.
Я за рулем, он - на приборы, типа штурман.

На рынке время незаметно. Уже и день в разгаре, даже больше, чем день, за обед перевалило. Заправляем самым дешевым. Дорогой он здесь. В Германии еще дороже, а нам до Бреста тянуть, по оптимальной цене, чтобы лишнего ничего. Деньги экономить. Считаем расстояние, смотрим по карте, прикидываем, заливаем сорок.
- Чувствую расход больше, - говорит Олег.
Когда выходим на объездную, ту, что мимо столицы и мимо "уступи дорогу", нахожу уютную парковку.
- Перекус.
Напарник оживает, дело хорошее, шумят пакеты, приготовленные женой, свои тоже разворачиваю. Запах курицы, яиц, котлет с добавлением хлеба. Перекус неплохо, он как этап проделанной работы, завершил и подкрепился. Уже и шутки в ходу. Дело, вроде, сделано, главная часть.
- Хочешь за руль? - говорю.
Немного волнуется, первый раз за границей баранку крутить. Дорого пустая, ничего страшного, да и населенные пункты так себе, пролетишь, не заметишь, лишь до сорока сбрасывай, когда знак. Пусть тренируется. Обходит капот, важно, не показывает эмоции. А внутри бурлит. Знаю.

Дорога всегда хорошо. Уже не ожидание, движение вперед, то есть назад, в исходную точку. Ожидание и действие, разные знаки. Одно предшествует, второе кульминация. Очередь и касса, вокзал и поезд, скрип двери, когда ждешь. Жизнь делится на предысторию и историю. Приготовление и итог. После новые события, их ожидание. Когда об этом, представляю спринтера на стометровке. Вот старт, набирает скорость, мышцы напряжены, реагируют на движение. Финиш, дышит. Потом можно и фужер шампанского, даже когда последний пришел. В любом случае дело сделано.

Разделительная полоса, столбы, знаки. Населенные пункты, ограничения, допущения, предупреждения. Дорога домой особенная. Значит, все случилось, сделано. Значит, жизнь продолжается в нужной октаве, на правильных нотах. Сейчас бы на самом деле музыку хорошую. Ту, что люблю.
-Себе бы такую хотел? - спрашиваю.
- Нет. Хочу дизель, как... ну, что-то попроще. И не с таким объемом.
На мою намекает. То есть хотел, но вовремя тормознул. Особый элемент зависти. Уж очень нравится. И ремонт недорогой и топливо брать можно. Так и говорит:
- На работе знакомые дизелисты за полцены продают. А один берет тепловозную, там парафинов мало. И у него могу.
Проработал вопрос. Не один раз обсасывал.
Пора на пенсию, думаю. До основной еще далеко, но структуру жизни пора менять. Гонки, перегонки, а что потом? Не срастается потом. Смотришь вдаль и пустота. Хочешь что-то представить, но кроме новой тачки, тряпок, хорошо посидеть с друзьями ничего не получается.
А товарищ продолжает. Говорить ему хочется, накопилось. Пар выпускает.
- Была, - говорит, - Любовница. Так мы, то на заднем сиденье, то на переднем. Откинешь спинку, все равно не получается. Нет, получается, но так, чтобы в кайф, не очень.
- Это в твоей?
Хотя, обычный вопрос, но скользкий какой-то. Вроде с иронией.
- Так там и любовница - мочалка, - говорит.
Серьезный сейчас. Явно на новую пассию нацелился. Перебирает. Мир меняется. Как мало надо до этого переключателя внутренних этажей.
- Собаку не хочешь, - интересуюсь.
- Была, - говорит.
- Какая?
- Белая, мохнатая. Что-то вроде болонки.
- Ну и что?
- Выведу утром, а она пристроится по большому, изогнется. Глаза выпучены, лапами перебирает. А потом как закричит - на всю улицу. И подвывает. Это у нее волосы сзади слиплись после вечернего говна. Я даже выстригал там и брил. Люди оглядываются, словно душит кто. Стыдно.

Несколько раз меняемся. К ночи дорога вообще грустная, лишь редко встречные. Уже близко от границы, километров пятьдесят. Здесь нет городов, больше сельские пейзажи. Дорога давно пробита прежними поездками.
- Давай поведу, - говорит Олег в очередной раз.
Уже освоился. Не так вибрирует. Курит и газку поддает на пустой. Это у всех так, вначале, задница мокрая.
Помню первую. На всю жизнь печать.
- Посплю, - говорю.
Устраиваюсь. Пытаюсь откинуться удобнее в кресле.
- Только заскочи на заправку, уровень падает, что-то не то, - добавляю, - У границы разбуди.

