Макулатура

- Мама! Ну дай, я поглажу! Ну дай, пожалуйста!
Коля нетерпеливо подпрыгивал вокруг мамы, которая гладила красный треугольник пионерского галстука из ацетатного шелка на расшатанной деревянной гладильной доске с темными следами утюга. Шипенье и пар исходили от мокрой марли, положенной на галстук.
- Ну хорошо, давай. Только не обожгись.
Серые глаза мальчика засияли, и даже веснушки на круглом лице, казалось, стали ярче в лучах весеннего солнца, бьющего в стандартную комнату брежневской пятиэтажки через ситцевые жидковатые занавески. Коля схватил утюг и сосредоточенно, с чувством свершения таинства, очень аккуратно стал водить раскаленной подошвой по шипящей марле, под которой распласталось его чудо, его сокровище – пионерский галстук, который Коля сегодня должен был надеть на себя в первый раз. Ни единой складочки не должно оказаться на нем! Ни морщинки! Он вспоминал, как классная руководительница Валентина Яковлевна уже с начала третьего класса готовила их к этому дню. Она постоянно повторяла, что только самые лучшие, самые достойные станут пионерами. А двоечники, такие как остолоп Нагучев Серега, навсегда останутся октябрятами. Она говорила, что быть пионером очень почетно и сложно, потому что юный пионер уже не какой-то там первоклашка. У них будут пионерские дружины, они станут помогать бабушкам переходить улицу и будут собирать макулатуру и металлолом. Коля так проникся значимостью этого еще недоступного ему статуса, что даже прекратил драться с Димкой Юниным на переменах и поднимать на «красного коня» жирного увальня Костю Трофимова, что означало незаметно вдвоем подкрасться и, быстро просунув швабру между ног жертве, резко поднять ее за оба конца и начать трясти. Жертва пыталась спрыгнуть, крича от боли, но сделать это было сложно. Его самого не раз поднимали на «красного коня», однако он в итоге научился ловко соскакивать, быстро подняв одну ногу и отклонившись назад, так что это стало неинтересным и его больше не подвергали испытанию «красным конем». А вот Костя – «жиромясокомбинатпромсосикалимонад» - трепыхался на швабре, цепляясь за нее руками, пока в слезах не падал кулем на дощатый крашеный пол, развозя кулаком по лицу сопли и слезы. Это всегда было классно! Обычно торжество победителей завершалось нанесением на спину синего школьного пиджака слова из трех букв. Мел плохо стирался и остатки слова все равно были видны, как бы Костя не пытался их стряхнуть.
Коля закончил ритуал глажки и аккуратно, держа двумя пальцами за концы, взял галстук с гладильной доски и поднял к глазам. Солнечный свет пробивался сквозь тонкую ткань, окрашивая в красное его лицо. Сквозь галстук немного просвечивало окно и подоконник. И он пах. Коля втянул носом этот неповторимый запах, смесь пара, железа и синтетики. Он еще сохранял тепло утюга и Коля чувствовал его кончиком носа.
Плохо было одно. Коля так и не научился правильно завязывать узел, чтобы он был строго квадратным, ровным и плотным. У него получалось как на шнурках – некрасиво. Он очень переживал из-за этого. Мама несколько раз показывала ему, как это делается, и Коля однажды смог даже правильно завязать его на маме, но на самом себе не получалось. Никак он не мог постичь, какой конец нужно оставлять длиннее, какой должен быть сверху, в какую сторону продевать кончик… Это доводило его чуть не до слез, но Коля помнил, что пионер всем детям пример, а значит, ему нельзя больше плакать, потому что плаксы это плохой пример. Но ничего, он еще научится! Обязательно научится!
- Одевайся скорее, хватит глазеть на галстук, а то опоздаем.
Коля надел белую выглаженную рубашку без рукавов, синие форменные брюки, о стрелочку который можно порезать палец и новенькие босоножки. Галстук был аккуратно сложен мамой и положен в сумочку. Коля начал было переживать, что на нем останутся складки, но мама уже тащила его за руку к двери. Щелкнул английский замок и они вышли из темноватой даже в яркий день лестничной площадки, где пахло кошками и окурками из банки на подоконнике, в солнечное утро мая 1978 года.
