Гроза

Июнь.

Красные кирпичики под ногами Маши и Антона складывались в однообразном узоре, уводя молодежь в глубь зеленого и блестящего от солнца парка. День был тихий, и ничто не мешало молодым и беспечным  говорить обо всем на свете, порой прерываясь, пробуя на вкус тишину.

Знаешь, надо будет как-нибудь заглянуть к Марии Николаевне…- сказала Маша после долгого молчания.

-К кому?- непонятливо осведомился Антон.

-Ну, к Марии Николаевне, моей троюродной тёте! Помнишь, мама о ней рассказывала в субботу?

-Это про ту заведующую домом Малютки?

-Да,- девушка кивнула.

-Зачем к ней заходить?

-Ты совсем ничего не помнишь с той субботы?- Маша остановилась и посмотрела в серые, похожие на лунную поверхность глаза своего собеседника.

-Видимо, ты тоже мало что помнишь – твой отец меня напоил! – с усмешкой заметил юноша.
Мария недовольно взглянула в сторону, как будто уличенная в каком-то маленьком преступлении. Это рассмешило Антона. Он прижал к себе девушку, обнял и поцеловал в макушку.

-Ты порой бываешь слишком правильная!- сказал юноша. – Так что же сказала твоя мама?

Маша глубоко вздохнула и шумно выдохнула. Она отстранилась от Антона, взяла его за руку и повела дальше по дорожке.

-Не так давно, где-то месяца два назад, умер муж Марии Николаевны. На похоронах тетя не сильно горевала, нас всех это насторожило. Нам казалось, что она от горя с ума сошла! Но причина была в другом… - Маша остановилась. Она не очень хотела опять затрагивать эту тему.

-А в чем?

-Мама в субботу рассказала, что тётя моя знала. Знала, когда он умрет. Потому что буквально за год до своей смерти он написал картину. Автопортрет. На ней муж Марии Николаевны изобразил себя и часы, которые показывали не только время, но и дату. И все бы ничего… Но он, когда написал картину, сказал моей тете, что это точная дата его смерти… Жутко! И как он узнал? Все совпало вплоть до минуты!

Антон усмехнулся.

-Ничего в этом удивительного! Я ведь тоже знаю дату своей…

Звонкая пощечина прервала его речь. Он растеряно посмотрел на Машу. В глазах ее стояли слёзы.

-Этого не будет!- хрипло произнесла она и развернулась. Быстрым шагом девушка побрела к выходу из парка.

-Маш, постой! – крикнул ей вслед Антон.

Где-то неподалёку ударил гром. На горизонте показались черные тучи.



Июль.

Сверкнула молния. Яркая, грозная, живая и извивающаяся, как змея. Она осветила все вокруг – ночной город позади, лес вокруг, двоих в крохотной синей пятерке. И вновь тьма. Рычащая, взывающая, как рёв Ктулху. Гром затих. Но предстояла новая волна грохота – молния, еще более длинная, раскидистая, а за ней две другие – поменьше – промелькнули и угасли.

-Когда же эта буря пройдет?- воскликнул Антон и сжал руль крепче.

Но из-за грохота Маша его не слышала. Она лишь тревожно посматривала то на него, то на подобие дороги. Асфальт из-за ливня как-будто сросся с небом, лесом, полями, радиоволнами. Все стало дождём. Даже из приемника издавалось лишь шипение, напоминающее ливень.

-Маш,- позвал Антон, когда буря немного стихла. Стан виден мост, проложенный через узенькую речку.

-Да,- повернула голову в его сторону девушка.

-Не обижайся на меня…

В следующий момент сверкнула молния, которая попала в дерево, растущее прямо перед мостом. Дерево начало падать. Антон не успел затормозить.

Гроза затихла.



Август.

Дождь косыми крупными каплями бил в окно. Он стучался в дом довольно-таки долго, настойчиво. И, наконец, его мольбы были услышаны. Маша распахнула окно.

В комнату залетел сырой шаловливый ветер. Вслед за ним на подоконник ступил и Дождь, оглядывая уютное теплое помещение.

-Маша!- позвала мама, заходя в комнату. Увидев открытое окно и дочь, облокотившуюся через подоконник, она вскрикнула: - Маша! Что ж ты делаешь!

Мать подбежала и закрыла окно.

Ветер опечалено шепнул Маше какую-то весть и улетел сквозь щель закрывающегося окна, уводя с собой дождь. Тяжелые капли вновь забарабанили в стекло.