Ничего не может идти гладко, вот ничего, особенно, когда первый раз. К общему мандражу должна быть добавлена какая-то гадость - поломаться что-то или приключиться. Непременно должно.
В последнем населенном, наконец, останавливает полиция. Ну как без нее, даже странно. И эта картина, среди наступающей ночи, когда вокруг тишина, дома мирно спят под сенью деревьев, скрытые шторами окна безмолвствуют, и здесь, на узкой дороге, за пару десятков километров до границы, синий проблесковый, подсвеченный жезл, инопланетяне какие-то.
- Правы язды, - говорит подошедший.
Берет документы, не разворачивает.
- За мной, - говорит.
Отстегивает ремень, руки вибрируют.
- Не ссы, - говорю.
- Другое слово знаешь?
Вижу, как бледнеет фиолетовое лицо.
Мое дело ждать.
Возвращается. Осунувшийся, растерянный.
- Ну, все, - говорит, - Влетели. Ехал с дальним светом по населенному. Хотят сто долларов. Капец. Кто ж знал.
Я-то знал, но заснул, ненадолго, провалился на пару минут или больше. И про свет забыл. Сам на дальнем никогда, на трассе только, пустой, редко. Нужен был ему этот свет? И это ты ехал, ты! Но что сейчас? Пустое.
- Дай барсетку, - говорит.
Потом замирает.
- Может, сходишь, перетрешь с ними?
Чувствую, как ему плохо, но те с пассажиром утрясать не будут. Точно. У нас тоже самое.
- А теперь слушай, - говорю, - Вот тебе десятка. Говори, что последние, что еле дотягиваем до границы.
- Уже говорил.
Не волнуют, его слова. Знаю, как облупленных мастеров дороги.
- Десятка и больше соплей. Денег нет. Последние. Как хотите, задерживайте, но это последние. У меня, кстати, тоже нет, если спросят. На всякий случай. Нет и все. И бухла нет.
Деньги, конечно, есть, но это для них, для охотников поживиться, легенда.

Буквально сразу возвращается. Довольный.
- Все в порядке.
- Они бы больше потеряли, если бы начали возиться с нами. Уехали с подкормленного места и бабла лишились. Известная песня.
Осторожно минуем "луноход". Те остались ждать.
- Еще набьют кассу, - говорю.

Своя дорога кажется отдыхом, даже ночью. Прямая, две полосы, скучная в триста пятьдесят километров. Это потому, что, как бы дома, но еще не совсем, еще попахать. Но уже твое - асфальт, лес вдоль полосы, темное небо в ярких точках, разделительная, мелькающая белыми разрывами. Даже петь хочется или свистеть.
- Не надо, - говорит партнер, - Денег не будет.
Ух, ты! Суеверный! Смеюсь. Сейчас можно.
После границы сменил. Покрутились, по городу, заправили "обжору". В ларьке водички, сигарет, леденцы в дорогу. Родина, она и есть родина. Дышится по-другому, легко. Словно, воздух другой. И гаишники свои, родные, даже, когда останавливают просто так, по транзитным номерам. Можно ноги размять.
После города Олег не выпускает руль, вцепился. Дай, и все, говорит. Бережет меня. Возможно, тот случай с полицией растопил сердце. Раскрыл некие иные символы жизни, резервы. А мог бы отдать, думаю, деньги.
- Ты спи, - говорит, - Если устану, разбужу.
Ласково, как мама.
Чувствую, настроен по-боевому, до самого до дома. Ну и ладно. Мне то что. Молодец. В принципе, то, что надо чувак. Дотянет.
Засыпаю, под радио, там какие-то песни, наши понятные и голос ведущего свой. А мне уже что-то снится. Он хороший водитель, можно расслабиться. Проваливаюсь.
- Если хочется спать, знаешь что делать? - вырываюсь из неги.
- Да. Вот музыку включил громче.
- Чепуха. Будешь засыпать, открывай окно. Я стучу рукой сзади по шее, а когда вообще, финиш, открываю полностью окно и смачиваю слюной веки. Палец в рот и по глазам. Потом ветер обдувает. Лучше лицо промыть, но лимонадом не в кайф.
Провалился.

