Посреди океана. Глава 120

Из Едема выходит река для орошения рая; и потом разделялась на четыре реки.
Имя одной Фисон, она обтекает всю землю Хавила, ту, где золото.
И золото той земли хорошее; там бдолах и камень оникс.
Имя второй реки Гихон: она обтекает всю землю Куш.
Имя третьей реки Худдекель: она протекает пред Ассириею; четвёртая река Евфрат.
И взял Господь человека, и поселил его в саду Едемском, чтобы возделывать его и
хранить его.(Быт.2:10-15)

В груди человека сокрыто сердце. В грудной клетке томится оно трепетной птицей. Сфера чувств - земля Хавила, посреди которой спрятано золото: сердце, доброе сердце.
Богатство души - добросердие, милосердие, сердечность; в груди, в грудной клетке, в области обитания чувств, источаемых горячим, трепетным, любящим, нежным сердцем.

Но, помимо золота, в сокровищнице души хранятся и другие богатства: "там бдолах и камень оникс", "тамо есть анфракс и камень зелёный". В разных переводах по-разному: где-то "бдолах", где-то "анфракс".

Анфракс - тёмно-красный гранат. Иначе карбункул, редкий драгоценный камень. При солнечном свете теряет свой тёмный оттенок и походит на горячий уголь, отчего и получил своё название: от греческого antrax - уголь. Антрацит - порода каменного угля. Антракс ещё имеет и медицинское значение: злой веред, злая болячка.
Помимо прочего, анфракс с древности трактуется как камень любви, гнева, крови, боли.
Считалось, что носящий его приобретает власть над людьми;что камень этот врачует сердце, мозг и память; будит вокруг себя любовные страсти, символизируя собой чувства, разгорающиеся как уголья. Жгучие и горячие. Любовь и боль.
Бдолах. Одни толкователи утверждают, что это ароматическая смола кустарника, растущего в восточной Индии и Африки. Другие полагают, что это светло-желтая душистая
и прозрачная смола бальзамового дерева из Древнего Египта. По мнению третьих, это перл или другой какой кристалл, имеющий сходство со льдом. Иные утверждают, что это слово означает перлы, жемчужины - вроде тех, что находят в Персидском заливе.
Бдолах - это один из видов жемчуга, но он получается не из океанских раковин, а из выделений деревьев, когда их сок сгущается в смолистое вещество, похожее на прозрачный жемчуг. Иначе говоря, бдолах - это жемчуг, созданный растительной жизнью, а не животной. Жемчужины же обычно символизируют слёзы.
Все эти символы говорят о том, что, помимо доброты, сердце хранит в себе горячие, словно раскалённые угли, чувства, порой приносящие слёзы. Как слёзы радости, так и боли. Любовь, сочувствие, сострадание, сожаление...

Оникс. Согласно преданию, именно из оникса был выстроен храм царя Соломона в Иерусалиме. В стенах его не было ни одного окна, но проходящего сквозь них света было достаточно. Эти мраморные стены, светясь и переливаясь, пропускали сквозь себя солнечные лучи. Подтверждением легенды может служить тот факт, что ониксовые пластины в качестве стёкол сохранились до наших времён в средневековых церквях Европы.
Этот полудрагоценный самоцвет издавна ценился не только за свою богатую цветовую палитру, от светло-зеленого до насыщенных оттенков, и за способность впитывать в себя солнечный свет, но и за лечебные свойства. Древнее врачевание не обходилось без применения этого чудодейственного камня. Считалось, что он изгоняет из организма большинство недугов, таких как бессонница, уныние, тоска; что способен отвратить от самоубийственных мыслей, вдохнуть в человека радость и жажду жизни, влияя благотворно на настроение; что берёт он на себя всю негативную энергию и отдаёт позитивную.
Обычно оникс имели при себе волевые и мужественные люди, ибо он будто бы способен отрезвлять мысли, вызывать решительность, проницательность, уверенность в себе; а
также убивать страх и мнительность; оберегать от напасти врагов и недоброжелателей.
Другими словами, оникс символизирует собой радость и жизнелюбие, что является ещё одним сокровищем души, обитающим в сфере человеческих чувств, в груди, в сердце.

