Пробуждение

СОЛНЦЕ ТРУДНО ПРОСЫПАЛОСЬ и, казалось, что проснётся лишь к обеду. Но едва забрезжил свет, увидали люди диво: всё окрест держало иней - ветки, крыши и заборы (и железо, и штакет) были в белом.

Несказанно и волшебно нарядился вдруг ноябрь, потому и солнце плыло в небе долго: удивлённое, держалось над землёю (всё ж зима почти настала!)

Чем виднее становилось, тем наряднее деревня: белых красок буйство было. Вот и небо уж не серо, с голубинкою сегодня - чтобы иней видно стало на вершинах тополей. И берёзы тоже рады, к небу тянутся стволами, подставляя солнцу ветви - посмотри, мол, как красивы мы сегодня спозаранку. А вчера хоть тихи были, но в безмолвии неярком потерялись к ночи ближе (не хватило света на день!)

Улыбнулось утро людям; вдруг снежинки заискрились, засверкали уж на солнце. Будто радость полыхнула - чтоб на всех её хватило. Даже хмурому коту, заскучавшему в окошке, - и ему досталось тоже.

Закурились трубы разом - затопили печи люди; скоро-скоро завтрак будет. И на блюде, до работы, будет каша и компот...

С краю хата, на пригорке… Сена дал хозяин овцам, про корову не забыл, а едва они поели, он к реке погнал их снова, как вчера. К водопою шли спокойно три овцы, одна корова, да хозяин вместе с ними. И собака увязалась - поиграть охота было; на цепи ей надоело день и ночь лежать у будки.

Кот дремавший шевельнулся, к двери бросился: откройте, побегу играть я с Жучкой. Баба Маша дверь открыла, наказала быть терпимей, не дразнить без дела Жучку. Да не слышал кот наказа.

Так, сцепившись, и скатились кот с собакой с косогора - прям на речку. Полынья насторожилась - как-никак, а зябко, вроде, и собаке, и коту с мокрой шерстью на боку…

Драчуны остановились, наблюдали за коровой, что пила холодну воду. Овцы ждали. Опершися на клюку, ждал хозяин молча тоже - у него заботы нету, как вернуть скотину следом. В денниках задать им корму и подстилку из соломы свежей сделать, чтоб совсем не скучно было на морозе ждать обеда.

Вышла бабка. С косогора посмотрела - проверяла, все ль на месте, не сбежал ли муж до «Лавки» на похмелье выпить рюмку.

А хозяину неловко за себя и за жену: тут такая благодать - любо глазу, в сердце песня… прямо просится наружу. То ль пригрезилось ему, может, правда, наяву видит он и те берёзы, что стояли в белом-белом, и другие дерева, снежных шапок понадевших.

«Сколь живу на белом свете, - сам себе сказал хозяин, - лучше утра я не видел! Вот ведь, всё, похоже, то же! Ан, совсем-совсем не так. И слова другие - где вы? Как мне выразить картину, предо мной что разостлалась?»

Рисовалось утро ярко, пробуждалось, как на праздник, что приходит в день рожденья! Эта радость пробужденья и художества зимы приглянулась мужику, хоть совсем не поэтичен и от лирики далёк. Зимний нарастал денёк!..