Последний футурин

Стук колёс убаюкивает. Поезд покачивается, выводя равномерную, монотонную мелодию. Эту мелодию я много раз слышала в детстве. Она напоминает мне о многочисленных поездках, о длинных недельных путешествиях с Дальнего Востока на Черное море, из Иркутска в Москву, о поездках к прабабушке, которая жила не в городе, не в деревне, а в глухом таёжном местечке под названием «Станция Куэнга».

Поезд неизменно напоминает мне о маме. И не только потому, что больше ни с кем не ездила, а потому что этот ритм, это покачивание, словно глубокие внутриутробные воспоминания или те самые похлопывания по спине: ты бежала, упала, сбила в кровь колени и вот мама, видя, как ты терпишь, как стараешься не заплакать, обнимает тебя, гладит по спине, легонько похлопывает, нашёптывая утешения. Это инстинктивное движение имитирует ритм сердца, наполняет тебя покоем, уводит подальше от боли и страха. Я лежала головой на мамином плече, вдыхала запах польских духов «Быть может...», и мое сердце слушалось её руки и дыхания. На свете нет ничего другого более проникающего и изначального.

Тем удивительнее то, что в детстве я не могла спать в поездах. Ночь напролёт смотрела в окно, слушала, как пустые вокзалы встречают заспанных гостей, смотрела на яркие прожекторы. Голос диспетчера в динамике по холодности и отстраненности мог сравниться лишь со сказочными ледяными уговорами Снежной Королевы – «забыть, ты должен всё забыть, Кай».

Однажды я тайком ушла из купе и бродила по вагону. Мне казалось, что в нашем окне и в окнах коридора картинки разные и я пропускаю что-то очень интересное. А в другой раз мы с братом отстали от поезда. Состав остановился, чтобы пропустить «скорый». Алёша увидел «блестящую вещь». Мы сразу поняли, что это или золото, или бриллианты и бросились подбирать клад, который на поверку оказался битым стеклом. Наше разочарование совпало с тем моментом, когда состав тронулся. Мама отошла буквально на секунду, а вернувшись, тут же поняла, где мы. В нарядном шелковом халате, в тапочках с воздушными пуховыми помпонами, с великолепной прической, больше напоминающая графиню, чем жену советского офицера, она спрыгнула на пыльный крупный гравий и успела нас закинуть обратно. И вот когда мы оказались внутри, а мама снаружи, мы поняли, что у неё уже не хватает сил, чтобы зацепиться за поручни набирающего скорость поезда. Меня охватил такой ужас, что я даже не помню наказания, которое должно было быть суровым и справедливым.
- Вода, пиво, чипсы, шоколад, футурины! Не желаете?!

Господи, как напугала! Сколько же надо иметь воли, чтобы источать такую энергию, лязгать ручками и рвать эти раскатистые двери, как скатерти с пьяного стола.
- Нет, спасибо!

О чём я... Пожалуй, стук колёс может быть и тревожным. Как внутри поезда, так и вне него. Ведь это надо было так заупрямиться, чтобы не захотеть идти с мамой через пути, а взобраться на виадук – крутой и опасный. И, чтобы там тебя схватили мальчишки, прижали к перилам и грозили сбросить вниз – прямо на рельсы. Или, когда видишь в окно танки, которые медленно и неотвратимо, корёжа асфальт, едут в центр Москвы. За одну ночь, с разговорами и поеданием ритуальной курочки, в стране может произойти переворот и тогда звуки поездов изменятся. Насколько сильно – зависит от мамы. Она надерет уши хулиганам, посмеется над тем, что «удачно» приехали в столицу во время переворота – и всё развеется. А, может, всё станет тонким и хрупким – если мама будет плакать, провожая тебя на перроне.

Стук колёс, как удары сердца и как время. Чтобы доехать надо не потратить километры, а накопить их, чтобы прожить жизнь, надо насобирать время. Кому-то удастся больше, кому-то меньше, но каждого поразит то, что оно есть и что оно плотное, тяжёлое. Оно никуда не убегает, не просачивается. Время - не песок. Иначе бы наша память была пуста. Человек не таков. Он ежедневно наполнятся, пропитывается, насыщается временем. Когда приходит смерть – это не означает, что время вышло, это означает, что ты не можешь больше вместить ни секунды.

