Сны Золотого Века. Вступление к книге первой. Путь

Пожалуй, начну публиковать главы романа... Возможно, кому-то понравится, буду рад. Должен предупредить, что вещь довольно многоплановая -- так получилось... Судить о ней вам.


                ***
Моим  родителям, Эльвире и Вадиму, а  также  всем  родным и близким  душам,  что  ведут  меня на столь нелегком жизненном пути -- посвящается

                ***

 Некоторые мысли автора,  которые  он  счел  нужным  предпослать  книжке,  написанной  в  свободное  время  и  для  людей,  которые считают себя  свободными…
                ***
Мы  живем,  согласитесь,  в  странное  время…  Дух классовой  ограниченности  и  тяглового  государственного  строя  исподволь  уступает  место духу  индивидуальности  и свободного  творческого  труда…  Скептики  скажут,  что  сие  поистине  немыслимо   ни  сейчас,  ни  в  будущем. И  будут  правы. Романтики  и  мечтатели,  исповедующие  некое  Новое  Кредо,  скажут,  что  время  это  уже  несет  нас  в  своем  потоке.  И будут правы тоже!  Но  ведь   не  правоты я  хочу,  этого  извечного  оправдания  угнетения  и  мракобесия,  а  свободного,  беспристрастного  исследования!  Исследования  чего,  спросите вы?  Ну  конечно,  будущего!  Будущего, которое  еще  не  наступило (так  говорит  большинству  из  нас  логика),  но  которое  так  же  верно  существует  в пространственно-временном  континууме,  как  и  настоящее,  как  и  прошлое,  записанные  в  неких  Хрониках,  которые  одни  знают  под  именем  Акаши,  а  другие  полагают родовой памятью…
                ***
      Говорят, не  зная  своей  истории,  своего  прошлого,   так же, как и  истории своего народа и его прошлого,  нельзя  идти  по  жизни без ошибок. Это  верно!  Но  также  верно  и  то,  что  по  жизни  намного  легче  идти,  помня свое  будущее…  Моя книжка,  конечно,  же  – не только о будущем (ведь  будущее – лишь один из аспектов всемогущего и вечного Времени). Она – просто  о жизни.  Главы  книги    не являют собой связного повествования:  это,  скорее,  связка  эссе, в чем-то по духу и стилю перекликающихся друг с другом. Кое-какие невымышленные нюансы   сглажены – не потому, что не хочется травмировать  психику   неискушенного читателя  неприглядными оккультными подробностями,  а просто потому, что  эти  самые   оккультные  подробности  практически  не  поддаются  описанию… Во всяком  случае,  с  моей  стороны.  Да и  есть  ли  смысл  описывать Ночь,  когда большинство ночью  спит? Пусть  же  ночные  дела останутся достоянием  бодрствующих в ночи.  Ну,  а наше  дело  -- внимательно  следить  за  странниками   по  их  отрывочным  репликам об увиденном  на  пути…

                ***

Книга  автобиографична (хоть и не совсем так,  как мы привыкли это понимать).  Многое  в описании событий  автор  изменил, памятуя  о  том,  что   правда может повредить тем, о ком идет повествование. Многие  из  них  ведь живы,  здравствуют  и вовсе не хотят, чтобы любопытные заглядывали к ним в окна и показывали пальцами на улицах…. А  такая опасность реальна  в наш век всеобщего  информационного взаимопроникновения.  Но  он (ох,  уж,  этот негодник),  автор,  надеется,  что от  некоторого  изменения  ткани  повествования  не  изменились  его    суть  и  дух… Настоящие имена персонажей останутся тайной. Но --  пусть не останется тайной  искреннее  уважение  и  любовь   к  тем, кто помогал (настроением ли,  энергией ли,  и  даже враждебными попытками сломать – ибо  враги – лучшие  учителя)   писать эту  книжку …

                ***



                ПРОЛОГ
                Тот,  кто верой  обладает 
                В  невозможнейшие  вещи,
                Невозможнейшие  вещи
                Совершать  и  сам  способен.
                Гёте
                ***
        Встреча  в  канун  Крещения. Диавольское  искушение  или  судьба?   Кто  сказал,  что  авантюра – плохо?  Неожиданный  взгляд  на  предопределение.   Кое-что  об  испанских  истоках  русской  действительности начала  третьего  тысячелетия  от  Р.Х.
