Сон в зимнюю ночь или сувенир из Кёльна

       В последние дни уходящего года Инга решила добраться до каждого закоулка в своей квартире и расчистить его. Выбросить негодное, отдать людям ещё годное, но ненужное ей. Она освободила тумбочки от старых бумаг и незаконченных рисунков. Вряд ли до них дойдёт  дело. Неинтересные ей книги и старые журналы она отнесла в ближайшую библиотеку. Одежду, из  которой выросли она и её сын, отвезла на такси в Центр социальной помощи населению. Даже старую тумбу для обуви с помощью соседа отволокла на площадку для шашлыка. В квартире стало  как-то легче дышать.
    Оставалось ещё разобраться на антресолях, куда Инга не заглядывала   уже несколько лет. Какие-то коробки, свёртки, пакеты, рулоны переселились с антресолей на пол, перегородив коридор. Опять пожелтевшие журналы, выгоревшие фотоплёнки – привет из прошлого века, туфли и шляпки давно демодэ. Короче, весь ассортимент для помойки.
   Но вот Инга открыла коробочку, в которой лежали часы-ходики. Небольшие деревянные часы в виде домика, на крыше которого сидела резная птичка. Вокруг циферблата – голубые и белые цветочки. Под домиком висели две гирьки в виде бронзовых еловых шишек. А между ними на качелях сидела миниатюрная девушка в национальном немецком костюме: белая блузка с пышными рукавами, серая юбка, чёрный жилет, ярко-красный фартук, белые чулки и башмачки. Завершала убранство жёлтая шляпка с маками. Инга вспомнила, это были часы из Кёльна. Когда-то она их уронила по неосторожности, крышка домика откололась. Инга сложила часы в коробку. «Потом склею»,– решила она. Но это «потом» всё не наступало, и сувенир оказался забыт на  антресолях.
Выбросить жалко. Симпатичные. И потом это память о поездке к сестре. Инга стёрла пыль с часов, нашла клей «Момент» и новую батарейку. В считанные минуты привела всё в порядок. « Делов -то!» Вбила гвоздь в стену между фотографиями сына. И повесила часы. Переведя стрелки в нужное положение, качнула Мёдхен. Именно так её назвал продавец  сувенирной лавки в Кёльне.
- Ур мит мёдхен? – переспросил он Ингу, когда та, лихорадочно вспоминая подходящие слова, что-то лепетала  и показывала на  часы.
Мёдхен стала весело раскачиваться. Но выражение её личика показалось Инге недовольным и даже сердитым.
- Привет!  Ну вот, теперь ты будешь отсчитывать минуты нового года, - сказала Инга и  продолжила уборку.

     Когда квартира сияла чистотой и пахла свежестью, Инга решила что пора поставить ёлку, вернее сосну. Вокруг её дома росли молодые пушистые сосны. И если одна из них потеряет нижнюю ветку, ничего страшного с ней не произойдёт. Так решила Инга. Вооружившись ножовкой,  она пошла за сосной. Вскоре мохнатая колкая ветка стояла в вазе с песком,  аккурат возле её стены почёта, где висели грамоты и фото красавца сына. А теперь и ходики с Мёдхен. Шары и гирлянда  празднично   блестели на ветке, и она отбрасывала волшебные тени. Инга залюбовалась ими. Жаль, что в этот Новый год она будет одна вдыхать аромат сосны и мандаринов, одна слушать бой курантов. Сын со студенческим театром улетел в Москву. Там на праздничных сценах они будут давать  спектакль по сказам Бажова. У сына роль барина, хозяина приисков, где крепостные добывают малахиты и каменья. Роль ему под стать. Или он ей: высокий, плечистый с гордой посадкой головы, превосходной шевелюрой и насмешливыми глазами. Вот  и сейчас он с иронией взирает с фото на Мёдхен, беззаботно качающуюся в отблесках новогодних огней.
     Тем не менее, Инга не собиралась унывать. Завтра  канун нового года, и она собиралась его встретить нарядной и бодрой. Женщина приняла ванную, пару таблеток пустырника, почитала на сон грядущий. Уже  засыпая, она решила не выключать гирлянду, пусть мерцает в темноте.


