Из саксофона и осенних листьев

Он был странный, не похожий ни на кого. Разумеется, сравнивать она могла лишь с теми, кого знала, однако доводилось ли вам прежде видеть, чтобы волосы человека сами собой меняли цвет? Вот так вдруг раз, и из пшенично-золотых стали рыжими? Или глаза, которые то синие, как сентябрьское небо, то серые, будто тучи в ноябре? Вот и она прежде не видела.
А еще за короткое время знакомства ей так и не удалось разгадать его возраст. То он казался молодым, почти мальчишкой, беззаботным и радостным. Он смеялся в полный голос, бегал по лужам, прыгал так высоко, словно хотел достать рукой до неба. То вдруг становился серьезным и рассудительным, будто умудренный жизнью муж. В такие минуты казалось, будто он даже становился выше ростом и шире в плечах, глаза приобретали тот самый серый оттенок, а лоб прорезала задумчивая морщинка. И тогда ей становилось не по себе. Не потому что она его боялась, ни в коем случае, просто с непривычки. И она спешила вновь его развеселить.
— Ты любишь кофе? — вдруг спросила она.
Они шли по бульвару. Над головами рыжели последние не опавшие еще листья, легкий ветер доносил ароматы кофе и сдобных булочек. Она с наслаждением принюхалась и заметила, как спутник беспечно пожал плечами.
— Не знаю, — ответил он.
Она удивленно подняла брови.
— Как можно не знать, любишь ли ты кофе?
Он мягко улыбнулся.
— Не пробовал никогда. Никто не предлагал, а сам спросить стеснялся.
Она тряхнула длинными волосами и повертела в руках букет из желтых и красных листьев, словно размышляя, не выбросить ли его. Потом решительно подхватил спутника под локоть и потянула вперед.
— Тогда пойдем со мной, я тебя угощу, — не терпящим возражений тоном объявила она. — Тут как раз кафе рядом.
И они направились в сторону кафе.
— Давай сядем на веранде, — предложил он, когда они уже сделали заказ.
Она с сомнением посмотрела на хмурое небо.
— Дождя не будет, — заверил он, правильно расшифровав ее взгляд.
— Ты так думаешь?
В голосе ее отчетливо угадывалось сомнение.
— Убежден.
— А почему?
— Потому что мне так хочется.
Несколько долгих секунд она смотрела на него, а потом звонко, заразительно рассмеялась.
— Ну хорошо, тогда я согласна.
И они пошли на веранду. Им принесли кофе. Она сидела и с замиранием сердца смотрела, как спутник осторожно вдыхает густой, немного терпкий аромат, как щурится от удовольствия, и она почувствовала, что с души свалился огромный камень. В тот же миг как-то поспешно разбежались тучи, и на улицу брызнули золотые лучи, почти по-летнему яркие. И сразу волосы его, до сей поры темные, почти каштановые, вдруг стали пепельными. Он смешно сморщил нос, подставляя лицо солнцу, и потянулся за булочкой. Поблагодарил:
— Спасибо тебе.
Она в ответ покачала головой.
— Все-таки ты ни на кого не похож.
— Так и есть, — пожал он плечами.
Она всмотрелась в голубые глаза и спросила, немного страшась услышать ответ:
— Кто ты?
Некоторое время он молчал, а потом посмотрел прямо на нее, и ей показалось, будто он снова стал старше.
— Мне кажется, ты уже сама знаешь.
Допив кофе, они пошли дальше.
— Ты часто бываешь в наших краях? — спросила она.
— Раз в году. Но зато остаюсь на три-четыре месяца.
— А потом?
— Потом ухожу в другие места. Я люблю путешествовать.
С губ ее легким облачком сорвался вздох огорчения.
— Везет тебе. А у меня все никак не получается вырваться. То одно, то другое. А скорей всего, просто нет стимула — я ведь домоседка.
— Все в твоих руках.
— Да, я знаю. И все-таки мне отчего-то грустно. Может быть, я просто не хочу с тобой расставаться? Сердце подсказывает мне, что ты скоро уйдешь.
Он шел, сунув руки в карманы брюк, вдруг остановился, подошел к огромной куче прелых листьев, поворошил носком ботинка и от души пнул. Листья разлетелись широким веером, налетевший мгновенно ветер подхватил их и понес вперед. Редкие прохожие останавливались, привлеченные необычным зрелищем, и оба они тоже смотрели листьям вслед и молчали.
— Знаешь, — наконец заговорил он, — когда мне грустно, то идет дождь. А ты без зонтика. Потому я постараюсь не огорчаться. Но я скоро уеду, ты права. Мой срок вышел.
— А когда вернешься?
— Через год.
— И никак не сможешь вырваться раньше?
— Может быть и смогу. Но тогда пойдет дождь. Обложные, осенние, затяжные дожди. Прямо посреди зимы. Или посреди лета.
Она невольно поежилась и поплотнее запахнула полы тоненького пальто.
— Не люблю длинных дождей.
— Тогда сама приезжай ко мне.
— А как я тебя найду?
— Поезжай туда, где в тот момент будет осень. Я сам приду к тебе.
Она улыбнулась в ответ, посмотрела ему в глаза и просто произнесла:
— Хорошо.
А он вдруг достал из-за спины крошечную кисть рябины и прикрепил ей к пальто, продев в петлицу.
— На память, — проговорил он и отчего-то смутился.
— Спасибо, — поблагодарила она. — Сфотографируй меня, пожалуйста.
Она достала из сумочки небольшой фотоаппарат и протянула ему. Он быстро сделал несколько снимков.
— Я завтра напечатаю их и дам один экземпляр тебе. Хочешь?
— Очень хочу. Спасибо.
С этими словами он подошел ближе, обнял ее за плечи и бережно коснулся губами губ. Теплое дыхание его пахло грибами, антоновскими яблоками, немного медом, домашним вареньем и дымом костра, а еще хризантемами и львиным зевом.
— Хочешь, я тебе сыграю на саксофоне? — спросил он, отпуская ее.
Она молча кивнула. Тогда он отошел на несколько шагов, достал откуда-то из-за спины инструмент и заиграл.
Напевные, нежные звуки плыли вдоль бульвара. Можно было подумать, что саксофон плачет. Голос его звучал романтично, расслабленно, чувственно. Люди останавливались, заслушавшись, а та единственная, для кого предназначался концерт, стояла, закусив губу, и старалась не заплакать.
— Я знаю, кто ты, — вдруг сказала она. — Ты осень.
Он прервал игру и подошел ближе.
— Ты угадала.
— Я люблю тебя.
— Я знаю. Я тоже тебя люблю.
— Я приеду к тебе. Обязательно.
— Я буду ждать.
Он взял ее мокрое лицо в ладони и тепло улыбнулся.
— Но если вдруг по каким-то причинам не сможешь, то знай, что через год я сам вернусь к тебе.
— Я буду ждать.
И второй раз за этот вечер он ее прижал к груди и поцеловал.
Тяжелые, низкие тучи разошлись, и яркий сноп света, прорезав насыщенный влагой воздух, прорвался к земле и осветил две тесно обнявшиеся фигуры. Звуки саксофона все плыли где-то над бульваром, и длинная вереница алых и золотых листьев, словно диковинный разноцветный шарф, стелилась по небу, вызывая недоумение на лицах тех, кто по неведомым причинам вдруг решал оторвать взгляд от земли.
Шли последние дни ноября.