Причуды фортуны

- Та-а-кс, посмотрим, что тут у Вас есть! – с этими словами московский  олигарх деловито потёр руки и, взяв список, сощурился. Наступила гробовая тишина, и только портреты знаменитых композиторов в том же составе, как  в московской консерватории, смотрели на всех, не то с ожиданием, не то с укоризной. Стены музыкальной школы выглядели не лучшим образом, с них уже сыпалась краска. Кресла в концертном зале были из прошлого века: потертый выцветший синий бархат отдавал нафталином. Наступил ответственный момент: на сцену уже должны были скоро выходить ученики – будущие музыкальные светила и стипендиаты, выращенные на денежки доброго  дяди из столицы. А одному из них грозила аж поездка в Италию. Поговаривали, правда, что этот избранник Фортуны известен заранее.
     Кто-то из преподавателей, глядя на жесткое, точно вырезанное из дерева, лицо "благодетеля", едва слышно прошептал: Вы только посмотрите, какой у него прищур, ну чистый уголовник! Говорят, что когда-то владимирский централ ему был дом родной, а теперь вон, гляди - ка! Миллиардер!
     Хрупкая молодая консерваторочка, недавно прибывшая на практику, тяжело вздохнула.
- И почему Бог приличным людям денег не посылает?
- Не волнуйтесь, Тонечка, нам они не светят во веки веков, у нас с Вами ни связей, ни покровителей нет! – прошептав это, красивый седоволосый Илларион Кузьмич, преподаватель класса виолончели, выдал свою коронную ироничную улыбку под Кларка Гейбла из «Унесенных ветром», но Тонечка не оценила. У неё, как у всякой хорошей скрипачки был отменный слух и чутьё: фальшь улавливала сразу. Между тем, олигарх, вскинув брови, спросил: «А почему пятый пункт красным обведён? Селиванов Матвей Борисович…
- Э-э-э-э… Видите ли… Это, так сказать особый случай! – заискивая произнёс директор музыкальной школы, - У мальчика потрясающее музыкальное дарование! Вундеркинд, так сказать!
- Ага, вундеркинд! – злобно прошептала Васюкина, засрабка, как её ласково окрестили коллеги, что означало - заслуженный работник искусства, дожившая почти до девяноста лет и успешно преподающая историю музыки и сольфеджио юным  дарованиям, проживающих на периферии,- любимчик директора школы он, а не вундеркинд!
    Но её, слава Богу, услышали только коллеги. Директор продолжал распинаться перед будущим спонсором:
- Вот, перед Вами педагог Мотеньки, наша, так сказать, звезда городского масштаба, Иван Антонович Селевинский. Именно он нашёл, так сказать… э-э-э- … обнаружил это чудо… э-э-э-э-э… Вы послушайте только, как мальчик играет! Мотенька! Мотенька!
Директор взмахнул руками будто крыльями, и засуетился как наседка.
- Антонина Георгиевна, позовите Матвея, Виктор Васильевич ждёт!
     Тонечка метнулась было в сторону кулис, но в этот момент Матвей Селиванов в ослепительно белом костюме со скрипкой вышел на сцену сам. Артистичным кивком головы он взметнул темными кудрями, и, коснулся смычком струн. Длинные пальцы ошеломляли своей красотой и белизной.
     Послушав юного гения минуты две, олигарх сморщился. Красивый мальчик был не виноват, что его папа с директором школы были женаты на лучших подругах  и частенько захаживали друг другу на преферанс, а заодно вместе бывали на рыбалках: мероприятиях районного масштаба с водкой, баней и девочками. Москвич махнул рукой.
- Спасибо, достаточно.
- Но, Виктор Васильевич, мы Вам ещё не сыграли Венявского. Мальчик так готовился!
- Спасибо, я уже всё услышал. Давайте следующего!
- То есть как, следующего? – глаза директора округлились, - А разве Вам не понравился Матвей?
- Понравился, но я хочу послушать и других мальчиков, да и девочек тоже.
Подобный вариант, разумеется, был тоже предусмотрен, но для школьной администрации весьма нежелателен. За продвижение сынка лучшего друга и собутыльника милейшему Герману Алексеевичу уже было заплачено вперёд двадцать тысяч зелёненькими. Потом было обещано ещё столько же. Директор сглотнул.
- Ну, хорошо! Антонина Георгиевна, позовите Ваших…