               
Поздний  январский  вечер.  Я  сижу  в  ночном   баре   одной из  московских  улочек   за  рюмкой  коньяку. Что  и  говорить, погода  сегодня  неважная…  Мела  метель,   и   вылезать   на  улицу  совсем   не  хотелось.  Приехал  я  сюда  прямиком из  Домодедовского аэропорта,    проводив  одного  своего    старинного  друга   на   авиарейс   до   Новосибирска,   где   тот   работал  старшим   науч-ным   сотрудником    в   одном  из  НИИ,  занимающемся  вопросами  квантовой  физики... По  окончании  школы  мы  разъехались  по  разным   городам    и  виделись   редко,  раз  в  несколько  лет.  Такое  бывает:  сроднились  мы  после  того,   как   он   в   буквальном   смысле   слова   спас  мне  жизнь,   когда    обоим   было   по   семнадцать….  Школьная  дружба,  как  правило,  заканчивается  через  год -два  после   выпуска,   но,  если  вы  близки  духовно  настолько,   что   родство  это  сильнее  кровного,  то  ваша  связь  не  требует   тесного  общения   и  напоминает  о   себе  лишь   в  исключительных   случаях,   таких,  например,  как  женитьба  или  смерть  близкого  человека… 
                ***
    Последние   годы  я  работал  репортером   средней  руки  в  одной  из  московских  газет.  Жизнь  давным-давно  устоялась  и  ползла  по  накатанной  колее:  служба,    холостяцкая  квартира  в  Южном   Бутово,   да  нечастые  пирушки  с  друзьями…   Звезд   с   неба    я  не   хватал,  что,  в  общем-то,  меня    вполне  устраивало. С  женой  мы  расстались  лет  пятнадцать  тому  назад:  нас  не   связывали   общие   дети, и    разрыв  был  безболезненным.  Одинокое  существование,  прелести  которого  я  успел  оценить  за  время  «автономного   плавания»,  было  мне  почти  по  душе,  если  не  считать  неизбежной  тоски,  свойственной  человеку,  которому  некому  отдать  запас  душевного  тепла,  накопленного  за  долгие годы  разумного  эгоизма… Жениться  вторично  я  не  спешил,  поскольку  не  видел  вокруг    достойных  кандидаток  на  роль  спутницы  жизни   своенравного  газетчика,  не  терпящего  диктата  в  отношении  собственной  персоны.  Исключение  мог  составить  диктат  со  стороны  начальства,  из  клещей  коего  за  четверть  века  работы  учишься  выскальзывать  безболезненно  и  даже  с  кое-какой  выгодой  для  себя…   Впрочем,  не  стоит  злоупотреблять  вниманием  читателя  и  перечислять  скучные  реалии  моей  вполне   черно-белой    жизни…  Призраки  минувшего  имеют свойство  подавать  голос  лишь  в  минуты  грусти,  а  это  состояние  никогда  не было  для  меня  продолжительным…                … Столкновение   с  сумрачными  страницами Жизни,  в  которые  мне  довелось  заглянуть,  как  я  теперь  полагаю,  не  могло  быть  случайным.  Подобно  Несбывшемуся  Грина,  та душевная    неудовлетворенность,   которая   становится  спутником  многих  из  нас  в  зрелом  возрасте,  не  могла  не  найти    серьезной  пищи:  как  резонно  заметил    в   свое  время    Теннисон,    « ..  мы  должны  идти  вперед   и   никогда  не  умирать…»
 
                ***                … Было  около  одиннадцати  вечера.  Ехать  на  ночь  глядя  в  мое  унылое  обиталище     не   хотелось  и   время  до  утра  я   решил  скоротать  в  уютном  заведении,  тем  более,  что  надо  было  срочно  поработать  над  материалом  статьи  для  воскресного  номера. Мне  всегда   нравилась  толчея  людных  мест:  будучи  животным  социальным,  я  не  мог  долго  обходиться  без  общества  себе  подобных.  К  тому  же,  пришедшие  в  голову  свежие  мысли   требовали   немедленной   компоновки,   а  тут  уж  ничего  не  попишешь:  творческий  зуд  -- такая  штука,  что  устранить  его  можно,  только  вылив   часть   сознания   на   бумагу… Я  устроился  в  уютном  закутке   и(будь  благословенна  ночь!...),  выудив   из  недр  кейса   видавший  виды  ноутбук,    принялся  за  работу. В  баре  в  эту  пору  было  оживленно:  как  в  калейдоскопе,  сменялись  лица  посетителей,    забредающих  сюда  пропустить   стаканчик - другой.    Две   в  меру  накрашенных   и   скудно  одетых  в  верхней  части  тела   девицы   потягивали   коктейли,   поглаживая   взглядами  потенциальных  клиентов.  Скучающий  охранник   дремал  в  глубине  зала,  прислонивши  голову  к  стене.  Низкие  потолки   создавали   уютную  атмосферу   эдакого   подвальчика   ваших   грез,   а   лампы,  скрытые  в  стенах,  давали  света  ровно  столько,  чтобы  можно  было прочитать  меню,  не  ломая  глаз.
                ***
      Время  летело  незаметно.  Обнаружив,  что  прошло   добрых  полтора  часа,  я  отправился  к  стойке  за  очередной  порцией  спиртного. А  по  возвращении    обнаружил  за  столиком  моложавого,  с  сильной  проседью  человека  примерно  моих  лет.  Перед  ним  стояла  чашечка  с  дымящимся кофе:  эклер на пластиковом    блюдце  немного  оживлял  пустынный  ландшафт    столешницы.  Увидев  меня,  он  виновато  улыбнулся  и,  наклонив  голову  с  учтивым  изяществом,  достойным,  пожалуй,  испанского  гранда,  извинился  за  вторжение.
       --  Простите,  ради  Бога…               
                Говорил  он  медленно  и  чуть-чуть  заикался  в  начале  каждой  фразы.               
         --  Не  помешаю? Вы   журналист?  Знаете,  с  детства  преклоняюсь  перед  пишущими  людьми.  Самому-то  таланта  не  отпущено,  так  немножко  завидую…               
            -- Я  вот   решил,  --   он  сделал  паузу, -- пересидеть  пургу…               
            -- Тут  довольно  уютно ,  не  находите?               
             Незнакомец  рассмеялся.               