-Зачем ты закрыла? – девушка пустым взглядом посмотрела на маму.

- Так, холод в дом пускаешь! Не давно же проветривали!

Не увидев никакой реакции, женщина замолчала.

-Хочешь, сделаю твой любимый пирог с черникой?

Ее отвлек звонок. Мама ушла говорить на кухню. Но от туда было прекрасно слышно то, о чем говорила женщина.

-Да, привет, Маш!.. Да не плохо… Есть, есть прогресс. Вчера и сегодня уже говорила! Отходит потихоньку!.. Правда еще не выходит на улицу. Да, врач запретил… Да… Боюсь, ей будет трудно принять. Она сейчас в таком состоянии… Конечно! Есть знакомый врач? Боюсь, она не согласится. Да… Да, действительно любила… Так нельзя же! Сердце не выдержит! Не родит… Жаль, но его не вернуть уже… Да… А ты-то как?

Маша жадно вслушивалась в каждое слово. Дождь утих, глядя сквозь окно на девушку. Он не понимал, почему она тоже плачет. Поборов робость, он заколотил в окно с удвоенной силой. Ему хотелось ее обнять.

Она перестала реветь. Ее глаза уставились куда-то в пустоту. Рука коснулась бинтов, торчавших из-под футболки. Резко ей захотелось выйти из этих четырёх комнат.

Маша порывисто натянула куртку, корчась от боли, обулась и вышла из квартиры тихо, как кошка.

Дождь встретил ее радостно, обнимая и целуя в макушку. В мгновение вся одежда стала сырой и тяжелой. Но Маша настойчиво и быстро шла по улицам, не замечая порой лужи. Мимо спешили прохожие, скрытые от объятий дождя зонтами. Мимо проезжали хмурые и грязные машины.

Она остановилась у тяжелых дверей, раскрашенных яркими красками.

«Дом Малютки». Маша долго не решалась открыть дверь. Зачем она пришла сюда? Что ее привело?

Тут дверь открылась сама и на встречу девушке вышла ее троюродная тётя, которая провожала какую-то женщину.

-До свидания, Любовь Васильевна! Надеюсь, Фонд не забудет про наш «Дом»!- сказала Мария Николаевна.

-Не волнуйтесь! Я сделаю все, что в моих силах!- фальшиво улыбнулась женщина. Она попрощалась, распахнула свой алый зонт и ушла в сторону припаркованного неподалеку Форда.

Мария Николаевна проводила ее оценивающим взглядом и тяжело вздохнула. Тут она заметила Машу.

-Ой! Машенька! Заходи быстрей! Промокла вся, поди!- женщина затащила в помещение промокшую девушку. – А мы с твоей матерью как раз говорили минут двадцать назад о тебе!

-Я знаю.

-Да… А чего ты вдруг решила заглянуть?.. Да, впрочем, не важно! Чаю будешь?

-Не откажусь.

Женщина убежала в подсобное помещение, оставив девушку в просторном помещении. Тут, на красочном коврике, играл с машинками мальчик лет пяти. На скамеечке рядом сидела девочка, которая обнимала тряпичную куклу. Маша вдруг почувствовала себя такой же одинокой и беспомощной, как эти дети. Она пошатнулась, по все-таки удержалась, что бы не упасть.

Из кабинета, который спрятался за углом, вышла мед-сестра. Она несла в руках совсем маленького ребенка, который громко кричал, плакал. Женщина то и дело убаюкивала младенца, но тот не успокаивался.

Из того же самого кабинета вышла женщина постарше, сморщенная, похожая на старую жабу.

-Ира, срочно сюда! – крикнула она страшным и скрипучим голосом.

-Сейчас, только отнесу ребенка!- крикнула ей мед-сестра.

-Живей давай!- рявкнула жаба и исчезла в кабинете.

Ира вздохнула.

-Давайте я подержу!-предложила Маша.

-Большое спасибо!- добродушно улыбнулась мед-сестра и аккуратно отдала в руки девушки младенца.

Едва Ира скрылась в кабинете, как ребенок перестал плакать и посмотрел на Машу своими серыми, похожими на лунную поверхность глазами.

В окно заглянуло солнце, выглянувшее из-за туч. Дождь больше не хотел стучаться в окна, уступив дневному светилу место. Комната озарилась ярким светом. По стенам запрыгали солнечные зайчики.

-Маша, тебе нужно сахару?- спросила тётя.

-Нет… Нет, я уже нашла то, что мне было нужно…- сказала девушка, не сводя взгляда с глаз младенца.