"Имя второй реки Гихон: она обтекает всю землю Куш".
Земля Куш. Если земля Хавила - сфера чувств, рождаемых в сердце, то Куш - не что иное, как разум. Слово Куш от франц. couche - ставка в игре (разг). Большая сумма денег, крупный барыш, крупный выигрыш. Сорвать куш. Достался изрядный куш.
Иначе говоря, куш - богатство, свалившееся вдруг, не заработанное, не за какие-то заслуги, а просто так, даром. Это ДАР. 
Кушанье - то, что приготовлено для еды. Еда, пища (устаревш.).
Кушать - есть, принимать пищу. Потреблять уже готовое.
Таким образом, Куш - некий дар, ничем не заслуженный, не заработанный; дар, который необходимо лишь потреблять уже готовым. Поглощать, как пищу - но пищу духовную, данную человеческой душе. Богом.
Земля Куш - питающий душу разум, который, вместе с чувственной сферой в области сердца, формирует премудрость человеческую, сливаясь с потоком Премудрости Благого Слова Божьего, питает рай - счастье Высшего порядка, истинное, духовное блаженство, исходящее и входящее в Эдем: дивный сад Творчества и Созидания как Божьего, так и человеческого.

Всю землю Куш - разум человеческий - обтекает река Геон, Гион, Гихон: в разных переводах называется по-разному. "Прорыв","ключ","источник". Никогда не пересыхающий родник, пробивающийся из-под земли на поверхность. Подобно глазам, выходящим на поверхность лица человека из глазниц. Этот дивный родник - зрение.
Прорыв источника реки Гихона, обтекающий землю Куш, - человеческое зрение, подаренное Богом в виде распахнутых на этот мир глаз, позволяющих обогащать разум зримыми картинами окружающего Эдема.

"Имя третьей реки Худдекель: она протекает пред Ассириею; четвёртая река Евфрат".

Худдекель - всеми истолкованиями определяется как река Тигр. Сомнений в этом ни у кого не возникало. Единственное, что вызывало недоумение, - это описание Худдекель, протекающей "пред Ассириею", что было воспринято толкователями ошибочным, неверным.
Поскольку Ассирия в течение всей своей истории владела территориями, располагавшимися
по обоим берегам реки, в том числе и на западном, а не только на востоке, как указано
в Священном Писании. Воспринято это как неточный перевод LXX, а вслед за ним и славянский, определяемый словом "напротив".  Недоразумением же это выглядит, если рассматривать Худдекель чисто как реку Тигр, а не как символ... Если реку Гихон воспринимать как зрение, посредством которого, глядя на мир окружающий, питается человеческий разум, то река Худдекель-Тигр символизируют собою слух, воспринимающий мир в виде звуков, улавливаемых ушами. Которые как раз-то и располагаются с противоположных сторон, то есть "напротив".

Название же реки Евфрат, указанное напрямую и не вызывающее ни у кого каких бы то ни было сомнений, в переводе с греческого означает "сладкие воды". Ассирийское название его означает "поток" или "великий поток". В духовном же смысле это название можно ассоциировать с оставшимся органом восприятия мира через запахи посредством обоняния.

Таким образом, богатство земли Куш - разума, питающегося от окружающего мира с помощью зрения, слуха и обоняния, -  является истинным ДАРом Божьим человеку, его душе.
Если сфера чувств сердечных, расположенная в земле Хавила, в груди человеческой,
требует работы души, переживаний, то земля Куш - разум - просто Дар, которому бескорыстно служат органы зрения, слуха и обоняния, обогащаемый их восприятием окружающего мира... Познанием Премудрости Божьей через Созданное и Сотворённое Им, через Его Благое Слово.