 В  последний  раз  я  был  здесь  лет   пятнадцать  тому…   Знаете,  ведь  за  исключением  отделки  помещения,  ничего  не  изменилось – все  так  же  девушки  сидят  в  ожидании  чего-то  такого,  -- он  прищелкнул  пальцами,  -- и  так  же  изнывают  от  жары,  несмотря  на  зимнее  время…
                ***               
         … От  него  веяло  покоем;    старомодная  манера  держаться,   бесспорно  выдавала  натуру  тонкую  и  уравновешенную.  Мелкие  морщинки  лучами  разбегались  от  уголков   глаз  с  радужками   цвета  дамасской  стали.  Пристальный,   холодно-оценивающий   взгляд  не  очень-то  сочетался  с  обезоруживающей  улыбкой,  которой  он  меня  встретил.  Но... в  конце  концов,  у  каждого  свои  странности,  а  эту  я  перестал  замечать  уже  через  пять  минут  общения.  Хотя  общением  в  полном  смысле  этого  слова   разговор  наш  назвать  было   трудно.  Чувствовалось,  что  моему  визави  нравилось  больше  слушать,  чем  говорить. Вытаскивая из  себя  слова  лишь  в  случае  крайней  необходимости,  он  отрешенно  вглядывался  в  пространство,  расположенное  в  области  моего  левого  виска,  будто  стараясь  прочесть  в  нем  нечто  неведомое  мне  самому:  подобное  любопытство  нисколько  не  оскорбляло  меня…  Пожалуй,  наоборот,  это    даже  льстило  самолюбию.                …Мимолетные  дорожные  встречи  ни  к  чему  не  обязывают:  случается,   делишься  с  собеседником  такими  вещами,  о  которых  не  рискнул  бы  рассказать  даже  любящей,  преданной  жене…  Этот  человек  располагал  к  себе  с  первого  мгновения,  чем  резко  отличался  от  большинства  моих  знакомых,  кое-как  спасающихся  от  суеты  столичной  жизни  за  щитами  напускного  равнодушия  и  привычной  лжи  о  себе.  Улыбка    была  искренней;  что  до  немногословия,  то  я  счел  его  естественной  манерой  поведения:  незнакомец,  видимо,  был   застенчив,  что  внушало    симпатию. Кстати,  если  уж  говорить  об  истоках  симпатии,  то,  видимо,  этот  вопрос  решается для  нас  на  подсознательном  уровне  мгновенно  и  безоговорочно: несмотря  на   церемонность  первых  фраз,  в  глубине  души  я уже  знал,  что  встретил «своего».
                ***
      Думаю,  тормоза  отпустил  алкоголь;  по  другому  трудно  было  бы  объяснить  причины  столь  поспешного  доверия  к  абсолютно  незнакомому  человеку.  Как  бы  то  ни  было,  вскоре  я  обнаружил,  что  довольно  связно  излагаю  ему  историю  своей  жизни. В  любой  другой  обстановке  подобная  откровенность  показалась  бы  дикой,  но  сегодня  я  чувствовал  настоятельную  потребность  излить  душу.
          …Итак,  спиртное  развязало  язык. Люди  вокруг  казались    милыми  и  добрыми,  а  мир  вокруг  – волшебным  и  необыкновенно  праздничным. Спохватившись,  я  вспомнил,  что  мы  не  представились.
                --  Евгений, -- ладони  сомкнулись  в      обстоятельном   рукопожатии:  тут  мой  незнакомец  неожиданно  снова   рассмеялся.               
               – Вы  так  интересно  рассказываете,  что  я  вовсе  забыл  назваться.  Мигель, очень  приятно. …Он  покачал  головой,  как  будто  управляя  незримым  оркестром,  расположенным  позади  меня. Движение  было  естественным  и  ненапряженным:  я    оглянулся.                ....Мигель  рассмеялся  опять   и  спросил  после  небольшой  паузы:               
                -- Супруга  ваша  была   властной  женщиной?  Свобода  -- такая  вещь,  что  ценить  ее  начинаешь  только  тогда,  когда  потеряешь,  -- отхлебнув  кофе  из  чашечки,  он  обхватил  плечи  руками.               
                --  В  наших  судьбах  есть  что-то  общее…                Фраза   прозвучала  утверждающе  мягко. И --   не  выглядела  наигранно-фальшивой,  как  это  могло  бы  показаться  человеку,  не  склонному  к  излишней  драматизации.  За  банальностью   крылось  нечто  большее,  чем  простое  сочувствие  либо  желание  манипулировать… 
               -- Да, -- кивнул  он,  заметив  мой  вопросительный  взгляд,  -- я  тоже  расстался  со  своей,  примерно  в  это  же  время. А  прожили  вместе  больше  двадцати  лет. И  дети  есть,   взрослые…               
    …В улыбке   мелькнула  печаль. Он сложил  руки  в  движении,  напоминающем  пранам.  Глаза    полыхнули   темным  огнем….  Холодок  пробежал  по  позвоноч-нику.  В  ту  же   секунду  Мигель  странным   движением,    будто  хотел  взяться  за  голову,  поднял    ладони  к  вискам,  но,    внезапно  передумав,  распахнул  их  в  мою  сторону.                Тут  меня    подбросило,  как  неопытного   всадника   в  галопе.  В   голове   взорвался  мягкий пушистый  снаряд:     я  вместе   со  стулом как  будто  покачивался   на  внутренней  поверхности  гигантского   плавательного  пузыря.  Библейский  Левиафан  вряд  ли шел  в   сравнение  с  рыбой, которая  могла  носить  такое  в   чреве…  Странно!  Я увидел  нас  с  собеседником   в  почти  безлюдном  помещении:   двое  незнакомцев  в  узеньких  темных  очках  и униформах  синего  цвета  с  оранжевыми  надписями  на  спинах  сидели  за  барной  стойкой… Я  наблюдал  их   профили, повернутые друг  к  другу. Витиеватые   буквы  на  куртках    переливчато- шелковистой  ткани  были    русскими,  но  в  то же время  было какое-то отличие, которое  я  не  пытался  уловить…  Звуков  не  было;      неуловимо  изменился  характер  освещения. Не  могу    описать  толком,  в  чем  это  заключалось--  то  ли  как-то  сдвинулись  источники  света,  то  ли  резко  упала  интенсивность  накала  ламп.  Не  было  и  сколько-нибудь  заметных  эмоций.  Через    мгновение  наваждение  исчезло:  провал  в  восприятии  кончился.  Сознание снова  заполнил гул  голосов,  смешанный  с  музыкой  Глена  Миллера…               