     Консерваторочка, проработавшая не более полугода, уже успела снискать себе дурную славу: скороспелка, которая корчит из себя гения! И всё потому, что за эти полгода она из трёх отпетых неудачников, которых взяли в школу из жалости, сумела уже сделать толковых музыкантов. Про остальных её подопечных и говорить не приходится. Дети её обожали, а родители боготворили.
     Прослушав ещё пятерых, олигарх насупился. Когда кончил выступать весь класс из двадцати трёх человек, директор, глядя ему в глаза спросил: «Ну что, ребят можно отправить погулять?».
Но олигарх сказал, как отрезал:
- Пусть все останутся.
- Да, но, простите. Это же дети. Вы повезёте в Москву только одного. А у остальных будет психологическая травма.
- Ничего. Это жизнь. У них у всех будет ещё немало травм.
     Олигарх снова замолчал. Он думал о чём-то своём. Наконец, произнёс два слова: «Вот этого!» и ткнул пальцем в восьмилетнего Гришу Милютина, выступавшего седьмым. Зная, о чём идёт речь (мальчишки в туалете нашептали) тот зажмурился от счастья: во свезло! Однако маленькому таланту трудно устоять против мира взрослых. Кучка вампиров, у каждого из которых были свои ставленники, тут же взялись за дело. Несмотря на очень тихую речь, слышно их всех было достаточно хорошо: эти стены славились своей акустикой.
 - Этого? М-м-м-!  Выбор не очень удачный, мальчик он проблемный, из слишком простой семьи и может доставить Вам массу хлопот…. И отец у него пьющий… Могут быть хлопоты с разрешением на вывоз ребёнка в Москву… Да и мать … Прости господи!... Гулящая… Моральный облик… И всё такое…
     Хуже всего было то, что сам виновник этой бурив в стакане стоял и слушал, как взрослые люди, называющие себя интеллигентами, поливают грязью Мишину семью и говорят мерзости в его присутствии даже не стесняясь. Он молчал и обливался горючими слезами. Минута счастья кончилась. Когда бурные реплики в адрес будущего Паганини смолкли,  в тишине раздался его громкий всхлип со звуком «Ы-ы-ы-ы!» и дрожащая мальчишеская рука рукавом смахнула с носа сопли, чуть не уронив при этом и смычок и скрипку.
    Взрослые, глядя на «трудного ребёнка» тут же загалдели.
- Миша, что за манеры?!
- Ну вот, я же говорила! Дурное воспитание!
- Генетика! Генетику, господа, не перешибёшь! Отец пролетарий, так и сын туда же! Ну, куда ему в Москву? Он же психологически не подготовлен!
Больше всех торжествовал директор. Он знал, что будет, если поедет не Мотя, а кто-то другой.
- А ну, цыц! – рявкнул олигарх, стукнув по столу громадным кулаком, - Я сказал этого – значит этого!
     Затем он подошёл к зарёванному Мише и вынул носовой платок. Обтерев тому лицо, дружески подмигнул и спросил:
- Ты чего, пацан? Сдрейфил? Да мы этих… – и он оглядел сидящих  в зале, - всех уделаем! Кстати, я не сказал: ещё пятерых самых талантливых я беру под патронаж здесь, в вашем городе. Ясно?
     Весь класс, стоявший на сцене, радостно ахнул: появился ещё один шанс.
- Значит Мотя… - попытался было вставить директор.
- А Мотя не прокатит! – с гнусной улыбкой ответил олигарх, - Он, конечно, красавчик, и очень артистичен, но музыкальности не хватает! А вы думали, что если я сидел, то в музыке ни черта не понимаю? У меня у самого ЦМШ за плечами и три курса в Ленинградской консерватории! Так что, извините, но Матвей не подходит!
     В ответ на это, Мотя, заморгав глазами, судорожно выдохнул воздух, а затем, подбросив вверх свою скрипку вдруг пискляво  прокричал: «Ур-р-р-а-а-а-а-а-!», затем отшвырнул смычок . Никогда ещё на лице ребёнка Виктор Васильевич Сурин по кличке Сурок, не видел выражение такого безудержного счастья. Мотя громко заорал:
- Достали с этой скрипкой! Я футболистом стать хочу, и вообще, нормальным мужиком! У меня уже девушка любимая есть, я должен кормить её и своих детей!
   Директор в ужасе схватился за голову. Фраза про девушку и детей из уст десятилетнего мальчишки добила его окончательно. Олигарх хохотал, схватившись за поджарые бока.
- Да ты правильный пацан, как я погляжу! У меня знакомый тренер в Москве есть, могу с футболом посодействовать, хочешь?
    Мотя завопил, полностью потеряв над собой контроль:
- Клёвоо-о-о-о!
