Летучая Рыбка, она же Дора. На пути истинном

Вообще-то Карлос промышлял мелкими кражами. Нет ничего проще, чем увести сумку на пляже: туристы то спят, укрывши лица шляпами, то всем семейством уплывают за буйки, то бросают машину посреди леса и уходят любоваться скалами – один удар локтем, и бери, что хочешь. У любителей искупаться без трусов под луной Карлос смеха ради забирал ещё и одежду, правда, бросал её тут же неподалёку, не изверг же он, в самом деле.
Нет, опасные предприятия не для Карлоса. На что ему большие деньги? Какие-никакие квартира и машина остались ему от деда, обедает он у тётки, а так – пару тряпок купить, на дискотеку сходить, c Монтсе в кафе.
Для такого утруждаться не стоит, хватит и кошельков жирдяев, которые всё равно приехали деньгами трусить. Это, конечно, не навсегда такая жизнь, ещё немного он погуляет в своё удовольствие, а потом станет бизнесменом или откроет автомойку. И женится на Монтсе.
Да, у Карлоса были чёткие планы на будущее. Он шёл от Монтсе, расслабленный и ленивый, и размышлял, сколько у них после свадьбы будет детей. В представлениях о человеческом довольстве Карлос был консервативен. Его простецкая картина счастья изображала жену, уважаемую, но не пыльную работу и детишек. Как минимум девочка и мальчик, думал он, но лучше трое. У Монтсе шикарные бедра, про такие тётка всегда говорит: ясли для малышей. И низкий воркующий голос, прямо созданный для каталонских колыбельных. «La Mare de D;u, quan era xiqueta anava a costura a aprendre de lletra»*. Карлос и сам засыпает как безмятежный младенец, когда умиротворённая Монтсе напевает в постели, прижавшись к его плечу. Правда, встревожено думает Карлос, грудь у Монтсе совсем маленькая, вдруг молока на троих не хватит? Хотя, наверное, тогда можно кормить сухими смесями, говорят, это совсем не хуже…
Карлос – двадцатилетний бездельник, промышляющий мелкими кражами – унёсся в мыслях чёрт-те куда. Над крышами в ещё светлом небе висела луна, вдалеке кричали чайки. Карлос принялся было насвистывать, но тут заметил около банкомата старушку.
 
 
 
Мария Кармелия специально дождалась сумерек: сумма была немалая, и ей не хотелось мозолить прохожим глаза. Мария Кармелия – крохотная, кругленькая старушка, всегда в абрикосовых тонах и с чёрным ридикюлем в руках – похожа на состарившуюся фарфоровую куколку с блошиного рынка. Не стоит самой лезть на рожон, тогда и Бог тебя тоже не оставит, любит повторять она, вот и сегодня подстраховалась, вышла из дому, когда на улице не осталось любопытных. Пачка денег получилась внушительная.
– Святая Мадонна! – от неожиданности вырвалось у Марии Кармелии, когда, повернувшись от автомата, она в метре от себя увидела парня. Парень стоял, расставив ноги, смотрел прямо на неё и насвистывал сквозь зубы. Пухлой рукой Мария Кармелия поглубже засунула купюры в ридикюль.
«Без паники, он просто ждёт, пока я освобожу место», – сказала она себе и засеменила вниз по улице. Парень постоял ещё секунду и последовал за ней. Некоторое время они так и шли: впереди похожая на рыжую куропатку Мария Кармелия, отчаянно перебирающая худенькими ножками, позади – нарочито медленный, тощий верзила в блестящей куртке. Издалека их можно было бы принять за Дон Кихота и оруженосца. Парень громко насвистывал одни и те же четыре такта непонятной мелодии.
«Нет-нет, он ничего не видел, просто гуляет», – успокаивала себя Мария Кармелия и всё ускоряла шаг. На перекрёстке она обернулась. Парень медленно натянул козырёк кепки на лицо. Вздрагивая и моргая, загорелись первые фонари.
 
