Тьма ждёт, тьма жаждет... Часть первая

   "Крестовый валет"

- Вам нравиться убивать?
- Нет.
- Вы когда-нибудь убивали?
- Нет.
- Вам нравиться убивать?
- Нет.
- Вы когда-нибудь убивали?
- Нет.
- Девичья фамилия вашей матери?
- Джениссон.
- Отец бил вашу мать?
- Нет.
- Отец насиловал вас?
- Нет.
- Вам нравиться убивать?
- Нет.
- Вы когда-нибудь убивали?
- Нет, - голос мой оставался таким же ровным и бесстрастным, как и час назад, когда началось тестирование.
 В допросной, как мы между собой называли прямоугольный закуток для тестирования, было жарко. Крупная капля пота скатилась с моего виска на скулу, да там и замерла, будто бы ожидая дополнительного приказа двигаться дальше вниз по гладковыбритой коже.
 Я был спокоен. Действительно спокоен, а ни так, как многие кандидаты: просто пытались скрыть за внешним фасадом уравновешенности и уверенности, внутреннюю нервозность и волнение. Ни сказать, что у меня не было скелетов в шкафу. Были, конечно же. Но я был спокоен за своё прошлое, зная наверняка, что ничего утаить не смогу и неудобные вопросы про моё детство обязательно будут, а значит я скажу всю правду. Вынужден буду сказать.
- Сколько вам было лет, когда вы переехали из Калькутты в Висконсин?
 Я на миг задумался.
- Десять лет. Десять лет и три месяца, - я коротко кашлянул.
- Вы приехали в Объединённые Штаты один?
- Нет, не один. С мамой.
- Почему без отца?
- Отец погиб в Калькутте, - я прикусил нижнюю губу и подумал, что вот и пришло время неудобных вопросов.
- Вы учились в Азии?
- Да, конечно. Я…
- Только да, или нет, пожалуйста.
 Я непроизвольно кивнул блестящему глазку объектива. Ещё одна капля пота сбежала на щёку.
- Назовите ваш общий бал?
- Семь.
- А в Висконсине?
- Девять.
- Девять? – мне показалось, или электронный голос приобрёл оттенок сарказма?
 Я вновь коротко кашлянул.
- В начале… Первый год… Низкий балл… Три.
 Сердце моё чуть ускорило бег. Я расправил плечи.
- Затем девять. Всегда девять.
- Отец бил вас?
- Нет.
- Отец бил вашу мать?
- Нет.
- У отца была любовница?
- Да, - я на миг замешкался.
- В Калькутте?
- Да.
- Где ещё?
- Не знаю.
- Где ещё служил ваш отец?
- На Окинаве и в Иркутске. Это в России, - зачем-то пояснил я.
- Вам нравиться слушать шум дождя?
- Нет, - и здесь я был честен. Я не любил дождь, а у ж тем более шум им вызванный.
- Вы сова?
- Нет, я ж…
- Только да, или нет.
 Я кивнул в объектив электронного глаза.
- Вы убивали когда-нибудь?
 И всё по новой.
- Нет.
- Кошку?
- Нет.
- Собаку?
- Нет.
- Птицу?
- Нет.
- Человека?
- Нет, - продолжая монотонно и односложно отвечать, я смотрел перед собой, в одну точку на большом затемнённом стекле, за которым, я знал наверняка, сидят «спецы», которые следят за мной. За каждым моим жестом или гримасой. За каждой каплей пота, за каждой морщинкой. Да, есть машина, лучше которой никто не определит, вру я, или говорю правду. Но вот моё эмоциональное состояние по-настоящему могут определить только «спецы».
- Вы готовы убивать?
- Ээ… - я замялся и невольно скосил глаза на блестящий объектив.
- Вы готовы убивать, если того требует Протокол.
 Опять пауза.
- Да, - выдохнул я тихо.
- Повторите пожалуйста.
- Да, - в этот раз голос мой был крепок и достаточно уверен.
 Да, я готов был убивать ради Протокола. В этом и был смысл моей будущей работы. Если меня, конечно возьмут. В чём, если честно, я начал сомневаться.
 Украдкой взглянув на часы, висевшие на левой стене, я невольно прикусил нижнюю губу. Опять. Это был, наверное, единственный мой жест, привычка, который выдавал моё внутреннее волнение. «Да, прошло чуть более часа, а я уже и правда был не так уверен в себе, и в том, что меня возьмут». Впрочем, думается мне, что это сказывалось прежде всего волнение, а уж потом объективная оценка сложившейся ситуации. На предварительных тестах я был вторым в группе, а это без малого сорок человек. Таких же претендентов, как и я, практически идеальных «регуляторов».
 Это официальное название, а вот неофициальное – «рубежники».
 Не знаю, откуда оно возникло и когда, но на мой взгляд к той миссии, к которой нас так тщательно готовили второе, «народное» название, подходило намного лучше и точнее, чем официальное.
- Какой у вас балл сейчас?
- Девять, - я подтянулся.
 «Ну, друг, соберись. Ты так долго к этому шёл. И что, теперь сдаться и сказать нет главной цели своей жизни?»
 Отец, будучи военным лётчиком, привил мне с самого раннего детства, любовь к дисциплине и … небу. А ещё к силе. Он всегда говорил, что Бог обращает внимание только на сильных людей.
 «Болит зуб? Терпи. Болит живот? Терпи. Болит нога? Терпи и иди дальше, как ни в чём не бывало».
 Да, папа, а как быть с душевной болью? Как быть с тем, что слёзы в глазах мамы я видел чаще, чем её улыбку?
- … тридцать четыре?
- Простите?
- Сколько будет если умножить семьсот пятьдесят четыре на тридцать четыре?
- Двадцать пять тысяч шестьсот тридцать шесть, - на подсчёт в уме мне понадобилось чуть больше двух секунд.
- У вас есть брат?
- Нет.
- У вас есть сестра?
- Нет.
- Ваша мама жива?
- Да, - я сглотнул.
 Вопросы, льющиеся из динамика над моей головой непрекращающимся потоком вот уже более часа вдруг прекратились. В комнате повисла звенящая тишина.
 Я, в который уже раз, украдкой посмотрел на стеклянный глаз объектива и затем дальше на матовую поверхность стекла, за которой сидели «спецы».
- Вы свободны, претендент номер триста двадцать четыре.
 Как будто вечность прошла между последним вопросом и предложением покинуть жёсткое кресло и выйти из душной маленькой комнаты.
 Я неторопливо поднялся, физически ощущая, как меня буравят взглядами несколько пар глаз из соседней комнаты. Уже оба виска, да и лоб покрылись испариной и мне жутко хотелось провести рукавом куртки по лицу и смахнуть капли влаги. Но я знал, что этого делать нельзя. Нельзя ни в коем случае. Откуда пришла эта уверенность я не имел ни малейшего понятия, но если бы я так сделал, то уже к вечеру летел бы эконом классом в любимый Кокрон, штат Висконсин, в полном разочаровании и злясь на себя, как никогда раньше.
 Но я оставил мокрый лоб и виски в покое, спокойно задвинул стул и медленно вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.
 В коридоре меня никто не ждал. База «Зеро Семь» жила своей обычной повседневной жизнью. Претендентов на тестирование тут вызывали внезапно. Меня, например, «пригласили» с утренней пробежки – десяти километрового кросса по пересечённой городской местности.
 Повернув ручку на двери, я какое-то время стоял в пустом коридоре, прикрыв глаза. Прошёл ли я этот тест, или нет, я не мог сказать наверняка. Но всё тоже внутреннее чутьё подсказывало мне, что и этот рубеж покорён, и теперь осталось самое сложное – нейронно-эмоциональный модулятор, или по-простому «дурка».
 Претендентов укладывали в специальные капсулы, наполненные желеобразным гелем и подключали к ним огромное количество всевозможных датчиков. Затем их усыпляли в этом мире и будили в симулятивной реальности, где для претендентов, всё было реально. Потому что какие-то рецепторы и области мозга блокировались, и претенденты думали, что всё это происходит c ними по-настоящему.
 В общем нас ровно на сутки, отправляли в Пятно. Насколько я смог узнать, у каждой группы это были разные зоны, но обязательно, все тринадцать, существующих ныне на Земле, мы проходили на этом симуляторе.
 Короче, на двадцать четыре часа ты становился «регулятором», со всеми вытекающими из этого последствиями. Каждый пятый претендент по статистике сходил с ума, отсюда и местное название – «дурка».
 В ночь перед последним и самым главным тестом я спал плохо, точнее вообще почти не спал. Как ни странно, волнения не было, голова оставалась чистой, а мысли текли спокойно и размеренно. Сердце выдавало свои положенные шестьдесят ударов в минуту, а нервные импульсы в коре головного мозга слабо фосфоресцировали на экране личного головизора.
 Я был готов, расслаблен и сосредоточен одновременно. Спать просто не хотелось. Я залез на подоконник и полночи рассматривал красивый яблоневый сад, разбитый под окнами нашего корпуса. В призрачном свете почти полной луны серебристые листья яблонь походили на крылья светляков, по непонятной причине замеревших в воздухе, да так и висевших почти до рассвета.
  Я вспоминал, ставший родным Висконсин, с его хмурыми вековыми елями и соснами, стоящими сплошной стеной вдоль кряжа сразу за городом. Зима была там почти всегда суровой и снежной, а лето и осень короткими, но тёплыми, пусть и разбавленными дождями и туманами.
 Но больше всего я любил весну в своём городке. Будто бы, кто-то, там наверху, сдёргивал покрывало сырости и промозглости, бледности красок и постоянного воя ветра, и мы, жители этого северного края, чуть ли не семьями, устремлялись к рекам и озерам, разбросанным по штату, как грибы после дождя, чтобы заняться «настоящим делом» - рыбалкой. Рыбалка в наших краях была отменная, рыбы много, и она была вечно голодной. Мне не хватало отца, или на крайний случай, старшего брата и я сам был вынужден постигать азы этого сложного искусства…
 На соседней койке заворочался Ник, добродушный здоровяк откуда-то из-за Скалистых гор в Канаде. Он тоже был претендентом, которого завтра, вместе со всеми, будут тестировать на «дурке». Ему, как и всем нам, оставалось только не сойти там с ума, не погибнуть и не облажаться.
 Ближе к двери спали ещё двое – Герамо из Флоридских дистриктов, смешливый и порой навязчивый, и молчаливая Астрид из Северного Союза.
 Из тринадцати претендентов нашего отделения, лишь мы четверо дошли до финала. Кто-то срезался на «физике», кто-то на допросе. Один, тощий и долговязый Ик, этнический китаец из трущоб Большого Яблока, сам забрал документы и укатил в свой родной город.
 Я посмотрел в сумрак прямоугольной комнаты. «Что ждёт нас там, в Пятне? В настоящем Пятне, не в симуляторе?» - вдруг задал я себе вопрос. Затем вздохнул совсем безрадостно и тут же выдал ответ. «Нас ждёт там лишь тьма. Только тьма и ничего более».
 Когда начало светать, и бледная полоска рассвета поползла вверх от самого горизонта, я всё же уснул, задремал, на пару часов до подъёма. Мне вполне хватило этого времени, чтобы проснуться бодрым и отдохнувшим. Как будто и не было бессонной ночи.
 И всё же, когда нас цепочкой под конвоем, словно заключённых, привели в узкую, длинную комнату, с высоким потолком, где стояли десятки капсул для психопампинга, я заволновался.