Церемония приема в пионеры проходила на территории экспериментального консервного комбината имени Ленина, потому что там была красивая аллея славы с бюстом Ленина и большими фотографиями передовиков производства под тенистыми платанами. А еще Коля знал, что его отец работает там каким-то начальником. Не самым главным, но у него был свой кабинет, где сидело еще два человека и постоянно что-то считали на арифмометрах «Феликс». Ему давали покрутить ручку и он с увлечением считал. Это было просто. Нужно только передвинуть несколько железных штучек, обозначающих цифры и повернуть ручку столько раз, на сколько нужно умножить или поделить. От себя, чтобы умножить, к себе – делить. Там пахло канцелярией и табачным дымом и работал вентилятор с металлическими лопастями, которые в клочья рвали брошенную в них бумажку, за что Колю ругал папа. Он боялся, что лопасти отрежут ему палец. А Коля не боялся совсем. Еще папа разрешал пострелять ему из воздушного ружья. Он давал ему целую пригоршню пулек и отправлял на задний двор, где стояло множество стеклянных банок. Их Коля уничтожил в несметном количестве.
У папы было хорошо, однако мама редко разрешала ему приходить к нему на работу, а с ними он не жил с тех пор, как Коля себя помнил. Мама говорила, что у него другая семья и Коле было интересно посмотреть на нее, но мама запрещала. У папы был автомобиль Запорожец и иногда Коля катался на нем с папой. Но редко, очень редко, так что никто из класса ни разу не видел. А Коля так хотел, чтобы папа привез его в школу или забрал из нее, и чтобы все это видели.
Все три третьих класса – А, Б и В уже столпились на аллее. Коля сразу убежал от мамы к своим. Димка, Васька, Мишка и Ленка, в которую Коля был тайно влюблен, стояли возле фонтанчика с питьевой водой.
- Привет, Колька!
- Привет, привет, привет!
Ленка сразу сделала большие глаза и затрещала, обращаясь к Коле:
- А ты знаешь, что Нагучева не примут в пионеры? Он хулиган и двоечник! Валентина Яковлевна сказала моей маме, что Нагучева нужно отдать в спецшолу для дураков.
Видно было, что эту новость они обсуждали и до его прихода. Сергей Нагучев был даже не двоечником, а единичником. Он так и не научился быстро читать и до сих пор мямлил по слогам. Умножать и делить тоже не умел. Он был маленький, как детсадовец, но очень злой и сразу бросался драться, если над ним начинали смеяться, а кулаками бил больно, даже до крови однажды нос Коле разбил, так что его не трогали, а презирали за спиной.
- Конечно, не примут! Пионером может быть только лучший!
Коля с удовольствием произнес эту фразу. Ему вообще очень нравилось, что Нагучев такой тупой. Это давало ему возможность чувствовать себя более уверенно, потому что по арифметике у него была тройка, а у Ленки пятерка.
Но тут заиграл пионерский горн и классные руководительницы начали строить свои классы и выравнивать их по линейке. Коля испытал упоительное чувство волнения, которое начиналось сладким комком в горле и опускалось в низ живота и томительно ныло там. Он стоял в первом ряду как раз напротив бронзового бюста Ленина. Перед ними вышел директор школы и начал что-то говорить, но Коля ничего не понимал. Он держал в руках сложенный красный галстук потными от волнения ладошками. Затем послышалась дробь барабанов и по аллее торжественно прошествовала старшая пионервожатая, отдававшая пионерский салют, за ней несли знамя, следом шли два барабанщика. Они остановились, повернулись. Дробь затихла. Сердце Коли ухнуло куда-то вниз. Что-то было еще, но Коля уже слабо воспринимал происходящее. Он находился на пике возбуждения. Вот к нему подошла пионервожатая и, взяв галстук из его рук, повязала на шее. Коля боялся пошевелиться, чтобы не нарушить торжественность момента, но глазами скосил вниз, так что стало больно. Он видел на груди треугольные концы красного галстука! Он уже пионер! Затем директор еще что-то говорил и в конце сказал, отдавая салют: «Будь готов!». Коля даже замешкался, впервые в жизни на полных правах отвечая с поднятой к голове согнутой рукой: «Всегда готов!». Затем снова заиграла музыка, строй юных пионеров повернулся и торжественно двинулся по аллее к выходу.
Валентина Яковлевна собрала весь красногалстучный класс вокруг себя и сказала, что им дается первое в жизни пионерское задание. Нужно собрать макулатуру и отнести ее на задний двор школы, где ее будут взвешивать. Каждый класс будет соревноваться с другими, а победителей ждет почет и уважение. Еще она сказала, что верит, они ее не подведут, они будут лучшими!