 
 
Карлос шёл за старушкой и не мог поверить, что сейчас сделает это. Он старался идти медленно и дышать глубоко. У неё в сумке толстая пачка сиреневых бумажек, только и крутилось у него в голове. Толстая пачка. Очень толстая пачка, я такую не видел ещё никогда. Шаг, ещё шаг, ещё один, а старуха уже почти перешла на бег. Время потекло медленно и плавно, как при подводной съёмке. Карлос представил, как опускает деньги в карман. «И убегу… никого нет. Никто не увидит. А потом открою автомойку. Монтсе…»
Старуха обернулась и на перекрестке свернула в сторону моря.
«Идёт на набережную! – догадался Карлос. – Испугалась и хочет выйти на людное место. Ну уж нет, не позволю…»
Нож сам прыгнул ему в руку.
– Давай сюда деньги! – сдавленно крикнул он и схватил Марию Кармелию за плечо. – Я видел, доставай деньги, и я тебя не трону.
Мария Кармелия прижала ридикюль к груди. Полные страха, потускневшие с возрастом глаза вонзились Карлосу прямо в сердце.
 – Нет, нет, – шептала она трясущимися губами.
– Плохо слышишь, крыса? – стараясь не глядеть на неё, почти взвизгнул Карлос. – Бабки сюда, бегом, а то…
Он замахнулся ножом.
– Пожалуйста, сынок, пожалуйста, нет! У меня рак! Рак! Понимаешь? Это на операцию…
– Деньги! – Карлос нервно оглянулся по сторонам и натянул кепку ещё ниже. Фонари разгорались, освещая, как в старых фильмах, сцену оранжевым светом.
– Пожалуйста, сынок, пощади! – слёзы катились по сморщенным фарфоровым щекам Марии Кармелии. – Я же умру без операции. Умру! Разве ты убийца? Пощади, не забирай…
Карлос дернулся, снова оглянулся. Нож дрожал у него в руке.
- Д-деньги, крыса! - он неуверенно протянулся к ридикюлю, но тут же отдёрнул руку назад.
Мария Кармелия пятилась и с ужасом смотрела ему в лицо.
- Хорошо, давай, убей меня. Режь прямо в сердце! Убей скорее, чтобы я долго не мучилась. Рак и так каждую секунду пожирает меня изнутри, отними же и те последние дни, что остались мне на этой земле…
Она всхлипывала и тряслась всем телом.
Карлоса тоже била дрожь, фонари прыгали, дома раскачивались у него перед глазами
 - Д-д-деньги!... А-а, сволочь… – крикнул он, потом яростно толкнул старуху и рванул прочь.
Он бежал и запутывал следы, сворачивал в переулки, в подворотни, снова в переулки. Сердце вылетало у него из груди, он задыхался, но всё бежал и бежал. И только за городом, около столетних респектабельных парков перешёл на шаг.
Чайки замолчали, на ухоженных газонах уютными окнами сияли особняки.
– Сволочь, сволочь, сволочь, – повторял Карлос и сжимал в карманах кулаки.
А Мария Кармелия в это время на все запоры закрывала дверь. Повесив для верности цепочку, она, так и стоя в прихожей, два раза пересчитала деньги. В доме было тихо, только мяукал под дверью соседский кот.
– Это ему так не пройдёт, – сказала Мария Кармелия своему отражению в зеркале. – Клянусь, не пройдёт, пусть и не надеется!
Встряхнув рыжим пухом на голове, она спрятала купюры под вешалку и снова решительно повернула ключ в замке.
 
 