Дома ждут. Чувствуем. Свой двор, он такой любимый оказывается, даже ночью, даже когда машину не куда воткнуть. И это лишь сутки прошли. Дикая ностальгия. А если через месяц, год? Проснулся на подъезде к городу, когда фонари, когда пост гаишный, когда "агрегат" провалился на семьдесят, после ста двадцати. 
- Время?
- Около трех.
- Нормально, - говорю.
- У тебя или у меня? - спрашивает Олег.
- У меня. Этаж ниже.
Шутить начинаем. Значит сложилось. Закрываем двери, проверяем багажник, капот. До этого чистим салон от незначительных предметов. У одного боковое разбили ради красивой зажигалки. Ничего не взяли, кроме нее. Эстеты.
- Вымотался, - говорит Олег.
Разминает шею и ноги.
- Почему не сказал?
Улыбается.
Тихонько активируем домофон, пробираемся длинным коридором, потом в квартиру, так, чтобы не разбудить. Тихонько ключ, осторожно дверь.
Подхватывается. Все слышит, не спит. Загорается свет, запахивает халат, глаза жмурит, волосы торчат.
- Ну как?
- Что-то пригнали. Не то, что хотели.
Олег снимает ботинки и идет на кухню, чтобы через окно показать.
- Не спала, - говорит, - Сны недобрые. Надо Нине позвонить.
Смотрит в окно, потом к телефону.
- Привет, спускайся, только не звони, двери открыты.
И нам:
- Есть будете?
- И пить, - говорит Олег.
Сейчас можно пошутить и вообще.

- Бедненькие, вымотанные.
Это Нина. И сразу:
- Ну как?
- Все нормально, - говорит Олег, - Только дверь чуть рихтануть.
- Как?! Битую взяли? - расстраивается моя.
- Там выбора особого не было. А дверь? У меня на работе быстро в порядок приведем.
За окном, пронзительная тишина, от первой рюмочки - волны по голове и звуки странные там же. Усталость, но та под окном, близко. Под самым фонарем. Руку протянуть. Блестит. Наша.

Будет сегодня диван скрипеть? Нет, не угадал, да и дело ли мне?

Выходные. Вместо заслуженного отдыха, на базу. Быстрее убрать проблему. Женщины верят, что мы боги. Зачем разубеждать в обратном. Там и обычная слесарка, и ремонт машин, и много чего еще, и все его кореша. А конец, он близок, но как бы проблемка есть. Последний рывок.
Загнали за подъемник, чтобы не торчала занозой и началось. Профи ходят, поглаживают, улыбаются и Олег сияет. Не пустомеля.
Ребята толковые, советы дают. Так то и так. Олег отмахивается. Мол, сами с усами.
Происходящее - главное видеть. Это, как обмен опытом - я туда, он - здесь. Считаю, что зубной врач и автослесарь должны быть свои, в доску - родственник, знакомый или проплаченная ответственность. А здесь убедился на все сто.
Оказывается, машины ремонтируют не ключиками - тринадцать, семнадцать, антикорами, смазками разными, пресс пневматический, когда надо. Как и талант, все проще. Опыт на будущее. Берется деревянный чурбан, подставляется к "больному" месту и молотом по нему - хрясь, хлобысь... Шпатлевка, замазка, разболтавшиеся саморезы в разные стороны. Рихтовка называется. Это бравые парни с чужими машинами. Аж страшно, будто по тебе или твою. Что одно и то же.
У нас не так. Выгибаем постепенно, и резиновыми молоточками по чуть-чуть. Тук-тук. А потом гладим нулевыми наждаками с водой и любуемся работой. Чуть ли не в медицинских перчатках.
- Чего ж так сильно, - говорит Олег, останавливаясь возле товарищей на перекур.
- Жалко? - плотный улыбается из-под машины.
- Свою бы так бил?
- Свою, нет.
Чувствую, у того сердце болит. В глазах "старушка" и несбыточная мечта в виде дизельного универсала, в котором, и к теще, и на дачу, и бабу, что лучше мочалки, во всяком случае, в ближайшее время.

Его уже завелась. Не машина, конечно. Та всегда в порядке.
Планы начала строить. Мебель поменять, шторы. Про люстру напомнила, хрустальную на много свечей. И это только копейка лишняя обозначилась. И разве лишняя? И на заначку стала поглядывать, общую. Недобро так. И фразы нехорошие:
- А что, наша побегает? Вроде на ходу. Перебираешь постоянно.
- Именно, перебираю, - сплевывает Олег.
Они умеют создать настроение. Нужный баланс. Особенно, когда про интерьер.

