Лиза. Часть 26

Я вышел из комнаты, не дожидаясь приглашения к завтраку, в тайне надеясь, что она тоже придёт в столовую раньше, чтобы, как можно скорее, увидеть меня. Солнышко за окнами уже не сияло. Утреннее небо было сплошь затянуто хмурой белёсой пеленой. После вчерашнего ослепительного дня дом казался грустным и немного уставшим, но, едва я свернул в дальний не парадный коридор, всё засветилось и засияло вокруг, будто озарилось ярким полуденным светом. Она уже стояла на нижней ступеньке лестницы, там, где мы расстались вчера после ужина, тайком высматривая меня в коридоре. В прежнем нарядном голубом платье, с атласной лентой в тщательно причёсанных волосах, вся лучезарно весёлая, сияющая свежей утренней улыбкой.

Заметив меня, Лиза по-детски озорно спрыгнула со ступеньки, игриво подхватив кончиками пальцев пышную юбку, и я улыбнулся с досадой, что не успел подбежать к ней и поймать за эту прелестную, туго стянутую, голубую талию.

-- Доброе утро, Георгий Яковлевич! Как Вам нынче спалось?
-- Доброе утро, Елизавета Яковлевна! Благодарю Вас, спал будто убитый!
-- А мне всю ночь дивные сны снились, но до полудня я не скажу Вам о них.

В узком коридоре царила жуткая суета. Пышная, степенная Матрёна в белоснежном переднике то и дело пробегала мимо нас в столовую, тут же возвращалась обратно и каждый раз, словно забыв, что было секунду назад, кланялась на ходу, громко желая доброго утра. Улучшив момент, когда вокруг никого из прислуги не оказалось, Лиза положила ладошки в мои руки и торопливо поцеловала, задержав губы чуть дольше того скоротечного мгновения, которое необходимо, чтобы остаться никем не замеченной.

-- Ты не сердишься на меня?
-- Я люблю тебя...

***

Завтрак прошёл по-деловому быстро. Прибытие Любы ожидалось с минуты на минуту. Яков Иванович сообщил, что распорядился послать навстречу свою повозку, дабы узнать, нет ли каких проблем и тут же сообщить, если таковые возникли. Все перешли в зал, уже не скрывая волнения, и, едва заслышался на краю деревни заливистый собачий лай, с радостным облегчением заторопились в прихожую.

Прислуга тоже собиралась в прихожей, прижимаясь к  стенам и всё более окружая своих господ. Едва затих у порога громкий скрип снега и топот множества лошадиных копыт, Антип, приглаживая на ходу жидкие волосы, кинулся торжественно открывать двери. С улицы понеслись многочисленные голоса, сливаясь в сплошной суетливый гомон, и вместе с волной ядрёного зимнего воздуха в дом вошла невысокая, совсем молодая женщина, довольно статная, чуть круглолицая, но похожая больше на отца, чем на мать, приветливо улыбающаяся, в широком чёрном пальто с огромным меховым воротником, в высокой меховой шапке и с коричневой меховой муфтой на зябко зажатых перед собой руках. Тут же за её спиной показались две няньки, закутанные в толстые, коричневые платки, осторожно нёсшие на руках таких же закутанных с ног до головы, словно куклы, детишек.

Я отошёл чуть в сторону, чтобы не мешать долгожданной семейной встрече. Отовсюду понеслись приветственные возгласы, непременные, традиционные вопросы, как доехали, как дорога, как себя чувствуют дети? Люба отвечала на все приветствия, мило улыбаясь, но эти улыбки  почему-то показались чересчур натянутыми и отчуждённо холодными. Её взгляд излучал неподдельную искреннюю радость, но, кроме обычной дорожной усталости, в нём откровенно сквозило нечто фальшивое, какое-то стандартное выражение, которое надобно принимать в данной ситуации. Она остановилась в окружении родственников и прислуги, чуть приподняв голову и почти не шевеля ею, словно боялась нарушить строгую, предписанную незыблемым этикетом позу.

Взгляд её неожиданно оживился, когда подошла Лиза. Люба вдруг кинулась к сестре, обняла её за плечи, прижалась к щеке раскрасневшейся с мороза щекой.

-- Лизонька, милая моя. Как же я соскучилась по тебе!

Лиза тут же замерла, прижав губы к её уху.

-- Люба! Любинька!

Показалось вдруг, что Лиза чем-то сильно встревожена, увидев сестру, но Софья уже ревниво оттесняла Лизу, бесцеремонно протягивая Любе руки и вытянутые для поцелуя губы.

-- Люба, ты вскорости станешь "Ваше превосходительство"?
-- Да, уж скоро...

Наконец все трое обнялись вместе и расцеловались, нежно чмокаясь в радостные щёчки.