     И, подбежав к Сурку, кинулся ему на шею. Затем, на глазах у всех сделал сальто-мортале, и, приплясывая, выскочил из зала. Все взрослые молчали, наблюдая за метаморфозой: вот тебе и мальчик из хорошей семьи!
- Кто-то там выражался про генетику? – весело усмехнулся Сурок. В ответ стояла гробовая тишина. Было слышно, как директор, громко всхлипывая, держится за сердце. Двадцать тысяч, громко свистнув, махнули зелёным хвостиком и растворились, как мираж. При этом уже полученные вперёд  двадцать тысяч задатка придётся возвращать, а их уже нет: дочке куплена квартира в рассрочку под ипотеку.
Сурок оглядел всех учеников.
- Следующих пятерых я назову потом. Можете идти.
Дети на подкашивающихся ногах вышли.
- Спорим? – хихикнул Сурок, оглядев всех сидящих в комиссии, - Или слабо?
- В смысле? – спросил директор.
- А спорим, что из любого дворового мальчишки можно сделать первоклассного скрипача за нормальные бабки?
- Побойтесь Бога, господин бизнесмен! Чтобы учиться на скрипке, нужен врождённый музыкальный слух и генетика! Даже в семьях потомственных скрипачей не все дети становятся музыкантами! – подал голос Иван Антонович, так и не снискавший себе славы Макаренко и Столярского.
- Ставлю десять тысяч зелёных, что реально можно сделать даже из Бомжа Паганини! Вот если бы сейчас…
    Договорить Сурок не успел, потому что судьба повернулась к нему в другую сторону: из-за дверей, ведущих в зал, раздался дикий мальчишеский визг.
- Пусти, су-у-у-ка-а-а! Не пойду, хоть режь! – под эти драматические вопли баба в халате огромного роста, по виду явно уборщица, втащила маленького мальчишку с рыжими вихрами и конопушками на лице. Новоявленный «вождь краснокожих» лягался так, что та не выдержала.
- Герман Алексеич, вот! К Вам привела, знала, что Вы здесь. Этот… в раздевалке копался – из чужих пальто тырил что попало, поварихи нашей уволенной сын. Может, в милицию его?
- Мальчик, ты что, не знаешь, что воровать нехорошо? – спросил директор.
- Поучи меня жизни, гнида! – заявило чудо в перьях, - Ты, когда мамку мою увольнял, думал, что нас у неё трое и нам башлей на хавку надо?
- А где же твой папа, мальчик? - поинтересовалась засрабка.
-Где, где... В …
    Священные стены бывшего графского имения, куда приезжал не то Лядов, не то Скрябин, а знаменитый тенор из Италии пел свои арии, не рухнули. И даже ни одна люстра не покачнулась. 
    Все присутствующие сморщились от жаргона и ещё нескольких не литературных выражений, которые юный отпрыск присовокупил по поводу перспектив всего этого музыкального заведения, где последнее прозвучало мирным детским лепетом: «Уши на хрен всем откручу!».
Васюкина в ужасе крикнула:
- Да что вы все стоите? Вызывайте полицию!
- Спокойно! Никого вызывать уже не надо! – Сурок обрадованно потёр руки, - Пацан, тебе сколько лет?
- А сколько не есть, все мои! Тебе – то что?
- Хочу твою жизнь изменить. Так сколько?
- Ну, шесть, и чо?
Сурок вскинул руку.
- Самый возраст. Вот она, судьба! Слышь, ты хочешь научиться играть на скрипке?
- А на хрена?
- Скрипачам в ресторанам башляют классно!
- Да? Ну, тогда ладно! – и герой дня сменил гнев на милость.
- Ну что? –  Сурок с усмешкой посмотрел на местную звезду, Селевинского, - Плачу тысячу зелёных в неделю, чтобы у этого дарования через три года была государственная премия и лауреатство!
- Вы с ума сошли! – заверещал местный гений точно придавленная ботинком крыса, - У него руки немытые, а под ногтями грязь! Вы слышали, как он выражается? Да ему в тюрьме самое место!
- А ты, старый козёл, меня тюрьмой не стращай! Терпелка ещё не выросла! – и будущий лауреат смачно сплюнул тому на ботинок. Взвизгнув, тот пулей выбежал из зала. Тонечка, пристально приглядевшись к рукам мальчишки, подошла и тихо спросила: «А хочешь у меня заниматься?», затем повернулась к Сурку.
- Я могу поработать с мальчиком, и совершенно бесплатно. Тебя как зовут?
Тот, опустив голову, хрипло пробасил: «Сережа!».
_ Зачем же бесплатно? – улыбнулся Сурин, - будете работать на тех же условиях. Тысяча зелёных в неделю. А ты, Серега, смотри! Слушайся педагога!
- Класс! Мне она тоже нравится! – и Серега смачно шлепнул Тонечку по задку.