– Добрый вечер, сеньор, на меня только что напал какой-то ублюдок!
Грубое слово никак не вязалось с безобидным обликом старушки. Лейтенант встал из-за стола и подвинул Марии Кармелии стул.
– Садитесь, сеньора, садитесь. Что произошло?
– На меня полчаса назад напал какой-то мерзавец, угрожал ножом и хотел отобрать деньги.
– Господи, сеньора, вы не пострадали? С вами все в порядке?
На фоне казенных стен аккуратная старушка в абрикосовом костюме казалась особенно беззащитной.
– Этот негодяй не осмелился ничего сделать, только размахивал ножом – нож маленький, красный, с белым крестом, знаете такие? Наверное, наркоман.
– Вам очень повезло, сеньора. Какую сумму он у вас отобрал? Что пропало ещё: сумка, документы, кредитные карты?
– Да ничего он у меня не забрал, покричал немного, развернулся и убежал.
Лейтенант недоверчиво посмотрел на Марию Кармелию. Мария Кармелия закатила глаза:
– Святая Мадонна, всё проще простого. У банкомата меня увидел какой-то лоботряс, угрожал ножом, требовал денег…
– Прямо у банкомата? Отлично, там камеры слежения.
– Да нет же, он сначала прошел за мной два квартала, я очень испугалась, хотела скорее выйти на набережную… – Мария Кармелия всхлипнула.
Лейтенант подскочил и налил ей из крана стакан воды.
– Вот, сеньора, выпейте, успокойтесь. Понимаю, вы пережили страшные минуты, мы скоро закончим. Расскажите ещё только, кто спугнул грабителя.
Мария Кармелия вежливо отодвинула липкий стакан.
– Никто его не пугал, офицер. Я ему сказала, что у меня рак, и деньги нужны на операцию. Он поверил, проникся и убежал.
Лейтенант отложил карандаш и участливо посмотрел на Марию Кармелию.
– Вы больны, сеньора? Мне жаль.
– Да нет же, я сделала вот такие глаза, расплакалась и сказала про рак.
Мария Кармелия вонзила округлившиеся, чуть выцветшие от старости голубые глаза в сердце лейтенанта, подбородок её затрясся, руки сложились на груди в молебном жесте.
Лейтенант сглотнул. Мария Кармелия мгновенно вернула себе облик фарфоровой старушки и подмигнула ему.
– Здорово у меня получается, правда? Я много лет играла в любительском театре, все говорили, что у меня талант.
Мария Кармелия сияла от гордости. Лейтенант потряс головой, отгоняя наваждение.
– То есть, сеньора, вы здоровы, а нападавшему соврали, так? А тот поверил и вас не тронул.
– Именно так, – подтвердила Мария Кармелия. – Давайте оформлять заявление.
Лейтенант потянулся к компьютеру.
– Сеньора, вы запомнили нападавшего?
– Ещё бы, у меня отличная память. На глаза он натянул кепку, знаете, какие сейчас молодежь носит, чёрную, и на нём была золотая куртка Nike, модель Goldie Bomber, джинсы с такими дырками на коленях. Худой, рост выше среднего. И швейцарский ножик с белым крестом.
 – Простите, сеньора, – перебил её лейтенант, – а откуда вы знаете модель куртки?
– У меня внуки, молодой человек, и природная наблюдательность, – с достоинством ответила Мария Кармелия. – А как вы полагаете, когда его поймают? На суде я буду требовать компенсации ущерба по всей строгости закона.
Лейтенант отодвинулся от компьютера.
– Буду честен, сеньора, скорее всего, грабителя никто не найдёт. Свидетелей нет, зацепок нет, кроме ваших слов у нас вообще ничего нет.
– У вас есть моё описание, – сказала Мария Кармелия, – я согласна составить фоторобот. И ещё вы сказали, что там камеры.
– Камеры не там, а у банка, понимаете… но мы сделаем всё, от нас зависящее, не сомневайтесь.
Мария Кармелия критически осмотрела лейтенанта, и было видно, что она именно сомневается. После её ухода лейтенант выключил компьютер, достал телефон и углубился в последнюю серию «Игры престолов».

 
 