     - Здравствуй новый день! Пора! -  Инга засунула ноги в тапочки. Встала с тахты, и чуть было не грохнулась. Что такое?  Под ногами вместо привычного ковра был паркет! Она огляделась:  большая незнакомая комната обставленная мебелью  из другой эпохи, окружала её.
- А! Так я ещё сплю! – сказала себе Инга и улыбнулась. – Интересненько, давно я ничего такого не видела. Посмотрю, что дальше будет.
- Поторопитесь, милочка, - вдруг она совершенно отчётливо услышала женский голос и обернулась на него. Рядом с ней стояла миленькая девушка в высоком парике и в платье со шлейфом века 17-18. Инга плохо разбиралась в истории и географии костюма.
- Куда поторопиться? – переспросила Инга.
- Увидите. Следуйте за мной. Шнель! – ответила   дама строго и поплыла  вперёд по паркету. Инга поспешила было за ней, но споткнулась.  Ей мешал двигаться подол  длинного платья из  тяжёлой тафты. Она с непривычки наступала на него.
- Как там в фильмах? – Инга приподняла впереди юбку и последовала за  нарядной дамой, которую она окрестила про себя «фрейлиной». Они двигались через анфиладу залов какого-то дворца. Инга боковым зрением наблюдала его богатое убранство: картины,  гобелены, столики с маркетри, фарфоровые вазы со свежими букетами, расписные потолки, бархатные ламбрекены с золотыми кистями на огромных окнах, в простенках между которыми стояли прекрасные  мраморные скульптуры и зеркала в барочных рамах. Она пару раз  замедляла свой ход, рассматривая себя в зеркале. Платье на ней было старинное, но не столь шикарное, как у фрейлины, парика вовсе не было, да и макияжа.  Моль белая  домашняя.
 Также она пыталась прочесть на какой-нибудь картине имя автора, чтобы понять, куда она попала.  Подписи были на немецком.
- Вот это сон!- про себя восклицала Инга. Она испытывала восхищение и интерес необычайный. Но поспешила за фрейлиной. Она боялась потерять её из виду и заблудиться в этих нескончаемых залах. Однако же она вновь притормозила возле одной скульптуры. Её потрясли почти живые глаза изваяния, которые с мольбой смотрели на Ингу. Из одного глаза даже текла слеза. А что могла блестеть на мраморе?  Инга спохватилась и опять принялась догонять шлейф.
Наконец, они оказались возле огромных дверей, по обе стороны которых стояли высоченные охранники. Они открыли  резные позолоченные створки, и фрейлина вплыла в сверкающий зал.
     Инга буквально ослепла на миг. В огромных многоярусных люстрах  и канделябрах горели тысячи свечей. Отблески огней отражались в зеркалах и драгоценных каменьях, коими были расшиты бальные платья и камзолы  многочисленных придворных дам и кавалеров.  Блеск  драгоценностей  сокровищницы «Грюнес Гевёльбе», которую Инга посетила в Дрездене, мерк в сравнении со сверканием этой залы. И ещё Инга почувствовала  пряный запах духов и благовоний. «Сны видят все, - промелькнуло в голове у Инги, - цветные сны видит 30%, сны с запахом – только 4% людей!  И это, как правило, психически неуравновешенные  люди. Поздравляю тебя, родная».
    Тем временем весь   зал наполнился гулом голосов и пришёл в движение. Инга поняла, что причиной всеобщего оживления была именно она. На неё были направлены тысячи взоров  в лорнетах и без них. Колыхались веера, шелестели юбки, раздавались удивлённые возгласы. Всё это мигом смолкло после трёх громких ударов  жезлом, которые произвёл придворный в зелёном бархатном камзоле с  алой лентой через плечо. Все взоры тут же переключились с неё на другой конец залы, где под золотым балдахином на высоком постаменте стоял трон. На постамент взошёл человек в сверкающем головном уборе и сел на трон.
«Ну, конечно, это король! – подумала Инга, - так я в сказке! Просто в немецкой сказке. Начиталась Гофмана.  И кто я здесь?  Фрейлен Анхен? Фея? Эк, меня повело с двух таблеток пустырника!» Инга рассмеялась. Фрейлина удивлённо обернулась на нее и недовольно покачала головой.
- Книксен, битте! – строго сказала Фрейлина и низко присела. Все придворные также низко склонились перед троном.
- Книксенов мы не проходили, - сказала Инга,  - но тоже присела, как могла. Лицо короля оставалось надменным и холодным. Он слегка кивнул распорядителю с жезлом. Распорядитель указал на Ингу.
- Приблизьтесь к трону Курфюрста. Вам повелевают.- Прошептала фрейлина. Инга направилась к трону, стараясь не упасть. Когда она подошла достаточно близко, придворный указал ей на круглый  постамент из мрамора.
- На него встать? – спросила  Инга, - да, пожалуйста. И, подобрав юбку, она встала на указанное ей место.  В тот же момент у распорядителя в руках вместо жезла оказался свиток, и он начал зычно вещать. Несомненно, он говорил по-немецки, но Инга всё понимала. По законам сна.
- Сегодня настал для нас великий день, когда, наконец, свершится правосудие и закончится страшная Эпоха Забвения, царившая в нашем королевстве по вине этой особы! Великий Курфюрст приговаривает  её своей высочайшей милостью не к смертной казни, а к окаменению.
Сон  незаметно стал превращаться в кошмар.
- Что!? – воскликнула Инга, перебивая глашатая, - какое преступление,  о чём вы тут говорите?! В чём я провинилась  да ещё перед целым королевством?
- А вы не знаете?
- Ни сном, ни духом!
-   Сколько лет в пыли и забвении лежали часы из прекрасного Кёльна! Сколько лет наша Мёдхен не была на Новогоднем балу! Известно ли вам, что все часы из Кёльна должны идти всегда? И все девушки, которые исправно работают целый год, отсчитывая вам секунды, минуты и часы, имеют право в Новогоднюю ночь кружиться в танце в этом сверкающем дворце. И видеть улыбку великого Курфюрста. Без них балы не проходят. Все эти годы по вашей халатности и лени балы здесь не проводились! Но сегодня свершится правосудие и начнётся сезон новогодних увеселений. Зал радостно загудел. Раздались аплодисменты нарядной толпы придворных. Среди общего ликования бесшумно открылась боковая дверь, и вошла группа девушек в национальных костюмах.  Среди них Инга узнала свою Мёдхен по сердитому,  и в тоже время торжествующему взгляду, который она бросила в сторону Инги. Девушки сделали книксен и встали по обе стороны от трона.
- Да кто же мог подумать, что от такой мелочи что-то зависит! – воскликнула Инга, - ну, простите великодушно.
- В жизни нет мелочей! – отрезал глашатай. Зазвучала барабанная дробь. Боковая дверь вновь отворилась, и в зал вошли слуги. Они несли чан с белой густой жидкостью и какое-то приспособление со шлангом. Инге сон  перестал нравиться совсем. «Пора просыпаться», - сказала она себе и потёрла ладонями виски. Но действо продолжалось под тревожный барабанный бой. Тут к Инге подошла фрейлина и отколола брошь на её плече. Оказалось, на этой брошке держалось всё платье! В тот же миг оно соскользнуло с Инги  на пол. И та осталась стоять перед сверкающей толпой, в чём мама родила. В  большом зеркале она увидела своё испуганное отражение, прикрывающее руками лоно.-  Ну, ни дать ни взять Маргарита на балу у Воланда! Но там все были без платьев, не так обидно!»
- Прекрасные формы! – раздался голос распорядителя,- только одну руку надо поднять вверх: будете держать канделябр.
- Ну, уж нет! Хватит с меня! Сказка затянулась! -  Инга рванула с постамента, желая убежать. Но её ноги оказались приклеенными намертво. Между тем слуги суетились возле этого проклятого постамента. Они размешали в чане вязкую жидкость, привели в движение насос и направили шланг на Ингу. Белая жидкость стала обливать её с головы до пят. Но каким-то чудом ни одна капля не упала на паркет или других людей. Инга будто магнитом всё тянула на себя.
Белая жидкость застывала мгновенно, превращая бедную женщину в скульптуру. Она пыталась закричать.
- Ферме ле буш!( закройте рот) – услышала  она голос фрейлины, перешедшей почему-то на французский,- не то будет полный рот мрамора.
Живыми остались только глаза. Когда она вся окаменела, слуги шустро убрались. Новоиспечённой скульптуре вставили в руку  подсвечник, зажгли свечи и отнесли к стене. Грянула весёлая музыка, увлекая толпу в танец. Про Ингу все сразу забыли.
- Что же это? Когда это наваждение закончится? – Инга заплакала. Она не чувствовала ни рук, ни ног. В зеркале она видела белую мраморную статую, по лицу которой ползли две блестящие  прозрачные змейки.
«Надо успокоиться. У сказки есть своя логика, - рассуждала Инга, - если я заколдована, то по законам жанра меня должен кто-то расколдовать. Должен появиться мой принц!»
 Тем временем музыка стихла, зал погрузился во тьму. Инга и не заметила, как бал был окончен.