            …   Я    глянул  на   часы,  висящие  справа  от  стойки,  над  аркой, ведущей  в соседний  зал:  они показывали половину  третьего  ночи.  А  ведь  в  последний  раз,  когда я  глядел на циферблат,   было  что-то  около  начала  первого…   Дьявол!  Я  готов  был  поклясться,  что  с  того  момента,  когда  я  вернулся  за  столик,  прошло  не  более  двадцати  минут.  Репортерская  привычка  точно  фиксировать  время  не  могла   подвести…  Дыхание  перехватило;    я  почувствовал,  как  меня  обволакивает  беспомощность. И – страх!  Волна  все-поглощающего,  животного  страха,  не  поддающегося  никаким  разумным  увещеваниям:  приступ  дурноты  был  так  силен,  что  у  меня  закружилась  голова. Пальцы   рук непроизвольно  вцепились  в  сиденье  стула.  Вам  знакома  память  об  ужасе,  который  испытывает  ребенок,  когда  его  заставляют  войти  в  темную  комнату?  Именно  таким  ребенком  я  и  был  сейчас!...  Попытавшись  встать,  я  обнаружил,  что  ноги  подгибаются,  как  будто  в  них  не  было  костей.  Ладони  вспотели,    тело  покрылось  мурашками.  Из  подмышек  стекали   ручейки  холодного  пота.   Пульсирующе  темнело  в  глазах;  вдобавок  я  обнаружил  еще  одну  пугающую   деталь:  картина  окружающего  изменилась!  Сразу  я  этого  не  заметил,  всецело  поглощенный  непривычными  ощущениями:  места,  где   сидели  девицы,  оказались  занятыми  двумя  азербайджанцами,  по-видимому,  отцом  и  сыном.  Они   негромко   о   чем-то  переговаривались;  во  рту  у  старшего,  одетого  в  дорогой  костюм-тройку,  поблескивала  золотая  коронка.  Второй,  молодой  человек  лет  тридцати,  в  джинсах  и  вельветовой  рубашке  горчичного  цвета,  внимательно  слушал,  утвердительно  кивая  время  от  времени. Он   волновался: это  было  заметно  по  тому,  как  он  облизывал  губы  кончиком   языка.  Пальцы  правой  руки  рассеянно  выводили  какой-то  узор  на  кофейной  чашечке,  которую  он  бережно  держал  на  ладони.  Вот  черт! Сильно  подташнивало.  Закрыв  компьютер,  я  предпринял  вторичную  попытку  подняться  со  стула.  Затем,  извинившись,  направился  в  туалет.
                ***
                Вернувшись,  я  увидел    нового  знакомого  возле  стойки  с  очередной  чашкой  кофе  в  руках.  Похоже,  он  не  употреблял  спиртного.                --  Знаете,  иногда  чувствую  себя  неполноценным.  …Он  улыбнулся  почти  огорченно.               
            -- В  один  прекрасный  день  бросил  пить  и теперь  -- вот,  --   прикоснувшись  взглядом  к  чашке,  он  сопроводил  его едва  заметным  поворотом  головы.               
                --  Надеюсь,  не  обидитесь,  что  не  составил  вам  компанию?               
                --  Вы  ведь    проницательны, если не  сказать  более, -- добавил  он,  рассмеявшись,  -- это  видно  невооруженным  глазом. Но — не  доверяете  собственным  чувствам!…               
                --  Как  вы   относитесь  к  мистицизму?               
        …Мигель  отхлебнул  кофе  и  вопросительно  посмотрел  на  меня.                --  Не  к  дешевой  экзальтации  в  духе  мадам  Санд,  а  к  добротному,  профессиональному  мистицизму?  Мне  вот   показалось,  что  вы  некоторое  время  отсутствовали  в  этой  реальности…  Не ошибаюсь?               
        … Сонливость  моя    испарилась.               
                -- Ну,   допустим.               
      … Я  насторожился,   лихорадочно  пытаясь  понять,  что  происходит.  В  горле  пересохло.   Собеседник  посмотрел  на  меня,  потирая кулаком  переносицу  и,                поднявшись   кошачьим движением   со  стула,    направился  к  стойке.
     Мысли  смешались. Я  уже почти отдался  панике  и силился  представить  себе,  что  же,  собственно,  может  случиться  в  ближайшее  время.  В  том,  что  меня  ждет  нечто  неординарное,     сомневаться  теперь  не  приходилось. Способность   нового  знакомого  читать  мысли  не  казалась  мне  чем-то  из  ряда  вон  выходящим .  Это  было  необычно,  но  не  внушало  никаких  опасений:  каким-то  образом  я  знал,  что  от  этого  человека  нельзя  ожидать    дурного.  И,  черт  возьми,  куда  девались  эти  проклятые  два  с  лишним  часа?!  Погруженный  в  свои  мысли,  я  не сразу  заметил,  как  Мигель  поставил  на  стол  рюмку  с  коньяком.  Это  было  весьма учтиво  с  его  стороны:  я   чувствовал,  что  перегруженный  мозг  дымится,  грозя  взорваться  в  любую  секунду!   Поблагодарив, я   сделал  глоток,  краем  сознания  отметив,   что  происходящее  органично  вписывается  в  рамки  моего  восприятия.  Конечно,  не  каждый  день  встречаешь  людей,  обладающих  нестандартными  психическими  способностями…  Но  ничего  необычного  в  их  существовании  я  не  видел,  вероятно,  так  же,  как  и  большинство  из  нас.  Странным  было  другое:  вот  эта  его  фраза  об  испытанном  мною  опыте. Недавняя  галлюцинация,  по  всей  видимости, была  вызвана  усталостью  и  действием  алкоголя,  но  откуда  о  ней  узнал  мой  собеседник?..   Здраво  рассудив,  я  решил,   это   не  соотносилось  со  способностью  читать  мысли. Может,  он  наудачу  решил  сыграть  на  моем  интересе  к  мистическому?  Для  этого  вовсе  не  нужно  быть  изощренным    психологом:   я   один,   что   ли,  интересовался  паранормальными  явлениями?
  Мысли  путались  и  я  никак  не  мог  собрать  их  в  благопристойную  кучу…  Вспомнилось  о  временном  сдвиге;  снова  нахлынула  слабость. Залпом  допив  рюмку,  я  направился  к  стойке,  кляня  себя  за  не-воздержанность.  Охватившее  меня  возбуждение   граничило  с эмоциональным  взрывом  и требовало  выхода;  как  бы то  ни  было,  беседа   принимала   направление,  мне  интересное…       …Профессиональный  нюх  меня  никогда  не  подводил  и  нутром  я  чувствовал,  что  жалеть  о  знакомстве   не  придется.