 Зычным голосом капрал Лим, куратор всей нашей группы, приказал раздеться до нижнего белья и встать по стойке смирно. Мы, одиннадцать претендентов, собранных из трёх звеньев, что составляли нашу группу, мигом разделись и встали в одну шеренгу. Рядом со мной стояла Астрид. Она была светловолосая и красивая. Почти с меня ростом со взрослым сформировавшимся телом. Касаясь меня плечом, она довольно шумно дышала.
 «Тоже волнуется» - решил я, продолжая смотреть перед собой. Никакого желания, или эротизма не было в моих мыслях, они были сосредоточенны и поглощены предстоящим тестом. Может быть в другой раз и в другом месте, я бы и пригласил северянку в кафе, или в кино, а потом возможно бы и поцеловал… Но не сегодня, это уж точно.
- Вы просто «мясо», - голос капрала был хриплый и зловещий, - Сейчас вы залезете в капсулы и на двадцать четыре часа исчезнете с моих глаз. Ваш мозг уверит вас, что вы действительно в «Пятне». Кому-то из вас повезёт, и вы попадёте на периферийные районы. Пятна там поменьше, да и жути не столько, сколько в Центральном и Мармонском.
 Он перевёл дыхание, а мы всё так же стояли, почти голые и ровные, словно мачты старых парусников, и ждали продолжения, глядя только перед собой.
- Инструкции вы знаете, что делать тоже. Как вы себя там поведёте, никому не известно, даже вам. Буду с вами откровенен «полуфабрикаты», не все вернуться из командировки. У кого-то съедет кукушка. Кто-то сдаться и даст поглотить себя тьме. Кто-то, а я надеюсь, что это будет большинство, - здесь капрал Лим повысил голос, и он зазвенел под сводом комнаты, как колокольный набат, - всё же выполнит задание и вернётся живым и готовым послужить обществу и Протоколу.
  Я покрутил шеей, еле заметно, влево-вправо. Вновь моё плечо коснулось голого плеча Астрид и мне вдруг захотелось повернуться и посмотреть девушке в глаза.
- Компьютер на основании ваших индивидуальных данных для каждого из вас подготовил особое задание. Сколько вы будете находиться в Пятне, одному богу известно. Может двое-трое суток, а может и пару недель. Скорее всего вы не встретите там другого «регулятора», хотя такие случаи и бывали раньше, но их можно пересчитать по пальцам. Так что рассчитывать вам придётся только на себя.
 Капрал умолк и тишина, тягучая и осязаемая, потекла по комнате, обволакивая нас словно кокон.
- У претендентов есть вопросы? – спросил он через минуту.
 Мы молчали, все одиннадцать - молодых, настойчивых, желающих внести свой посильный вклад в борьбу света и тьмы.
- Тогда вперёд, по капсулам.
 Моя соседка первой шагнула вперёд, и я краем глаза уловил изгиб её ноги. Её светлая кожа блестела в тусклом свете галогенных ламп. Я чуть замешкался, а затем тоже сделал шаг вперёд, к своей капсуле.
 Затем, все-таки не выдержал, и посмотрел на Астрид. Девушка стояла ко мне в пол-оборота и тоже смотрела на меня.
- До встречи Габ, - улыбка приоткрыла её пухлые, чувственные губы.
 «Она очень красивая» - случайная мысль пронзила мой мозг, словно раскалённая игла. Я зажмурил глаза, приходя в себя, а когда открыл их девушка уже скрылась в свой капсуле.
- До встречи Ас, - пробормотал я и полез в свою.
 В капсуле было уютно и как-то умиротворённо. Контуры её «внутренностей» идеально подходили под особенности моей фигуры. Жидкость-гель, тягучий и маслянисты, начавший заполнять капсулу, как только я лёг, был тёплым и почему-то пах осенними листьями. Маска, прикрывшая мой рот и нос слегка гудела. Я несколько секунд лежал с открытыми глазами, глядя на плексиполимерное стекло и сводчатый потолок комнаты сквозь него. Жидкость заполнила уже больше двух третей капсулы и начала подбираться к подбородку. Тогда я закрыл глаза.
 Страха не было, лишь лёгкое волнение, присущее любому новому, незнакомому действию. Я прочитал тысячи страниц и просмотрел не один гиг информации: прежде всего видео, про «похождения» претендентов по Пятнам. Со стороны это было похоже на компьютерную игру и кино одновременно.
Помню, как мы обсуждали с ребятами из отделения несколько «походов» других претендентов. И даже над чем-то смеялись, а действия кого-то заставляли умолкнуть и задуматься.
 Я знал, что моё проявление в Пятне, так же до мельчайших подробностей, будет разобрано компьютерами и «спецами», будет записан каждый шаг, каждое действие, каждое принятое решение на какую-либо ситуацию, каждый поступок. И если я не сойду с ума, и не спрячусь где-нибудь, в надежде переждать отведённое мне время на симуляторе, то после тщательного анализа и считывания десятков показателей состояния моего тела, я имею все шансы стать «регулятором», и попасть в эту закрытую и такую таинственную касту избранных и проклятых одновременно.
 Это предавало мне сил и уверенности. Почувствовав, как тёплая жидкость заливает лицо, я на миг задержал дыхание, хоть и был в защитной маске. Этот рефлекс сработал автоматически… и через мгновение я перестал существовать в этом мире и оказался в Пятне…
 … Я лежал в маленькой ложбине, обсаженной со всех сторон чахлыми кустами без цветов и листьев. Тусклое солнце светило матовым светом и висело у самого горизонта. Оранжево-лиловые ленты с неровными, будто выгрызенными краями тянулись от размытого шарика звезды в мою сторону.
 В руках я держал стиммер, крепко сжимая рифлёную рукоятку. Спиной, сквозь тонкий и эластичный защитный комбинезон я чувствовал каждую неровность земли, к которой прислонялся, каждый камешек на пологом склоне. Глаза мои, чуть прищуренные, внимательно оглядывали местность, расстилающуюся передо мной.
 Я был в Тунгусском Пятне, вот уже шестой день. Задача у меня была простая – отследить проявления новых формаций тьмы южнее Гиосского хребта. Несколько дней назад, к нам, на Вторую базу, поступил сигнал от «поисковиков», что в районе Малого Гиосса замечены неопознанные затемнения, неподдающиеся идентификации ни по одному из многочисленных каталогов «регуляторов». В этом случае, согласно Протоколу, свободный «регулятор», а им, как раз, оказался я, обязан спуститься в Пятно.
 Названия здесь конечно были условными и особенно в этом Пятне. Гиосский хребет, а точнее Малый Гиосс, на который я сейчас смотрел через голую равнину, совсем не был похож на хребет. Даже на гряду пологих холмов он уже «не тянул», так, скопление больших камней округлой формы, когда-то и чем-то обожжённых и оплавившихся. Но на самом высоком из этих глыб торчал маячок, ультразвуковой и высокочастотный, он каждые тринадцать секунд посылал в разреженный эфир длинный и протяжный писк, уловить который могли лишь специальные приборы.
  От Малого Гиосса ничего не осталось.
 Зато, прям в аккурат, перед бывшим когда-то хребтом, блестело озеро, вытянутое словно язык жирафа острым клиновидным концом на запад. Условно на запад. Даже с такого расстояния мне было видно, что поверхность тускло блестела в лучах заката маслянистой плёнкой и короткие пологие волны, бороздили её поверхность, расходясь концентрическими кругами сразу в нескольких местах одновременно, будто бы по поверхности озера скользили невидимые гигантские водомерки.
 Я перевёл взгляд восточнее или, применительно к Пятну, правее. Одинокий и «пышущий» здоровьем дуб молча стоял примерно в километре от озера. Его зелёная, густая крона замерла в стоячем воздухе. Картинка была, более чем, сюрреалистичная – посреди пустой, мёртвой земли с чахлыми редкими кустарниками и оплавленными буро-серыми камнями, высился красавец-дуб, живой и полный сил.
 Я не стал долго задерживать на нём свой взгляд, зная наверняка, что ещё мгновение, и он может превратиться в какой-нибудь уродливый безжизненный камень, или попросту исчезнуть, как будто там его никогда и не было. Здесь в Пятне всё и всегда было ненадёжно, и стоило лишь чему-то уделить больше внимания, чем обычно положено по Протоколу, оно начинало, как магнитом, тянуть тебя к себе в прямом и переносном смысле.
 Покрутив головой, я размял затёкшую шею. От базы сюда я добирался четыре дня и ещё два дня изучал «остатки» Гиосского хребта. Я искал тьму. Любое её проявление. И ничего не находил. Будучи опытным «рубежником», ведь за моими плечами были парные спуски в Мексиканские Пятна и двенадцать дней в «Адовом котле», так мы меж собой называем Мармонское Пятно, я внимательно изучал, следил и старался почувствовать тьму. Но тщетно, её здесь не было. Точнее сказать, она и так всегда здесь присутствовала, но эти её проявления были изучены, классифицированы и занесены в соответствующий раздел Протокола. «Поисковики» же говорили о чём-то новом, доселе не известном, и не открытом ещё нами.
 Двое суток я лежал в этом овражке и следил за кучей камней с маяком на самой вершине одного из валунов. Сдаваться я не собирался, не в моих это было правилах. Раз волонтёры говорят про новые сигналы, а «поисковики» почти сплошь были гражданскими и добровольцами, значит они есть. Просто надо дождаться, вот и всё.
 А тьма обязательно проявится. Она всегда проявляется. Тьма, она как собака – всегда голодная. А тут «еда» сама пришла к ней почти в пасть. Но в отличие от собаки, тьма ещё и терпеливая. Она жаждет, но она и ждёт…
 Я перевернулся на спину и прикрыл глаза, давая им кратковременный отдых. Затем повращал белками под закрытыми веками влево-вправо. Затем наоборот. И по кругу, по часовой и против часовой стрелки.
 Чувства мои обострились максимально. Я ощущал малейшее изменение в окружающей меня среде, любое колебание «стоячего», спёртого воздуха. Наша дуэль на терпение и выносливость с тьмой длилась уже вторые сутки, и могла продолжаться ещё бесконечное количество дней и ночей.  В Мармонском пятне я ждал целых семь суток. В ямах Юкатана пять и пять соответственно.       Всегда нечётное число. Всегда. Я ни разу не слышал ни от кого из «регуляторов», что он дождался тьмы на чётные сутки. Всегда только нечётная цифра.
 И кстати, даже сутки могли растянуться на недели и даже месяцы. Об этом узнаёшь только по возвращении на базу. Ушёл «на спуск» в начале весны, а возвращаешься обратно – листья-то на деревьях уже жёлтые с багрянцем.
 Я улыбнулся, не открывая глаз, вспомнив, как вернулся во второй раз из Мексиканского Пятна. Уходил - снег лежал на крыше чапараля базы и вернулся снег лежит там же, только больше в разы. Думаю, быстро же я обернулся, смотрю, а Ингрид, наш связник-координатор с огромным животом «выплывает» из-за двери. Год тогда прошёл, без малого.
 Какой-то атональный звук прорезал «спёртую» тишину вокруг. Я дернулся и открыл глаза, уставившись в низкое лиловое небо.