Хоть это и стоило Марии Кармелии огромной выдержки, она дала полиции на поиски целых три дня. На четвёртый же с самого утра пришла в отделение и услышала, что ничего нового по её делу пока не выяснилось, и, скорее всего, не выяснится никогда.
– Так вы что, ничего и не искали?!
 – Подумайте, сеньора, сколько людей носят кепки и куртки Nike. А других зацепок у нас нет. Не тащить же их всех на опознание!
– Золотые куртки! – резонно заметила Мария Кармелия. – К тому же, у нас маленький городок, можно и притащить. Всё равно вы только ерундой тут занимаетесь.
Лейтенант, который мог быть близнецом первого, с оскорблённым видом отодвинул от себя телефон.
 – Вы ещё скажите, что мы тут сериалы днями и ночами смотрим!
Ещё через неделю разговор почти дословно повторился с третьим лейтенантом. Мария Кармелия метала в него гром и молнии, но вид сердито потрясающей кулачком кругленькой старушки только умилял офицера, он участливо повторял, что сделает всё, от него зависящее, и не принимал её всерьёз. Полицейским было искренне жаль Марию Кармелию, но право дело, что они могли сделать? К тому же, не украдено ничего, все целы и здоровы, вот и замечательно.
– Дело в самом факте! Я хочу потребовать у него компенсацию морального ущерба. Пять тысяч евро. Или восемь, как минимум, если судья хороший попадется. А что, если бы у меня случился инфаркт? Ладно, не у меня, спасибо Матери божьей, которая меня всецело охраняет, но у другой порядочной женщины – в одну секунду! Это же неслыханно, нелюдь ходит по городу с ножом, а вы его покрываете!
Так Мария Кармелия высказала своё возмущение четвёртому по счёту полицейскому и в полицию решила больше не ходить.
Она стояла на пороге комиссариата и кипела от злости. Защитники, заступники! Как бы ни так, просто кучка тунеядцев, правильно люди говорят. Только время потеряла. При свете дня Мария Кармелия была похожа на сдобный пирожок в абрикосовой подливке. От негодования она размахивала руками.
«Ничего-ничего, я уверена, правда восторжествует, – думала она. – Мадонна, святая покровительница, не бросит меня в беде».
В жарком полуденном воздухе рассыпался колокольный звон. Мария Кармелия перешла через улицу, с трудом открыла кованую дверь собора Святой Богородицы и встала на колени перед затемнённым алтарём.
«Пречистая дева, ты знаешь, что всегда я жила с Христом в душе и миром в сердце. Никого не обижала, в бутылку, как говорит отец Игнас, не лезла. В покое жила и довольстве. Ты видишь, не я затеяла всю эту катавасию, ни за что, ни про что обидел меня изверг, а эти дармоеды в полиции и пальцем не пошевелят, чтобы меня защитить. Так дай же мне силы, добрая заступница, самой расправится с преступником! И покажи к нему путь. Пусть он заплатит за свои прегрешения, ответит за моё поругание, а я получу заслуженную компенсацию», – горячо и долго молилась она. Потом поставила свечку, бросила монетку в кружку для пожертвований и, слегка успокоенная, снова вышла на улицу.
Прямо перед ней шёл парень в золотой куртке и чёрной кепке. Его худую, сутулую фигуру Мария Кармелия узнала бы из тысячи.

 
 
Дальше история принялась стремительно ускоряться. Мария Кармелия и не подумала на пороге церкви кричать караул или снова бежать к ленивым полицейским. Она всё взяла в свои руки. Пошла следом за своим мучителем и преследовала его до самого дома. Теперь Дон Кихот, как и надлежит по рыцарскому кодексу, шагал впереди, поникший и несчастный, угрюмо шаря глазами по блестящим камням. Санчо же Панса уверенно семенил сзади, не отступая ни на шаг.
– И не думала я бояться, что он меня узнает, – рассказывала потом Мария Кармелия своей подруге Кристине. – Молодежь никогда ничего кроме самих себя не замечает, ведь всё клином сходится исключительно на них, новых пупах земли.
Мария Кармелия проследовала за грабителем до самого дома, благо он никуда особо и не сворачивал. Опьянённая собственной смелостью и поддержкой Святой Девы, она даже зашла за ним в подъезд.
– Чтобы не гадать потом, какая квартира. Это же халупа, Кристина, жуткое социальное жильё. А он ещё такую грязь развёл, что аж мерзко, окна не мыты, занавески набок. Я следила за ним несколько часов, и всё время он валялся на диване и смотрел телевизор. Днём! И это молодой человек…
В первый же вечер, кипя от жажды немедленной мести, Мария Кармелия не придумала ничего лучше, чем измазать коврик и ручку входной двери Карлоса кошачьими какашками.
– Пусть для тебя это смешной поступок. Но мне он доставил удовлетворение, – гордо заявила она Кристине. – Я же сразу поняла, что никакой денежной компенсации от этого типа не дождешься. Ты бы видела только его машину, Опель Корса девяносто восьмого года, на ходу разваливается.
Тут стоит отметить, что в машинах Мария Кармелия разбиралась отменно. Они были её страстью, её многолетним увлечением, начавшимся после смерти супруга-автомеханика. После похорон ей самостоятельно пришлось распродавать автопарк полуразобранных олдтаймеров из гаража мужа, и, боясь продешевить, она подошла к продаже со всей серьёзностью, вникла во все детали настолько глубоко, что под конец не только оказалась в большом плюсе, но даже некоторое время подумывала продолжить бизнес.
С тех пор ничто не интересовало Марию Кармелию больше машин. Вам бы и в голову не пришло, что эта круглая плюшечка в карамельной шляпке с легкостью могла назвать технические данные Вольво Экспресс 1974-го года и рассказать обо всех новинках женевского автосалона. В тот злополучный вечер, когда Карлос набросился на неё с ножом, Мария Кармелия снимала деньги на покупку давней своей мечты: подержанной Тесла. Цена была выгодная, а заплатив наличными, она экономила ещё чуть ли не её треть. Всё было уже оговорено, но, потрясённая нападением, Мария Кармелия позвонила продавцу только спустя два дня, и конечно же оказалось, что опоздала, и машина уже продана. Негодование Марии Кармелии достигло тогда своего апогея.
 
