Зов площадей. Глава 10

1. В прошлой главе я сформулировал вопрос о том, каким образом Голландия 17 века, которая в эту эпоху играла ведущую роль в мировой торговле и обычно рассматривается в первую очередь как наиболее выразительное воплощение рыночного общества в эпоху раннего капитализма, сумела добиться резкого снижения уровня преступности и сравнительной социальной стабильности особенно заметной на фоне типичной для Европы этой эпохи череды восстаний и переворотов, от французской Фронды и крестьянских восстаний, до движения Мазаньелло в Неаполе, Каталонского восстания в Испании, Гражданской войны в Англии, городских бунтов и движения Стеньки Разина в России, крестьянской и казацкой войны Хмельницкого на Украине и т.д.

2. Как мы увидим Дисциплинарная революция в Голландии включала создание мощной системы социальных учреждений, опиравшихся на многообразные новые культурные коды, связанные с использованием самосознания и принципа личной ответственности индивида за собственное поведение. Эта система являлась уникальной по своему размаху и охвату, но имела многочисленные параллели в других европейских странах.

3. По оценке автора основной работы о Дициплинарной революции американского социолога Филиппа Горски "... размах и сложность "социального государства" в республике потрясает. В этой области голландское государство было настоящим Левиафаном. Оно включало значительный процент населения и в том числе многих, кто в противном случае мог втянуться в " мятежный" или "беспорядочный" образ жизни" (Gorski 2003, 66).

4. Уже в 1580 х и 1590х годах, когда Голландия ещё боролась за своё существование и война с Испанией, полной решимости вновь подчинить восставшие провинции Северных
Нидерландов, была в самом разгаре, городские власти Амстердама потребовали от всех городских нищих получить специальное разрешение на это занятие и наняли целую команду инспекторов. Тех, кто игнорировал новое требование арестовывали, так что примерно четверть или даже треть всех арестов в Амстердаме конца 16-17 века приходилась на нищих.

5. Для тех, кто по разным причинам, не обнаруживал готовности согласовывать свое поведение с господствующими в обществе ценностями, в 1596 г было создано специальное учреждение, так называемый Дом дисциплины (Tuchthuis), где все было построено на том, чтобы приучить "асоциальную" часть населения к труду и ответственности и привить им необходимые трудовые навыки (включая знание какого либо ремесла). По образцу Амстердама аналогичные учреждения были созданы более чем в двадцати других городах.

6. Большое влияние на городские власти в этом отношении оказали идеи одного из основателей голландской республиканской культуры Дирка Коорнерта (1522-1590). Богослов и философ, поэт, гравер и переводчик Дирк во время революции поставил своё перо на службу восставшим против испанского господства. Сам он был человеком весьма независимых взглядов, критиковал как католиков, так и кальвинистов и выступал за широкую веротерпимость. Что касается преступников, то он написал специальную книгу об их перевоспитании и исправлении и требовал более гуманного подхода, чем было типично для этой жестокой эпохи.

7. В помещении с закрытым двором, напоминавшем монастырь физически здоровые нищие должны были приучаться к труду. 6 дней в неделю их заставляли пилить бразильское дерево, опилки которого использовались для изготовления красителя. Те, кто перевыполнял норму получали небольшие денежные вознаграждения, которые им выплачивали после освобождения. Тех, кто не выполнял норму наказывали.

8. Согласно описанию Горски: "В свободное время заключённым разрешалось читать, писать и заниматься упражнениями. Но им не позволяли ругаться и проклинать, драться или ссориться, играть в азартные игры или торговать друг с другом, читать неподходящие книги или петь неприличные песни. Тех, кто нарушал официальные правила поведения подвергали различным наказаниям от уменьшенных рационов до одиночного заключения.

9. А тех, кто не реагировал и на эти наказания, по сообщениям современников подвергали ещё более суровому наказанию в утопительной камере". По описанию современника, которое цитирует Горски в камеру закачивалась вода и узник должен был откачивать ее с помощью ручного насоса, чтобы не утонуть. Некоторые историки сомневаются в существовании такого наказания и считают его недостоверным слухом. Так или иначе оно вполне укладывается в общую стратегию приучения заключённых к личной ответственности за последствия своего поведения.

10. В терминах контекстного анализа данная парадигма
перевоспитания отчужденных элементов общества (среднее левое боковое контекстное поле "чужих" Е), вполне укладывается в рамки субактономики EHGF, которую мы обсуждали в предшествующих главах на примере французского меркантилизма и абсолютизма Людовика XIV и Кольбера.

11. Благодаря участию в трудовой активности и создании ценностей (нижнее центральное контекстное поле объектов/ценностей Н и супплементальная/снабжающая угловая диагональ ЕН) отчужденные элементы общества становятся полезными гражданами или (в терминах немецкого абсолютизма 18 века) "полезными подданными". Это в свою очередь в принципе открывает перед ними путь к приобретению движимой и недвижимой собственности и занятия и таким образом включения в группу "своих" инсайдеров (правое среднее боковое контекстное поле "своих" G и избирательная/элективная угловая диагональ HG, тематизированная например в рамках проприономики AHG, где А левое верхнее контекстное поле общих норм и принципов).

12. В качестве "своих" например членов местной кальвинистской общины они могли рассчитывать на то, что местные власти (верхнее центральное контекстное поле субьекта власти F) будут относиться к ним с уважением (позиционная угловая диагональ социального статуса FG). Разумеется это соответствие между Дисциплинарной революцией и субактономикой вовсе не означает, что субактономика была единственной парадигмой в сложном социокультурном процессе модернизации общественной жизни и политики, который, как мы увидим, далеко не исчерпывался ни субактономикой, ни Дисциплинарной революцией как таковой.

Примечания.

7 и сл. Philip S. Gorski, Disciplinary revolution. Calvinism and the Rise of the State in Early Modern Europe, Chicago University Press 2003,p. 63.