 «Что это было? Что я услышал и услышал ли?» - осторожно и медленно я повернулся вправо и вновь уставился на «хребет». Всё было как прежде – куча неровных, оплавленных камней, блестящее озерцо какой-то жидкости перед ними и дуб… Всё да не всё. Дуб стал другим, и я даже сомневался дуб ли — это ещё? Он, как будто, стал больше и совсем растерял всю свою зелёную шевелюру. Гладкие, даже с такого расстояния это было видно, скрученные ветви, крючковатые и длинные тянулись в стороны и к земле, и на этих ветвях кто-то сидел.
 Вначале я подумал, что это птицы. В Протоколе, в соответствующем разделе есть запись о том, что некоторые птицы являются предвестниками проявления тьмы, как-то воробьи, вороны и грифы. Но это были не птицы. Я чуть скосил глаза и посмотрел периферийным зрением на дерево. Это были большие радужные бабочки. Именно радужные, потому что их крылья, полукруглые, наверное, с метр в размахе, постоянно находились в движении и создавался зрительный эффект, что на ветвях сидят переливчатые чуть вытянутые коконы, как у гусениц, перед их перевоплощением. Я вновь посмотрел обычным взглядом и снова увидел застывших на ветвях птиц. Опять скосил глаза и замер – бабочки, или быть может мотыльки продолжали «дрожать» в тихом, предзакатном воздухе.
 Я слышал когда-то, довольно давно, про бабочек в Пятне, уже и не припомню от кого, но сам никогда их не видел. Идентификация и, само собой, классификация по ним не была проведена, а значит в Протоколе о них ничего не сказано и искать там что-то бесполезно. Мне оставалось только сидеть, притаившись в узкой ложбинке и наблюдать.
 Я смотрел прямо на груду камней Гиосского хребта, но взгляд был расфокусирован и всё своё внимание я сосредоточил на объекте наблюдения, находящемся на периферии моего зрения. Бабочки-мотыльки продолжали «сидеть» на ветвях изменившегося дуба, и непрестанно махали своими почти невидимыми крыльями.
 Я чуть прищурил глаза и ещё больше скосил взгляд, практически выпуская «птиц» из своего поля зрения. Чувства мои обострились до крайности. Я коротко и неглубоко дышал, ощущая каждый вздох и каждое биение сердца. Воздух вдруг, как будто, завибрировал вокруг меня и задрожал, разгоняя тягучую мутную пелену еле заметными волнами.
 И, в тот же миг, одна из бабочек-мотыльков вспорхнула с ветки дерева и по высокой траектории «спикировала» в озерцо, в километре от дуба. Тут же, в том месте, куда нырнула бабочка появились разбегающиеся от центра круги.
 «Это не водомерки, это бабочки! Круги идут от них!» - догадался я и в тот же миг, словно стая воронья вспорхнула с ветвей сухого дерева, все мотыльки-бабочки, сидевшие на дубе, взмыли резко вверх, продолжая беспрестанно махать крыльями и создавать оптический эффект десятков радужных коконов. А потом весь этот рой устремился к озерцу и спикировал вниз, протыкая блестящую гладь в нескольких местах, почти одновременно. Много-много кругов замелькало на поверхности. Невысокие, тягучие волны стали сталкиваться друг с другом, наползать, биться и поглощать более мелкого соперника.
 Звук, привлёкший моё внимание, низкий и вибрирующий, вновь заполнил мою голову. Он и раньше присутствовал. Всё то время, что я наблюдал за бабочками, звук, такой атональный и, будто бы, живой просто чуть «утих». Отошел на время на второй план, как бы уступив место для действий мотыльков-бабочек. Сейчас же, когда они все сгинули в озере, звук опять «окреп» и, будто бы, вырос. Зубы мои завибрировали в дёснах и мне пришлось крепко их сжать, чтобы чуть ослабить внезапно возникшую, ноющую боль.
 В тот же миг, я услышал за спиной какой-то шорох. Резко развернувшись, я вскинул стиммер, мгновенно охватывая видимое пространство цепким натренированным глазом. Но сквозь чахлые кусты я видел лишь такую же точно равнину, что и перед озером. Всего лишь голая, безжизненная земля и длинные тени, тянущиеся от редких кустов, окаймляющих мой овраг.
 Я снова повернулся к дереву и груде камней. Большие валуны были на месте, как и озеро перед ними. И дуб, вновь был дубом с большой зелёной кроной живых листьев, резко диссонирующих с окружающим пейзажем. Морок прошёл, мотыльки-бабочки пропали.
 Впрочем, они пропали чуть раньше, сгинув в тягучих водах узкого озерца.
 За спиной вновь послышался шорох и, в тот же миг, что-то тяжёлое упало на меня сверху и толкнуло вперёд. Я извернулся и, перекатившись на левый бок, снова вскинул неизменный стиммер. Тусклый квадратный ствол уткнулся в человека. Его лицо, измазанное грязью, было небритым и осунувшимся.
- Ты кто? – выдохнул я, не сводя с «пришельца» внимательного взгляда.
 Мужчина неуклюже, и как-то неестественно, сидел, буквально в метре от меня. Он видимо подполз к моему укрытию по-пластунски, поэтому я и не заметил его при беглом осмотре местности. На нём был старый и потёртый пятнистый костюм, очень уж смахивающий на один из первых защитных биокостюмов «регуляторов», в которых на заре освоения Пятен, наша братия спускалась сюда.
- Ты кто? – вновь спросил я, более спокойно, продолжая держать чужака на мушке.
 От моего вопроса мужчина, как будто, смутился и задумался. Но за мгновение до моего очередного повтора одного и того же вопроса, незнакомец заговорил.
- Я не знаю… Не помню, - он потёр лицо грязными ладонями и затем зачем-то посмотрел в небо.
- Как это не помнишь? – удивился я и чуть опустил ствол стиммера вниз.
- Раньше помнил… Буквально вчера, нет… час назад помнил, а сейчас… - «чужак» пожал плечами и тихо выдохнул.
 Я чуть отодвинулся от него и упёрся спиной в один из пологих склонов ложбинки. Оружие я опустил и положил рядом с собой на землю.
- Ты «регулятор»?
 Незнакомец кивнул.
- И с какой ты базы?
 Мужчина снова пожал плечами. Делал он это так естественно, что я тут же поверил, что он и правда не знает.
- На тебе странный комбинезон. Если я не ошибаюсь, это защитный биокостюм, созданный и запущенный в производство более тридцати лет назад. Один из первых костюмов в котором мы, «регуляторы», стали спускаться в Пятна
 «Чужак» в очередной раз пожал плечами.
- Рубежники, - еле слышно произнёс он.
- Что? – я наклонился вперёд всем корпусом.
 До незнакомца было чуть менее двух метров, да и не производил он впечатления опасного и непредсказуемого человека.
 «Если только он не предвестник Тьмы» - подумал я и скосил глаза на лежащий у колена стиммер.
- Я говорю «рубежники». Так мы себя называем. А «регуляторы» — это официальное название, - чужак неопределённо и как-то небрежно скривил губы.
 «Странно. Мы тоже меж собой называем себя «рубежниками», но наверху обязаны говорить «регуляторы», вплоть до строгого выговора».
- Когда ты вошёл в Пятно, помнишь? – решил я зайти с другой стороны и попытаться выяснить информацию об этом человеке.
 Мужчина на миг задумался. Глаза его сузились, а взгляд застыл в одной точке. Я невольно накрыл ладонью рукоятку стиммера.
- Яблони у нас в саду только начинали цвести… Значит весной, где-то в конце апреля.
- А год? Год, помнишь?
- Год? Год… - чужак почесал затылок и макушку. Сальные, грязные волосы затопорщились на голове изломанным частоколом.
- Год не помню, нет, - он мотнул головой и тоскливо посмотрел на меня.
- Ну хоть спускался ты в какое Пятно?
 Вопрос был абсурдным. Все, кто когда-то пропадали из «рубежников», если и находились со временем, то в том же Пятне, куда и спускались.
 Незнакомец опять задумался.
- Нет. Не помню. Яблони цвели у нас в саду… Весна была, - мужчина с надеждой посмотрел на меня. Его лицо даже на мгновение преобразилось, будто он был уверен, что вот сейчас я ему сам всё расскажу – откуда он и как его зовут.
 Но я отрицательно помотал головой, и незнакомец тут же поник, опустив подбородок на впалую грудь.
 «Что же мне делать с тобой? Ясно, что ты один из …» - мысли мои разом прервались. «Стоп, но у нас на базе нет в саду никаких яблонь. Только розы и ничего кроме роз. Вот уже лет двадцать, если не больше».
 Я вновь поднял стиммер с земли, но направлять оружие на мужчину не стал. Просто положил «ствол» на бедро, держа указательный палец на спусковой скобе курка.
 Мои действия не укрылись от внимания незнакомца. Глаза его в страхе округлились, и он попятился назад.
- Стой. Успокойся, - я примирительно поднял свободную руку и растопырил пальцы. Этот открытый жест точно не говорил об агрессии.
- Я не причиню тебе вреда, - говорил я негромко, но чётко произнося каждое слово.
 «Чужак» оставался в напряжении, сидя в каких-то метрах от меня.
- У нас на базе нет яблоневого сада, - медленно проговорил я, не сводя пронзительного взгляда с незнакомца. В этот раз я смотрел на него не только, физическими глазами, но и тонким внутренним взором.
 «Тьма может тебя обмануть. Может легко обмануть физическое тело. Но ей труднее будет обмануть твоего эфирного двойника» - вспомнил я слова капрала Лима, сказанные им во время одного из практических занятий.
 «Сядьте поудобнее…» - нет, здесь такой возможности у меня не было, и физические глаза я закрывать не стал.
 Незнакомец дёрнулся от моих слов, словно от пощёчины. Рука моя, лежащая на ребристой рукоятке стиммера, инстинктивно напряглась. В ту же секунду он обмяк и ссутулился.
 Игла жалости вдруг уколола меня в самое сердце. Мне захотелось протянуть к этому усталому и измученному человеку руку и…
 Я тряхнул головой. «У нас на базе не растут яблони. Никогда там не росли» - повторил я про себя, внимательно рассматривая незнакомца и тем, и другим зрением. Физические глаза видели лишь то, что видели, да и то уже слабо. Солнце почти село. Внутренний же мой взор заметил будто тёмную, почти чёрную плёнку по контуру его ауры.
 «Он что – мёртвый?» - мелькнула у меня шальная и нелепая мысль и в то же мгновение «чужак» закричал. Его крик, наполненный страхом и ужасом, разорвал сонную, притаившуюся тишину. Я вздрогнул и несколько раз моргнул.
 Незнакомец тыкал рукой во что-то у меня за спиной и продолжал кричать. Я оттолкнулся ногами и обеими руками от земли, не смотря на оружие, зажатое в правой ладони, и отскочил от «чужака» ещё на пол метра, а уже после повернулся.
 К моему овражку с пугающей скоростью приближались какие-то серые, блестящие существа. Их было больше десятка. Огромные, явно несоответствующие тонкому, худому телу, их головы напоминали мне маски аборигенов Верхнего Конго. Бывал я там как-то, ещё будучи ребёнком с родителями. Отец и мать работали тогда в конголезской ассоциации «Врачей без границ».
 Бежали они довольно неуклюже, при каждом шаге заваливаясь то вправо, то влево. Но это не мешало им бежать быстро и совершенно бесшумно.
- Заткнись, - коротко бросил я своему невольному собеседнику и вскинул стиммер.
