Судьба. окончание рассказа

- НУ, ТАК ЧТО, Андреич, расскажешь?
Виктор Андреевич бросил ещё один камешек в воду, тот коротко и глухо булькнул, и видно было, как вода подхватила подарок и стала перекатывать его по дну.
- Вот такое и мне было пророчество. Нас девять парней было, молодых лейтенантов. Пришли на вокзал, я случайно встретился с цыганкой. Она отвела меня в сторону. Гыр-гыр: «Не пожалей, дай трёшку». Я дал. Она: «Ты проживёшь девяносто лет, и в таком возрасте утонешь. До этого ничего не бойся». Я говорю, мол, уже однажды тонул. «Но вот в девяносто лет утонешь. Или раньше, но тогда над водой смерть примешь».

Виктор Андреевич распрямил спину, повернулся к соседу, хотел что-то сказать, но сердце опять сдавило, и он промолчал. А когда полегчало, продолжил тихо, спокойно:
- А получилось как? В шесть лет пацаны научили плавать. В воду бросили; я вылез. Дали сигаретку, самосад. Научили курить и плавать сразу. Подошла осень… Сколько живу, радуюсь осени… Мы вокруг озера на коньках катались, а мне захотелось напрямую его пересечь. И в середине юркнул под лёд…
На мне были фуфайка, валенки и коньки «снегурочки». Были такие. Я догадался, с себя всё снял. Остался в рубашке и в штанах. И головой к берегу. Руками не получалось почему-то. Пацаны закричали. А тут неподалеку женщина была. Огромная, почти два метра ростом. Она меня вытащила, на руки - и домой. Говорит матери моей: «На, Дуня, твоего мальца. Провалился на озере». Я на печке заснул, и даже насморка не было.

А второй раз я с товарищем уже едва не утонул. Служили мы в Германии. Я - капитан, он - старлей. И были мы с ним в санатории. Рядом водохранилище. Большое, километров семь. Посередине дача их генсека стояла. Юра предложил, давай, мол, покатаемся на коньках, а заодно дачу посмотрим. Покатились. Уже и охрану стало видно… Но до дачи не добрались.

За спинами соседей раздался шум. Не оборачиваясь, Виктор Андреевич сказал уверенно:
- Телёнок, наверное, опять сбежал. Приболел немного, по-этому и не выпускаем из сарая. А ему на волю надо. И как только умудряется ворота открывать?
Подошедший телёнок уткнулся мордой в воду, стал пить.

- Не убегай, Буян, сегодня далеко! Походи по бережку. А вечером я тебя приведу во двор. Так и быть, получай увольнительную. - И к соседу: - Как детей, люблю я маленьких телят и ягнят. Сдаётся, мог бы я работать на ферме.
Меж тем Буян пытался, но не решался ступить в реку. Мужчины наблюдали за ним, не предпринимая попыток отогнать телёнка от реки.

- Так вот, - вернулся к разговору Виктор Андреевич, - до дачи мы, значит, не добрались. Я поопытнее старлея; вижу, лёд какой-то тёмный под нами, говорю, надо бы вернуться, потому что есть опасность провалиться. Тёмный лёд - тонкий лёд. А Юра мне: «Не дрейфь, командир!» Метров десять прокатились, это уже километрах в четырёх от санатория, и разом провалились. Вынырнули. Он: «Ну и что?» А выход у нас только один - к берегу тянуть. Дыр-дыр… Не получается. Я вспомнил детство. В голове-то быстро всё крутится. Говорю: «Юр, давай я поднырну, тебя выкину на лёд, а ты потом шарфик свой с моим свяжешь и меня вытащишь». И, представляешь, я поднырнул, взял его за коньки, и с такой силой выбросил, что Юрка метров пять скользил. Он потом всё удивлялся, откуда у меня сила взялась. А человек может так поступить в сложную минуту.

Он шарфики связал, я за второй конец ухватился, вылез. Смотрим, к нам немцы бегут, охранники. Мы помахали им: «Отбой! Не надо!»

Когда добрались до санатория, на нас всё закуржавело, мы во льду с Юркой. А нас ещё и спрашивают, уж не купались ли мы в одежде. Бросились мы в буфет, там женщина торговала, маячим ей: денег нет. Она видит, что-то с нами не то, а не понимает. Я показываю: надо нам выпить, и на нашу, русскую, «Пшеничную» водку показываю. Разлили мы бутылку на двоих, здесь же выпили, запили соком и пошли к себе. Кое-как, правда, перед этим объяснили, что деньги принесём. Зашли в номер, в душевой стали спина к спине, в чём были, включили воду и стояли так минут десять. Отогрелись, зачирикали.

Потом переоделись, рассчитались с буфетчицей, ещё купили бутылку, выпили. И потом полтора года даже насморка не было ни разу. А командиру мы так ничего и не сказали.

- Николай! - позвала жена соседа - Сколько можно на берегу торчать? Поехали!
- Ладно, Андреич, мне и впрямь пора. В город собрались к дочери. Но ты бы всё же поостерёгся. Лучше бы в больницу. Не тяни с мотором-то.
Тот махнул неопределённо рукой. Сосед ушёл, а Виктор Андреевич посидел ещё немного и тоже стал подниматься по пригорку во двор.

ВЕЧЕРОМ его нашли на противоположном берегу речушки. Сидя у гроба, жена Людмила Михайловна рассказывала тихо:
- Он на пенсии, получается, ни одного дня не пожил. Не хотел дома сидеть. И даже не знал, какая у него пенсия. Деньгами никогда не интересовался… Вижу, днём он немного грустный, на работу не пошёл, чего отродясь с ним не бывало. А потом пошёл за телёнком... Позвонил с берега по мобильнику, что тот через речку за гору ушёл. Никакой тревоги в голосе, волнения я не увидела. Пошутил, что к утру вернётся. Он на том берегу уже упал. «Скорая» минуты три через подъехала… где-то рядом была… Но у Вити пульс уже не прощупывался. Ведь говорила ему: сама приведу телёнка. Не послушался. Всё сам, всё сам…

Вошёл вернувшийся из города расстроенный сосед, присел у гроба. Улучил момент, незаметно положил Андреичу тот самый камешек, что взял утром из его руки.
- О чем вы с ним говорили у речки, Николай? - спросила вдова, смахивая концом платка слезу со щеки.

Сосед немного помолчал.
- Как-нибудь потом, соседка, - ответил. - Как-нибудь потом.
Со двора раздалось призывное мычание вернувшегося из-за реки Буяна.