Рофазкул. Главы 1, 2, 3

Рофазкул - ромбическая фаза кубической луны


1 Утро Пуркиля
      Видение ускользало, ускользало…. Такое объёмное, яркое! Он его видел со всех сторон одновременно. И .. бах! Лопнуло! Пуркиль проснулся и сладко потянулся всеми хоботками. Даже не открывая квадриков, он почувствовал, что погода на Кубисе начала меняться. Он медленно открыл два квадрика. Пускай два остальных пока досмотрят интересный сон.
Так и есть! За окном клубился зелёный густой туман. Начинается! Вторая пара квадриков тоже открылась. Он подошёл к окну и высунул наружу один из верхних хоботков. Воздух на улице стал намного теплее и влажнее. Окна в нидах его соседей тоже были открыты: очевидно, соседи, как и он, почувствовали потепление и сгущение зелёного тумана. Пуркиль подошёл к большому выпуклому руару. Руар запотел.
     Пуркиль протёр его хоботком и увидел своё сильно помятое отражение. Он вздохнул: опять придётся потратить кучу времени, чтобы свернуть своё тулово в более или менее симпатичную спирать. Ему всегда это удавалось с большим трудом. При первой попытке одна пара его квадриков оказалась почти у нижних щупалец на уровне пола. Скажите, пожалуйста, какая радость весь день любоваться всяким мусором!? Если он не научится сворачиваться в правильную спираль, вряд ли приобретёт хороших друзей и подруг. Вот, например, Бокуп, из соседнего нида, ещё в прошлый сезон пузырения научился скручиваться в такую совершенно прекрасную спираль, что многие мылились к нему в друзья. У него появилась своя весёлая компания.
    А Шемана, та вообще искусно сворачивалась и в правую и левую спирали! Представляете?! Половина его знакомых в Тетриме сходили по ней с ума. Пуркиль вновь тяжело вздохнул и принялся закручиваться в левую спираль. Теперь его хоботки болтались между квадриками и мешали смотреть. Да-да, именно левая спираль его всегда напрягала. Неужели ему придётся опять шкрябаться к почкователям за помощью? А ему уже стукнуло пять ромбических лун! Пять! Не так уж мало. Бокупу и Шемане только по четыре. Пуркиль, наконец, попробовал себя свернуть в правую спираль и расположить квадрики симметрично, то есть ровно по обеим сторонам. Глянул в руар: вроде, вполне сносно, можно показаться сородичам, не синея.


         Зелёный туман всё сильнее сгущался между нидами кубисян. Но они дружно шкрябались к самому высокому Арбыру, стоящему на центральной площади Тетрима. Там они взбирались на отростки священного Арбыра, и повисали на своих хоботках. Дружно раскачиваясь на отростках, кубисяне начинали утреннее нытьё о Кубисе, прославляя свою совершенную планету.

О! прекрасный и совершенный Кубис!
Да крепнут вечно твои шесть граней!
Да воссияют вечно твои восемь вершин!
Да пребудут вечно в перпендикулярности
Твои двенадцать рёбер!
Да вечно сияет над тобой кубическая луна,
Прекрасная во всех своих фазах!

    Так торжественно звучало древнее нытьё кубисян. И каждый был уверен, что оно защищает благоденствие и счастье на Кубисе.
Пуркиль вместе со всеми издавал звуки утреннего нытья, розовея от восторга и воодушевления. Вскоре весь Арбыр переливался сотнями оттенков розового, красного, малинового, а площадь наполнилась стройным гудением. Затем Пуркиль пошкрябался к Пуркилям- старшим. Его почкователи поджидали возле ветвистого арбыра в своём саду. Обычай хрюмкать вместе со своими почкователями в начале дня был очень важен для него,
и доставлял Пуркилю большое удовольствие. Если кубисянин рано покидал своих почкователей и редко с ними хрюмкал в последующие луны, его периоды пузырения и фонтанирования были не такими удачными и богатыми на творческие достижения. Это доказывали многочисленные исследования учёных – кубисян.
Пуркили- старшие были хорошими почкователями. Они скручивались в совершенные спирали даже с закрытыми квадриками! Пуркиль у них был двеннадцатый по счёту. Всего их насчитывалось около двадцати. Но он никогда не видел остальных своих сородичей. Это было недопустимо. Каким-то восьмым чувством он ощущал, когда ему можно было появиться у своих почкователей, чтобы не столкнуться с кем - нибудь. Нет, однажды он всё-таки пришёл не вовремя. Наткнувшись в ниде Пуркилей- старших на другого их отпрыска, он от ужаса так похолодел, что чуть не треснул и не рассыпался на тысячи осколков! Но тот, другой Пуркиль-младший четырнадцатый или шестнадцатый сам от страха мгновенно выскочил в окно и был таков!
Итак, Пуркили начали утреннее хрюмканье. Все вместе они быстро постучали своими хоботками двенадцать раз по ноге арбыра. Тот задрожал, и с его верхушки вниз посыпались золотистые перыжки. Они благоухали и приятно щекотали хоботки Пуркилей. Пуркили подняли верхние хоботки и втягивали перыжки, гудя от удовольствия. Перыжки наполняли его энергией, силой роста, радостью.
- Счастливого дня, Пуркиль.- Старшая ласково потрогала Пуркиля –младшего по спирали. – Тебе надо готовиться к пузырению.
Он посинел: что она с ним, как с маленьким!
- Ну-ну, нагрейся! Я знаю, что ты сам всё понимаешь, – примирительно сказала она и направилась в свой нид вздремнуть после хрюмканья.