- Молдинга не хватает, - говорит Олег мастеровым.
- Какого?
- На дверь.
Собирается "комиссия", оценивает.
- С "опеля" может подойти. Родного нет.
- А где этот, с "опеля".
- Вон, куча хлама. Поковыряйся. Там есть. Должен быть если никто не сп.. взял.

Закрепили, залили краской. Шик. С какой стороны не подойти, точное попадание.
- Неплохо, - говорю.
Сам первый раз занимался.
- Железо ровное, без ямки. Круто вытянули.
Курит.
- Только молдинг.
- Что молдинг? Отличается? А кто будет там присматриваться.

Он прав. Наш рынок бодрее. Люди голодные, безбашенные. Денег нет, но на машину находят. Маньяки. По ниспадающей. Продал свою, доложил, обновил. Кто купил, тоже что-то продал из надоевшего. Потом следующий. Но больше на соседей расчет, с востока. Для тех заграница экзотика. До поры до времени. Но начинается с шашлыков и чая. Иногда рюмочки.

Купец из России веселый малый. На наши откровения, улыбается и повторяет:
- Нормально, нормально.
Хотим по честному. Про дверь, конечно, молчим. Зачем портить настроение ему и себе, когда все нормально. Да и выглядит вполне правдоподобно.
Еще он фотографирует все, на полароид. Круто.

Тысячи полторы навара. Неплохие деньги за неделю. Могли цену подержать. А зачем? Бензина много жрет. Да и последний выдох - все. Как у того бегуна после финиша.

История неплохая, да и закончилась. Точка. Женам не обязательно знать все нюансы. Они пьют за нас, своих мужей, добытчиков. Мы за них. Только, в отличие от них, знаем, что в Польшу больше не поедем, и с Германией к тому времени завязал. Другие перспективы нарисовались. Без этой нервотрепки. Хотя жизнь и планы обманчивы и нестыковки есть во всем, даже, когда денег мешками, может тогда еще круче.
- Ну что, еще поедем? - интересуюсь, так в шутку.
- Ты чего, ку-ку отлетела? - реагирует Олег.
Он уже не тот обиженный мальчик, как вначале. Попробовал. Опыт. Теперь можно долго рассказывать, что был там, гнал, как полиция задержала и как восстанавливали. А это тоже дорогого стоит. Если те сутки разделить на фрагменты и правильно распределить во времени, то можно лет пять или больше развлекать, пока в компании не начнут сетовать:
- Да, ездил ты в Польшу, взял битую, полиция и прочее. Знаем.

А вообще, он закрыл некую брешь в своем понимании и меня больше не пользует перед соседями. Успокоился. Или хлебнул чужого "счастья". И диван его не завывает пружинами. Может и галстук купил и костюм и средство, чтобы грязь удалять из заусениц.

От той истории остались воспоминания и снимок приезжего весельчака. Небольшой, полароидный. Иногда попадается на глаза. Вот я, с еще длинной прической, вот Олег с густыми, чуть вьющимися волосами, высокими, как у рок-музыкантов, с пробором посередине и усы похожие на главного из "Мотерхэд".
Лица спокойные, и какие-то неестественные. Это всегда так, когда хочешь выглядеть расслабленно и в объективе, типа, случайно. И наша бэмка на заднем плане. Выглаженная, вылизанная. А то, что молдинг не тот и что жрет, как не в себя, так это мелочи. В жизни и серьезнее бывают неприятности.

- Машину будешь покупать? - спросил при встрече его.
- Думаю, но пока мебель и ремонт в квартире затеяли?
- Как и у нас? - говорю с иронией.
Лишь кивнул головой.
- Кровать уже купили. Большую, двуспальную.
- Круто.
- Женщины, они такие. Это все вы со своим паркетом.
Видно нам всегда быть виноватыми. Крест.
Хотел добавить, что еще на нас каинова печать от машин. Но решил - лишнее. А потом подумал, что в этом доме опасно что-либо продолжать - обновление, род, да и вообще, существование, и стоит задуматься о новой жизни, а начать с продажи отремонтированной квартиры. Должен же быть какой-то праздник и картинка перед глазами иная.
- А куда с ридикюлем намылился? - интересуюсь.
- Посмотреть что с машиной, что-то стучит снизу. Может труба. Завтра к теще ехать. День рождения.
А в голове та собака, что изогнутая и воет. Интересно, как она выглядела с бритой задницей? И что с беднягой, в итоге, случилось. Переживаю за братьев меньших.