                ***
                --  Вы  знаете,    с  детства  мечтал  написать  научно-фантастический  роман…                …                Мигель   смотрел    поверх  головы  диск-жокея, который  озабоченно  склонившегося  над  своей  аппаратурой.               
         – Ну,  там,  полет  на  опасную  планету,  полный  волнующих   приключений,  встречи  с  пришельцами  и  все  такое.  Смешно,  да?                Он  то  поглаживал  ладони  друг  о  друга,  то  прикасался  ими  к  щекам,  словно  измеряя  возраст  щетины  на  лице.               
         --  Хотя.. вы   знаете…  в  детстве  мы  о  многом  мечтаем  с  такой  силой, что  порой  достаточно  малейшего  толчка  в  зрелом  возрасте,  чтобы  проснуться!...               
          И  тогда…  Не  помните,  кто  это  сказал: будущее  сильнее  фантазии?  Рерих,  кажется? – он  глубоко  вздохнул и  сгорбился  на  стуле.  Глаза  затуманились.    Чем  больше  я  слушал  этого  человека,  тем  более  он  очаровывал  меня  против  воли.  Было  в  нем    такое,  от  чего  я порой  чувствовал  себя  не  в  своей  тарелке,  хотя  всегда  считал  себя  способным  вести  беседу  в  рамках  моих  собственных  правил.
                ***
             --Ну  почему?  -- я  пожал  плечами, --  все  мы  честолюбивы,  это  естественно.   Я  вот  тоже  хотел  бы  написать  книгу  о  чем-нибудь  необычном,  но  все  сюжеты   разобраны,  а  придумать   новый…   в   наше   время,   знаете   ли,  не  очень просто. Таланта не  хватает…  Я  ведь  неплохой  хроникер,  не  более.  К  тому  же,   чтобы  писать  о  чем-то  необычном,  нужно  это  необычное,  как  минимум,  пережить,    не  находите?
     Поднеся   рюмку  к  губам,  я  смотрел ему  прямо  в  глаза. Снизу  живота  поднималось  восхитительное  тепло.  В  ушах    шумело  и  беседа  начинала  доставлять    невыразимое  удовольствие:  честное  слово,  я  чувствовал  себя  мальчишкой,  играющим  в  пиратов  капитана  Блада…  Собеседник,  казалось,  дремал,  свободно  распустив  торс  и  расслабив  шею  так,  что  голова  напоминала  теперь  пасхальное  яйцо  Фаберже,  слегка  покосившееся  на  подставке.  Однако  я  чувствовал  его  сверлящий  взгляд  из-под  полуприкрытых   век…  На  секунду  показалось  даже,  что чья-то  волнисто- мягкая   лапа  погладила   внутренности  в  районе  солнечного  сплетения.
               -- Как  вы  смотрите  на  то,  чтобы  Сабатини  сменил  имя?  Ну,  скажем,  его  теперь  будут  звать  Евгением? – он  промурлыкал  фразу  неслышно,  одними  губами,  но  я   уловил  смысл.  Непроизвольно  тело    дернулось  и  я  закончил  мысль:               
          -- А  капитана  Блада  нарекут  Мигелем?
         --  Ну,  около  того, -- посерьезнел  собеседник.               
         – Только,  ради  Бога,  не  считайте  меня  заурядным  авантюристом. Я  многое  видел  в  этой  жизни,  иному  хватило  бы  на  десяток.  Ложь  не  входит  в  число  моих  друзей,  в  ней  нет  никакого  смысла,  понимаете?  Дело  в  том,  что  я  привык  к  необычному,  это  часть  моего  существования.  Вы  знаете,  что  такое  мистицизм?  Настоящий   мистицизм:   не  тот,  о  котором  пишут  уфологи,  слишком  увлекающиеся  технической  стороной  вопроса,  или  исследователи  полтергейста,  в  силу  объективных  причин  попросту  неспособные  слиться  с  изучаемым  предметом… Мистицизм  без вымыслов и ненужного  саспенса ,   плод  многолетних экскурсов внутрь своей  собственной  натуры…               
      …    Он  внимательно  смотрел  мне  в  глаза  и  слегка  раскачивался,  повинуясь  какому-то  одному  ему  слышному  ритму.  Можно  было  решить,  что  он  гипнотизирует  меня,  но,  конечно  же,  это  не  было  ни  гипнозом,  ни  попыткой  какой-либо  дешевой  манипуляции.  Я  чувствовал   непривычное  и  раздражающее  меня  раздвоение:  одна  часть  меня  вполне  соглашалась  с  Мигелем,   другая   же   бунтовала   и   довольно- таки грубо  высказывалась  против  услышанного.  Спор  был    болезненным  и  едва  не  заставил   поддаться  беспомощности,  подстерегающей  многих  из  нас,  когда  сознание  сталкивается  с  чем-либо  необъяснимым  с  позиций  здравого  смысла.  Одно  дело,  когда  такие  вещи  почерпнуты  из  книг:  там  всегда  присутствует  посредник – авторское  видение,  способное  более  или  менее  толково  подать  читателю  суть  явления. Здесь  же  я  встретился  с  чем-то  колючим  и  непривычным  в  реальности,  а  не  на  книжных  страницах  и  двойственность  ощущений  притягивала  и  пугала  одновременно.  Положительно,  я  вернулся  в  детство:  это  состояние  души   можно   было  бы  назвать   восхищением,  граничащим   с   сильным   испугом.  Так   бывает,  когда  вы  подходите  к  клетке  с  тигром:  хищник  усыпляет  вас  ленивой  грацией  движений  и  вы  понимаете,   что  ему  решительно  наплевать  на  двуногое,  разевающее  рот  рядом  с  ним.  Но  стоит  представить  зверя  в  родной  стихии,  как  леденящий  ужас  проходит  волной  по  телу,  заставляя  вибрировать  каждую  его  клеточку.  