"И взял Господь человека, и поселил его в саду Едемском" - в мире чудесном, Сотворённом, Созданным Богом: как ВНЕ так и ВНУТРИ человека - для духовного блаженства, истинного счастья в раю: в душе, возделанной и хранимой в чистоте,
красоте и верности Богу.
Душа, одухотворенная БлагоСЛОВЕнием Божьим, чувствами и мыслями своими отвечает Ему взаимностью, орошая и возделывая свой Эдем и свой рай.


                МАТРОС ОФИЦИАНТ-УБОРЩИК.

Я накрывала столы к ужину, когда в салон пришёл Колька Чёрный и с порога мне заявил:

- Ты что же это Женю обижаешь? Пришёл в каюту и плачет. Он тебе в отцы годится, а ты? Что ты себе позволяешь?

- Какого Женю? - не поняла я и подумала было, что он говорил про Якута.
Но что бы тот мне в отцы годился? Это не лезло ни в какие ворота! На сколько он меня старше? От силы, лет на пять-шесть.

- Фейфица нашего! Какого же ещё?

- Ах, этого! - Я даже не знала, что его Женей зовут. Надо же, такое хорошее имя.
Тёзка Евгению Онегину, Евгению Мартынову, Евгению Евтушенко... И наш Проня! Я валяюсь!.. - Да ну его! - отмахнулась я. - Припёрся, и давай над хлебом издеваться!

- А тебе что,хлеба жалко? - Я и не заметила, как следом за Колькой, бочком-бочком, в салон заплыл и сам Женя-Проня-Штирлиц-Фейфиц. - Он на берегу копейки стоит!

- Представь себе, что жалко! - обратилась я к обиженному мной и Богом старику. - И очень плохо, что хлеб у нас стоит копейки. Он должен стоить столько, сколько труда в него вложено. Тогда, может быть, даже самые безмозглые болваны не посмели бы так бессовестно издеваться над хлебом.
Я вспомнила, как относился к хлебу дядя Федя Дашковский. И подивилась, что они почти ровесники будут. Одно поколение. А такие разные.

- Ты понял, Женя? - обратился к нему Колька тоном наставника. - Нельзя так себя
вести. Нехорошо это.

- Это не твой личный хлеб, а общий! Я не у тебя дома, а на пароходе! - заявил мне обиженный Женя голосом воинствующего ябедника, всё ещё надеящегося вернуть утраченное расположение своего защитника. - Ты за этот хлеб свои деньги не платила.

- Ну и что с того, что не платила! - возмутились я. - Если ты хочешь знать, то из-за таких как ты идиотов начпрод нас каждый день вычитывает. Говорит, что из-за перерасхода хлеба у нас до конца рейса может муки не хватить. И обещал нам с Анютой
по десять килограммов муки на ларёк записать. Всё! Больше не хочу на эту тему разговаривать! И если увижу ещё раз, что ты берёшь буханку, то, ни слова не говоря, надаю оплеух и попрошу начпрода, чтобы он тебе на ларёк двадцать килограммов муки записал, а не нам с Анютой. А то ишь! Взял моду. До седин дожил, а ума не нажил!

- Ты понял? - снова спросил у него Колька. - Ты понял, что тебе Инга сказала? Вот
так-то. Ты, оказывается, сам плохо себя ведёшь, а потом жалуешься и плачешь. Нельзя же так, Женя, нельзя.

На этом нашу с Филимоновым воспитательную работу пришлось прервать, потому что причалили на ужин другие рыбообработчики.

Боря Стахура пришёл сегодня позже всех своих коллег и с тоскою на лице и грустью во взоре сидел за столом в полном одиночестве.

- Инга, сядь, посиди со мной, - попросил он.

Я села.

- Как жизнь после собрания? - поинтересовался он.