 
 
Карлос лежал на диване и смотрел на мелькающие на экране беззвучные картинки. Смысл фильма давно от него ускользнул, но Карлос смотрел на экран лишь для того, чтобы подольше держать открытыми глаза, чтобы не опустить веки, не уснуть – ведь тогда приходила старуха и мучила, мучила, мучила его…Рядом с Карлосом громко урчал кот, Карлос механически теребил ему загривок. В мутное окно уже несколько часов подряд без устали билась муха.
Встреча с Марией Кармелией оглушила Карлоса. С того самого вечера, вот уже три недели подряд, он жил как под гипнозом. Целыми днями пролеживал на продавленном диване, включив телевизор и выключив звук, играл в Cuphead и Hellblade, складывал из обрывков рекламных проспектов кораблики и выходил из дома, только чтобы пообедать у тётки и искупаться в море. На бесконечный поток сообщений от Монтсе Карлос отвечал односложно, всё вокруг казалось Карлосу окутанным ватой, далёким и приглушённым, глупым и ненужным. Ведь стоило ему только закрыть глаза, как перед ним появлялось испуганное, умоляющее лицо Марии Кармелии, она протягивала к нему руки и срывающимся голосом говорила: «Пощади, сынок, пощади, я умираю…»
Образ Марии Кармелии шершавой занозой ныл в сердце Карлоса. Он видел её повсюду – её голосом говорила кассирша в супермаркете, рыжий пух её волос сидел на голове почтальонши. Даже в разводах на ножке кровати мерещилась ему круглая абрикосовая фигурка, и потому Карлос перестал заходить в спальню и полностью переселился на диван в гостиную.
Самым же ужасным были ночи. Карлос глотал одну чашку кофе за другой, упаковками покупал Red Bull и Bullit, только бы не уснуть. Во снах Мария Кармелия владела им безраздельно, его душа разрывалась от отчаяния, когда снова и снова она складывала руки на груди и умоляла: «Не забирай мои деньги, сынок, у меня рак, я умираю…»
– Нет, нет, я не такой, я не буду! – кричал Карлос и просыпался. И снова засыпал, и Мария Кармелия всё росла и заполняла комнату абрикосовым жакетом: «Убийца! – громыхал её голос, и весь город с презрением поворачивался к Карлосу. – Убийца! Смотрите, люди, он украл у меня операцию, и теперь я умерла от страшной болезни!» Город шумел как море, ропот становился всё громче, Карлос плакал, закрывал уши руками и пытался бежать. «Убийца, убийца!» – выкрикивали злые беззубые рты и окружали его всё теснее, топтали ему грудь, старались задушить, прижимали к лицу мохнатые тряпки… Карлос в ужасе снова просыпался, сбрасывал с подушки свернувшегося калачиком кота и шёл пить кофе, курить дешевые сигареты. Потом возвращался на диван, и всё повторялось опять и опять.
Приятели Карлоса не могли понять, с чего он вдруг закатывает истерики как баба.
– Чё ты паришься, бро? Тебя же никто не видел, бро, и тётка целая, и бабло ты не тронул. Сколько там было? Ты просто идиот, бро! – и, пританцовывая, стучали пальцем по лбу, а Карлос вырывался и шёл прочь.
Монтсе же про старуху он рассказать и подавно не мог. Каждый день после работы Монтсе заходит в церковь и, как она это сама называет, «разговаривает с заступницей Марией». По воскресеньям со всей семьёй идёт к мессе и не пропускает службу, даже если у неё ночует Карлос.