 Незнакомец в тот же миг умолк, а я перевёл оружие в автоматический режим стрельбы.
 Первый из радужных чудищ был уже в нескольких метрах от ложбины. Остальные, более скученной группой, напирали на него сзади. Я прицелился и нажал на курок. Вибрирующий низкий звук наполнил пространство вокруг меня, и тугая волна от стиммера устремилась к бегущим. Первый из чудовищ, будто бы, наткнулся на невидимую стену, а затем отлетел назад, на несколько метров, врезавшись в кучу бежавших за ним существ и сбил их, словно кегли в боулинге. Те же, кто миновали сей печальной участи, через мгновение тоже «повтыкались» в ту же невидимую стену, что генерировал мой пистолет и, так же, отлетели на несколько метров назад.
 Группа существ уменьшилась почти вдвое, но остальные продолжали бежать к моему импровизированному логову быстро и бесшумно.
- Раз, два, три, четыре… - я насчитал четырёх справа и ещё троих слева от кучи малы, что бесформенной грудой лежала прямо напротив Гиосского хребта, закрывая своими радужными блестящими телами, чернеющую вдали гряду камней с маячком на вершине.
 Я надавил на кнопку на стволе стиммера, вновь переводя своё грозное оружие в одиночный режим стрельбы. Затем прицелившись, нажал подряд шесть раз на курок и, четверо существ справа отлетели назад. Оставались ещё трое слева.
 Краем глаза я заметил, что незнакомец сбоку от меня, пытается приблизиться ко мне, подползти.
- Ээ, оставайся там же, где и был, - я на миг повернулся к нему, продолжая держать стиммер в чуть согнутой руке, обращённым в сторону нападавших на нас существ.
 «Чужак» замер и припал к земле, распластавшись на ней, словно морской скат.
 Я снова повернулся к хребту. Трое чудищ, бежавших слева, сместились к центру и были от меня не более чем в пяти метрах. Прежде чем нажать на спуск, я успел повнимательнее разглядеть их уродливые, мохнатые лица с выпуклыми большими глазами.
 Одно мгновение и существа, почти вплотную, приблизились к оврагу. Я нажал на спуск, но был не на столько расторопен, чтобы сбить ударной волной всех троих. Один, крайний слева, прыгнул в ложбинку, в тот же момент, когда двое его собратьев отлетели назад, по очереди, с интервалом в долю секунды. 
 В то же мгновение, рядом, почти у самого моего уха, грянул выстрел, больше похожий на гром и, наверное, на целую минуту я оглох. Резко развернувшись, я заметил оседающее существо с лицом, или мордой бабочки и незнакомца, держащего большой блестящий пистолет у живота. Из ствола его оружия вился дымок.
- Чёрт, - выругался я, удивлённо переводя взгляд с мёртвого мотылька, застывшего в неестественной позе в полуметре от меня, на «чужака» с пистолетом в руке.
 Незнакомец был странно спокоен. Он крутанул своё большое оружие на защитной скобе вокруг курка на указательном пальце, и хотел было уже убрать его, но я воскликнул: «Ээ, подожди ка».
 Резко обернувшись к озерцу и Гиосскому хребту, я мгновенно просканировал место боя, выявляя признаки других существ, возможно появившихся ещё. Но больше никого не было, лишь несколько тел, странно переливающихся в слабом закатном свете тусклого светила – убитые мной сородичи того самого существа, что сейчас лежало рядом со мной, с огромной дырой в серебристой груди.
- Откуда у тебя пистолет? – я вновь посмотрел на незнакомца и протянул к нему руку открытой ладонью вверх.
 «Чужак» нахмурился, рассматривая мою ладонь, будто бы не понимая, что я от него хочу. Потом взгляд его прояснился, и он неуловимо крутанул пистолет в руке ещё раз, и вложил его мне в ладонь рукояткой вперёд.
- Был, - просто сказал он, продолжая улыбаться.
 Я поднёс оружие к лицу и принюхался. Из длинного, тускло блестящего дула, тянуло порохом. Настоящим порохом.
- Откуда у тебя этот револьвер? – я любил оружие и поэтому разбирался в нём. И не только в современном, но и в древнем.
- Был, - повторил незнакомец и пожал плечами, - Всегда был. Я же «рубежник».
 «Ну да» - подумал я про себя, но в слух произнёс совсем другое.
- Откуда именно этот револьвер? Это же древнющий экземпляр. Он ещё капсульный.
 «Чужак» вновь пожал плечами.
 Я деловито оглядел револьвер, сноровисто вертя его в руках. В пузатом рубленном барабане оставалось пять патронов. Латунные гильзы весело блеснули мне, когда я откинул запорный механизм, а чёрные точки капсюлей, вперились в меня будто зрачки-буравчики. Я взвесил оружие на руке, переложил с ладони на ладонь и вновь взвесил. Револьвер был довольно тяжёлый, но отлично сбалансированный и совсем не оттягивал руку. Вскинув оружие я прищурил один глаз и повёл стволом револьвера в сторону хребта, которого уже не видел.
- Отличный экземпляр, - констатировал я, с неохотой возвращая револьвер его владельцу.
 Тот на моё замечание, в который уж раз пожал плечами.
- А теперь, давай посмотрим повнимательней, кого ты подстрелил, пока ещё можно что-то разглядеть, - я спрятал свой стиммер в набедренную кобуру и подошёл к серебристому телу.
 Вытянутое и одновременно широкое из-за больших круглых глаз лицо, подстреленного незнакомцем существа, было удивительно спокойным и… я бы даже сказал, умиротворённым.  Вся кожа на лице, как, впрочем, и на всём теле, светилась, будто бы внутри под кожей имелся автономный источник питания, дающий всему телу ровный, фоновый свет.
 Пуля от револьвера «чужака» разворотила существу всю грудь и сквозь кирпично-бордовое месиво я увидел внутренности. Они так же странно светились, словно и не были повреждены кинетической энергией, которую создало попадание в тело пули сорок четвёртого калибра.
  На существе не было одежды, никакой. Первичных половых признаков я тоже не обнаружил. На первый взгляд светящаяся, серебристая бабочка была бесполой.
 «Это Пятно. Тут возможно всякое» - своевременно вспомнил я слова моего наставника, капрала Лима.
 Незнакомец сидел всё в той же позе, рядом со мной и внимательно следил за моими действиями.
- Ты встречал таких раньше? – я кивнул головой на распростёртое передо мной тело.
 «Чужак» отрицательно мотнул головой.
 «Так я и знал» - утвердился я в своей правоте, по поводу природы этих существ. «Все они пришли с другой стороны, и все они порождения тьмы».
 Я перевернул тело, которое оказалось на удивление лёгким и каким-то упругим. Как я и подозревал, над лопатками, ну или точнее, в том месте, где у людей находятся лопатки, были продолговатые перепончатые наросты.
- Это те бабочки, что сидели на дереве, - произнёс я в слух и кивнул сам себе, вновь соглашаясь со своим предположением.
- Что? – спросил незнакомец и придвинулся ко мне поближе. В одной руке он всё ещё держал револьвер. Он почему-то не убрал его в скрытую на поясе кобуру.
 Я вытянул руку, жестом останавливая его.
- Смотри лучше по сторонам, чтобы никто к нам в гости не заглянул неожиданно, - я покрутил указательным пальцем по кругу, - А, ещё лучше, сходи проверь, может кто-то из этих существ, - я кивнул на труп у своих коленей, - ещё жив?
 Незнакомец миг раздумывал, а потом тяжело и устало поднялся и пополз по осыпающемуся склону ложбины наверх. Подняться и ухватиться руками за кустарники, он смог лишь со второго раза.
 Я проводил его долгим взглядом и за одно осмотрел потонувшую в сумраке долину.
 «Да уж» - протянул я про себя. «Бабочек в моей практике ещё не было». Я был спокоен, сосредоточен и уверен в себе. Усталости от нескольких дней лежания в засаде я не ощущал, впрочем, как и голода – последний раз я ел, когда только солнце поднималось над горизонтом. Но это было не важно, во всяком случае здесь. Здесь, в Пятне, многие привычные и необходимые вещи, которые ты с радостью и с желанием делал там, в обычном мире, не имели значения. Совсем.
 Я снова вернул лёгкое тело существа с лицом бабочки или мотылька, на спину. Вблизи, даже не смотря на сумерки, лицо, или морда этого существа выглядела устрашающе. Огромные и выпуклые глаза смотрели на меня мёртвым взглядом. Вдруг волна дрожи прошла по моему телу, расходясь из области сердца концентрическими кругами. Я встряхнул своё тело и глубоко вздохнул. Задержав дыхание, я прикрыл глаза. Что-то чужое стучалось в мою голову, что-то не дружественное и настолько чужеродное, что я вновь задрожал.
 «Ночь уходит, приходит рассвет. Тьма, попавшая в плен, рождает свет…» - забормотал я про себя первую молитву Протокола.
 Слабость и правда, тут же отпустила, оставляя лёгкость и радость во всём теле. Я не открывая глаз, коснулся тремя пальцами, сложенными вместе, второй и пятой чакр. Тьма, сгущающаяся вокруг меня, отступила на время.
 Тело существа тускло блестело передо мной, и я уже смутно различал черты этого жуткого нечеловеческого лица. Впрочем, я старался и не вглядываться в монстра, памятуя о том, что только что со мной произошло.
 Вдруг за спиной у меня грохнул выстрел, а затем ещё один. Я дёрнулся, как от удара плетью, и инстинктивно, выхватил из кобуры свой стиммер. В миг оказавшись на ногах, я развернулся в пол оборота и занял боевую стойку. Совсем рядом мой новый знакомец растаскивал тела убитых ранее существ, распихивая их одной рукой. В другой он держал свой адский револьвер.
- Какого чё… - я одёрнул себя, - Что ты творишь?
- Добиваю ещё живых, - спокойно, и как-то обыденно, ответил «чужак», даже не поворачивая в мою сторону голову, - Ты же сам сказал – Пойди…
 Я перебил его.
- Я сказал, пойди проверь, есть ли кто-нибудь живой, - в ушах ещё стоял гул от выстрелов.
- Ну и нашёл я живого, а дальше что? – его расплывчатый силуэт выпрямился. Пистолет незнакомец держал расслабленно, опустив стволом вниз, но я почему-то почувствовал холодок, пробежавший еле ощутимой волной вдоль позвоночника.
- Можно было бы допросить его, - как-то не уверенно аргументировал я, тоже опуская свой стиммер, но не убирая его в кобуру.
- Нет, - в темноте, сгущающейся вокруг нас, я заметил лишь его мотание головой. Вот он повернулся ко мне и добавил, - Они не особо разговорчивы, поверь.
 Я уже хотел было возразить, откуда мол, ты знаешь, как «чужак» продолжил.
- Я вспомнил, что уже встречал их… Когда-то давно… Не помню, когда и где, но точно встречал.
 Я промолчал, чувствуя какую-то тоску, обволакивающую моё сердце.
 Ночь опустилась на нас в одно мгновенье. Ещё секунду назад было хоть что-то видно, неясные очертания кустов и моего странного спутника, а за тем, словно выключили свет.