2 Тристль

      Солнечное утро приглашало Пуркиля прогуляться возле изумрудных затонов, окружённых зарослями красного изля, покачаться на отростках диких арбыров, которые тоже радовались сгущению тумана. Их отростки то ритмично укорачивались, то удлинялись, испуская чудесный запах. Но! Приближается период ромбической луны! И все готовятся к пузырению.
Разумеется, крайне важно готовиться к пузырению. Пуркиль сегодня же начнёт подготовку: выдувание песчаных форм, плетение из жгучих нитей изля причудливых сетей, извлечение гармоничных звуков из своих хоботков и прочая, прочая. Надо наполниться сотнями впечатлений, ощущений, образов! И он знает, кто ему поможет в этом. Тристль – один из немногих его знакомых, которому он может доверять. Когда бы они не встретились, они находили для себя занятие, интересное им обоим. Тристль научил его ловить шустрых и пугливых оаззов. Он умел издавать гармоничные, полифонические звуки одновременно несколькими своими хоботками. Это считалось искусством среди кубисян! Жаль, что Тристль никого не желал учить этому искусству, даже его своего друга. Считал, что это врождённый дар, доставшийся ему от какого-то прапраратристля.
Правда, у него были заскоки: он мог ни с того, ни с сего впасть в состояние похолодания. И всё же Пуркиль считал его трогательным, то есть достойным поглаживаний своими хоботком.
      Пуркиль мог бы добраться до приятеля и на своих четверых, но нид Тристля находился на самой окраине Тетрима. Пуркиль решил ускориться и замер. Выставив в стороны четыре хоботка, он принялся издавать ими низкое прерывистое гудение, которое то усиливалось, то затихало. Почему-то именно эти низкие звуки привлекали оаззов. Так его учил Тристль. Результат последовал незамедлительно: несколько оаззов прицепились на его хоботки. Пуркиль мгновенно обхватил хоботками пружины четырёх из них и резко рванул вверх! Теперь оставалось только направить их в нужную ему сторону. Оаззы имели четыре
лопасти и махали ими попарно: два- вверх, два- вниз. Достоинствами оаззов были выносливость и стремительный полёт. Они легко подняли Пуркиля и понесли туда, куда он их понукал. Правда, один из них пытался вырваться и щипал хоботок Пуркиля. Но быстро понял, что силы неравны и смирно работал лопастями вместе с другими. Каждый кубисянин с первой луны своего существования, что эти изящные и безобидные существа были их соперниками. Так же как кубисяне, они обожали перыжки арбыров. Причём самые свежие, только –только развернувшиеся на самой вершине арбыра, наполненные лучистой энергией! Очевидно, именно они давали оаззам такую силу.

     Вот и нид Тристля. Судя по открытому входу, хозяин был дома и бодрствовал. Жители Тетрима запечатывали студенистой массой входы, только когда спали или отсутствовали. Тогда пришедший гость мог оставить в массе свой отпечаток, либо влепить сообщение, либо подарок хозяевам.
Войдя в нид Пуркиль сразу почувствовал, что состояние Тристля было не из лучших: в помещении весьма прохладно. Действительно он нашёл приятеля ещё болтавшегося в спальных сетях, а под ними изрядную кучу зелёного снега. Из его квадриков на пол сыпались зелёные снежинки и слипались в кристалы.
Приветственные слова застыли в хоботке Пуркиля.
- Что с тобой? Ты опять холодеешь в одиночестве? – только и мог спросить он приятеля, а про себя отметил, что Тристль даже не пытался как- то упорядочить своё тулово в мало- мальски нормальную спираль. Совсем плох!
- Надоело всё до ромбиков!- прогудел Тристль. – Я наверное пропущу этот рофазкул, не буду пузыриться.
- Ты что?! Стряхнулся?! Пропустить ромбическую фазу луны? Но тебе придётся покинуть Тетрим!!!
- Вот именно.


