Пиши, Лара, пиши

Школа. Выпускной. Учителя. Кто знал, что иногда мы прощаемся с ними навсегда. И только потом понимаем, что они нас не просто учили, а готовили к взрослой жизни.

Пройдет почти 20 лет. Все также будет идти снег зимой, лежать багряным ковром опавшие листья в слякотные дни, цвести сирень весной и пахнуть луговыми травами летом. Только не будет Нины Григорьевны. Учителя русской литературы, которая даже самых отъявленных двоечников могла заинтересовать так, что они сидели на уроке, как завороженные. Но сейчас остались только светлые воспоминания.
Нина Григорьевна грузно сидела за столом и читала очередной опус нашего сочинительства о счастье. Мы, старшеклассники, расписывали сие понятие по-своему. Дочитав сочинение до конца, она взглянула на меня и произнесла: «Лара, но ведь это не ты написала».
- Почему не я, я.
- Точно? -, спросила Нина Григорьевна, прищурив глаза и пристально посмотрев на меня сквозь толстые стекла очков. 
- Да.
Я впервые тогда раскрылась. Написала сочинение не так, как надо было, а как захотелось, раскрыв душу. В нем что-то было о шагах за дверьми, когда кого-то ждешь с замирание сердца и это уже счастье и еще что-то в этом роде.
- Красиво, - расчувствовавшись с повлажневшими глазами произнесла она.
Я скромно подошла к Нине Григорьевне после уроков и сказала ей о том, что пишу стихи.
- Неси, посмотрим, что у тебя там.
Она вернула мои тетради с небольшими замечаниями и показывая и объясняя, напутствовала: «У тебя талант. Но не такой, как у всех. Тебя не сразу поймут. Тебе надо работать над собой. Пиши, Лара, пиши. Мой тебе совет».
Мы, ее ученики, всегда шли на уроки литературы с ощущением гордости, что именно Нина Григорьевна спасала нас от мракобесия, невольно заставляя полюбить прозу и поэзию лишь тем, что мы проецировали на себя образы некоторых героев после ее увлекательных рассказов. Она умела заинтересовать по-настоящему.
«Вот вы думаете Пастернак. Что это за поэзия? Но… ее додумывать надо. Например, стихотворение «Зимняя ночь». Это же самое сексуальное поэтическое произведение». После оных слов мужской пол в классе сразу приосанивался, а Нина Григорьевна продолжала: «Скрещенья рук, скрещенья ног, судьбы скрещенья. Это вам все понятно. А как вы можете растолковать «метель лепила на стекле кружки и стрелы»? В жизни не догадаетесь. Кружки – знаки Венеры, стрелы – Юпитера.
И вдруг всем становилось интересно от таких головоломок, когда над стихами надо размышлять или проводить параллели. Но когда по школьной программе надо было читать много и основательно, Нина Григорьевна сообщала: «Кому трудно, не обязательно вычитывать все четыре тома «Войны и мира». Вы хотя бы экранизацию посмотрите, чтобы сочинение написать». И самое удивительное почти все читали, потому что никто не заставлял и предлагали альтернативу.
Она была живой, настоящей, с неповторимым чувством юмора и в то же время ранимой. Нас, будущих выпускников, она воспринимала, как взрослых. Когда надо было читать стихи наизусть, Нина Григорьевна просила нас, несколько человек, делать это после уроков. Среди них была я. Мы читали с выражением, чувством, расстановкой. Как она любила. И когда стихотворение было прочитано, она тихо говорила: «Спасибо». И мы понимали – попали в самую душу. И тогда для нее хотелось учить новые стихи и снова читать их после уроков. Но прошло то время, да и я уже не умею читать так, как раньше. А может быть, я еще не встретила такого любителя поэзии, который будет слушать, как завороженный, а после – благодарить и в его «спасибо» будет заключена огромная благодарность.
Нины Григорьевны больше нет, но в голове у меня постоянно вертится ее фраза, как напутствие на всю жизнь: «Пиши, Лара, пиши».