Поход

Утром папа во всеуслышание объявил, что завтра мы идем в поход, и я тут же подскочил со стула, бросив зловредную кашу остывать на столе. Вы скажите, что папины слова лишь послужили вполне весомым поводом к отступлению для меня, как для человека всем сердцем ненавидевшего кашу. А вот и нет! Внутри словно с новой силой застучало сердце, давая понять, что момент, которого я так долго ждал, наконец наступил. Ведь мы еще не разу не выбирались в поход с тех самых пор, как родились мои младшие сестры. То они слишком маленькие, то слишком слабенькие, то простывшие, то грустные. Как по мне, так они все дни в году без исключения были лишь вредные да доставучие. И как бы мама меня не уверяла, что с возрастом это пройдет, но вот им уже пять, а мне вот-вот будет девять, а эта мелюзга по-прежнему лазит без проса в мои вещи и разрисовывает школьные тетрадки.

Но все это было уже неважно. С тех самых пор, как до моих ушей долетело заветное слово «поход», я больше ничего не замечал и отказывался слушать любые замечания в свой адрес. Мне было все равно, даже если придется терпеть капризы сестер. Это был мой поход, который я заслужил, заработав все пятерки в году.

Под вечер меня все еще было не угомонить: все ящики с вещами были распахнуты и перерыты, почти все съестное в доме уже перекочевало в мой рюкзак, сестры были посажены у телевизора в соседней комнате. Когда мама спросила, что мне приготовить на ужин, я с удивлением отметил, что за весь день не проронил ни слова. В голове творился полный хаос из мыслей, но среди не нашлось ни одной про сегодняшний ужин, поэтому из моих уст вышло какое-то нечленораздельное мычание. Мама косо на меня посмотрела, а потом что-то буркнула отцу. Она не очень любила походы. Может от того, что именно тогда в нас с папой просыпался настоящий мужской дух, который было не обуздать никому. В любом случае, не помню по какой причине, но в тот вечер я остался без ужина, хоть и заметил это уже укладываясь спать.

И вот мама уже крепко укутывает меня в одеяло, несмотря на то, что летние ночи в этом году еще теплее предыдущих, целует в лоб и просит долго не ворочаться. Когда свет гаснет, я уже лежу по пояс без одеяла и смотрю в потолок, на который наклеены светящиеся в темноте звезды. Обычно мне они не нравятся – светят в глаза так, что невозможно уснуть, да смеются надо мной, потому что я вынужден терпеть их, таких желтых и ненастоящих, вместо того, чтобы разглядывать миллионы и миллиарды подлинных небесных огней. Ну ничего, теперь был мой черед над ними смеяться. Я не мог оторвать глаз от потолка, пока веки наконец не начали тяжелеть и затем совсем не опустились.

                ***

Лес встретил нас игривым теплым ветром. В нос тут же ударил запах лета, который в начале июня еще не так ощутим в городе. Я бросил рюкзак на первой же поляне и помчался вслед за ошалевшим зайцем, чтобы посоревноваться с ним в скорости. Он-то небось каждый день бегает то от одного, то от другого лесного жителя и порядком устал, а вот мои ноги за время зимнего безделья и весенней меланхолии порядком отдохнули, и им теперь не терпелось понестись вперед. Но заяц скрылся за ближайшим кустом быстрее, чем я успел громогласно крикнуть: «Старт!», и не пожелал больше со мной связываться. Из самоуважения пришлось в гордом одиночестве пробежать до ближайшего ручья и, тяжело дыша, вернуться к семье.

Обед не заставил себя долго ждать, хотя меня все же отчитали и пообещали в следующий раз оставить голодным. Впрочем, я-то знал, что мужчины друг друга в беде не бросают и что папа всегда готов поделиться своей частью.

Зелень листвы будоражила сознание. В этом году мне еще не довелось по-настоящему осознать пробуждение природы, так как всю весну отчего-то продолжала господствовать зима, не давая до самой середины мая вылезти из теплых штанов. Каждое время года по-своему богато приключениями, но наглеть и лезть в чужой огород никакому из них, я считаю, не позволено. К сожалению, моего мнения никто и не собирался спрашивать.