Примерно  так  я  чувствовал  происходящее  сейчас.  Был  виноват  алкоголь,  но  что  с  того?  Хаотическая  волна  мыслей  понемногу    перелилась  на  нижний   ярус  сознания;  способность  ясно  соображать  вернулась  и  я  с  нетерпением  ожидал,  что  произойдет  дальше.  Стрелка  часов  перевалила  за  три;  посетители  разошлись  и  в  этот  дремотный  час  все  было  погружено  в  оцепенение: я как будто  видел,  как  бармен  спал   у себя за  стойкой,    сложившись пополам на стуле,  и положив голову на руки;  бугай- охранник  с  наслаждением  зевал,  прикрывая  рукой  рот,  в  котором  бесстыдно  сверкали  два  золотых  зуба.  Азербайджанцы   ушли,  а  цветомузыкальное  царство  больше  не  мерцало  призывно  десятками  разноцветных  огоньков.  Но  здесь,  за  отполированным  тысячами  локтей,  согретым  невесть  каким   количеством  неведомых  мне  чаяний,  скучаний   и   разочарований  столом,  не  существовало  более  ни  времени,  ни  пространства. То  ли  мы    впрямь  выпали  в  какое-то  иное  измерение,  то  ли  внутренние  часы  внезапно  изменили  свой  ход,  но  я  больше  не  чувствовал  своей  сопричастности  к  внешнему  миру,  настолько  меня  поглотило  происходящее  здесь.  Бесстрастный  наблюдатель  внутри   фиксировал  по  старой  репортерской  привычке  детали  сцены,  а  мальчишка-  авантюрист  повизгивал  от  удовольствия  и  потирал  руки  в  предвкушении  забавных  и  волнующих  приключений.  Мигель  сидел  неподвижно,  улыбаясь  каким-то  своим  мыслям:  руки  были  сложены  на  груди  и  весь  его  облик   говорил  о  тщетности   повседневных  устремлений...  Я  с  любопытством  изучал  его  лицо:  короткая  стрижка  не  скрывала  форм  черепа  с  развитыми  надбровными  дугами. Темная  кожа,  продубленная  ветрами  и  солнцем,  говорила  о  профессии,  вынуждающей  долго  находиться  на открытом  воздухе.  Под  глазами  не  было  и  следа  мешков,  этого  привычного  признака  причастности  к  городской  нервотрепке  и  невоздержанности.  На  первый  взгляд  ему  можно  было  бы  дать  лет  сорок,  не  больше,   но  сетка  морщинок  вокруг  глаз  выдавала  истинный  возраст. Рассматривая  Мигеля,  я  не  мог  отделаться  от  мысли,  что  мы  уже  встречались  где-то.  Кажется,   я  начал  понимать  туманный  смысл  французского  термина      «дежавю»…  Больше  всего  это  ощущение  походило  на  узнавание  давнего,  прочно  забытого  сна,  некогда  поразившего  своей  реалистичностью  и  теперь  отдельными  кусками  всплывающего  в  памяти.  Такое  бывало,  когда  в  минуты  покоя  я  перебирал  свою  коллекцию  газетных  вырезок  о  полтергейсте и  прочих  запредельных  вещах.
                ***
     Мигель  склонил  голову  влево  и  мягко  улыбнулся  мне:               
           --  Конечно  же,  все  данности   нашего  мира --  только  следствия. Все  события  уже  произошли  где-то  там,   на  небесах  и нет  ничего  случайного,  что    могло  бы вот  так  просто  вмешаться  в  нашу  жизнь.   Не  хочу   ввергать   вас   в    бунт   против   произволов  Господних,   но  все  же:  не  находите  ли  вы  несколько   несправедливым   такое   положение   вещей?  Думаете,   мы  пришли  в  этот  мир  для  того  только,  чтобы  страдать?  Разве  не  заслужили  мы  лучшего?                …Вздохнув  и  выдержав   паузу,  он  устроился  на  стуле  поудобнее  и  продолжал:               
             --Двадцать  с  лишком  лет  назад  судьба  свела  меня  с  необычным  человеком.  Знаете,  многие  так  и  умирают,  не  встретившись со своим  идеалом,  будь  то  любовь  или  предначертанное  Отцом  в  профессиональном  плане...  Возможно,  мне  повезло  в  этом  отношении  чуть   больше  других.   В  юности    мы  часто  скользим  по  поверхности  жизни,  не  пытаясь  вдаваться  в  сущность  явлений.  А  вот  теперь,  в  зрелые  годы..  Думаете,  пытаюсь  накормить  вас  банальностью?                …Кончики    пальцев  нервно  барабанили  по  столешнице;  он  вкладывал  в  свои  слова  много  чувства   и   я   непроизвольно   кивнул,  соглашаясь. Нет,  это  не  было  дежурным  состраданием  или  проявлением  жалости,  которые  мы  испытываем  порой  к  людям  экзальтированным  и  живущим  в  своем,  придуманном  мире.  Мигель  производил  впечатление  человека,  вполне  владеющего  собой  и   знающего,   чего  он  хочет  в  этой  жизни. В  устах    любого   другого   подобные   высказывания  звучали  бы  ни  к  чему не  обязывающей  болтовней  доморощенного  философа.  В  его  же  словах   я  чуял    стержень:  они  были  исполнены  внутренней  силы.  Несомненно,  за  ними,   этими  словами,  стоял  личный  опыт.               
          …Скептик,  сидящий  во  мне,  не  хотел  принимать  сказанное  на  веру  и,  требуя  рациональных  доводов,    назойливо  бубнил  свое:               
                -- Очнись, чокнутый!
       Послав подальше смутьяна, я взглянул на Мигеля: глаза его горели. Он тоже поднял взгляд на меня -- глаза его горели...