Дополнение
Страдания юного Тристля или почему снежил Тристль-младший.

Тристль страдал, очень страдал. Близился Рофазкул — прекрасная пора пузырения, и он к ней добросовестно готовился. Сколько новых мелодий он сочинил! Украсил их терциями, фиоритурами, музыкальными завитушками. Он специально достроил на самом верхнем ярусе своего нида башню из стеклянных блоков. По вечерам он поднимался на самый её верх, чтобы помузицировать и полюбоваться Тетримом при свете ромбической луны. Она сияла золотисто-розовым светом. Арбыры тянули к ней свои верхушки и над этими верхушками плавно кружили стаи оаззов. Особенно волшебными и завораживающими казались движения прозрачных оаззов: лунный свет проходил сквозь их тела и лопасти и рассыпался лунными зайчиками по отросткам арбыров. А те в свою очередь выпускали навстречу этим лучам чудесные благоухающие лёгкие перыжки! Чудо! Тристль любовался кружением оаззов и волнами Зевы. С его башни были видны все три её берега: и левый, и правый, и крявый. Вот удивительно, думал Тристль, почему только три берега. По закону Сохранения симметрии должен быть и четвёртый берег. Есть правый и антиправый, то есть крявый. Должен быть тогда левый и антилевый, то есть севый. Надо с этой идеей сходить к Главарту. Или нет! Не беспокоить этого великого кубисянина, а пойти к учёным -кубисографам. Пусть создадут для гармонии и четвёртый берег или извлекут его из измерений! Но сейчас не об этом. Тристль изливал свою музыку с самой верхушки башни. Он заводил полифонию своими хоботками. И часто возле его нида собиралась толпа кубисян, которая восторженно реагировала на его новые произведения. Всем нравилось кроме той, которая вдохновляла его на это творчество. Тристлю уже минуло восемь пузырений. Он уже имел право найти себе пару и он хотел этого. Более того. Он знал ту, с которой хотел бы создать пару на много Рофазкулов вперёд. Её звали Лусяна. Именно ей он посвящал свои нежные мелодии и вирши.

Мой идеал, прекрасная Лусяна,
Ты существо, ты существо, в котором нет ни одного изъяна!
Твои квадрики ясны! Твои штопки прекрасны!
Хоботки бесподобны! Ну а формы удобны!
Ты существо, в котором нет ни одного изъя-я-я-на-а-а-а!
Голосил Тристль, трубя всеми своими хоботками на голове. Но!
Лусяна проявляла симпатию к другому. Имени его Тристль не хотел даже помнить, ни то чтобы произносить. Этот дутый пузырь соорудил возле нида Лусяны статую высотой 30 верхобов! Представляете?! Он изваял Лусяну огромных размеров, осыпал её алмазами и голубыми сапфирами, постамент облепил изумрудами, будто Лусяна стоит на зелёном дождевом облаке, и на этом постаменте рубинами выложил надпись: « Лусяна — верх совершенства!» Конечно она млела от восторга. Что можно этому противопоставить? Тристль решил уйти. Но это значило - не участвовать в пузырении! Податься к пьетрам? Свернуться в точку, уйти в небытие? Это жутко и скучно! А вот сделать, что никто не делал, пойти на другую грань Кубиса, покрыть себя славой великого отважного путешественника! Это- да!
Правда, ему ещё нравилась Шемана. Он о ней тоже часто думал, как о возможной своей половине . Но ей минуло только четыре Рофазкула. У неё в голове туман, завихрения и сквозняк. Она легкомысленна, хотя тоже прекрасна и кружит головы многим молодым кубисянам. Может, и её взять в поход? С такими мыслями Тристль уже второй день болтался в своей спальной сети. И ещё долго, наверное, прибывал в таком подвешенном состоянии. Если бы не явился его друг Пуркиль и не заехал ему хоботом между квадриками.
Кстати о Пуркиле. Он был очень симпатичен Тристлю своей простотой и отсутствием всякой позы. Он был очень привязан к своим почкователям, слегка неловок и вечно стеснялся своей спирали. Видно было, что оформить себя более или менее правильно ему стоило большого труда. Не говоря уже, красиво заштопаться. Как-то Тристль пожалел этого тюфяка и помог ему после пузырения заштопаться. Пуркиль светился благодарностью. Так они и сдружились.