Главным по палаткам по праву всегда считался папа, и никто никогда этого не оспаривал, но я всегда в тайне мечтал тоже удостоится этого титула. Обычно мне всегда доставалась роль «принеси-подай», которая конечно тоже важна, но не так почетна. Поэтому я так и подпрыгнул на месте, когда папа протянул мне большой сложенный вдвое лист, на котором был подробно изложен план установки нашего походного жилища. «Ну, сын, ты уже совсем взрослый у меня. Думаю, я могу доверить тебе эту миссию, верно?» - весело сказал он и подмигнул. Мне понадобилось не меньше минуты, чтобы осознать положение, а затем с громогласным криком «Конечно!» выхватить листок из отцовских рук. Мама тут же шикнула на меня, указывая на задремавших сестер. Неужели она не поняла, что сейчас произошло? «Женщины», - пронеслась у меня в голове папина любимая фраза.

Я вертел инструкцию установки, наверно, почти полчаса, но так и не понял, с чего же начать. Передо мной лежали железные палки, сетка, защищающая от мошкары и сама палатка. Но как же из этого сделать одно целое? Ответ на этот вопрос был у меня в руках, но до моего сознания ему предстоял долгий и извилистый путь. Конечно, можно было попросить помощи у папы, но он ведь доверил это мне, а значит уверен, что я со всем справлюсь сам. Мой взгляд блуждал от одних слов к другим. Как же в этом разобраться? Я нахмурился и присел на траву, сделав максимально умный вид.
Еще через полчаса мама наконец закончила с распаковкой вещей, а папа ушел за дровами. Мои сестры уже проснулись и начали бегать по поляне без особой цели и смысла. А я все сидел на траве и хмурился так, будто что-то в этом всем понимаю. Мама осторожно подошла ко мне со спины и заглянула в листок. «Какая сложная инструкция» - с улыбкой протянула она. – «Ты у меня такой молодец, сам будешь палатки ставить. Вот бы и я могла чем-нибудь помочь» - мама тяжело вздохнула, а я тут же оживился. Ну конечно же! Вот чего мне не хватало! До этого палатки всегда устанавливал папа, а я всегда ему помогал. Без меня он бы никак не управился. Так и сейчас мне нужен был тот самый «принеси-подай» человек, чтобы у меня все вышло! До чего просто. Я широко улыбнулся, думая, как это мне это сразу в голову не пришло, и предложил маме немного поработать моим помощником. Она вся просияла, и мы принялись за дело.

Две большие зеленые палатки уже стояли на поляне, когда папа вернулся с охапкой дров. В его глазах засветилась гордость, и он принялся меня хвалить. Я, высоко подняв голову, заявил, что даже разрешил маме (а в последствии и сестрам) немного помочь мне, чтобы они почувствовали всю прелесть похода. Папа похлопал меня по плечу и потрепал волосы, мама весело усмехнулась, и они вместе принялись что-то со смехом обсуждать возле костра. Она, кажется, рассказывала, как я учил ее ставить палки. Конечно, это ведь легче легкого! После каждой новой присоединённой детали мама переспрашивала у меня, правильно ли все, и я с серьезным лицом кивал и говорил, что она быстро учится. Папа отчего-то в голос расхохотался. В чем же была шутка?

 Солнце уже клонило набок, когда я присел к костру с нанизанным на ветку зефиром. Вся остальная семья уселась рядом, и мы принялись обсуждать итоги дня. Почему-то взрослым очень нравится это делать. Они снова и снова пересказывают то, что с ними произошло буквально только-только, а затем делают какие-то умные выводы. В мою голову так и не пришло никаких выводов, поэтому я просто сидел и слушал, как родители рассказывали свои. Сестры не слушали вообще и подавно ничего не рассказывали. Они с неприкрытым весельем кидались друг в друга зефиром. Каждая ухватила по пачке, от чего мне досталось лишь пару штучек, которые я успел выхватить из их мелких ручек. От чего-то это было даже забавно. Возможно, когда-нибудь я пойму, что же это за существа – девчонки…

