Судьба. начало рассказа

ВПЕРВЫЕ ЗА МНОГИЕ ГОДЫ утро не обрадовало Виктора Андреевича, и он, не выходя за ограду, а со двора и без прежнего блеска в глазах, оглядел вплотную подступившие к речке горы. Едва подёрнутые осенним нарядом, они ещё не расцвели в полную силу; это случится ближе к бабьему лету, тогда и…
Виктор Андреевич не нашёл подходящего определения тому, что будет тогда. Мысли его путались, он никак не мог сосредоточиться. Молча, отрешённо и медленно спустился с пригорка, на котором стояла его в общем-то невзрачная избушка, присел на пологом берегу, и тут только услышал скорый говорок воды, словно до его появления звук, как в телевизоре, был отключён.

Виктор Андреевич хотел прислушаться, но тут же отказался от неудавшейся затеи, не без усилий попытался улыбнуться, мол, рад встрече с тобой, речка моя, подружка верная, но улыбка не получилась.

С утра всё у него шло не так, как он привык жить. Ещё вчера ему казалось, что он полон сил и есть желание жить. Его радовали начавшие буреть горы, с которыми он здоровался всякий раз, выходя во двор, и, пока спускался к реке, непременно с ними разговаривал. Так, ни о чём, ради общения с природой. Радовался, когда заставал горные вершины с игравшимся на них ранним утренним солнцем. Горы делились с Виктором Андреевичем настроением, он подпитывался от них положительной энергией, и, казалось, так будет вечно. Речка с красивым названием Солоновочка и торопливыми водами, за несколько метров до усадьбы резко замедляла бег и, по меткому определению Виктора Андреевича, с достоин-ством - до камней, перегораживающих речке путь. На границе с соседним двором, минуя-таки камни, вода бурлила, пенилась, на прощанье что-то ему произнося, вырывалась на простор и продолжала свой путь, торопясь наверстать потерянное время.

Виктор Андреевич, бывало, подолгу вслушивался в журчание Солоновочки, порой ему казалось, что вода вымывает из его души негативные эмоции, уносит с собой накопившиеся за день его волнения и тревоги, оставляя всё самое светлое. Вода лечила его даже тем, что без возражений выслушивала всё, о чём бы Виктор Андреевич ни рассуждал, сидя на берегу. Лишь в лютые морозы он брал отсрочку и не задерживался у скованной льдом любимой речки.
Собственно, из-за этих вот гор, этой маленькой, но ставшей милой речки он и прирос к поместью, хотя была у него возможность переселиться ближе к центру, когда после увольнения в запас работал в районной организации и ему предлагали новую квартиру.

Чтоб не потревожить сердце, Виктор Андреевич медленно зачерпнул ладонью воду, плеснул в лицо и тут же ощутил её холодное прикосновение. Подумал немного, зачерпнул новую порцию, опять плеснул на себя.

Немного отпустило. Дышать стало чуть легче, и к Виктору Андреевичу понемногу стала возвращаться способность воспринимать действительность.

Не поднимаясь с камня, он осмотрел ближайшие к нему вершины гор, и с них взметнулся мысленно в небо, к облакам, таким родным и теперь далёким.
Он так давно не взмывал к ним на самолёте, что ему на мгновение показалось, словно и лётчиком-то никогда не был.
 
А ведь был!

МОЛЧА, не поздоровавшись, подошёл сосед, присел рядом.
- Никак, Андреич, горючка, кончилась? От земли не можешь оторваться?
- Движок помпажирует. - Виктор Андреевич говорил мед-ленно, при этом ладонью растирая левую часть груди.

Сосед не ответил. Наверное, подыскивал подходящие слова. Но не нашёл.
- Ты веришь в судьбу, сосед? - Виктор Андреевич поднял с берега гальку и легонько бросил её в воду - как точку поставил.
- Не было бы судьбы, она бы не пришла, - сосед тоже бросил гальку в воду. - Ты чего про судьбу-то, Андреич? Рановато бы отчитываться перед ней.
- Цыганка в юности нагадала на воде на седьмом десятке помереть. А у нас такая речка, что воробей колени не замочит. Как ты думаешь?
- В больницу бы тебе…
Виктор Андреевич показал на горы:
- Посижу здесь немного, подышу, горами полюбуюсь, и хандру как рукой снимет. Нельзя в такую пору в больницу.
- Про цыганку к чему вспомнил?

Виктор Андреевич поднял плоскую, как рубль, гальку, по-держал на раскрытой ладони; рука чуть заметно подрагивала. Сосед взял гальку, повертел, словно на оборотной стороне её был написан ответ, зачем-то положил в карман.
- Не хочешь - не говори. Но сними камень-то с души. Полегчает.
В сарае Виктора Андреевича прокричал петух, ему отозвался другой, соседский.
- Говорят, курица не птица, - Виктор Андреевич будто не слышал, о чём говорил ему сосед, - а ты хоть раз наблюдал, как ведёт себя петух, когда хозяйка приходит кормить кур?

- Да всё как-то не до кур, Андреич.
- А зря. Человеку надо учиться у природы, а он её по большому счёту игнорирует. Я зачем про петуха? Захожу в курятник, птицы по жёрдочкам сидят. Куры увидят корм и, не мешкая, слетают его клевать. А петух никогда не позволяет себе первым жёрдочку покинуть. Он выжидает! Минуту, другую. Увидит, что куры у кормушки, тогда начинает подыскивать, с какой точки на землю лететь. Не бросается сломя голову. Походит-походит по жёрдочке, высчитает расстояние своего полёта и только тогда планирует на землю. А у нас жизнь разом как-то перевернулась, с капитализмом.

Сосед слушал, не перебивая. Он не понимал, причём тут куры и петух, какая связь между ними и цыганкой, но Андреича не торопил.
- Была устоявшаяся жизнь, - опять заговорил Виктор Андреевич, - плохая ли, хорошая, но человек с головой мог жить нормально. Я вот окончил военное училище, хотя отца у меня не было, а мама работала техничкой, и о протекции даже речи быть не могло. Голова на плечах - в ней ум, и это есть движущая сила. Девяностые годы всё изменили.

Виктор Андреевич вытянул перед собой руку вверх ладонью, посмотрел на соседа, развернул тыльной стороной и, не опуская, продолжил:
- Бутерброд перевернулся, и вся пена оказалась сверху. Я в своё время тоже под этой пеной оказался. Мне бы летать да летать. Но нашла коса на камень, сказал начальству всю правду про его рвение хапать, и вот уж сколько лет я твой сосед. А петух… говорят, куриные мозги… Для него главное, чтобы куры были не голодные, тогда они будут яйца нести.

Виктор Андреевич в очередной раз умолк. Зачерпнул пригоршню воды и стал смотреть, как она вытекает на песок.
- Чистая, - сказал, - радостная вода осенью. Каждый камешек на дне виднеется. Такие минуты ценить надо, сосед. А понимаешь это слишком поздно, когда … - Он проследил за полётом последней капли с руки: - Солнце высушит каплю, и она уже ничего не сможет поправить. Человек и есть по сути такая же капля.