- Ну, чего ты, чего? Не скули. Давай поглажу тебя, давай почешу за ушком. Скучно тебе, хочется побегать? Не нравятся поезда? Ложись и слушай, как мы раньше путешествовали с собакой! У меня была лучшая собака на свете! Да-да, не обижайся. Ты тоже будешь лучшей собакой, но уже не для меня. Мы с Лордом объездили полстраны. Он плавал на теплоходах и катерах, летал на военных и гражданских самолетах, а однажды моя мама заплатила пять рублей проводнику, чтобы тот пустил собаку в спальный вагон. Так этот проводник, представляешь, потом носил ему еду в пиале! Весь вагон был восхищен благородством и воспитанностью нашего пса. Всё спрашивали, долго ли мы его дрессировали. А мы ничего особенного и не делали. Просто нам повезло... Ты ведь знаешь, что настоящие собаки произошли от волков? Знаешь? Про волков знаешь? Вот слушай историю...

Мне было года три, не больше. Была зима. Бабушка привезла меня в Куэнгу. Про Куэнгу ты не знаешь тем более, не вертись. Вообрази, что в дремучей тайге, рядом с железной дорогой стоит небольшая деревенька. Ничего в ней нет – ни общего хозяйства, ни колхоза, ни совхоза – только грохочущие поезда и один единственный магазин, в котором продают соль, сахар и спички. Жили на станции в основном ссыльные, как моя прабабка. Зачем люди прогоняют друг друга в леса даже не спрашивай. Если мы поедем до Владивостока, я всё равно не успею тебе всего рассказать.

Помню деревянный дом, каменную печь, деда, который круглый год ходил в валенках. Дед спал на печи, а мы втроем в единственной комнате, где висели иконы и стоял маленький телевизор, почти полностью накрытый белой ажурной салфеткой. Телевизор никогда не включали. В этой небольшой прохладной комнате - с низким потолком, с двумя высокими перинами и белоснежными углами огромных подушек - всегда было очень тихо. В неё входили только для сна. Весь день хозяева проводили в заботах о скотине, огороде, а в свободное время старики сидели на лавочке у дома. Ела семья за деревянным столом, который никогда не мыли, а скребли специальной лопаточкой-скребком. Крошки от хлеба прабабушка тщательно смахивала щеточкой в красивый совок, а потом относила курицам. Как бы не серебряный-то совочек был... Может, удалось ей, что-то сберечь из прошлой жизни гимназистки, как думаешь? Похоже она накопила очень-очень много времени: балы, революции, потери, скитания, войны, два брака, трое детей. Она знала день и час своей смерти.

Зимой развлечений в Куэнге было мало. Сугробы под крыши домов, солнце слепящее, разлитое в голубом чистом небе и отраженное в каждой снежинке, в каждой сосульке. Не спи, сейчас будет интересно! Куда Сережа-то убежал? Ну, не крутись, не крутись, придет скоро.

И вот пошли мы с бабушкой гулять. Шли-шли, пока тропинка вела. Бабушка рассказывала про разных птиц, показывала их следы на снегу. И вдруг схватила меня в охапку и бросила в снег. От неожиданности я и пискнуть не успела, а бабушка уже показывает: тс-с-с, игра такая, прячемся. Хочется спросить от кого, но надо играть по правилам. Лежали долго, но я терпела, ожидая невероятной развязки, пока бабушка выглядывала из-за сугроба и всматривалась куда-то вдаль. Наконец, она кивнула головой, разрешая мне тоже приподняться и посмотреть.
- Собачки? – разочарованно сказала я. – Мы играли в прятки с собачками?
Я еще раз внимательно посмотрела: темные точки на фоне белого снега становились всё меньше и меньше. Бабушка казалась озадаченной. Но это продолжалось недолго.
- А побежали-ка мы с тобой домой чай с вареньем пить?
- С черничным?
- С черничным!
- И с малиновым?
- И с малиновым!
- Побежали!
Мы подскочили и, не отряхиваясь, толкаясь, попеременно увязая в снегу, пустились наперегонки.

