Маяк

Снег кажется ненастоящим. Как будто извести рассыпали перед съёмками очередного фильма о войне. Местами белое покрывало портят чёрные ожоги разорвавшихся боеприпасов. Десант БМП пробит насквозь. Под ним лужа солярки. Её запах напоминает учебный курс первых шести месяцев службы. Наводчик мысленно благодарит Бога о том, что не дал поджечь машину. Впереди за поворотом горит «Урал», двери закрыты, но из окна по пояс висит тело водителя. Лобового стекла нет, его разбили пули пулемёта. Бушлат на парне горит, но он этого не чувствует. Он мёртв. Сержант медленно обводит взглядом сопки по обе стороны дороги. Автомат валяется у ног, магазин пуст. Командир машины контужен и равнодушно смотрит на шлемофон, откуда с треском слышится приказ доложить обстановку. Обстановки нет, её обставить нечем. Четыре машины сопровождения попали в засаду. Технику не жаль. Жаль дембелей. Они ехали без оружия. Двадцать человек в кузове «Урала» изрешетили с двух сторон пулемётами. Наводчик даже рад, что сквозь раскаты выстрелов пушки не слышал крики ребят. Не видел, как они пытались выбраться из кузова. Как выползали друг по другу и падали на дорогу, уже умирая. Как пытались заползти под броню подбитой позади машины. Снег белый, кровь красная и на вкус как монета с достоинством в десять копеек.
Граната РПГ сбила гусеницу и свернула ведомый каток. Что делать дальше, никто не знает. Старший колонны майор Кузнецов погиб. Это его рука торчит из люка БТР. Рядом деревня или село, до позиций полка двенадцать километров. Это если вернуться назад. Движение вперёд только что потеряло смысл. Танкист, пошатываясь, идёт к экипажу БМП, встаёт на мгновение и бросает взгляд на свою догорающую машину. На башне надпись белой краской «Костя –– 1-99». Он сплёвывает кровью разбитой губы на снег и снова шагает навстречу к уцелевшим. Командир машины пытается вытолкнуть себя из башни, но ничего не выходит. Руки будто из ваты. Он опускает голову и начинает ковырять грязным пальцем в окровавленных ушах. Ему кажется, что таким образом удастся заглушить звенящую ноту контузии в голове. Содержимое желудка лейтенанта льётся на ботинки само по себе.

Голова болит так, как не болела никогда в жизни. Ребята помогают выбраться командиру, но он сопротивляется и стонет от боли, не выговаривая слова. Уже на броне лейтенант пытается отдать приказ. Тычет пальцем в оставшихся бойцов, пытаясь их построить у машины. Механик соображает первым и достаёт с места старшего стрелка свой АКС. Танкист поднимает над головой разгрузку с четырьмя магазинами. Разбредаются кто куда, поднимая с земли оружие.
На повороте рядом с «Уралом» горит поваленный взрывом тополь. Радиоуправляемый фугас сработал под ним. Двери кабины с этой стороны разорваны и смяты, словно бумага. Железо окрашено кровью и фрагментами тела бойца, сидевшего рядом с водителем. Лейтенант дотрагивается ладонью руки до развороченного металла. Просит прощения. Пьяной походкой идёт к телу боевика и вырывает из окоченевших рук автомат. Снимает с трупа разгрузку, шарит по карманам и находит пачку сигарет. Садится прямо на тело. Закуривает. Бойцы обступают офицера. Все вооружены, и в глазах больше нет испуга. Только решимость и желание выжить.
— Кожевников, — произнёс лейтенант, — собрать документы офицеров.
— Есть, — ответил механик БМП
— Меньшиков, — взглянул на сержанта Игорь, — собери боекомплект, пока не началось.
— Есть, Игорь Сергеевич! — произнёс не по уставу сержант.
— Мустафаев Ренат, на тебе связь. Роди мне её, милый, и поскорее, — приказал Синицын, приподнимаясь с трупа боевика. — Так, ну а тебя как звать, чудо ты наше бронетанковое? Имя, фамилия, боец!
— Колеватов Андрей, механик-водитель Т-72, — ответил, прикусив губу, танкист.
— Где командир твой, а, Андрей?
— Он без головы, товарищ лейтенант. Лицо только, а затылка нет. Это я потом заметил, когда шлемофон снял.
— Всадник без головы,блин, — еле слышно выругался Синицын.
— Есть связь! — крикнул Мустафаев, освобождая место в башне офицеру. — Только это не наши. Наши не отвечают.
— «Духи» что ли? — удивился Игорь.