 Я не любил ночь и любил её одновременно. Это трудно объяснить, но более точного объяснения у меня не было. Ночью всё одинаково и в каждый миг может «откуда-то прилететь», как любил говаривать капрал Лим. Да, ночь — это не моя территория и я это понимал. Но в тоже время, я был «рубежником», а значит было во мне что-то, пусть мельчайшая песчинка, крупица, атом от истинной тьмы. И пусть ночь, и тьма, там в мире людей, это совершенно разные вещи, здесь же в Пятне, это было одно и тоже.
- Закончил, - выдохнул совсем рядом незнакомец без имени, и на крутом склоне оврага осыпалась и зашуршала земля.
- Ну и? – спросил я, стараясь вслушиваться в окружающее меня пространство.
- Что ну и? – вроде как не понял «чужак», а потом вдруг рассмеялся противным булькающим смехом, переходящим в карканье, - Я же тебе говорил, нельзя их оставлять в живых. Не расскажут они ничего.
- Я понял, - нетерпеливо перебил его я, держа руку на рифлёной рукоятке стиммера, - нет, я о другом. Кто-то ещё…
- Аа, нет, только один. Ты ж слышал, я его добил из пистолета, - голос незнакомца не приближался и не отдалялся – он сидел в паре метров от меня, видимо так же упираясь в склон ложбины спиной.
 Я его не видел, да что там его, я собственную руку не видел, даже когда подносил её прямо к глазам. Но мне было не привыкать к этим «чернильным» ночам – я уже шестые сутки был в Пятне и вторые, как караулил тьму.
- У тебя есть что-нибудь поесть? – вдруг спросил незнакомец. Голос его прозвучал виновато и тихо.
 Я округлил глаза, зная наверняка, что он не увидит мою гримасу в темноте.
- Да нет, я понимаю, нет, так нет.
 «Неужели увидел?» - мелькнула у меня шальная мысль.
 На базах перед спуском в Пятно нас снабжали необходимым минимумом, и по питанию в том числе. Угадать, сколько тот или иной «регулятор» будет на чужой территории было просто невозможно. Кто-то возвращается через два-три дня, а кто-то находится там и месяц, или полгода...
 Я вновь вспомнил большой выпирающий живот нашего оператора, Ингрид.
 Но тогда было, как обычно – в Пятне две недели, в мире год… И как правило, так всегда и происходит. «Оставшуюся» неделю, тогда кстати, я прожил на подножном корме. Корешки всякие, ягодки, листики. Как сейчас помню, взвесился после активационного душа, а на табло «семьдесят три кг», то бишь минус семь килограммов. По полкило за день.
 Бывает и наоборот, но очень-очень редко. Спустился «рубежник» в Пятно, а через день смотришь он уже из лифта выходит. Только лицом чёрен, глаза впалые, заросший и так далее. Там в мире его сутки или двое не было, а он в Пятне месяц или два провёл.
 Но это, повторюсь, большая редкость. И объяснить никто из книгочей и «научников» -профессоров этого явления не может.
 Поэтому первой моей неосознанной реакцией на просьбу о хлебе насущном было именно удивление и сожаление. Но я тут же взял себя в руки и полез в рюкзак. Достал по брикету питательных хлебцов, себе и «чужаку» и один протянул в темноту. Незнакомец, и впрямь, будто видел – тут же схватил брикет и через мгновение зашуршал упаковкой.
 Питательным концентратом так же пришлось поделиться. Правда «чужак» был предельно порядочен – сделав один большой глоток он тут же вернул термос.
 Сколько мне ещё предстояло провести в Пятне я не знал, но чувствовал «пятой точкой», что мои испытания подходят к решающей схватке и возможно скоро закончатся. «Час битвы близок» - вспомнил я слова, всё того же, капрала Лима. Да, момент истины не за горами – тьма не отпустит меня без боя. А точнее я её не пущу сюда, в этот мир без боя. Ведь в этом и заключалась наша задача – как можно дольше сдерживать её и её проявления по эту сторону границы.
- Ну что давай решим кто первый буд… - начал было я, но незнакомец меня перебил.
- Я первый подежурю, - голос у него был усталый и какой-то далёкий.
 На меня вдруг тоже навалилась какая-то нечеловеческая усталость, будто бы я сутки не разгибаясь, разгружал вагоны или на стройке работал разнорабочим. Каждая клеточка, каждая косточка, каждая мышца взвыли, прося о пощаде. Они, будто бы целый оркестр на одной ноте, зазвучали в унисон друг другу – «нам надо отдохнуть, НАДО. Обязательно Надо отдохнуть».
 И если вопрос, который я задал, я задал для проформы – не собирался я спать, доверив незнакомцу охрану моего сна, и вообще, меня самого, в конце концов, этот «чужак» так же мог быть порождением тьмы, как и люди-бабочки, атаковавшие нас сегодня на закате. То после таких «композиций» от всего своего тела, я с трудом смог вздохнуть и расправить плечи. Мне очень хотелось отдохнуть, очень-очень. Я прикрыл физические глаза, легко сомкнув веки и активировал третий глаз. Цвет окружающего меня пространства сменил цветовую тональность. Больше не было полностью темно вокруг, какая-то еле заметная подсветка окаймляла небо и землю у горизонта. Я чуть повернул голову. Незнакомец сидел рядом и «серел» бесформенным пятном. «Значит всё-таки живой» - решил я, продолжая и дальше сканировать овражек и расстилающуюся перед ним долину.
 Горы вдали тускнели тёмным багрянцем, а озерцо впереди, которое на самом деле было не больше чем лужа, застыло подернутое чёрным глянцем. Сон, мгновение назад, сжигающий меня, словно огонь при пожаре, сжирающий дом со всеми его вещами, отступил, оставив лёгкий налёт простуды и ломоты.
- Так что, я подежурю? – голос «чужака», вновь бодрый и живой, вернул меня в прохладу ночи.
- Давай, - легко согласился я и откинулся на спину, упершись в земляную стенку ложбинки.
 По телу разлилась волна мягкого, какого-то домашнего тепла и уюта. Я невольно улыбнулся.
- Чего не ложишься? – опять спросил незнакомец, но в этот раз в его голосе явно чувствовалась озабоченность и даже тревога.
 Я же был спокоен, как никогда. Тепло прогрело мои ноющие кости и тянущие мышцы.
- Уже, - просто ответил я, но он не понял.
- Что уже?
- Уже лёг и почти уснул. Ты разбудил меня, - пояснил я и соврал.
Мм… - протянул «чужак».
 В тот момент я был почти уверен, что мой невольный попутчик и, по совместительству, коллега, был оттуда – с другой стороны. Как и люди-мотыльки, он был эмиссаром тьмы, её порождением, её детищем.
 Но мне не было страшно. В том состоянии, что я находился, мне не была страшна ни тьма, ни тем более её порождения. Мне было всё ровно. И я знал, чувствовал, что она тоже это знает и поэтому нападать не будет. Нет, не сейчас, не в данную минуту. Сейчас во мне много света и силы. Достаточно, чтобы закрыть эту брешь в пузыре пространства.
 Так и продолжая улыбаться, я уснул, и последней мыслью перед погружением в сон, была мысль о том, чтобы завтра не было дождя. Не люблю я дождь.
 Проснулся я легко. Мои глаза ещё не открылись, а губы уже растянулись в улыбке. Продолжая сидеть с закрытыми глазами, я прочитал про себя коротенькую утреннюю молитву, вдумываясь, как и всегда, в каждое слово этой нехитрой мантры. Затем глубоко вдохнул и резко выдохнул с громким звуком.
 «Чужака» рядом не было, как, впрочем, и не рядом тоже. Вместе с ним пропал весь мой оставшийся сух пай. Термос же с концентратом и стиммер незнакомец не тронул. Я потянулся, продолжая улыбаться и оглянулся по сторонам.
 Вместе с «чужаком» и продуктами исчезли и тела бабочек-мотыльков, убитых вчера. Ни одного тела, ни в ложбине, ни рядом. Я посмотрел на Гиосский хребет. Горы были на месте, как и озерцо. Но, что больше всего радовало мой взгляд, это старый знакомец-дуб с раскидистой зелёной шапкой листвы и тусклое, но жёлтое солнце, висящее чуть выше горизонта.
 Меня переполняли силы и настроение было великолепное. Но я знал, если не буду держать всё в себе, то скоро радость может смениться апатией. И вот тогда-то, несмотря на солнечный день, придёт она – тьма.
 Я проверил заряд стиммера, так на всякий случай. В следующий раз тьма нападёт по-другому и скорее всего, оружие не понадобиться. Но лучше быть готовым ко всему и перестраховаться, чем потом кусать локти и корить себя за лень и невнимание к деталям.
 «В мелочах сила» - вспомнил я слова всё того же, небезызвестного капрала Лима, который в своё время был мне и наставником, и помощником, и мамой, и папой. «Да, в мелочах, а значит в постоянной внимании – всё. И тьма начнёт наступать из мелочей. Габриэль, ты должен быть очень внимателен и предельно собран» - я на миг прикрыл глаза и втянул носом чуть пряный и пыльный, утренний воздух.
 Через мгновение, когда я вновь открыл их, на небе светило уже два солнца.
 «Началось» - кивнул я себе с готовностью гладиатора, идущего на смерть. Поднявшись в полный рост и убрав пистолет в набедренную кобуру, я осмотрел всё видимое вокруг меня пространство. Местность еле заметно, почти не зримо, но начала меняться. И это происходило прямо на глазах. От обычного взгляда это было сокрыто, но я «расфокусировался» и смотрел на происходящие изменения иным взором. К оплывшим горам, когда-то называющимися Гиосским хребтом, добавились холмы на востоке и западе. Невзрачные, невысокие, но они выросли, будто, из-под земли. Дуб пропал – вместо него алела неестественным цветом роща причудливых, низкорослых кустарников. Даже с такого расстояния можно было различить необычную форму цветка и его кровавый, слишком яркий для природы цвет. И ещё в кустах кто-то копошился и издавал еле слышные, чавкающие звуки.
 Я сглотнул, усилием воли заставляя себя не впечатляться. Детские страхи, столь глубинные и забытые, что я уже и не помнил о них, полезли наружу, словно пловец, стремящийся к поверхности, чтобы вдохнуть живительный воздух. Лёгкая дрожь прошла по моему телу, затем ещё одна волна, крупнее и болезненнее. Я продолжал оглядываться вокруг, медленно поворачиваясь вокруг своей оси и против часовой стрелки.
 Блестящая лужица перед бывшим хребтом исчезла, превратившись в бурый вал свежевырытой земли. Будто, какой-то гигантский крот, пробурил за мгновение длинную траншею. Я прислушался. Монотонный, но постоянный звук доносился со стороны хребта. На мгновение замерев, я сильно зажмурился и одним единым рывком бросил своё сознание вперёд к траншее. Моё эфирное тело воспарило в марево воздуха и через миг оно уже было там у вала. Эфирными глазами я смотрел вниз на траншею. В сыром сумраке свежевскопанной земли кто-то копошился. Я приблизился, наклонившись к самому валу. Тут же всё замерло, и звук прекратился, и в тоже мгновение, из темноты канавы, на меня зыркнули глаза. Нечеловеческие и даже наверняка не животные. Ровные круги алого цвета с узкими прямоугольниками чёрных зрачков. В тот же миг я почувствовал, как холод, адский холод, сковывает моё тело. Моё физическое тело. Стоя, возле пожухлых, мёртвых кустов, я дёрнулся. И там над траншеей, моё эфирное тело дёрнулось, будто от удара и тут же соединилось с физическим. Я хотел лишь вырваться из сковывающих меня тисков этого неживого, гипнотического взгляда. Но алые глаза смотрели на меня, не мигая и выворачивая из самых потаённых глубин все мои страхи и ужасы, сокрытые там с самого детства. Будто грязное бельё вывалили из корзины, так и моё нутро, моё подсознание будто бы вырвало, всё, что было сокрыто там испокон веков – все тайны моих перевоплощений и карму рода, и боль, и обиды, и грехи, что я совершал и осознавал, что совершаю их. И не только мои грехи, но и всех, всех моих ипостасей на протяжении тысячелетий.
