День Святого Георгия. роман. Глава 23

*

- Ты где был?

- Гулял.

- М-м-м…- Дамир отвернулся было, но потом резко снова повернулся к мальчику – Стоять!... Это че? Это кровь? Колян, ты че делаешь? Ты где был, боец!?

Коля молча налил, махнул стаканА и прошел в корпус, как будто тут и не сидел никто. Дамир с Юрой переглянулись. Оба мгновенно протрезвели. И хотя все еще не вполне уверенно, но быстро последовали за парнем на второй этаж, тот самый, что у них называется первый. Дамир сразу вошел, Юра прежде огляделся по сторонам и закрыл за собой дверь.

- Ты где был?

- Я хохла замочил – сказал Колян, и завалился на светлое покрывало кровати.
 
Дамир сел на кровать напротив. Юра застыл в дверях.

- И бабу его трахнул! – у Коли на лице отразились недавние впечатления, и старых солдат передернуло почти синхронно.

- Ты хоть понимаешь, что натворил?

- Я урода урыл!

- Ты своих подставил… шлюху хоть не убил?

- Не-а, пусть любуется!

- А-а-а…, так это была показательная акция… М-м-м…

- Да! Пусть знает! Пусть все знают! За базар придется отвечать! Кто-нибудь спросит – и каждый ответит!
 
- Ты дебил? Ты где этой срани набрался?! Зорро, гля! Он всего лишь хамло, и нацик, доморощенный, хохляцкий! Он больше чем в морду – не заслужил!

- И уж точно не заслужил, чтобы теперь наших, моих детей, наших девок затаскали по местным ментовкам. Я  же тебе говорил,  Коля, у нас документы – говно!

- Мститель, мля! Да ты просто позавидовал, вот так вот они красиво живут, пока ты там харкаешь кровью!

- Да! мы там харкаем! А он здесь, сука, морды лезет бить, не знает кому, думает на слюнтяя нарвался! тварь ссыкливая, баб трахает!

-  Вы там совсем еб..нулись? Здесь мирная жизнь! Здесь не бегают  недоноски с автоматами, здесь недоноски богатые. Они приехали отдыхать и тратить денег.  Это нормально! То, что люди ходят по улицам, тупо для радости, трахаются для удовольствия, бьют морды – так чисто напряжение сбросить. Это нормально! Здесь не убивают за здорово живешь! Ты просто позавидовал!  У них есть деньги, а у тебя – нет, у них есть бабы – а у тебя нет!  Им хорошо, а тебе – нет! Ты просто позавидовал!

Дамир пропустил момент, когда Коля вскочил, и молнией метнулся к Юрику. Они сцепились мгновенно и намертво, и покатились одним яростным клубком. Дамиру с трудом удалось оторвать  парня от командира. Тот лупил дядьку и плакал, беззвучно, яростно, и, кажется, даже сам не замечал этого. Дамир оттащил его в угол, крепко схватил за плечи, прижал руки, практически спеленал. Коля мог бы вырваться, но не вырывался, его трясло то ли от рыданий, то ли от ярости, иногда он по-детски сербал носом.

Юрик встал, сходил умылся, попытался привести в порядок помятые повязки, только застонал, поправил, как сумел одежду. Наконец, уселся напротив Дамира.

- Ну, че будем делать? – спросил он, наконец.

- Убираться нам надо - сказал Дамир.

- Куда, когда и как?
 
- Не, не те вопросы: вы едете туда, тогда и так, как  все и запланировали. Нам с Коляном нужно убираться… Я твою машину обратно заберу?

- Ее как-то надо переоформить… У нас там денег в залоге, и паспорт Маринкин… Маринку попрошу, на чей паспорт оформлять? на твой, или его?

- Все равно, наверное… Вы когда летите?

- Завтра вечером… Сегодня уже. Не полетишь?

- Не, Юрка, видишь, вот и знак. Не сейчас, дела!

Коля как-то  после этих слов притих, расслабился, и как будто уснул.

Старшие обсудили сценарий, реквизит, действующих лиц и исполнителей:

- Дети будут спрашивать, не говори до отъезда. Мало ли хохлушка сдаст.. Лучше, чтобы не знали.. пусть лучше девки наивно хлопают глазами.

- Хочешь, я найду родню этого урода?

-Колькиных?...А ты-то хочешь?

- Так не я же буду искать, Вика вон, Маринка.

- Сделай, братан. Может, вырвемся. Коль, у тебя как фамилия настоящая?

- Федотов – откликнулся Коля.

- А отчество? – спросил Юра

- Иванович. Девяносто восьмой год. Краснодар.