— Нет, русские, но полк не наш. Единственные, кто на позывной ответил.
— Ну-ка дай сюда, — взял шлемофон и тангенту Синицын.
Офицер пытался вслушаться в происходящее в эфире, но, оглушенный взрывной волной, улавливал только отдельные фразы. Доклад о ситуации пришлось озвучить через Рената. Мустафаев слово в слово повторял за Синицыным, отвечая офицеру громко и чётко.
— Это десантники, — улыбаясь, говорил наводчик, — они за селом в двух-трёх километрах стоят. Позывной «Маяк». Говорят, помочь не могут. Их манёвренные группы на другом участке работают. Они село блокировали. Знают, что там «чехи», и бой слышали, но ради нас сняться с позиций... В общем, нам самим к ним идти нужно. В обход села. Вот бы нам на этот «Маяк» выплыть.
— Товарищ лейтенант, здесь всё. И военные билеты дембелей то- же, — протянул планшет с документами погибших Кожевников.
— У нас двенадцать магазинов, по одной гранате РГД и «муха». Это на пятерых, ребята, — доложил сержант Меньшиков.
— И всё? — поднял брови, морщась от боли, Игорь. — И всё, — повторил виновато сержант.
— Никто из вас не ранен?
— Никак нет. Повезло, товарищ лейтенант.
— Повезло, говорите? Ну-ну, — сбил улыбки бойцов Синицын. — Если хотим до своих дойти, нужно топать в сторону села, а там противник. Вы понимаете?
— Понимаем, — закивали дружно ребята, — с вами не страшно.
— А мне с вами не страшно, — улыбнулся Игорь. — Танкист замыкающий, я впереди, остальные за мной. Дистанция десять метров. Не отставать и не терять друг друга из виду. Стрелять только в цель. Бить одиночными. Гранаты не использовать. Если только в крайнем случае, как последний патрон. Я надеюсь, вы понимаете, о чём я?
— Понимаем, — снова кивнули бойцы, — лучше так, чем на видеокамеру...
Захрустел снег под ногами солдат. Взбираясь на сопку, офицер взглянул на разбитую колонну, на тела ребят вокруг догорающей техники. Попрощался с каждым. Даже с теми, кого никогда не знал.

Впереди голый лес и снег. Тишина, будто и не было никогда войны. Задача — из одной точки незаметно прибыть в другую. Сохранить жизнь хотя бы четверым пацанам. Постепенно темнеет. Сократили дистанцию, обняв деревья, переводя дыхание, облизывая солёный пот на губах. Кожевников повис всем телом на толстом суку, глаза закрыты, пыхтит как паровоз. Синицын даёт добро на привал. Делят три пачки галет на пятерых, заедают их снегом. Молчат и жуют. Справа в полу- мраке движение. Говорят по-чеченски довольно громко. Смеются. Лейтенант жестом укладывает сидящих бойцов на спину. Парни слушают удаляющийся треск веток в лесу. Так идёт целый отряд. Идёт нагло и уверенно, как у себя в тылу.
— Черт, вот жопа, — шепчет танкист, — за трофеями идут. Там следы наши. Поймут, что мы живы...
— Им туда минут тридцать, и по нашей тропе столько же идти, — отвечает Ренат, — так что у нас целый час.
— Чего панику развели? — спросил Игорь. — Не забывайте, кто вы и что у вас в руках. Задача у нас проще некуда. До своих добраться. Тихо и мирно. Неужто не получится, а? Чего молчите, зелень?
— Получится, конечно, — оживились ребята, — вы не переживайте за нас, товарищ лейтенант.
— За кого мне ещё переживать? — риторически задал вопрос офицер, чувствуя, как отступила контузия.
— Ты ревёшь что ли? — спросил Кожевников у Меньшикова. — Не реви, Женя, дойдём. Я тебе письмо от Катерины прочесть дам.
— Не реву я. Насморк просто, — грубо ответил боец. — Где ты видел, чтобы сержант ревел?
— В Грозном.
— В Грозном и генералы ревели, — сказал задумчиво Меньши- ков. — Кончились теперь у меня слёзы, а вот злости хоть отбавляй.
— Ну, выяснили, у кого яйца круче? — оборвал разговор лейтенант. — Теперь за мной. По окраинам села у «чехов» боевое охранение должно быть. Не мне вам объяснять, что это такое. Дышать через раз — это приказ. Всем ясно?
— Так точно, — прошептали ребята, медленно приподнимаясь на колени.