 Я рухнул на колени возле оврага, который уже и не был оврагом. Голые кусты также трансформировались в какую-то, жуткого цвета, колючую траву. Узкие острые листья впивались в мои бёдра и голени, разрезая прочный материал биокомбинезона, будто бумагу. Но я не чувствовал этого – всё моё сознание утопало в боли другого рода.
 Изнутри меня разрывало на части, именно такое ощущение я испытывал. Цепляясь за лохмотья сознания, как за спасательный круг, я упёрся ладонями в сухую землю и закричал. Закричал так, как не кричал никогда в жизни. Каждая частичка моего умирающего тела вибрировала в унисон с этим криком, каждая клеточка моего организма старалась звенеть на нужной частоте. Тело знало и понимало, что я борюсь. Борюсь из последних сил. Какие-то мёртвые головы проносились перед моим внутренним взором. Иногда их глаза были открыты, порой распахнуты, а в пустых глазницах блестел гной или что-то копошилось. Калейдоскопом по кругу они метались, ускоряясь всё быстрее и быстрее, пока не начали взрываться. Остатки тёмной крови и фрагменты костей будто били мою голову изнутри, и я ощущал это физически.
 Я вновь закричал, всё ещё стоя на четвереньках на голой, сухой земле. Меня вырвало какой-то слизью или желчью, я не видел, потому что боялся открыть глаза. Наоборот, ещё сильнее их зажмурив, я резко метнул своё внимание в «точку сборки». На какой-то краткий миг мне стало легче, и я даже смог вздохнуть, но затем чья-то незримая рука дёрнула меня обратно, в этот мир иллюзий.
 И вновь боль резанула, теперь уже по лёгким. Воздух в них, как будто закипел, и я чувствовал, что ещё секунда, один миг, и они взорвутся, не выдержав чудовищного напряжения и сумасшедшего жара.
 Я нырнул вперёд, врезавшись в твёрдую каменистую землю локтями и животом. В то же мгновение из лёгких вышел весь воздух, но вместе с ним ушла и боль. Я вновь мог дышать. Перекатившись на спину я завыл, продолжая держать глаза крепко закрытыми.
 С разных концов долины, которую я не видел и уже не представлял, донеслись точно такие же звуки – кто-то выл вместе со мной, то ли подражая моему вою, то ли стараясь быть солидарным моей боли. Я не знал и просто выл, выплёскивая наружу всю ту грязь и «внутреннюю черноту», что скопилась внутри.
 И, вдруг, боль отступила. Боль, терзавшая моё тело вмиг исчезла, как будто её никогда и не было. И даже воспоминание о времени, проведённом в мучениях и агонии, стало блекнуть и растворяться. Свежий ветер, в миг, осушил мой вспотевший лоб и остудил моё разгорячённое тело. Я продолжал лежать на земле, чувствуя сквозь разорванную ткань комбинезона острые камни и не менее острые стебли травы, что и порезала крепкую ткань, словно масло.
 Кровь пульсировала в голове и во всём теле, и я мог чувствовать это. Чувствовать, как из ран на икрах и коленях, на пыльную землю, стекают ручейки тёмной, «чужой» крови. Но это была моя кровь… и в то же время не моя. Я знал это, знал наверняка, и не пытался объяснить себе это знание.
 Тьма отступила, но лишь на время. Скоро начнётся третье действие главного акта под названием «смерть». Первую и вторую части наступления она предприняла, ударив по моим страхам и сомнениям, но я был готов. И вчера, и сегодня. Но вот готов ли я к смерти?
 Это всё я проходил уже не раз. Да, как говорят на Большой земле, я «рубежник» со стажем. Точно не могу сказать, сколько раз я сталкивался с тьмой, и сколько раз вступал с ней в поединок. А так, как я до сих пор жив, не сошёл с ума и не сгинул ни в одном из Пятен, значит мне пока удавалось что-то противопоставить столь могущественному сопернику. Ключевое слово в этой фразе «Пока».
 Мы, «рубежники», суровые люди, с полным отсутствием иллюзий и мрачным чувством юмора. Когда-нибудь и я почувствую, что пора – надо уходить на заслуженный покой, чтобы оставшиеся двадцать-тридцать лет провести в тишине и красоте другого, родного мира. Где-нибудь на Средиземноморье, или на островах в Атлантике, попивая свой любимый ромашковый чай и уплетая за обе щеки свежие морепродукты.
 Если раньше, конечно, тьма не одолеет меня и не заберёт в свои сумрачные и жуткие чертоги.
 Так и лежал я на спине с закрытыми глазами, а все эти мысли проносились в голове со скоростью полуночного экспресса. Я совсем не обращал внимания на раны и на кровь тонкими струйками стекающую в колючую траву. Я был спокоен и… почти опустошён. Внутренние силы были на исходе, а ведь предстоял ещё один раунд, ещё один бой, более лютый и беспощадный, чем предыдущий. Но несмотря на моё физическое состояние я ощущал внутри себя, тот самый, волевой стержень, вокруг которого и сплотятся в ближайшие мгновения мой разум, моя сила и моя вера. С каждой секундой, что тьма давала мне передышку, новые силы белой искрящейся энергии вливались в меня, наполняя моё истерзанное тело.
 Я почти восстановился, когда тьма ударила вновь. Как я и знал наверняка, она атаковала смертью. Лишь мгновение, и я… умер. Огромная глыба, появившись из ниоткуда, обрушилась на меня, превращая моё тело в кровавую лепёшку, разламывая мои кости и суставы, разрывая мои внутренние органы. Да, я умер. Но не сразу. Боль всверлилась в мозг алмазным буром, размалывая зубы и дёсны в кровавую пыль. Сказать, что эту боль можно было бы вытерпеть, значит не сказать ничего. Даже если меня накачали бы тонной морфия, или сделали бы полную блокаду тела лучшими анестезиологическими препаратами, и даже тогда, я бы чувствовал чудовищную, нестерпимую боль.
 Я умирал медленно и мучительно. Перед внутренним взором, как в замедленной съемке протекала вся прежняя жизнь. Начиная с детства, с самого раннего, воспоминания которого, как обрывки старых газет, всплывали в памяти.
 Я терпел, стараясь не смотреть на внутренний экран и «не загружаться» воспоминаниями, которые обязательно повлекут за собой эмоции. А вот эмоциональный выплеск сейчас, был бы, сродни поражению. Боль, сейчас, была моей главной эмоцией – все силы, всё внимание, всё осознание я сосредоточил на ней. Я вглядывался в неё, стиснув раскрошенные зубы и разодранные до мяса дёсны. Я вглядывался в самую глубину этой всё поглощающей, будто бы ядерный ветер, боли.
 Когда воспоминания о моей жизни дошли до отрочества, я снова завыл. Мне казалось, что в этот раз я не выдержу. Не удержу силу сознания и струну воли в строгой вертикали. Что буквально через мгновение это монументальное сооружении моей сущности рухнет, завалится на бок, превращая алые поля тюльпанов в гниющую массу перегноя.
 Но, вопреки всему, вопреки здравому смыслу, вопреки логике, вопреки моему «Я», я держался.
 Когда перед глазами замелькали слайды с моей свадьбы боль отступила. Именно отступила, а не я привык к ней. К такой боли нельзя было привыкнуть. Нет, нельзя.
 Я улыбнулся разбитыми губами, выдувая кровавые пузыри. Боль отступила, ещё и ещё дальше. И наконец ушла. Совсем.
 Я вновь лежал на земле, живой и невредимый. Я чувствовал, как лёгкий ветерок треплет слипшиеся волосы у меня на лбу. Мысли мои застыли в голове, словно в тягучем сиропе. Но я не спешил их вытаскивать оттуда. Я знал, что ещё не всё, это ещё не всё, что может и сделает со мной тьма, чтобы сломить меня, запутать, сбить с пути… а затем поглотить, растворить, как сотни тысяч до меня.
 Вдруг, откуда-то из-за головы, донёсся протяжный и надрывный гудок автомобильного клаксона. Я резко вскочил и успел лишь заметить лучи фар, разрезающие темноту. Завизжали и заскрипели тормоза. Самого удара я не почувствовал. Только взмыл ввысь и, как будто, завис в воздухе. Затем стремительно рухнул вниз и сознание моё померкло. Но последней мыслью моего умирающего мозга было – это ложь, иллюзия - я жив.
 И через мгновение, я и правда живой, стою на залитой солнцем поляне. Высоко в небе парит орёл. Я вижу его чёрной точкой, прикрыв глаза ладонью от солнца. Вокруг меня довольно шумно. Я опускаю взгляд, и вижу массу пехотинцев в белых мундирах, сбившихся в кучу и, наседающих на них, кавалеристов в блестящих кирасах. Слышны крики на французском и ещё, по-моему, на немецком.  Где-то совсем рядом грохочут пушки, и я невольно пригибаю голову. Окружающее меня пространство затягивает густым серым дымом, и я начинаю кашлять. Сознание моё, цельное словно монолит, осознаёт всё происходящее вокруг, принимая игру своей соперницы. Я невольно улыбаюсь и вдруг слышу конский топот у себя за спиной. Я поворачиваюсь в тот момент, когда из клубов порохового дыма появляется всадник в синем мундире с жёлтыми лацканами. В руке он держит пику и что-то кричит. Светлые усы его смешно топорщатся, а глаза сверкают ненавистью. И… через мгновение острие уланской пики входит мне в левую глазницу, в одно мгновение пробивая мозг насквозь.
 Я начинаю смеяться за мгновение до смерти и… поэтому умираю быстро. В этот раз мгновенно.
 Следующий раз я оказываюсь в каком-то тесном помещении. Пахнет машинным маслом и людским потом. «Я в танке! Ну, или в чём-то похожем на него» - догадываюсь я.
 Затем снова были крики, шум извне. Вновь крики и потом нас подбили. Мы все, экипаж, состоящий из трёх человек, сгорели заживо. Оба моих невольных товарища кричали, надрывая глотки. Один, механик, надсадно завыл, когда огонь добрался до его лица…
 И только я смеялся. Это выглядело нелепо, неестественно и даже, наверное, жутко. Но мне было всё равно. Безразлична боль и умирающие рядом со мной, фантомы в чёрной форме.
 И снова, и снова, и снова я умирал. Тысячами различных способов. То меня пытали, расплющивая узкими и длинными щипцами мне пальцы на руках. Потом меня разрубили пополам огромным двуручным мечом, и снова пытки, затем вонючая яма, заполненная водой в которой извиваются какие-то белёсые, в красную крапинку, черви.
 И всё это время я смеялся. Не мог остановиться. Просто не мог. Мой смех становился всё сильнее и сильнее, раскатистее раз от раза. И вот уже всё моё тело – измученное, обожжённое, разрубленное, начало содрогаться в конвульсиях. Я знал, знал наверняка, чувствовал наверняка, что это решение, это выход, это победа.