В течение года Сурина мучили бесконечными звонками, с отчетами о проделанной работе.
- Виктор Васильевич! Он наконец-то перестал всех женщин обзывать шмарами, и научился играть гаммы!...Конечно, занимаемся индивидуально, в кабинете директора.

- Виктор Васильевич, мальчик уже не лапает практиканток в коридоре, не шмыгает носом и приобщается к нормальной детской литературе. Да, да!... Он уже знает, кто такой Айболит! …Да! … И про Буратино тоже! Егор Дмитриевич с ним параллельно занимается русским языком и литературой по усиленной программе. Стресс, конечно, есть: он дважды кусал за руку Егор Дмитриевича и бабу Настю, но сейчас уже молодцом! Да!... Почти не матерится!

- Алло! А Вы в курсе, что Сереженька уже исполнил на скрипке своё первое произведение? Уже доложили? «Владимирский централ», да! Конечно, сначала комиссия была категорически против, но после Вашего звонка директор заорал: "Да пусть исполняет всё, что хочет!", и все успокоились. Вторым произведением на экзамене была мазурка Шопена.

Прошел год.
 
- Алло, шеф, мы вчера с Сержем посетили городской музей живописи, и Вы знаете, что он сказал, когда увидел привезённые картины итальянцев? Что они излишне конфетные, да-да, так и сказал! И заявил, что Суриков гораздо интереснее и отечественная живопись ему нравится гораздо больше! Кстати, уже год прошёл, а послезавтра у мальчика день рождения. Он очень хочет получить в подарок статую Психеи. Что? Да нет, в миниатюре. Говорит: классная тёлка! Жаргон, конечно, будем искоренять.
 
Прошёл ещё один год.

- Виктор Васильевич, у нас сегодня праздник! Сергей в очень лёгкой и непринуждённой манере исполнил тарантеллу Венявского! Только у него никак не проходит привычка шевелить левым ботинком во время исполнения. Надо бы отправить ребёнка к психологу.

Прошло ещё шесть лет.
 