Пересекая овраги, бойцы тонули в талой воде по колено. Чёрными пятнами ползли друг за другом, след в след. Очень хотелось пить и курить. Упали по обе стороны небольшого ручья, лакая холодную воду, как дикие псы. Игорь старательно вымывал засохшую кровь из ушей, глядя по сторонам. Ловил себя на мысли, что очень боится. Впервые не за себя, а за этих вот не совсем знакомых ему детей. Каждый из которых является для него огромным миром. И нет никого дороже на свете для него, кроме них. И не будет никогда. Напившись, бойцы смотрели на офицера и сыпали вопросы одними глазами. Синицын чувствовал это и всем своим взглядом пытался внушить им уверенность и силу. Холодный свет луны и яркие звёзды уже не имели ничего общего с красотой. Теперь всё, что окружало солдат, говорило о смерти. Каждый звук в лесу говорил о том, что они здесь чужие.
— Страшно, а, броня? — усмехнулся Ренат. — Погуляешь с нами, поймёшь, что такое пехота. Вы ведь даже окопов не рыли никогда. Танк сам зарывается, да?
— Да, — ответил Андрей, — сам. Но это не значит, что мне слабо с вами по лесу. И не виноват я, что для пехоты ростом не вышел.
— Кто ж тебя обвиняет-то? Успокойся. Нам самое главное, чтобы ты с брызгалки своей стрелял метко.
— Не брызгалка, а автомат Калашникова укорочённый, — обиделся танкист.
— А я говорю — брызгалка, — с улыбкой шептал Мустафаев. — Десять минут боя, и бьёт хуже рогатки. От него прикуривать наверняка удобно, если зажигалки нет.
За следующей белоснежной шапкой, сквозь которую торчали редкие кусты орешника, послышался лай собак. Лес заметно редел с каждым солдатским шагом. Остановились у старого дуба, отчётливо улавливая в воздухе запах дыма. Лейтенант снял с плеча автомат и в три прыжка влез на дерево. Ловко перебирая цепкими руками толстые ветви, офицер забрался довольно высоко. Замер там наверху, чем вызвал испуг у ребят. Бойцы обступили дерево, уставившись вверх, затаили дыхание. Синицын так же ловко спустился вниз. Осторожно притянул плечи солдат ближе к себе.

 — Там они, много. На чердаке крайнего дома какой-то мудак курит. Если это снайпер, то у него точно ПНВ имеется. А где снайпер, там и пулемётчик. Обойти село — это ещё километра три. И не факт, что туда, куда нужно, идём, хлопцы. Где наши? Слева или справа?
— О координатах они ничего не говорили, — ответил растерянно Мустафаев.
— Ещё бы, — взглянул на часы Игорь. — Где нам этот «Маяк» искать? Так до утра ползать будем. Ладно, движение — это жизнь, ребятки. Обходим село по флангу и втягиваемся в глубь леса. Держимся от дороги как можно дальше. Не наткнёмся на своих, до упора идти будем. Нельзя на месте стоять. Вперёд.
В эту секунду по ту сторону села в небо взлетели три жёлтых звёздочки осветительных ракет. Взлетели почти синхронно, зажигая в сердцах бойцов последнюю надежду.
— Вот он, «Маяк», пацаны, — хлопнул с радостью по плечу танкиста Игорь, чуть не сбив бойца с ног.
— Наши, наши, — шептали солдаты, наблюдая за тем, как гаснут ракеты.
— Я знал, товарищ лейтенант, что мы не потеряемся, — не унимался Кожевников. — Катерина, я иду, родная, — бубнил он себе под
нос.
— Ну, чего запели, зелень? — строго оборвал солдат Синицын. —
До своих ещё добраться нужно.
Осторожно, не спеша, обходя кусты и тропы, от дерева к дереву
шли бойцы. Замирали по взмаху руки лейтенанта и продолжали движение по его команде. Солдаты согревали дыханием замёрзшие пальцы, смотрели в спины друг другу, боясь смотреть по сторонам. Всюду мерещился противник. Нога непременно должна была сорвать растяжку или наступить на противопехотную мину. Казалось именно в эту секунду прогремят выстрелы, разрывая в клочья бушлаты, пробивая беззащитные тела насквозь. Снег хрустел под ногами, оглушая своим хрустом и заполняя этим звуком сознание каждого. Мысленно лейтенант возвращался к месту боя, пытался вспомнить, как погиб майор Кузнецов и как в правый борт его БМП ударили гранатой. Андрей Колеватов видел перед собой счастливое лицо командира танка и то, как он довольно натягивает на свою кудрявую голову зимний шлемофон. Женя Меньшиков, сморкаясь и кашляя в кулак, до сих пор помнил количество писем, переданных дембелям для отправки со всего батальона. Лишь Кожевников ни о чём не думал и хотел просто выкурить сигарету и лечь спать.
