Мой глухарь

Отрыдали, прощаясь с родиной, журавлиные стаи. Причитая, уходили последние гусиные клинья. Опустели сжатые поля. Леса, скинув осенний наряд, уныло ожидали зиму.

Только и радовали глаз зеленеющие озимые поля. Короткие хмурые дни и сплошные неудачи доводили меня до отчаяния: единственного, положенного за сезон глухаря не удавалось добыть, хотя и дрог и мок все выходные дни в лесу с лайками. А сроки – на исходе.

Звоню своему приятелю, лесничему:

– Как дороги? Можно ли до тебя добраться?

– Приезжай, встречу на автобусной остановке, – отвечает.

Встретил на мотоцикле. К вечернему чаю прибыли вовремя. Выслушав рассказ о моих неудачах, Павлович согласился помочь, но с условием:
– Собак возьмем только твоих. На взлете не стрелять, стреляешь ты неважно и можешь сделать подранка. Брать только из-под собак, сидячего и наверняка.

Ещё затемно направились к Обуховскому болоту. Ночью выпал легкий снежок, прикрыв опавшую листву, заглушил шорохи. Собак вели на поводке, чтоб лишний раз не отклоняться. Местность оказалась и не болотом вовсе, а огромным бугром с кочкарником, покрытым богатым урожаем брусники. Кой-где возвышались большие разлапистые сосны. Спущенные с поводка собаки на быстром галопе начали поиск.

– Угол этот дальний, бруснику никто не собирал, вот и лакомится здесь глухарь сладкой ягодкой, – пояснил лесничий. Вскоре послышался дружный лай. А за ним – тяжелый взлет глухаря. Секунды тянутся часами.

– Ушёл ведь, чёрт, – шепчу Павловичу.

– Уверен, сядет.

Мы стали подбираться на голоса собак.  И вот видим глухаря, сидящего на боковом, толстом суку сосны. Расстояние приличное, да и местность хорошо просматривается – не подойти.

Павлович знаками показывает, что надо ползти. Сбрасываю рюкзак, фуфайку, шапку и, извиваясь ужом, ползу меж кочек к заветной добыче. От волнения и напряжения пот льет градом. Глухарь все ближе и ближе. На пути вижу кочку в полкопны. Доползу до нее и можно стрелять – расстояние нормальное, да и укрытие хорошее. А вот и она, желанная.

Выглядываю. Глухарь, вытянув шею, трясет бородой: на чем свет стоит ругает моих собак. Отчетливо слышу сердитое щелканье. Испортили трапезу, как тут не ругаться.

Руки мои от волнения трясутся, глаза заливает пот. Чует сердце: смажу. Надо успокоиться, да и стволы проверить, не забило ли снегом. Лежа на боку, открываю ружье. В стволах снег. Делаю глубокий вдох и, что есть силы, дую в верхний ствол. И тут случилась беда: ствол басовито загудел, взвизгнули собаки, и … тишина. Ком горькой обиды на себя застрял в горле. Подбежал Павлович.

– Ну ты и молодец! Вот это по-нашему, по лесному: не все бей, что видишь. Природу, брат, и поберечь надо. Давай скорей костер разводить, мокрый ты весь.

Вскоре запылал яркий костер. Я сушился, а Павлович хлопотал возле закипающего чайника. От природы человек немногословный, он с нескрываемым восхищением хвалил работу моих собак и моё, как он выразился, благородство.

И тут меня осенило: по душевной простоте принял он за благородство мою грубейшую оплошность. Вероятно, я разучился краснеть, а может быть, отсвет костра помог, но Павлович ничего не заметил. Я был в смятении, не хотел его огорчать, и промолчал...

Прошел год. На октябрьские праздники организовали мы охотколлективом   выезд в свои приписные угодья. 

Автобус ждём возле транспортной проходной. Охотники, собравшись в кучу, курят, привязанные собаки лежат. Вдруг собаки все разом вскочили и, задрав головы, залаяли. Кто-то крикнул:

– Смотрите, глухарь!

  Воистину, на праздничном транспаранте сидел глухарь. Откуда он взялся, никто не видел. А глухарь, вытянув шею, рассматривал охотников и собак. При этом получались у него кивки и поклоны. Своеобразно поприветствовав нас, взлетел и исчез за корпусами завода.

Охотники со смехом и шутками обсуждали визит глухаря. Подошел автобус. Мы с Саней Виноградовым сели на переднее сиденье.

– Зачем он в город прилетал, как ты думаешь?

– Так это ж мой глухарь. Прилетал поздравить меня с праздником. Помнишь, я тебе о нём рассказывал? – ответил я на полном серьёзе. Саня задергал носом, запринюхивался. Ничего не учуяв, хихикнул коротко, покачав головой:

– Чокнулся зам. Его глухарь. Прилетал поздравить, скажет тоже…

Он еще что-то говорил, но я уже не слушал. Смотрел на пробегавшую мимо обочину дороги и ясно видел ранний весенний рассвет, огромную сосну. А на ее вершине, задрав голову, весь розовый в лучах восходящего солнца, поет песню любви мой глухарь.

Автор фото: Михаил Смирнов.

05.04.1984 г.