                ***
                --  Человек  этот  владел  неким  тайным  знанием,  присущим  его, --  тут  Мигель  щелкнул  пальцами,  --  скажем  так,  магической  линии.  Нет,  это  не  семейная  линия,  там  все  по  другому,   -- поспешил  заметить  он,   прочитав  в  моем  взгляде  вопрос, --  это  вовсе  не  обязательно:  Для  каждого  практикующего  мага  рано  или  поздно  наступает  момент,  когда  он  должен  подыскать  себе  ученика.  Не  имеет  значения,  мужчина  это  или  женщина. Также  не имеет  значения  кровное  родство…  важна  лишь,  -- тут  он  покрутил  в  воздухе  пальцами  правой  руки,  -- полевая  структура  индивидуума,  его  энергетические  параметры.   Не знаю,  бывало  ли,   чтобы  линия  прерывалась,  на  феноменальном  ли  плане,  на  невещественной  ли  плоскости  Бытия… Для  любого   мага  подобное   небрежение    равносильно   самоубийству…                …Запнувшись  на  секунду,  он  продолжал:               
                --  Короче  говоря,  нас  столкнула  та  безличная  сила,  в  основе  действия  которой  лежит  закон  притяжения  подобных  величин.                …Он  рассмеялся.               
                -- Как  раз  сегодня  последнюю  фазу  действия  этого  закона  нам  с  вами   пришлось  испытать  на  себе.    Согласитесь,  для  той  работы,  которую  я  хочу  вам  предложить,  может  подойти  только  человек, близкий  мне  по  духу,  человек,   мировосприятие  которого  лежит  в  одной    плоскости  с  моим.                ..Откашлявшись,  он  продолжал:               
                --   Вот  смотрите! Вас  ведь  весьма  интересуют   явления,  выходящие  за  рамки  феноменального мира?  Как  бы  вы  отнеслись  к  идее   написать  роман,  в  котором  будет  ВСЕ…   ?                …Он  поднял  раскрытые чашечкой  ладони  на  уровень  груди  и  с  наслаждением  щелкнул  пальцами:               
               --  Земная  любовь  и  шаманские   странствия,  реалии    далекого  будущего  и  переселение  душ..  да  мало  ли  что  еще?...    Документального  материала  в  вашем  распоряжении  будет  предостаточно.               
    Он   напоминал  кошку,  изготовившуюся  для  прыжка.  На  мгновение  мне стало  не по себе  и  я  кашлянул,   пытаясь  скрыть   замешательство.    Пальцы  Мигеля  неторопливо  изучали   кончик  салфетки,  свешивающийся  со  стола.   Праздничное   возбуждение,   владевшее  мной,   не  проходило.  Эйфория,  однако,  плохой  помощник  в  делах:  следовало  хорошенько  подумать,   прежде  чем  пускаться  во  все  тяжкие…  Подавив  первый  порыв,  я  спросил   осторожно:
               --А  позвольте  спросить,  на  каких  условиях?  Вы  ведь   понимаете,  что  всплывут  авторские   интересы   и   прочее..   К  тому   же – как  прикажете  подавать  материал  такого  рода?  Здравомыслящая  публика  вряд  ли  поверит  в  реальность  того,  что  мне  придется  описывать.
          Мигель  недоуменно  пожал  плечами:               
               -- Ну… подайте  это  в  жанре  философско – фантастического   романа.   Разве    Стругацких  или  Брэдбери  такие  мелочи  смущали? Суть  важна!...  Что  до  первого  пункта,  то  вы  человек  порядочный,  на  вас  это  написано,  -- он  раздраженно  хрустнул  пальцами  и  продолжал,  -- к  тому  же,  до  этого   далеко: стоит  ли  ставить  телегу  вперед  лошади?  Важно  принять  решение,   остальное  придет  в  процессе…                ..Он   вздохнул  и  положил  руки  на  колени:
               -- Посмотрите  материал,  все  встанет  на  свои  места.
   Я  молчал,  созерцая жидкость  в рюмке.  Придется  ли   клясть  себя  за  авантюрные  склонности?  С  другой  стороны,  все  великие  были  авантюристами,  а  кто   не  хочет  славы?  Что  греха  таить:  я  уже  видел  свою  фамилию  на  корешке  роскошного  переплета,  тисненную    золотыми  буквами.  Где-то  внутри,  правда,  копошились  сомнения:  смогу  ли?  Подойдет  ли  привычный,  сложившийся  за  годы  работы,  стиль,  для   серьезного  труда?               
                --  Есть  и  похуже,  -- тут  же  отметил  «другой»  во  мне.                ... Мигель  с  усмешкой  наблюдал... Я  пытался  понять,  была  ли  последняя    фраза  все-таки   мыслью  внутри меня,  или  это нечто иное? ….И --беспомощно  улыбаясь,  развел  руками  в  шутливом  отчаянии.  Жизнь  подвела   к  очередному  повороту  и  надо  было  сделать  шаг. Что  ждет    там?  Привычка  к  моделированию,  потребность    знать  будущее,  острым  камешком  ворочалась  внутри,  причиняя  почти  физическое  неудобство.
               --Не  думайте  о  воздаянии,  -- посоветовал  мой  бесстрастный  мучитель,  -- все  придет  в  свое  время  и  будет  совсем  не  так.. Вероятно,  -- улыбнулся  он  краешками  губ,  -- действительность  превзойдет  самые  смелые  ожидания..  Кстати,  не  мешало  бы  нам  заправиться. 
   Я  обалдело  уставился  на  него.  Потом  уловил смысл  фразы  и  рассмеялся.  Стрелка   подошла  к  пяти  утра;  бармен  копошился  за  стойкой,  протирая  медные  части  своего  хозяйства.  Были  и  ранние  гости:   седой  мужчина  лет  пятидесяти  с  солидным  брюшком  и  молоденькая      женщина  в  темно-красном  казакине. Русые  волосы  водопадом  стекали  с  плеч;  несмотря  на  разницу  в  возрасте,  они  очень  подходили  друг к  другу. Это  читалось  и  во  влюбленных  взглядах,  которые девица  украдкой  бросала  на  него.  Она  была  не  столь  красива,  как  очаровательна  той  детской  непосредственностью,  которая  подчас  покоряет  сердце  мужчины  вернее,  нежели   искушенность,  которой    любят  блеснуть  светские  львицы.  Мельком  подивившись  такой  старомодности  в  отношениях,  я  глянул  на  Мигеля. Тот    оторвался  от  стула  и  направился  к  стойке. 