— Товарищ лейтенант, дизель завёлся, слышите? — прошептал за спиной офицера Мустафаев. — И не один. Может, уходят они из села - то? Прижала их десантура.
— Чем прижала, Мустафаев, задом?— нервно отреагировал Игорь. — Шастают суки туда-сюда. Колонну нашу сожгли и в село спокойно вернулись. Ни хрена мы воевать не научились... Как майор погиб, кто видел?
— Он пытался боем руководить, — поравнялся с Синицыным сержант Меньшиков, — минуты полторы, наверное. Потом его снайпер снял, прямо в лоб. Его последние слова были «бегом из машины». Это я чётко запомнил. Потом по БТРу с РПГ вмазали, и солярка вспыхнула, а дальше как в тумане.
— Почему по противнику не стрелял? — строго спросил офицер.
— Я стрелял, — повысил голос сержант от обиды, — только куда — не знаю.
— Тише ты, герой. Танкиста ко мне!
— Есть, — ответил Женя и обернулся назад. — Товарищ лейтенант, нас только четверо. Колеватов пропал.
— Как пропал? — переспросил, оборачиваясь, Синицын. — Кожевников, где Колеватов?
— Не могу знать, за мной шёл, — испуганно ответил механик.
— Так, сержант со мной, вы оба здесь, — приказал офицер, передёрнув затвор автомата.
Тело танкиста нашли в ста метрах позади. Оно билось в конвульсиях, издавая слабые стоны. Руки и ноги неестественно вывернуло, как будто парень пытается ползти во все стороны одновременно. Страх от увиденного сковал сержанта, и он замер на месте, не понимая, что происходит. Офицер кинулся к танкисту на помощь, пытаясь перевернуть голову бойца на бок. Рот пузырился пеной, глаза закатились, пальцы рук судорожно царапали мёрзлую землю.

— Чего замер? Помоги мне! — приказал Игорь. — Сними с него автомат, ноги придержи, я попробую ему пасть раскрыть. Задыхается он. Язык запал, наверное. Чёрт, как таких в армию берут?
— Что с ним? — схватился за ноги танкиста сержант.
— Ты, что, ни разу припадок эпилепсии не видел? — повернулся к Меньшикову офицер, продолжая разжимать челюсть бойца. — Сука, ещё этого мне не хватало.
— Сильный, гад, — навалился всем телом сержант.
— Оставь его, — разжал челюсть бойца Синицын и вставил в рот кляп. — Дышит, сейчас очухается. Чуть язык себе не откусил, бедолага.
Андрей мычал и вращал глазами, постепенно успокаиваясь. Конечности наконец ослабли, танкист разжал кулаки и выпрямил ноги в коленях. По щекам покатились капли слёз. Лейтенант аккуратно вытащил свои вязаные перчатки из его рта и бережно приподнял голову парню, стряхивая с волос налипший снег.
— Жду объяснений, боец, — сказал спокойным тоном Игорь.
— Черепно-мозговая, с учебки ещё, — тяжело дыша, ответил Колеватов. — Дембеля перевоспитать пытались. Уже второй раз такое.
— Ничего, жить будешь. Почему в медсанбат не доложил? Командиру своему, в конце концов?
— Так некогда, война ведь идёт.
— Тебе лечиться нужно, а не воевать, — приподнимаясь с земли, сказал офицер. — Как ты танк-то водишь? Сам идти сможешь?
— Смогу.
— Сержант, помоги товарищу, — приказал Синицын. — За мной шагом марш!
Мустафаев и Кожевников тихо разговаривали друг с другом, сидя под кроной яблони. Прерывались на звук, целясь автоматами в темно- ту, и снова шептались, как двоечники на последних партах.
— Вроде не стреляют, значит, нормально всё,— зевнул Кожевников.
— Здесь и по-тихому убить могут, — ответил наводчик, поглаживая цевьё Калашникова.

— Чего ты всё время краски сгущаешь, Ренат? Через час-другой в блиндаже греться будем. Может, десантники тельняшку подарят. Крылатая пехота — родня как-никак.
— После беседы с особистом тебе новую форму выдадут. И родственников по камере найдут.
— А при чём тут особый отдел?
— Вопросы задавать любят неудобные, — сплюнул на снег Мустафаев, — сами-то пороху не нюхали, в атаку не ходили, колонны не сопровождали. Армейская милиция, мать её...