        Затем опять яркий свет, музыка и кружение пар.  Сколько раз гас и загорался свет, она не помнила, а всё призывала волшебные силы прислать ей принца, а с ним и избавление из плена. Но о каком принце могла она мечтать.  Муж оставил её много лет тому назад. Именно, много лет тому назад занесло её на выставку молодого мало известного художника.  Она стояла перед одной из картин и силилась понять, что там изображено. Увлеклась и не заметила, что сама стала объектом наблюдения: художник стоял позади неё и разглядывал её наряд, фигуру и  локоны. Наконец, он спросил что-то о своей картине. Они разговорились, познакомились. И пошло поехало по избитому сценарию. Он предложил написать её портрет. Инга согласилась. Потом он изобразил её в полный рост, осыпая комплиментами. На них так падко женское сердце! Встречи стали частыми, и не только в мастерской.
- Выбирай или я или твой муж! – сказал однажды художник.
Но выбирать не пришлось: муж, узнав всю правду об её  увлечении «живописью», рассвирепел  и подал на развод сам. Пока длился месяц «на раздумье и примирение»,  она оставила сына мужу и рванула к сестре в Германию переживать стресс. С сестрой они путешествовали по Рейну, любуясь замками, ходили по выставкам и кафе, катались на висячем трамвае в Вуппертале, заехали в Кёльн  восхититься собором. Там Инга и купила на память часы. А ведь предлагала ей сестра купить «кёльнскую воду», одеколон попросту. «Нет, он выветрится и никакой памяти, а часики навсегда» - решила тогда Инга.