А вечером, когда в нашей тихой комнате прабабушка перекрестилась на иконы и выключила лампу, я услышала сквозь сон:
- Мам, ты чего не сказала, что волки возле поселка ходят?
- Так они безобидные. Голодные просто, ждут, может, перепадет чего.
- Сегодня им чуть бабушка с внучкой не перепали! – хихикнула бабуля и сильнее прижала меня к боку.
В ответ раздался почти беззвучный смех.
- Не бойся, Кать, Бог не выдаст, свинья не съест.
«Свинья съест - подумала я, проваливаясь все глубже в сон, эта кого хочешь съест. Копалку мою сожрала! Чуть руку не отхватила». И тут во сне появилась мама. «А зачем ты к свинье лезла? Вот не тыкала бы в неё ложкой, к которой тебе бабуля палку привязала, и не стала бы свинья злиться», - сказала она. «Ничего не утаишь от мамы... - подумала я. – Ох, и попадет нам с бабушкой, если мама узнает, что мы без спроса уехали».

А утром раздался настойчивый стук в дверь. На пороге стояла мама. И вид у неё был такой, будто она всё-всё знает: и про свинью, и про волков, и про целую банку варенья, от которой у меня началась золотуха...

- Ба!
- Сережа! Ох, прямо сердце остановилось...
Внук с шумом плюхается напротив. В одной руке у него пакет, а во второй сенсор виртуальной реальности. Всю свою поклажу он ставит на стол.
- Извини, бабуль, я не хотел испугать. Так, а что опять с Рафаэлем?
- А что с ним? – виновато переспрашиваю я.
Только сейчас заметила, что собачка не двигается. Маленькие глазки не мигают, шерсть за ухом свалялась.
- Ба, я же тебе говорил, - вздохнул внук, забирая собаку. – Нельзя его долго держать на руках, он перегревается и виснет.
- Ну, прости... Гулять не нужно, кормить не нужно, гладить не нужно... Зачем он мне тогда?
- Для радости! Он же как черепашка-ниндзя! – уверенно отвечает Серёжа.

Не могу на него злиться. Так похож на сына и на мужа, что каждый раз, вглядываясь в его глаза, проваливаюсь и уже не могу понять с кем разговариваю.
- Это тебе папа рассказал? – улыбаюсь я. – Черепашки-ниндзя, чтоб ты знал, были названы в честь великих художников.
Сережа переворачивает собаку, аккуратно открывает блок управления и жмет кнопку перезагрузки.
- Я же нам футурины купил! Ты пробовала? Вкуснотища, бабуль! И чистить не надо.
- Нет, спасибо, не хочу...

Отвернулась, чтобы не смотреть, как дергается Рафаэль перед тем, как включиться. За окном сплошной стеной стоит заснеженный лес. Мелькают огромные еловые лапы, пестрят острые макушки, ветки клонятся под тяжестью белых шапок.
- Сам выбирал, всё как ты хотела, - тихонько замечает Сережа, чувствуя моё настроение. – Похоже?
- Да, очень, спасибо, - искренне отвечаю я, но выходит грустно.
Мы молчим под мерное постукивание колёс. Сенсор виртуальной реальности мигнул и нежно пискнул. Картинка за окном исчезла, стук колес прекратился.
- Время вышло, - будто извиняясь, пояснил Сережа и в растерянности уставился на пакет.
- Да, время вышло... – подтвердила я.
Отвернувшись от окна, взяла планшет и уж было вошла в игру «Сибирь 5», надеясь отвлечься и прогнать воспоминания, как вдруг поняла, что нельзя так закончить наше путешествие.

- А, знаешь, давай есть эти твои футынуты! – предложила я.
- Давай! – тут же откликнулся мой добрый мальчик. – Футурины безумно вкусные!
- Как черничное варенье?
- Не знаю, - пожал плечами внук.
- Ну что ж, накладывай! Придется прожить ещё и футурины.
- Ты хотела сказать «прожевать»?
- И это тоже по силам, - рассмеялась я.
Сережа суетился, доставая содержимое пакета и раскладывая его на тарелки. Рафаэль внимательно смотрел на меня своими черными, умными глазками. Он будто спрашивал: «Может, все же получится снова завести лучшую собаку на свете?»

09.07.2018