3 Великое пузырение

     Без этого не возможно! Без этого не понятно, зачем ты кубисянин! Это восторг и взлёт. Этого ждали и желали все нормальные с момента своего отпочкования. Когда луна достигала самой красивой остро ромбической своей фазы( РОфазкул), когда туман собирался в плотные ярко зелёные облака, и атмосфера нагревалась до такой степени, что из этих облаков начинал идти горячий, почти кипящий дождь, каждый кубисянин находил для себя место под открытым небом. Необходимо стоять под горячим дождём до тех пор, пока оболочка не начинала покрываться пузырями.
Сначала пузыри были мелкие и почти не выделялись на туловище. Вот тут то и начинались старания кубисян. Они старались усиленно раздувать эти пузыри, втягивая воздух через хоботок. И надо было удержать его внутри растущих пузырей, которые начинали переливаться и сиять всеми оттенками спектра. При этом почти все хоботки- сопелки, кроме одного, запечатывались желейной массой или эндомассой. Неопытные не выдерживали, сдувались, и тогда приходилось начинать сначала. Когда пузыри достигали нужных размеров, кубисянин старался уединиться и некоторое время проводил в полном покое и тишине. Внутри его пузырей происходило волшебство: что-то клубилось, мерцало, потрескивало, структурировалось.
И вот в один прекрасный день облака рассеивались. Каждый ощущал внутренний толчок: пора! И вереницы кубисян тянулись на окраину Тетрима, к Руаровым холмам. Там в долине между холмами они собирались и начинали гудеть. Мерное гудение , отражаясь от холмов усиливалось постепенно. И вот, пузыри начинали лопаться! Из них вверх выстреливали фонтаны тончайших светящихся нитей или струн. Чем тоньше и длиннее струна, тем выше звук. Вибрации создавали также разные по форме и цветам образы. Они были объёмными. Восхитительные звуки, формы, цвета, запахи наполняли пространство между холмами. Да-да! Ещё и запахи! Ароматы самые волшебные. Вот для чего каждый кубисянин собирал впечатления, ощущения. Занимался этим все время, предшествующее пузырению. Холмы были покрыты дикорастущими руарами, которые отражали всё это великолепие. Отражённые и усиленные идеи кубисян ярким столбом уносились с Кубиса в космос, к луне и значительно дальше. Учёные Тетрима предполагали, что этот посыл достигал пределов космоса, достигал нематериальных уровней. Этой зауми Пуркиль был не в состоянии понять. Да и многие его соплеменники тоже. Но все совершенно чётко знали: что отправишь вверх, то и упадёт вниз, на их головы. Какие образы нафонтанируешь, такая и наступит жизнь в Тетриме и на всём Кубисе. Никто не желал убожества, серости, скудности и безобразия вокруг себя. Всякий старался не подвести сородичей, выдать что-то яркое, красивое.
 
    Но одно явление стало беспокоить кубисян. Беспокоить не то слово: скорее вымораживать, укокошивать! Некоторые из них стали пропускать пузырение, не участвовать во всеобщем фонтанировании идей. Поскольку сопротивляться творческому порыву было очень тяжко, такой экземпляр должен был покинуть Тетрим. Он забивался в какую-нибудь пещеру. Изредка шкрябался к дикостоящим арбырам для поддержания сил. Но основное время проводил во сне. Сворачиваясь чуть ли не в точку. Этого чудака называли пьетр. Правда, по истечении нужного срока он возвращался в Тетрим и готовился к очередному пузырению. Но бывали случаи, что такой пьетр не мог вновь развернуться из точки. Так и засыхал в пещере на веки вечные, пропадая в безвестности. Сородичи найти его уже не могли, как бы не пытались. Печально и стыдно было до посинения. Был кубисянин и нету!
Только после восьмого пузырения кубисянини считал себя вправе стать почкователем. И уже не экспериментировал со своим туловом, закручивая то вправо, то влево, как захочет его восьмой хоботок! Она теперь чётко сворачивала левую спираль, а он- правую. Как почкователи находили друг друга одному Кубу известно! Но речь сейчас о другом: о Тристле! Ведь он собрался пропустить Рофазкул!!! Податься к пьетрам! Пуркиль должен отговорить его, попытаться спасти приятеля, которым так дорожил.
Он слега прикоснулся к спирали Тристля. Тот не реагировал.
- Представляешь, я поймал сегодня сразу четырёх оаззов!