Яков Иванович, не сдерживая радости, представил меня, как отставного поручика и прибывшего издалека гостя. Люба едва заметно, словно делая вынужденное снисхождение, склонила в приветствии голову и безукоризненным привычным движением протянула мне грациозно опущенную ладонью вниз руку. Я нагнулся и, коснувшись кончиками пальцев неожиданно холодной, почти ледяной ладони, обозначил лёгкое прикосновение губ к её маленькой, немного пухлой руке, отчего-то неестественно сильно зажатой, источающей терпкий запах дорогой перчаточной замши и навязчиво изысканный аромат пачули.

Заканчивая краткий ритуал знакомства, наши взгляды на мгновение встретились и я вдруг неожиданно ясно увидел, что за внешней холодностью и неподвижной сдержанностью таится вовсе не высокомерное чванство свежеиспечённой генеральши, а самая обыкновенная боль, очевидно очень сильная и доставляющая ей жуткие мучения, которую она так самоотверженно пытается скрыть от родных.

-- Вам плохо? -- на всякий случай я постарался говорить совсем тихо.

Мой неожиданный вопрос вызвал у неё откровенное удивление. Она колебалась несколько секунд и наконец сдалась, смущённо опустив измученный взгляд.

-- Да, Вы верно заметили. У меня страшно болит голова. Мы провели в дороге ужасную ночь, сильно замёрзли...

Все тут же кинулись громко сочувствовать несчастной Любе.

-- Потерпите минуту. Я сейчас...

Деликатно извинившись, я двинулся в сторону коридора но, разглядев среди прислуги Матрёну, остановился на секунду.

-- Будь любезна, быстренько принеси сюда чашку с водой и две большие ложки.
-- Слушаюсь, барин...

Вытащив из упаковки таблетку пенталгина, я завернул её в кусок бумаги и помчался обратно, желая поскорее помочь самой близкой и самой родной сестре моей дорогой Лизоньки.

Прислуга разошлась по своим делам. Лишь один Антип, старчески умиляясь, уносил в гардеробную беспорядочно брошенную в прихожей одежду. Все уже перешли в зал. Люба в сером шерстяном платье сидела на диванчике, мучительно обхватив голову упёртыми в стол руками и о чём-то негромко переговаривалась с сёстрами. На столе стоял поднос с чашкой и двумя ложками.

Очаровательно помолодевшая бабушка Екатерина Дмитриевна, вся сияя от счастья, держала на руках маленькую, лет двух с половиной, внучку, неуловимо похожую на неё, одетую в некое подобие короткой греческой туники с длинными рукавами и такие же широкие штанишки с квадратным греческим орнаментом по низу. Степенный, седой дедушка Яков Иванович, закинув руки за спину, важно сопровождал их неторопливый поход вдоль окон зала и разглядывание маленьких деревьев в кадках.

Проходя мимо, я остановился у обратившей на меня внимание девочки.

-- Здравствуйте, милая барышня. Как Вас величать?

Ничуть не испугавшись меня, мило улыбнувшись в ответ, она тут же старательно вежливо прокартавила:

-- Полковника Павла Антиохова дочь Катерина.

Все заулыбались в искреннем умилении и, быстро оставив меня в покое, двинулись дальше.

Глядя, как я, стоя у стола, давлю в ложке таблетку, чтобы зверский анальгетик подействовал в считанные минуты, Люба попыталась поднять на меня взгляд и тут же, скривившись от боли, мучительно опустила глаза, прикрыв их рукой

-- Простите Бога ради. Вы - лекарь?
-- Нет, я не лекарь...

Софья многозначительно молчала и Лиза поторопилась объяснить сестре.

-- Георгий Яковлевич вовсе не лекарь, но его снадобья творят истинные чудеса.

Высыпав в ложку зеленоватый порошок, я сделал шутливо важный докторский вид.

-- Так-с, Любовь Яковлевна, открывайте рот, но сразу не глотайте. Лекарство горькое, будьте любезны потерпеть.

Её терпение и внешнее самообладание поразили окончательно. Лишь деликатно поморщившись от неприятного лекарства, она самоотверженно стойко выждала по моему велению полминуты и, отпив с потрясающей грациозной неторопливостью несколько маленьких глотков воды, тем же невозмутимо изящным движением вернула чашку на серебристый поднос.

-- Теперь посидите спокойно пару минут и вся Ваша боль тут же пройдёт.

Я выслушал подчёркнуто вежливые слова благодарности и, деликатно откланявшись перед сёстрами, поспешил уйти в свою комнату, где меня с самого рассвета ждал хромированный "Паркер", прижимающий к столу мелко исписанные листы бумаги.

==================================
Часть 27: http://proza.ru/2018/07/17/1070