      С художником они прожили несколько лет, но он так и не стал другом и товарищем её сыну по причине своего махрового эгоизма.  Непризнанный гений требовал от Инги постоянного внимания и восхищения. В один злосчастный день её «рыцарь на белом коне» подхватил свой этюдник и укатил на юга за новыми пейзажами и возможно новой музой. А Инга сосредоточилась на воспитании сына. Так что, скорее всего «прынца» ей не дождаться.

         А вокруг неё опять сияли огни, и шумел бал.
« Он сказал, в жизни нет мелочей,- грустно размышляла статуя,-  я обидела мужа, даже не предавая этому значения. И теперь вот стою каменной бабой, чтобы подумать и покаяться!» Вдруг музыка стихла, глашатай опять ударил трижды жезлом об пол и возвестил о появлении заморских гостей. Тяжелые двери распахнулись и в зал вошли молодые люди в богато расшитых камзолах.
- Из  России,  очень богатые купцы и дворяне,  - послышалось в толпе придворных.
- Вот тот, самый высокий, владелец приисков…
- Который,   я не вижу…
Делегация  знатных гостей подошла к трону  Курфюрста и низко поклонилась.
-  Разрешите вашему величеству передать подарок к Новому году от нашего государя, - торжественно произнёс молодой дворянин и  опять поклонился,   мы доставили к вашему двору  великолепный розовый мрамор, малахит, агат  и другие  сокровища из моих рудников.
Голос и лицо говорящего  показались Инге невероятно знакомыми, более того, родными. Она силилась помахать канделябром,  чтобы привлечь к себе внимание гостя.  Но он сам посмотрел в её сторону. Сомнений не было! Это  её сын.
-  Я вижу прекрасные скульптуры, украшающие  Ваш великолепный дворец, но они не из мрамора. И тут молодой человек мигом оказался подле Инги и коснулся её руки своей горячей рукой.  Из - под неё вылетели голубые искры.

         Голубыми и красными искрами переливалась гирлянда на сосновой ветке. Инга, лёжа на  своей тахте, растирала онемевшую руку, затем ногу. Тихо тикали часы. Мёдхен  раскачивалась, на  неё с фотографии строго смотрел сын Инги.
- С возвращением! Ну, ты даёшь! – не понятно к кому обратилась Инга.
 Через  несколько дней она позвонила в фирму грузоперевозок и  поинтересовалась, доставляют ли они посылки в Германию.
- Шестьдесят евро, и ты – на родине! – сказала она Мёдхен. Тщательно упаковала  часы  в коробочку, вложила туда же письмо: «Помнишь нашу поездку в Кёльн? Я  там  себе этот сувенир прикупила. У меня с ним история приключилась. Я тебе потом расскажу при случае. А пока, родная, очень прошу тебя, отнеси ты эти часики не трёдель( барахолку). Может его за пору евро  какая-то фрау приобретёт. И скажи, чтобы  не забывали батарейку менять.  Но я надеюсь на  врождённую немецкую пунктуальность».
Инга написала на коробке адрес сестры и сказала Мёдхен: «Не надо быть такой мстительной, чус!»