- Идея мастера Иванова записать нас с Анютой  в алкоголики привнесла в нашу жизнь дополнительное оживление, - попробовала отшутиться я.

- Считаю, эта идея могла бы радостно умереть в его голове, - усмехнулся Боря.

- Могла, - согласилась я. - Но вместо этого она радостно овладела массами.

- Но идею, овладевшую массами без их согласия, можно считать массовым
изнасилованием, - довёл он мысль до логического конца. - Значит, Иванова надо
привлечь к ответу.

- Если бы всех за это привлекали к ответу, - попыталась было я развить эту мысль, но развить не получилось, потому что Боря опередил меня:

- А мы и так в ответе за всё. И не только за это. Но и за мир во всём мире.

Крыть мне уже было нечем. От такой интенсивной работы ума у меня шарики за ролики стали закатываться. И я решила перевести разговор на более простую житейскую тему.

- Что-то ты, Боря, плохо сегодня ешь, - заметила я. - Не нравится?

- Для меня еда - это каторга, - объяснил он своё вялое ковыряние вилкой в котлете и макаронах. - Если бы можно было не есть, я бы совсем не ел.
Он тяжело вздохнул и поднял на меня свои детски-наивные синие глаза.

- Что-то мне не верится, - на всякий случай усомнилась я.

- Нет, точно. - Он постарался придать своему взгляду побольше искренности. Хотя, кажется, больше уже было некуда. - Я толстым не хочу быть.

- Ну и правильно, - поддержала я его. - Болеть реже будешь. Французы говорят, что
чем человек худее, тем здоровее.

- Да. - Боря согласно закивал головой. - Это правда. И моложе выгляжу. Вот мне сколько лет можно дать?

- Восемнадцать, - не моргнув глазом, ответила я.

- Вот, - удовлетворённо вздохнул он. - А мне на самом деле, страшно подумать... -
Он вытаращил глаза, подготавливая меня к сногсшибающему известию. Но, выдохнув и застенчиво опустив взгляд в тарелку, передумал: - Нет, говорить даже не буду. Много очень.

- Не может быть! - не поверила я. - Я бы тебе твоих лет никогда бы даже и не дала.

- Я бы их и сам не взял, - весело отозвался Боря.

- Я бы тоже хотела стать такой, как ты, - завистливо произнесла я.

- А ты не толстая, - заверил он меня, как можно чистосердечнее.

- Скажешь тоже! - всё же усомнилась я.

- Нет, ты как наша чайка. Знаешь, кто такая чайка?

- Нет, - призналась я, мысленно пытаясь предугадать, что за этим заявлением может крыться.

- Буфетчица наша, - сообщил мне Боря с видом заговорщика.

Но в этот момент с другого стола попросили принесли второго, и наш разговор прервался.
Так я и не узнала, с какой стати Тонечка теперь стала называться Чайкой.


