Happy end

          В конце восьмидесятых годов прошлого века в редакции «Ташкентской правды», где я  работал, наступил период  настоящего Ренессанса. Из  заурядного регионального издания  газета вновь  превратилась в одну из самых читаемых в республике.
          Тогда к нам пришли работать много настоящих мастеров своего дела, по разным причинам вынужденных уйти с насиженных мест.
          Однако  нет  худа без добра: люди эти  сослужили добрую службу  газете  и были для нее настоящей находкой

          Одна  из них  – Лана  Александрова.
          Она, может быть, и не была  звездой  первой  величины, но  уж звездной была точно.
          Эта  статная, со следами былой красоты, жизнерадостная  женщина  имела за плечами многолетний  опыт работы  в ТАСС, в том числе  и зарубежный.
          У нас она   сразу же   пришлась ко двору.
          Ироничная, но не высокомерная, с чувством юмора, Лана  терпеть не могла скуку и серость, любила кутнуть, зажечь в компании. Ей не надо было искать повод для праздника, она сама была женщина-праздник.
          В отличие  от  многих  из нас, в  деньгах она не нуждалась. Муж, полковник в отставке, много лет проработал военным советником  где-то в Африке, получал  прекрасную пенсию. Да и сама  она,  известный журналист, тоже нехило  зарабатывала. Так что в газету Лана пришла точно  не из-за денег. Она скучала без работы, без общения, без поездок, без новых  знакомств.

          Надо  признать, что хоть мы  работали в областной  газете, но  многие сотрудники с большой неохотой ездили в командировки, предпочитая  готовить материалы по справкам, звонкам, письмам с мест. Эффект присутствия корреспондента  в каком-нибудь городе или районе рисовался не выходя из кабинета. Эту «науку» каждый из  нас усвоил   на  «отлично».
          Лана же, как юный пионер, всегда была готова рвануть в область. По первому  ее требованию  верный  супруг, надев полковничью форму, подавал  свою   видавшую виды «Волгу» к подъезду  и вез  обожаемую жену, куда  она  скажет.

         Как правило, задание  ей не давали,  сама находила темы и героев для своих материалов. Нюх на это у нашей  коллеги  был отменный, сказывался опыт.
         Из  каждой поездки она возвращалась  довольная, полная впечатлений,  устраивала у себя в кабинете чаепитие «для узкого круга», во время которого, подробно, «в картинках», рассказывала  о командировке.
         Рассказчиком  Александрова была  великолепным. Это был театр одного актера.
         Героев своих  Лана любила и даже,  по-моему,  идеализировала их, не жалея цветных  красок.

         Публикации ее, справедливо   отмеченные на летучках, были  все же  менее яркими, чем ее рассказы. Много интересного  и важного   автор оставляла почему-то «за скобками».
         Как ответственный секретарь, я точно знал, что статьи Александровой   редакторской правке почти не подвергались. Значит,  она сама себе была редактором, причем  очень  жестким.
        Объяснение этому у меня было только одно: в  свое  время обжегшись на  молоке, она теперь дула на воду. Вот почему, в отличиe от устных рассказов, все ее материалы были заточены на «happy  end».

      ..Как-то, возвратившись после очередной командировки, Лана  позвала меня на чашку чая  к себе  в кабинет и, как  всегда,  увлеченно рассказала  о своей новой  героине –  русской  женщине, которая всю жизнь прожила в глухом кишлаке, выращивая хлопок. Причем достигла в работе каких-то феноменальных  результатов…

       Это был  конец девяностых  годов -  массовый отъезд русских из Узбекистана. А тут - русская женщина-хлопкороб, выросшая в кишлаке, прекрасно знающая  язык,  обычаи и традиции узбеков, пользующаяся уважением  земляков и не желающая ничего менять в своей жизни! Да это же находка! Нарочно не придумаешь!

       Пока мы чаевничали,  в лаборатории проявили пленку, которую Лана привезла из  командировки, и  принесли   готовый снимок ее героини.
     - По-моему,  получилась, -  сказала  коллега, передавая мне фотографию.   
       Я увидел   смуглую от загара   женщину лет пятидесяти, слегка располневшую, немного смущенную, которая  стояла в центре  хлопкового поля в  шикарной  белоснежной кофте с крупной брошью.
       Кофта  эта  портила  всю картину.
       Времена, когда в газетах публиковали снимки колхозников  на тракторе в костюме с галстуком и в шляпе  уже прошли. Эти лубочные «шедевры»    кроме недоумения  и скептических улыбок  у читателей  ничего не вызывали.

     - А зачем она в таком наряде? - не выдержал я. – Вы бы еще ее в бальном  платье и в шляпке  засняли!!!!
       Лана,  как на амбразуру,  бросилась   спасать ситуацию
     - Да у нее кроме  рваного халата и грязной телогрейки ничего не  было! Мне пришлось свою кофту ей  для съемки отдать, а самой   в  китель мужа облачиться. Нельзя же было такую женщину  оборванкой  выставлять напоказ!
     - Ну, так съездили бы к ней домой, переоделась бы в чистый рабочий костюм, комбинезон или в чем там она ходит,- не унимался я.
     - Была я у нее дома…  Глиняный пол,  колченогий стол с табуреткой и железная кровать за полинявшей занавеской – весь ее скарб, не считая закопченного казана, чайника с пиалой и алюминиевой миски с ложкой. Семьи – нет. А весь гардероб был на ней. Все! Что прикажешь  делать?! - и, выхватив у меня из рук фотографию, Александрова выбежала из своeго кабинета, хлопнув дверью.   

       На следующий день Лана не вышла на работу, взяла больничный.
       Через три дня ее  супруг привез в редакцию готовый очерк.

       Это была история   счастливой женщины, которая, используя новые сорта семян и передовые агротехнические   приемы,  вопреки капризам природы  вырастила  рекордный  урожай хлопка..

      …Материал    редактору понравился, велел поставить в ближайший же номер.
       И на летучке, где ужe присутствовала выздоровевшая Александрова, его все отметили. 
       Я, правда, каюсь, не выдержал, добавил свою «ложку дегтя»,  язвительно заметив, что  неплохо было  бы   автору подсчитать, сколько женщин можно одеть  в модные костюмы, платья и кофточки из хлопка собранного ее героиней.
       При слове «кофточки» Лана стала пунцовой, но никто, кроме меня, этого не заметил.

      …С тех пор   чаепития в узком кругу  прекратились. 
       Ах, какой  прекрасной  рассказчицы я лишился!