«Эй, дружище, поди ка сюда», - папа поманил меня рукой и, не дожидаясь ответной реакции, повалился на траву. Я неуклюже плюхнулся следом и с вопросом посмотрел на него. Он указал пальцем вверх, и мне ничего не оставалось, как перевести взгляд на небо. Тут-то я и потерялся. Мои глаза заблестели ярче тех небесных светил, что смотрели на меня сверху, закололо на кончиках пальцев, по всему телу пробежали мурашки, слова застыли в горле и принялись неуклюже ворочаться во рту, не способные собраться в одну связную речь. «Красиво?» - этот вопрос раздался где-то вдалеке и принялся теребить оцепеневшее сознание. «Да», - выдохнул я и не был уверен, что произнес хоть слово. Миллионы глаз смотрели на меня, они заполнили собой все небесное пространство и принялись мерцать, чтобы все обратили на них внимание. В причудливом танце звезды то появляясь, то исчезая, образовывали прекрасные узоры, именуемые созвездиями. Прямо на моих глазах в мраке родилась ослепительная птица – лебедь. Будь я земной птицей, позавидовал бы красоте и свободе своего небесного собрата.

Звезды смеялись, перешептывались, смотрели на меня своим лукавым глазом, а затем разом замолкли. Половина игривых огоньков, словно застеснявшись таких пытливых зрителей, скрылась с небосвода. Я испугался. А затем увидел своих сестер, которые неподалеку от нас с отцом добрались до больших фонарей, что мы прихватили с собой, и принялись весело размахивать ими. Свет то и дело, словно белая клякса, попадал в черное небесное озеро, заявляя его обитателей в страхе нырять на глубину. Обычно я бы разозлился, но отчего-то лишь грустно посмотрел вверх, как бы извиняясь, и, встав с земли, в одиночестве направился в гущу леса. Почему-то меня никто не окликнул, никто не остановил, и никто не сказал, что бродить одному по лесу опасно. Затылком я чувствовал пристальный взгляд сверху и неспособный понять его причины хотел как можно быстрее скрыться от него.
 
Темнота окружила меня быстро и, когда я остановился, уже не мог понять откуда пришел. Не было ни страшно, ни одиноко, только слегка грустно. Затем впереди что-то ярко-ярко засветилось. Так ярко, что мне тяжело было поднять взгляд. Но когда я все же посмотрел вперед, то встретился с ней – Полярной Звездой. Это была она, самая яркая, самая прекрасная из всех, и она танцевала. Этот танец был для меня. Концовка прерванного выступления. Она от лица всех своих сестер прощала меня, а может это просто был утешительный приз. Я не мог пошевелится, чувствовал, как колит глаза, и с каждой секундой видел все меньше и меньше за пеленой проступающих слез. «Мужчины не плачут» - говорил отец, но он никогда не видел того, что видел я в этот вечер. Соленая вода потекла по щекам, и мне показалось, что так и должно быть. Все, что было дальше, мое сознание утаило от меня. В следующую секунду мой лоб уже окутала нежная рука, и я открыл глаза.

Яркий свет ударил мне в лицо, но это было не сияние Полярной Звезды, а всего лишь пробегающий мимо утренний луч Солнца. Мамина рука погладила меня по голове и заставила окончательно проснутся. Мои ноги неудобно свисали с кровати, одеяло валялось на полу, верх пижамы задрался по грудь. «Вставай, милый», - ласковый мамин голос долетел до моих ушей. «Сегодня идем в поход», - раздался рядом еще один, принадлежавший папе. Мысли в моей голове начали строится одна за другой, потихоньку вытесняя сон.

Через два часа я уже стоял на большой зеленой поляне, обдуваемый теплым летним ветерком, совершенной счастливый и не имеющий ни малейшего понятия о том, что произошло со мной тем вечером во сне. И это было совершенно не важно, ведь вот он – поход! От ветра мне защипало в глаза, но папа всегда говорил мне: «Мужчины не плачут», поэтому я быстро смахнул навернувшиеся слезы и, забыв обо всем на свете, помчался вслед за ошалевшим зайцем, чтобы посоревноваться с ним в скорости.