Оставшись наедине с собой в ящике перед сном, я задумалась о прожитом дне.
В голову лезли всякие дурацкие мысли. Вспомнились Борькины слова о моём презрении и его жалости к придурошному Проне Фейфицу.
Какое, в самом деле, я имею право презирать глупого старика? Разве это моя заслуга,
что Бог дал мне мозгов больше, а ему меньше? Разве это повод для презрения? Пожалуй, это также неприлично, как и кичиться своей молодостью перед чьей-то старостью. В чём тут заслуга, спрашивается? В том, что родилась позже? Но полным-полно других, которые позже меня появились на свет. И придёт время, они достигнут моего теперешнего
возраста, а я приближусь, если Бог даст, к теперешнем возрасту Прони. И что, тогда
и я буду достойна презрения тех, кто моложе?
То же самое и с мозгами. Если одному в этом плане повезло больше, то он не вправе презирать того, у кого их меньше.
Да, но ведь никто не смеётся и не презирает дядю Федю Дашковского, Сеню Кучерявого, Дядю Римаса-Черемушки. Они ведут себя достойно, соответственно возрасту, и никому в голову не придёт смеяться над ними. Это потому, что у них мозгов хватает быть умнее.
И они не бегают стучать начальству. Хотя, кто его знает? Ну, просто этого никогда на
них не подумаешь. Человека всё-таки видно, каков он есть. Вот на рыбмастера Иванова
вполне можно подумать, что он из породы дятлов. На технолога можно подумать. На комсорга Лютикова. На Пашку. На Толика-слесаря. На Селедкина. На Нескладуху. На прачку. Даже на начпрода можно подумать. Они все - кто с двойным дном, кто с услужливым позвоночником, кто вообще без какого-либо стержня. А кто и без мозгов, подобно Проне.
Ну этот, скорее всего, стучит для того, чтобы с ним хотя бы как-то считались. Если и
не уважали, то хотя бы опасались на всякий случай и не очень потешались над его придурковатостью. Наверное он, как и всякий человек, хотел бы иметь уважение окружающих.
Только за что его уважать? Да всё равно за что. Каждый желает добиться, если не любви людской, то хотя бы уж уважения. Хотя бы за то, что умудрился дожить до таких лет, не сойдя с дистанции. Тем более, что возможностей уйти раньше из жизни у каждого имеется немало.
Правда, как выразился Боря, жизнь Проня прожил, да ума не нажил. Сумел сохранить
свои извилины в первозданном состоянии.
Но разве можно ума нажить, если изначально его не очень-то было дано? Если человек за всю жизнь только и научился, что набивать как следует свою тушку едой, да урывать где  бы то ни было что бы то ни было для себя.
Ну, допустим, уважения за свою жизнь он никакого не заслужил. Но и презирать его, пожалуй, тоже не совсем правильно. Это просто чванство с моей стороны и
непростительная спесь. Чем я тогда лучше этого старого идиота? Мозги в голове - вовсе
не моя заслуга. Какие достались, такими и пользуясь. Полным-полно на свете людей поумней, помозговитей меня. Или тем, что моложе? Так ведь и это очень быстро
проходит с течением времени.
Кичиться, выходит, нечем. Надо лишь Бога благодарить за то, что дал мне мои мозги,
а не такие жалкие, как у того же Прони.
Прав Боря, скорее всего, прав, что даже такой ничтожный человек заслуживает не презрения, но жалости. Презирая презренного, разве не унижаю я тем самым себя? Ведь каждый, кто желает возвыситься за счёт принижения другого, лишь подчёркивает свою
неудовлетворённость самим собой, внутреннюю приниженность.
Да, возможно, всё так и есть. Но до жалости к таким людям я, кажется, пока что не доросла. На данный момент не нахожу в себе такой способности. Душа моя наверное пока ещё мелковата для этого. Слишком уж много во мне недостатков, чтобы суметь возвыситься над ними и позволить себе быть снисходительнее к недостаткам других людей.
Душа моя, пожалуй, ещё не созрела, чтобы от презрения к жалкому человеку дорасти,
если не до уважения, то хотя бы до жалости. Вероятно, это так сразу не получится.
Какое-то постепенное дозревание должно произойти в душе... подобно растению,
проросшему из семени. Которое, упав на благоприятную почву и проклюнувшись в росток,  постепенно набирает силу, со временем окрепнув, зацветает и в конце концов даёт плоды.

Однако, с чего бы это я увлекала себя размышлениями об этом старом дураке Проне?
Неужели лишь для того, чтобы не думать о том, о чём не хочу думать, но... Да, скорее всего, так и есть. Я просто боюсь думать о том, что кричала мне сегодня птица.
Полдня отгоняла от себя эти пугающие мысли.
Даже в записях своих не решилась коснуться этого эпизода с птицей.
Однако как бы ни отгоняла от себя неприятные, непрошенные мысли, как бы ни пыталась
спрятаться от них, стараясь думать о чём угодно, даже об этом болване Проне... Но в мозгу крик её засел основательно. И эти её злые глазки... Этот её рассерженный взгляд. Кажется, подумаешь, поорала какая-то сумасшедшая птица.
Стоит ли на такой пустяк обращать внимания? Мало ли вокруг "Лазурита" этих глупых птиц носится? И все орут дикими голосами.