 Впрочем, я всё равно ничего не мог поделать. Несмотря на всю боль, все муки, терзающие моё тело, но не душу, смех, раздирающий меня изнутри, был в разы, даже в десятки, если не сотни раз сильнее.
 И что самое важное, самое значимое, мой смех шёл не из груди, я не выплёскивал свои силы в этой эмоциональной реакции. Я смеялся сознанием. Смеялся, как сумасшедший, внутри оставаясь совершенно спокойным и взвешенным. Не знаю, как у меня это получалось. Годы тренировок, практический опыт и, конечно же, дар. Мой дар, данный мне от рождения. Заложенный в меня небесной канцелярией и переданный по наследству из прошлой жизни.
 Тело продолжало ныть и к боли в мышцах добавились сухие скручивания сухожилий рук и ног. Будто кто-то отжимает постиранное бельё гигантскими руками.
 Я почти перестал смеяться, но ощущал, что дикая, неестественно растянутая улыбка, всё ещё тянет мои губы, искажая лицо в какой-то жуткой гримасе. Тьма отступила и на этот раз.
 «Какой по счёту? Седьмой? Восьмой? Нет, девятый» - вспомнил я наконец. Теперь я чувствовал, что вновь лежу на земле, такой сухой, что каждая песчинка превращается в камень и больно впивается в моё истерзанное тело.
Я победил. «Я победил» - конечно же я был рад. Мой разум остался со мной, моё тело не пострадало и осталось таким, каким было до начало схватки. И мне очень льстило, что вновь, благодаря моим усилиям, тьма не смогла прорваться в наш мир. Она проиграла этот маленький бой и отступила, чтобы через какое-то время, а может даже и миг, попробовать снова, но за десятки или сотни километров отсюда. Моё Альтер эго и моя личность были довольны. Они гордились собой, и я гордился собой. Ничего не мог с этим поделать, как ни старался. Правда, лишь мгновение или чуть больше, и я снова был в норме, вновь ощущая себя «рубежником».
 Я открыл глаза. Но вокруг было темно. Я вновь сомкнул веки и медленно набрал в грудь воздуха. Затем задержал дыхание и сосчитал до десяти. Затем снова открыл глаза. Вокруг было также темно. Я поднёс одну руку к лицу, к самым глазам и не смог ничего разглядеть.
 «Я ослеп!» - на мгновение волна паники, словно бешеный прилив, окатила меня. Но я тут же спохватился и смог остановить новую, ещё большую, волну. «Это проделки тьмы» - шепнул я сам себе, одними губами и опять вздохнув, задержал дыхание.
 «Как понять, ослеп ли я и в самом деле, или это продолжение поединка?» - задал я сам себе резонный вопрос. Страх, на миг показавший свою мерзкую рожу, вновь был заключён в темницу и спрятан глубоко в резервацию.
- Не правильный вопрос, - поправил я сам себя, проговаривая слова вслух, ровным и спокойным голосом. – Закончился ли поединок с тьмой, или это следующая часть?
 Сколько я себя помнил, бой с тьмой всегда состоял из трёх частей – первой, где обязателен был физический контакт с эмиссарами тьмы, второй - где возможны были варианты, либо это страх, либо чувство собственной важности, либо обиды и нереализованные ожидания. Третья и основная составляющая боя с тьмой – всегда смерть.
 За годы встреч с Госпожой теней, я выучил её. Её методы воздействия, напор, порядок и так далее, и тому подобное.
 Ну, точнее думал, что выучил. Как говорил, уважаемый мною, капрал Лим: «Как только тебе всё стало ясно и понятно, начинай сначала».
 «Да уж, сейчас по—моему, такой случай». Я снова открыл глаза. Темнота была абсолютная. Повернув голову налево, затем направо, я ничего не мог разглядеть в этой чернильной мгле. Но я ощущал, что всё ещё лежу на земле. Рывком я сел, а затем так же резко поднялся на ноги. Голова чуть закружилась, и я «нырнул» в наблюдателя. Оттуда я видел контуры своего тела, слишком расплывчатые и нечёткие, чтобы что-то себе попробовать объяснить. Аура, бледно-жёлтым ореолом тускнела и дрожала, совсем не высвечивая саму фигуру. И это было странно. Словно я находился здесь и не здесь одновременно.
 Я сделал пару шагов вперёд и невольно зашипел, когда левая моя нога «воткнулась» в заросли острой травы, о которую я какое-то время назад уже порезал лодыжки.
 «Странно, травы раньше не было, а был чахлый и жесткий кустарник» - вспомнил я. «А эти листья в траве, или, что там ранит меня, пришли вместе с началом схватки. Значит они должны были исчезнуть, если бы я закончил бой, так?» - я пытался рассуждать здраво и при этом пробираться вперёд, стараясь ступать очень бережно и аккуратно, по опасной траве. Но это мало помогало, и свежая кровь побежала по щиколоткам и икрам уже через минуту. Совсем не спасал и биокомбинезон, универсальный защитный костюм «регуляторов», в который мы облачались, спускаясь в Пятна.
 При всём при этом, я продолжал медленно идти вперёд и о, чудо, скоро вышел из опасной травы. Под ногами вновь была земля. Сквозь тонкую, но прочную стилотриновую подошву своих ботинок, я чувствовал твёрдую почву. На текущую по ногам кровь я не обращал внимания.
 Главное, я понял, что бой ещё не окончен, и тьма ввела кое какие корректировки своего типичного поведения во время схватки. Она добавила в уравнение новое НЕИЗВЕСТНОЕ и мне предстояло с ним разобраться или сгинуть во тьме.
 Я медленно брёл вперёд, иногда закрывая глаза, так как привык смотреть на мир через призму третьего глаза, лишь при закрытых веках обычных физических глаз. Есть я не хотел, а вот пить очень. Нашарив рукой на поясе термос-флягу, я снял его с крепления и взболтнул. Живительного концентрата оставалось совсем немного, и я решил повременить с первым глотком.
 Я продолжал идти вперёд, как настоящий слепой, только без палочки, которой они звонко стучат по мостовым и тротуарам. Мысли мои, вначале настойчивые и даже агрессивные, успокоились и замедлили свой бег.
 Со мной ничего не происходило. И вокруг меня ничто не менялось. Было всё так же темно, и совсем безветренно. Какое-то время я шёл, чуть вытянув вперёд руки. Ну, на всякий случай, чтобы ни во что не врезаться. Но потом опустил и руки, когда они налились будто свинцом, и просто брёл вперёд. Со стороны, наблюдающий за мной, видел бы еле идущего сгорбленного старика, шаркающего ногами и, только, что не шамкающего нервными бескровными губами.
 От этого образа мне стало смешно, и я негромко рассмеялся. И всё равно мой надсадный и, будто бы, простуженный смех прозвучал в «стоячей» тишине, как выстрел из древнего пистолета. Мне тут же вспомнился приблудившийся и потерявшийся «рубежник», который не помнил ни имени, ни откуда он. Сейчас я уже не был так уверен, что «регулятор» с большим револьвером в кобуре, был порождением тьмы.
 «Может быть он и правда потерялся? Были же такие случаи. Да, они единичные за всё время существования института регуляторов, но всё же есть» - размышлял я, продолжая идти вперёд. Мысли в моей голове, отвлекали меня от реальности происходящего, но они и лишали меня сил. Как никогда, я чувствовал это. И всё же я думал, заставлял свой мозг и подсознание выдавать друг другу всё новые и новые задачи и образы.
 Через какое-то время, я сделал один маленький глоток из термоса. Питательная жидкость придала мне сил, и я, даже испытал что-то типа эйфории, но в ту же секунду расслабил себя и сдержался. Радость была не моей, и я это чётко отследил. Она пришла извне.
 Я усмехнулся и задрал лицо к небу, которого, впрочем, не видел. «Тьма ждёт, тьма жаждет…» - вспомнил я слова из стихотворения одного русского.
 Я всё продолжал и продолжал идти вперёд, а ноги мои всё меньше и меньше меня слушались. И дело было не в физической усталости. Точнее не только в ней. Я, как будто, стал уставать духом. Мысли мои, пусть и энергозатратные, но чёткие и ясные, начали путаться и наползать друг на друга, превращаясь в какую-то мешанину из образов и нечётких дежавю. Они словно слежавшаяся шерсть на загривке бродячего пса топорщилась колтунами и выглядела неопрятно.
 Мне каждые несколько минут хотелось присесть и отдохнуть и, опять же, не от того, что я устал и мне нужен привал, а от бесполезности и бессмысленности этого пути.
 «Куда я иду? Куда и зачем?» - такие мысли стали превалировать в налитой свинцом голове и, что интересно, они-то, как раз, были ясными и чёткими.
 Я вновь улыбнулся потрескавшимися губами. Я знал, что это проделки тьмы, знал, что это она навязывает мне эти предательские образы, как я падаю и ползу вперёд, пытаюсь ползти. Из глаз моих, невидящих и пугающих, сочиться кровь.
 Я дёрнул головой, прогоняя наваждение и обо что-то споткнувшись, завалился вперёд, упав на ладони и колени, как миг назад в моём видении. Стоя на четвереньках, я снова засмеялся. Но громкий и естественный смех, будто увяз в киселе тишины. Окружающее меня пространство, однозначно враждебное, поглощало звуки, а с ним и мою радость.
 Я сел и вытянул ноги. Достал термос, и одним долгим глотком «прикончил» остатки жидкости.
 Смеяться больше не хотелось. Но и злиться, или плакать, тоже. Ничего не хотелось. Внутренний покой незаметно, по капле, но трансформировался в безразличие. Хотелось сидеть так вечно, прикрыв все глаза, и третий тоже, и ничего не делать. Я вновь попытался засмеяться, мне это всегда помогало, но вместо смеха изо рта вырвался какой-то каркающий звук. И снова тишина. И темнота. Как будто сиамские близнецы, они окутывали, обволакивали меня и убаюкивали моё сознание.
 «Спи… спи… спи…» - глаза мои стали слипаться, и я сгорбившись, с закрытыми глазами, опустил усталые руки на бёдра.
 От воли остались лишь лоскуты. Лоскуты… лоскуты, трепещущие на ветру.
 Я вздрогнул. Глаза оставались закрытыми. Именно физические глаза – третий глаз сканировал окружающее пространство. И увидев это, я вновь вздрогнул. Со всех сторон ко мне тянулись руки. А может не руки, а щупальца? Они извивались, каждый миг, меняя форму и конфигурацию.
 «Спи…спи…спи…» - будто бы шептали они шелестом осенних листьев, шумом проезжающих машин, робким гомоном угасающего дня.
 Воля моя, это последнее сокровище, что ещё осталось в моих закромах, утекало из меня, словно песок в песочных часах.
 Я попытался вскочить на ноги, даже дёрнулся, но подняться не смог. Руки-тени, крепко держали меня и прижимали к самой земле. Будто бы, и правда, щупальца тьмы стали реальными, и именно они не давали мне подняться.
 «Этого не может быть» - мотнул я головой. «Этого просто не может быть, потому что всё это иллюзия. Игра моего мозга, отравленного тьмой».
 Я вновь попытался подняться, и снова, незримые путы не дали мне этого сделать. Я начал злиться, но старался не раскачивать эмоции, а всматриваясь в солнечное сплетение, пытался раздуть тлеющий уголёк моей воли.