               -- Завтрак.               
       … Он  бережно  поставил  на  стол  поднос.               
             -- Нечасто  приходится  проводить  ночи  в  подобных  заведениях.  Привык,  знаете  ли,  к  своей  холостяцкой  идиллии,  готовлю  всегда  сам. Общепитовского  тер-петь  не  могу:  единственно,  что  здесь  съедобно,  так  это  хлеб  и  балык  -- уж  его-то  никак  не  нашпигуешь  соевым  белком.   Он  бережно  подвинул  ко  мне  большую  рюмку,  -- не  стесняйтесь,  прошу  вас.  Божественный  напиток. Да  и  энергии  порядком  порастрачено  за  эту  ночь…                …Он    подмигнул  мне  и  вонзил  зубы  в  бутерброд.
     Я  пригубил  и  снова   задумался.  Предложение  написать  книгу  нравилось  мне  все  больше:  исследовательская   жилка,  спящая  во  мне  долгие  годы,  властно  напомнила  о  себе  и  я  понял  вдруг,  что  мне  всю  жизнь  не  хватало  именно  этого.  Свою  работу  я  любил,  но  порой  рутина  заедала  настолько,  что  хотелось  бросить  все  и  бежать  к  черту  на  кулички,  дабы  забыть  ежедневную  необходимость    подстраиваться   под   ожидания  публики,  этой  непритязательной  любительницы  стандартной  умственной  жвачки. До  этой  ночи  я  не  осознавал,  что  исподволь  копившееся  душевное    недовольство   достигло    апогея:  встреча  с  Мигелем  пришлась  как  нельзя  кстати. Как   в юности, я почувствовал   прилив  свежих  сил. Так  бывает,  когда  вы  не знаете  еще  всех  подводных  камней,  уготованных  вам  жизнью  и … Бог  свидетель!...  Мне  это  безумно,  фантастически  нравилось  и  наполняло  душу  сладкой,  будоражащей   тоской  неизведанного.  Разум, привычный  спутник  журналистских будней,  спрятался    в  свою  раковину  и  на  сцену  вышла  во  всей  своей  красе  любовь  к  риску,    свойственная  многим  мужчинам  моего  поколения. До  сей  поры  мне  нечасто  приходилось  испытывать  подобное,  но  теперь…. Будто   свежим ветром    сдуло  тучу  многолетних  наслоений  психики:  даже вдруг  вспомнилась  давняя   командировка  на  Камчатку;  в  то  лето   мне  довелось  участвовать  в  вулканологической  экспедиции.  Холодная  алая  заря   и  желтая  листва  деревьев окрасили  окружающее в  особое  настроение: то  была  смесь   страстного   предвкушения   восхождения  на  вершину  недавно  проснувшейся сопки  и простецкий,  лишенный всяких  удобств  быт... Было  это было  в  начале девяностых  и  с  тех  пор  мне  почти  никогда  не  приходилось  вспоминать  об  этой  поездке…  Вероятно,  Мигель  каким-то  краем  души  имел   отношение  к  тому  миру,  иначе  разве  бы  могло  подобное  чувство  проснуться  ни  с  того,  ни  с  сего  в  уставшей от жизни   душе  старого  холостяка?
     Возмутитель  спокойствия   вздохнул,    разделываясь  с  бутербродом.               
                – Знаете…  Я  ведь  тоже  отчасти  фаталист,  -- он  смотрел  на  парочку  за  дальним  столиком.               
             ….Порой  жизнь  вынуждает  нас  сделать  шаг  просто  потому,  что  так  проложена  дорога.  Как  сказал  кто-то  из  великих,  ничто  в  мире  не  происходит  раньше  или  позже :  все  --  вовремя..
   Он читал   мысли…  Открыв  было  рот,  я    тотчас  закрыл  его  снова.  Добавить  было  нечего:  кого  из  нас  жизнь  миловала  и  ласкала?  Коли    есть  возможность  начать  все  сначала,  пусть  даже  в  пятьдесят,  было  бы  безумием  отказаться  от  своего  шанса!...  Сделав  добрый  глоток  из  рюмки,  я  посмотрел  на    невозмутимо  жующего  Мигеля.
        --  Ну   хорошо. 
   Мы   молчали.  Коньяк  прояснил  сознание:  все  происшедшее  выстроилось  во  вполне  стройный  логический  ряд.  Решение  было  принято,  оставалось  облечь  его  в  словесную  форму.  Я  открыл  было  рот,  но  Мигель  протестующим  жестом  выставил  ладони  вперед:               
              -- Не  говорите  ничего,  слова  ни  к  чему.  Записи  мои  здесь,    ехать  нам  никуда  не  придется. Общаться  можно  в  сети,  оставлю  вам  свой  адрес.  Посмотрите,  не  спеша,  вживетесь  в  среду..               
          …Он  с  сожалением  посмотрел  на  пустую  чашку.               
          -- Пора,  пожалуй.
                ***
      Вручив  мне  старомодный  пластиковый  чемодан  темно-коричневого  цвета,  Мигель  спохватился:
                -- Адрес  забыл.
   Начертав  несколько  знаков  на  листке,  вырванном  из  блокнота,  он  протянул  его  мне.               
              --  Ну  вот  и  новый  день,  --  с  грустью  произнес  он.  Мы  стояли  в  тамбуре,  разделяющем  наружные  и  внутренние  двери .  Порывистый  ветер  вырывал  из  ночной   полуосвещенности  снежную  крупку  и  горстями  бросал  ее  в  стекла.  Была  среда,  восемнадцатое  января  2012  года.