Невозможно описать энтузиазм Коли. В его голове мгновенно созрел план. Возбужденно размахивая руками, он почти кричал, захлебываясь, Димке, Ваське, Мишке и Ленке, окруживших его:
- В двенадцатой столовой я знаю, где взять тачку! Все потащат, а мы повезем! Айда! Давай бегом!
Они сорвались с места и наперегонки бросились бежать. До столовой было недалеко, около двух километров. Полчаса не прошло, как запыхавшиеся, потные, но возбужденно-счастливые, они схватили железную тележку на трех колесиках, стоявшую около заднего входа, где большой холодильник, и с грохотом выкатили ее на улицу. Вдогонку полетел отборный мат. Мешая русские слова с армянскими, Ашот Зарзантович, заведующий столовой, потрясал кулаками, но было поздно. Коля знал его, и он знал Колю, потому что они жили в одном доме, только в разных подъездах. У него был сын Витя, на год младше Коли, и они играли вместе. Коля надеялся, что Ашот Зарзантович не узнает его со спины.
Тачка была тяжелой, заднее колесико вихлялось и дребезжало, и ее постоянно заносило. Но впятером они справлялись. Особенно старался Коля, выделываясь перед Ленкой. Приняв на себя роль командира, он и дальше продолжал давать распоряжения, которые, впрочем, никто не исполнял, но никто и не возмущался. Все же идея с тачкой была его.
Путь их лежал через поворот к гаражам. Там лежала целая гора пустой картонной тары. Колька часто там играл в войнушку с пацанами с улицы. Было весело-страшно прыгать на эту кучу с крыши двухэтажного гаража. Пустые коробки прекрасно гасили падение, на них было умопомрачительно приятно кататься.
Прибыв на место, они бросились складывать в плоский лист картонные ящики, складывать стопой и перевязывать проволокой, найденной тут же. Когда тачка была наполнена выше роста взрослого человека, они с трудом потащили ее в школу. Гора картона то и дело норовила свалиться, друзья  ругались и поддерживали ее, не давая упасть. Тащить было очень тяжело, но осознание того, что они за раз столько макулатуры привезли, давало силы.
На заднем дворе школы в открытых воротах склада возле больших весов сидел в синем халате завхоз Илья Петрович. Склад был уже заполнен макулатурой, поэтому ее просто сваливали в кучи на дворе после взвешивания. Команда Коли с гордостью подвезла тачку к весам. Завхоз поглядел на них поверх толстых очков:
- Ни х… себе! Где тачку с….?
- Да это у Мишки отец грузчиком работает! Он дал! Честное слово! Честное пионерское!
Принялись врать юные пионеры.
- Ну, валите на весы.
Оказалось, что они привезли аж 200 кг! Илья Петрович записал это в потрепанной тетради. Радости и гордости их новоиспеченных пионеров было предела. С новыми силами бросились они на второй заход.
К вечеру, грязные, уставшие, но безмерно довольные, они узнали итоговую цифру своих сборов. 1235 кг! Это был рекорд. Никто не собрал больше. А все благодаря идее Коли с тачкой. Измотанные, они разошлись по домам, где счастливо уснули. А тачку бросили в котлован новостройки. Она плюхнулась в воду, подняв тучу брызг и осталась торчать колесами вверх.
Прошла неделя. Все это время друзья ходили с гордо поднятой головой. Еще бы! Валентина Яковлевна особо их отметила, даже в стенгазете появилась маленькая заметка «Рекордный сбор макулатуры». На каждой перемене они бегали смотреть на свою кучу и сердце их каждый раз пело. Но вот зарядили дожди. Куча макулатуры размокла, раскисла, а ее все не забирали. От кучи стало вонять плесенью. И в конце концов ее увез самосвал. Увез на свалку.
В этот день Коля, идя домой, снял галстук, скомкал его и засунул в карман. Ему стало казаться, что он жжет шею. На утро он завязал мятую красную тряпочку простым двойным узлом и носил только в школе, и то лишь потому, что дежурные на входе заставляли надевать эти красные ошейники. А потом Серега Нагучев попал под поезд – полез под вагон за снегом, а тут состав дернулся. Он еще трое суток прожил в больнице, потом умер, так и оставшись октябренком. Потом Коля начал курить. Но к истории с макулатурой это уже не имеет никакого отношения.