 «Мне нужна безупречная злость, мне нужна безупречная ярость» - твердил я про себя это короткое предложение словно мантру.  Вбивая каждое слово в своё сознание и подсознание я опять сделал попытку подняться, когда почувствовал, что готов. И в этот раз я и правда встал. Руки, держащие меня ещё минуту назад, волшебным образом испарились. Исчезли. И я спокойно встал, чуть не клюнув носом вперёд, так как ожидал сопротивления.
 Бросив всё, что мне не должно было понадобиться в дороге, на том самом месте, где я лежал, я зашагал дальше, бодрее и быстрее. Оставив только стиммер, изрезанный комбинезон и ботинки, я чувствовал себя заново рождённым.
 Внутри, в сердце я ликовал, но наружу, в голову, мысли о очередной трудной, но победе, я не пускал.
 «Кто тебе сказал, что ты победил?» - остужал я сам себя. «Может быть тьма?»
 Сколько я шёл, я не знал. Наручные часы я тоже оставил на последнем месте стоянки. Тем более, что от них не было толку, сейчас – я всё равно ничего не видел. Снова накатила усталость и… голод. Через время за голодом пришла жажда. Губы потрескались и кровоточили, я это чувствовал, так как во рту периодически было солёно.
 В какой-то миг я осознал, что брожу по кругу, то смещаясь всё время вправо, то влево.
 «Хочешь вырваться из круга Сансары?» - вспомнил я первые занятия по духовной настройке с капралом Лимом и засмеялся. Но тут же смех перешёл в надсадный кашель, выворачивающий мои лёгкие на изнанку.
 «Так никуда не годно, нет. Так не пойдёт» - я на мгновение замер, наклонившись чуть вперёд. «Я же, как Данте в своём аду, могу бродить здесь всю оставшуюся вечность» - подытожил я неожиданно для себя и, тут же, согласился сам с собой. В тот же миг ясность озарила мою голову. Всё, будто, схлопнулось в полное понимание и осознание происходящего со мной. Но это был лишь миг, краткий миг истины, тот миг, который я, будучи «рубежником» мог себе позволить.
- Чтобы победить тьму, мне нужен свет. Свет, истинный свет и не только внутри меня, но и вокруг. Вне моего сознания. Здесь, - горячо шепча распухшими губами я раскинул в стороны руки.
- Мне нужен свет!
 Зажмурив глаза, я уставился третьим глазом в темноту. Довольно долго ничего не происходило и я стал ощущать слабое покалывание в конечностях. Тьма растворяла меня в себе, я чувствовал это, ощутил своим «двойником». Но сдаваться я не собирался. «Мне нужен свет! Пусть маленькая точка, со спичечную головку, ещё меньше, но…» - я не произнёс эту мысль до конца, когда увидел перед собой, чуть левее от центра малюсенькую белую точку.
 Это была всего лишь точка. Крохотная, еле заметная. Но я уцепился за неё своим сознанием, как за спасательный круг, что бросают тонущему.
 Целую вечность ничего не происходило. Белая точка просто была – висела в пространстве. И я напрягал внутреннее зрение, чтобы её не потерять в этой чернильной мгле.
 Я представил себя крохотным муравьём и перенёс в это тельце часть своего сознания. А потом, в один миг, оказался возле этой белой точки, которая превратилась для меня, муравья, в кляксу. Я ухватился своими руками-лапками за края этой белой кляксы и потянул на себя.
 Сквозь эту дыру в пространстве ночи в наш мир врывался ветер. Крепкий, упругий, сильный. Он обдувал мою голову и плечи и … придавал мне сил.
 Я потянул ещё сильнее и ещё, и ещё. Вены на лбу у меня вздулись, хотя я не делал ни оного физического действия. И всё же я «работал». Работал мой «двойник», пытаясь разрушить, разорвать путы, сковывающие меня, всё моё сущее.
 Прошла ещё одна, по-моему, третья по счёту вечность и я ощутил, почувствовал фибрами моей души, что полотно ночи под руками-лапками муравья рвётся. Вот уже белая клякса стала больше, ещё… и ещё…
 Мне хотелось бросить, отказаться от усилий и танцевать, пуститься в пляс, в честь победы над тьмой. Во имя света и ещё одного выигранного поединка.
 Но внутри, в самом сердце, я знал наверняка, что это ещё не победа. Нет. Это очередная уловка тьмы – опусти руки, отключи сознание, ослабь волю. Ты уже и так победил. Эйфория захлёстывала меня, обдавая брызгами неконтролируемой, «дикой» радости.
- Это не моё… - прошептал я, еле слышно, сухими губами, - Нет, не моё… Рано…
 И с удвоенной силой я потянул края расширяемого света в стороны.
 А затем пришла четвёртая вечность, а с ней и свет…
 Я пришёл в себя лёжа на спине и сквозь тонкую ткань комбинезона, всё так же чувствовал камешки, которые кололи мне спину. Глаза мои были крепко зажмурены, но сквозь веки я чувствовал согревающее меня тепло, идущее от солнца. Настоящего, истинного солнца. Я улыбнулся. Просто не мог сдержать этой улыбки. Какой-то дурацкой, но такой естественной.
 А потом, я открыл глаза и сел. Затем огляделся по сторонам. Гиосский хребет был на месте. Горы, за время моего «отсутствия» немного подросли и вновь стали похожи на горы. Блестящее озерцо пропало, как, впрочем, и дуб. Овраг был в нескольких метрах от меня. Кусты были на месте, а вот травы с острыми, как кинжалы листьями, не было и в помине. Только свежие полосы-царапины на икрах и лохмотья брюк, напоминали о её присутствии.
 Я встал. Легко так встал, безболезненно. Хотя тело и ныло, но боли не было. Тяжесть также ушла, оставив мне пустоту внутри, которую я, тут же, заполнил силой.
 До ближайшего лифта было чуть более суток пути, и надо было поторапливаться, потому что ни воды, ни еды у меня не было.
Я шёл весь день и часть ночи. Когда ноги мои взвыли так, что больше не было сил это терпеть, я остановился на привал. Привалившись к большому и ещё тёплому валуну, я разулся и вытянул израненные и уставшие ноги вперёд. Боль постепенно отпустила. Есть не хотелось, хотелось пить. Настроение моё ровное и радостное придавало мне сил и уверенности. Сомнения и страхи даже не стучались в мою голову, как будто их никогда и не было.
 Я прикрыл глаза и погрузился в сладкую дремоту, которую только и мог себе позволить. До лифта оставалось совсем чуть-чуть, но надо было быть начеку. Эйфория от победы, или собственная важность и исключительность, могли сыграть со мной злую шутку. Примеров этому была масса. Впрочем, я и сам, на заре своей «регуляторской» деятельности попадал в эту ловушку.
 Вспоминать про те дни и ночи не хотелось. Это был сущий ад. Сейчас же я был спокоен. Лёгкая, еле заметная улыбка блуждала по моим израненным губам. Я победил в этот раз. Хорошо. Не более чем. Я рад. Хорошо.
 Когда, первые лучи родного солнца заблестели, в отражении зеркал, маленьких луж, разбросанных тут и там на пути моего следования, я уже два часа, как был в пути. Рассчитывая добраться до лифта к обеду, я не спешил, а шёл уверенным, размеренным шагом. Дыхание моё было подстать поступи – ровное и еле слышное.
 Окружающий меня пейзаж был мне знаком, ведь я проходил здесь меньше недели назад. Из рощи, справа от меня, на пригорке, доносилось соловьиное пение. Ветер шевелил мои, чуть отросшие, волосы и, иссушал капли пота, выступающие на лбу.
 К лифту я подошёл, как и планировал, в полдень. Настроение моё оставалось таким же ровным, как и сутки назад. Мысли в голове практически отсутствовали. И, что удивительно, мне не надо было их запирать куда-то поглубже в подсознание, или держать на расстоянии, – их просто не было. Я вновь улыбнулся и, вытерев ладонь о штанину комбинезона, приложил её к сканеру.
 Двери бесшумно открылись, приглашая меня войти внутрь кабины. Я повернулся в пол-оборота, оглядывая мир, который покидал. Сейчас он ничем не отличался от нашего. Практически ничем. Краем глаза я заметил, какое-то движение за верхушками деревьев той рощи, где заливался соловей.
 «Бабочки» - протянул я про себя и, в очередной раз, улыбнулся. «Пора домой», - и я нажал синюю круглую кнопку на консоли.

                *               *                *

 Зашумели пневматические двигатели, и крышка капсулы сдвинулась назад. Я открыл глаза и, какое-то время, лежал не двигаясь, пытаясь собраться с мыслями и прийти в себя. Отделить, так сказать, тонкую нить реалистичного вымысла, подсаженного мне в сознание умной машиной, от настоящих ощущений реального человека.
- Что разлёгся? – услышал я незнакомый голос, - Давай на выход.
 Я медленно сел на удобном ложе и посмотрел на говорившего. Мужчина в форме выглядел чуть старше меня и был мне совсем не знаком.
- Ты кто? – вырвалось у меня, и я тут же себя поправил, - Вы кто? Где капрал Лим?
 Незнакомец усмехнулся.
- Капрал Лим забрал остатки основной группы в карантинный бокс, а мне пришлось остаться здесь, чтобы дождаться твоего возвращения.
 Парень хоть и выглядел молодо, производил впечатление уверенного и знающего человека. Погон его я не видел, поэтому о звании мог только догадываться. Серая форма и зелёные петлицы говорили о его принадлежности к Разведотделу.
 Я встал размышляя, что же здесь нужно разведчикам. Но когда я решился на этот, вроде бы, не хитрый вопрос, я наконец-то увидел погоны моего визави и опешил. Большая четырёхугольная звезда тускнела на зелёном поле.
 «Майор!» - воскликнул я про себя.
 Офицер заметил какие изменения произошли со мной при виде его звания и, довольно открыто, улыбнулся.
- Как себя чувствуешь, кадет Габриэль?
- Нормально, - я пожал плечами и прислушался к себе.
 Немного шумело в голове, и отрывочные образы психосоматического влияния, ещё метались по памяти, постепенно затухая, будто догорающая свеча.
- Это хорошо, что нормально, - коротко кивнул майор.
- Сейчас мы отправимся к нам в контору и…
- А, как же, карантинный бокс? – пренебрегая субординацией, перебил его я.
 Офицер поморщился, но промолчал.
- Вначале к нам. У наших спецов есть к тебе ряд вопросов.
 «Опять вопросы!» - уныло подумал я и внутренне чуть напрягся.
 Раньше я не слышал, чтобы кадетов после основного тестирования, увозили куда-то из Учебного центра.
 Мы прошли мимо пустых открытых капсул и вышли в коридор.
- Можно вопрос, сэр?
- Задавай, - майор шёл чуть впереди, и лишь слегка повернул в мою сторону голову.
- Все справились? Ну, из нашего отделения?
 Какое-то время мы шли молча и лишь гулкое эхо шагов раздавалось вокруг.
- Нет, только ты. Ник сошёл с ума, Герамо взял самоотвод.
- А Астрид? Ас из Северного Союза?
- Ас? – офицер резко развернулся и остановился. Я почти врезался в него.
- Какая Астрид? Не помню такого имени. Вас же из второго отделения было только трое…