— Идут, — насторожился Кожевников.
Между деревьями показались силуэты офицера и двух солдат. Сержант придерживал за локоть Колеватова, но парень всё время высвобождал руку, стараясь идти сам без чьей-либо помощи. Бойцы вскочили, почуяв неладное, и вышли навстречу.
— Что случилось? — обратился Мустафаев к Синицыну.
— Ничего, заплутал танкист немного, — твёрдо ответил лейтенант, дав понять, что не собирается обсуждать эту тему. Игорь взглянул танкисту в глаза, но парень отвёл взгляд, уставившись куда-то под ноги. — Ладно, с кем не бывает. Идём дальше. Смотрите друг за другом, помогайте друг другу. Вы теперь одна семья. Сержант замыкающий, танкист за мной.
С предполагаемых позиций десантников раздались до боли знакомые залпы миномётных орудий. Тяжелым и низким эхом запел пулемёт «Утёс». По всему селу мигали огоньки разрывающихся мин. Солдаты упали в снег, прикрыв головы руками. Раздался женский крик, разрывая тишину, смешиваясь с беспорядочной стрельбой с обеих сторон. Белыми, красными и зелёными пунктирами летели пули в разные стороны. Вспыхнули дома на окраинах, освещая дороги жёлтыми языками пламени. Мустафаев узнал по звуку пушку 2А42.
— На БМД в село врываются, — улыбнулся Ренат, — бинокль бы сейчас с ночником.
— А толку? Основная группа давно ушла, теперь они с прикрытием воюют, — произнёс офицер, не отрывая глаз от панорамы боя. — Может, мы им выход перекроем, а, бойцы? Дорога недалеко, и выходить они на нас будут. Отомстим за погибших товарищей? Чего молчите, зелень?
— Если это приказ, товарищ лейтенант, то мы его выполним в любом случае, — ответил за всех сержант.
— В том-то и дело, что не приказ, а просьба, — взглянул каждому в глаза Синицын. — О нас противник ничего не знает. Сейчас их по флангам окружать будут, и дорога у них одна. Займём позиции и откроем огонь с двух сторон. Отработаем их же сценарий. Головную машину я подобью «мухой». Бронированной техники у них нет. Вы можете смело использовать гранаты. Стрельбу вести одиночными, всё ясно?
— План хороший, — поддержали офицера бойцы, медленно вкручивая запалы в гранаты.
— И ещё, — добавил Синицын. — Если что со мной, то командование принимает сержант. При выборе позиций ищите деревья потолще. Самое ценное, что у нас есть, — это планшет с документами наших солдат и офицеров. Его нам нужно доставить в расположение части. Боевиков будем бить в упор. Сачков среди вас нет и быть не должно. Вспомните, что они сделали с дембелями. Теперь на своей шкуре пусть почувствуют твари.
— Товарищ лейтенант, делайте со мной что хотите, но я закурю, — сделал смешное и героическое лицо Кожевников.
— Курите, конечно, пацаны, — засмеявшись, разрешил Игорь, — только аккуратнее, в кулак.
Командование погибшей колонны впоследствии пыталось обвинить выживших военнослужащих в трусости, и лишь свидетельства солдат и офицеров десантно-штурмовой бригады исправили ситуацию в их пользу. Две машины марки УАЗ, а также десять боевиков были уничтожены на выезде из села огнём пятерых бойцов. За этот бой лейтенант Синицын и остальные ребята получили государственные награды. При выстреле из гранатомёта по головной машине противника Игорь был ранен в руку навылет. Через полгода офицер вернулся в строй. Гвардии сержант Меньшиков за оказание первой помощи офицеру под плотным огнём боевиков получил медаль «За отвагу». Женя погиб при штурме села Комсомольское, за две недели до дембеля. Ринат Мустафаев подписал контракт и благополучно дослужил сверхсрочную службу. Благодаря его удачному броску граната влетела в открытое окно второй машины противника. Награждён медалью Суворова. Механик БМП Кожевников вернулся домой спустя месяц в звании младшего сержанта с медалью «За отвагу». Это он прикрыл огнём Мустафаева и Синицына там на дороге.
Танкист Андрей Колеватов получил медаль «За отвагу» за то, что, рискуя жизнью во время боя, дал зелёную ракету в воздух. В той перестрелке десантники могли открыть огонь по своим. Андрей прослужил ещё месяц. При сопровождении очередной колонны его машина сорвалась в пропасть. Он погиб вместе с экипажем, так и не доложив о своём заболевании.