- Алло, Витя, что делать? Мальчик заболел! … Да нет, ты не дослушал, он заболел Пинкфлойдом! Ну, ансамбль такой, там у них за рубежом был когда-то! А ещё мне кажется, что он влюбился. Ходит в последнее время задумчивый и всё время играет элегию Массне, Я на днях нашла у него тетрадь со стихами собственного сочинения!

- Алло, ты надеюсь, помнишь, что у Сергея завтра экзамены, а послезавтра концерт? Не путай, пожалуйста! Паганини он как раз играет на концерт, а вот Мендельсона завтра. Ладно, пока. Жду тебя с желтыми тюльпанами у входа. Да не мне! Это Сереженькины любимые цветы, он говорит, что они напоминают ему утро в Ницце!
    Прошло ещё пять лет.

     Концертный зал был битком набит публикой. Не так часто в провинциальном городке выступает юный гений, в свои девятнадцать лет успевший побывать на трёх конкурсах за рубежом, получивший вторую премию, да ещё и с такой программой: концерт Моцарта для скрипки с оркестром, а во втором акте – капричио Паганини и интродукцию Сен-Санса. Когда отгремели последние овации, с криками «Браво!» и «Бис!», солнечный мальчик, как его окрестили в музыкальных кругах Москвы и Питера, знаменитость общероссийского масштаба, известный скрипач Сергей Звягинцев, в последний раз откланявшись и послав публике галатный воздушный поцелуй, вышел за кулисы, где к нему кинулась на шею мама Тоня и растроганный до слёз Виктор Васильевич Сурин, теперь уже известный продьюссер, отбирающий юных талантов из разных городов России.
- Сергей Денисович! – крикнула с придыханием старая работница филармонии, объявлявшая концерт, - Это было феерическое что-то! Как Вы, такой молодой, так прочувствовали Сен Санса! Какая сила, какая экспрессия!
   Предприимчивый журналист, подскочивший к гению поближе, тут же подставил к его рту микрофон. Тот, ничуть не смутившись, ответил:
- Этим всем я обязан моей милой, бесконечно любимой Антонине Георгиевне, которую я люблю и почитаю, как родную мать! – сказав это, он прослезился. Мама Тоня заботливо вытерла ему лоб белым тонким платком с вензелем С.Д. З. Он в ответ поцеловал ей руку.
- Сергей Денисович, - к нему подскочила молоденькая студентка - Вы букетик забыли!  Но тот отмахнувшись отдал букет педагогу.
     Спустя минуту подошедший к Звягинцеву молодой симпатичный паренёк в черном смокинге и белой рубашке кинулся к нему на шею.
- Серега, ты молоток! Я такого даже не ожидал!
Тот смущённо опустил голову.
- Ну, что ты, Мишенька, куда мне до тебя! Ты ведь у нас уже мировое светило!
Михаил Милютин дружески похлопал его по плечу.
- Брось, мужик! Не ревнуй! И у тебя мировая слава не за горами! Кстати, завтра все наши девчонки из класса ждут тебя в ресторане. Мотька, между прочим, тоже будет. Как отыграет с бразильцами свой матч, так сразу и к нам. Пойдёшь?
- Ну, ты же знаешь, голубчик, что я не пью той гадости, которую там наливают. У меня от неё изжога. Да и кабацкая музыка меня раздражает. Мне бы с томиком Рембо на диванчике полежать! Мама Тоня, я подвезу Вас на машине до дома? Виктор Васильевич, Вы не возражаете? Хорошо, тогда я с Вашего позволения переоденусь!
    Тряхнув рыжими кудрями, он вышел с прямой спиной. Глядя на широкие плечи и осиную талию, студенточка зачарованно вздохнула.
Войдя в гримёрную, Сергей лениво скинул свой черный пиджак, расстегнул воротник белоснежной рубахи и, подойдя к зеркалу, томно себя оглядел. Затем, вспомнив, как биссировала и бесновалась публика, он улыбнулся счастливой и безмятежной улыбкой, взял со столика бокал, и налив в него свой любимый «Шардоне» 1985 года, поднял бокал и, чокнувшись со своим отражением, сказал: «Как я всех вас сегодня сделал, падлы!».