Но всё же ЭТА птица орала не так, как все. А как-то по-особенному.
Когда после обеда, как обычно, выносила вёдра с объедками к боцмановой трубе...я на миг задержалась, глядя на то, как только что катавшиеся на волнах белые кораблики морских птиц, подхватились и принялись кружить над моими "дарами" океану. Что они так суетятся из-за "лазуритских" помоев? Рыбы им, что ли, здесь мало? Или, может, рыба поднимается вдруг из глубин, привлечённая остатками нашего обеда? 
Птицы кричали требовательно и недобро, словно возмущались и выговаривали мне за
что-то.
А одна внезапно подлетела на уровень моего лица, очень близко подлетела... И, глядя в упор злыми пронзительным глазками, кричала особенно надрывно, с каким-то горьким отчаянием. Словно пыталась донести до меня что-то. Что? Казалось, она вычитывала, обвиняла, злясь и негодуя.
- Что тебе, дура, от меня надо? - спросила я её.

"Это что тебе здесь надо? Зачем ты здесь? Что ты забыла в этом дурацком океане? Или хочешь кому-то что-то доказать? Кому и что? Что?! Что?!! Зная, что никто и ничто не имеет для тебя значения, кроме одного человека? Может, ему там плохо без тебя?!
Также, как и тебе плохо без него! Вместо того, чтобы быть с ним рядом, ты зачем-то торчишь здесь? Так далеко от него!"

Надо признаться, этот незначительный эпизод сегодняшнего дня выбил меня из колеи. Я нарочно старалась изгнать из своей головы этот истошный птичий вопль, словно хотела
тем самым мысленно отмахнуться от этой дурацкой птицы, говоря себе, что это пустяк,
это совсем ничего не значит и не несёт в себе никакого смысла.
И всё же эта птица против моей воли занозой засела в мозгу. И орёт, и орёт там истошно, отзываясь болью в сердце.

В душе поселился непонятный страх... Или предчувствие чего-то нехорошего. Или ещё
что, мне неведомое... В общем, не знаю что...легло мне камнем на душу и сжимает
мне сердце.
Что хотело поведать мне это крылатое существо? В груди саднило и ныло. Хотелось плакать, но слёз не было. И от этого было ещё тяжелее.
В памяти вспыхнуло, как мы ходили с Нинкой на концерт "Песняров", в конце которого
они исполнили композицию "Крик птицы". Музыка и человеческие голоса, сливаясь и
улетая ввысь, рвали душу на части. И хотелось кричать во весь голос вместе с ними, рыдая и надрывая сердце. Как будто они тоже когда-то слышали именно эту сумасшедшую птицу, оравшую на меня сегодня...
Она вопила мне в лицо довольно долго. На какую-то долю секунды мне показалось, что я тоже сошла с ума вместе с этой крылатой вещуньей.  От её диких воплей и острого взгляда злых глаз делалось дурно. Птица парила, свесив белую тушку меж распростертых белых крыльев с чёрными краями. И орала, орала...
Зачем она подлетела ко мне так близко и что хотела донести до меня своим пугающе пронзительным криком?
Кажется, есть то ли притча, то ли сказание, что эти морские твари не просто себе птицы, а души утонувших моряков и их жён, ищущих здесь своих погибших мужей.
И чья душа сегодня диким голосом орала мне в лицо? На что она жаловалась? Или, может, хотела о чём-то предупредить? О чём таком она знала, что неизвестно мне? И словно бы возмущалась, что я не понимаю её, что я такая дура бестолковая...