- Сделаю… вам бы сейчас куда-нибудь убраться.
 
- Была бы машина, прямо сейчас метнулись бы…
 
- А вдруг у Маринки будут проблемы? Она-то вообще ни при делах!

В этот миг в дверь постучали. И мужчины рассыпались по разным углам и замерли. Стук повторился, и  дверь заговорила голосом Марины:

- Дамир, Коля, простите что рано, а Юры у вас нет? А то у нас экскурсия, а он не ночевал, и я не знаю что делать.

Юра распахнул дверь так, словно не видел женщину сто лет:

- Маришка! – он обнял ее и закружил – Экскурсия! Ну, конечно! Экскурсия! Пацаны, собирайтесь!

 И Юра выразительно посмотрел на перепачканную одежду Коли и увел Марину от греха.



*


- …Вот это вы хорошо придумали, Глафира Андреевна – ЛЛ позвонила Глафире уже вечером.

- Да? Тебе понравилось?

- Ну, понравилось – это не совсем то. Но по сути - это вопрос Раскольникова. Только максимально приближенный к современности.

- Э-э-э, напомни мне, что там Раскольников? лет шестьдесят не перечитывала -  пошутила Глафира.

- А-а-а, да?... А я думала, вы нарочно. Я думала… ну, в общем, главный вопрос Раскольникова: «кто я - тварь дрожащая, или право имею»
 
- Ну-ка, ну-ка, поподробнее, и что? кто же он оказался?

- Ну, в школьной традиции принято считать, что он сам себе вынес приговор, что он «как ножницами» отрезал себя от мира, от других людей.
 
- Судя по формулировке, у тебя есть и другая версия – засмеялась Глафира.

ЛЛ тоже улыбнулась в трубку:

- Нет, я не спорю с традицией. Я согласна, что отрезал. Просто вопрос «тварь дрожащая, или право имею», он ведь у Достоевского по-другому решается.  Ведь и ни то, и ни другое.

- А как?

- А вы как хотели закончить эту линию?

- Ну, давай сначала ты расскажешь, Лен…

- Ну, хорошо, у Достоевского – его прощает Сонечка Мармеладова. Едет за ним в ссылку. И там, как бы благодаря ей, он находит смирение.

- М-гу. Любовь.

- Ну, любовь, не в смысле секс… А в смысле божья любовь…

- М-гу… Сложно, Лена. Слишком сложно! Вот поэтому его и не читают!! – рассердилась Глафира.

- Еще скажите, что вам не понятно!

- Ты забываешь, я же неверующая, Лена!

- Ах да!... Ну, тогда вам не может быть понятен Достоевский!

- Да вот еще!

- Ну, тогда вы верующая…

- Здрасьте, приехали!

- Глафира Андреевна, перед вами такая же ложная дилемма, как перед Раскольниковым. Или – или.  А все не так.

- А как?
 
- Ну, так примитивно… Для Достоевского любовь, как понятие,  приблизительно равна жалости.  Приблизительно. Это не страсть, не секс, не обладание, не противостояние.  Жалость – она же не судит. Не требует, не вожделеет, не борется.
 
- Да… да, очаровательные!... у него очаровательные идиоты, это правда!

- А с кого он их писал? Он же страшный грешник! Достоевский. Картежник! Завистник! Спесивец! Корыстолюбец! Истеричка! С кого он мог писать таких светлых людей?

- С кого?

- С батюшек. Он же ходил покаяния просить, исповедовался. И получал прощение, и утешение. Там ведь совсем другая нравственность. А других мест с  таким высоким эталоном, нет нигде.Хотела бы сказать, что в литературе, но тоже нет. В общем вот, все, что в Достоевском хорошо – все от батюшки православного. От эталона христианской любви. Потому что это не совсем жалость…
 
- Нет?

- Нет…Совсем не жалость… В отличие от жалости, любовь не унижает,  не дает превосходства… Вот тут и есть главный затык! Мотивации нет. У современного человека нет мотивации для божьей любви.

- Нет?

- Неа… Страха божьего нет. Нужды в прощение бога нет. Это же логично. Раз бога нет. Некого любить! Не для кого быть безупречным и прекрасным...

- Но есть же чувство, что это хорошо, внутреннее убеждение. Просто понимание, что этот поступок красив.

- Вот…, и в вас божья искра. Просто вы ее по-другому называете. Александр Мень называл таких как вы - эстетически верующими… Именно поэтому вам понятен Достоевский - насквозь религиозный писатель. Ну, теперь вы?...

- А на чем я остановилась?