«Есть вещи святые и важные, в которых я никогда не поступлюсь. Умру, но не уступлю! – часто повторяет Монтсе. – Например, наша святая вера. Или Милостивая Мадонна, моя хранительница. Или дети. А если я слышу, что кто-то крикнул на старика – то прямо вся горю, Карлос! Так бы, кажется, и истоптала обидчика! Раздавила гадину, как Святой Михаил конём врага человеческого растоптал, расстреляла бы ядовитыми стрелами, как еретики расстреляли Святого Себастьяна, забросала бы камнями, сожгла, как подлеца Ахана, сына Зарина »… Монтсе распаляется и может продолжать библейские угрозы без конца. Глаза у неё горят яростью, щечки краснеют, волосы развеваются… ух! Карлос любил Монтсе такой особенно, он хотел бы прожить с ней до самой старости, в окружении детей и внуков. Нет, не мог он признаться ей в том, что натворил в тот окаянный день, не мог покаяться, уткнувшись в её мягкие колени, и мучения его от этого утраивались.
«Зачем я только пошел по той треклятой улице? Почему около дома Монтсе не свернул сразу на набережную?» – спрашивал он себя и не видел, как заслужить прощение.
Это тебе не у богача бумажник дернуть – за богачей на небе, наверняка, даже дополнительные бонусы дают. Он, Карлос, был виновен почти что в смерти. В каждой житейской мелочи он видел теперь перст судьбы, за дело наказывающей его, грешника, и с покорностью принимал наказание.
Чайка загадила зловонной жижей лобовое стекло – ну и поделом ему, без минуты убийце. Письмо с кодом от банковской карточки пришло во вскрытом конверте – к чему жалобы, разве он сам не посягал сотни раз на чужое добро? Ручка у двери вымазана кошачьим дерьмом – наверняка это Святая Мадонна руками малолетних озорников карает его.
Каждой ночью Карлос выставлял на подоконник два горшка с роскошными кустами марихуаны: чтобы подышали. Но вот неделю назад он нашел их срезанными под корень, измятые листья валялись в пыли под окном, и видно было, что кто-то с остервенением вытирал о них ноги.
В тот же день у старого Опеля лопнуло сразу три покрышки.
– Вроде как кто-то пытался их проткнуть, но сил не хватило. А ты скорость набрал, вот они и бахнули, – сказал автомеханик и выписал жирный счёт.
И как будто и этого было мало, в тот же вечер разразилась сцена с Монтсе.
– Не понимаю, почему ты решил, что это Пречистая Дева наказывает тебя, – сказала она. Встревоженная хандрой и безучастностью Карлоса, Монтсе стала приходить без приглашения. Карлос усаживал её на диван, прижимался лицом к её коленям и просиживал так целыми вечерами. Темпераментная Монтсе не знала, что и думать.
– Я плохой человек, Монтсе, плохой, подлый и низкий.
– Ай, дурачок, если ты болтаешься без дела, это ещё не низкий. Как ты говорил: скоро откроешь мойку, заработаешь кучу денег, и мы поженимся.
– Если только Мадонна простит меня…
Монтсе не узнавала его:
– С каких это пор ты стал таким набожным, Карлито? Может, ты просто разлюбил меня? Молчишь, живёшь, как отшельник, даже со мной…
В дверь позвонили. Почтальонша с рыжим пухом на голове вручила Карлосу коробку в розовой бумаге.
– Карлито! Это мне? – воскликнула Монтсе и с радостным писком вырвала коробку у Карлоса из рук.
– Понятия не имею, что в ней, – сказал Карлос.
– Да-да, конечно, – сияла Монтсе во все зубы. – Ну-ка, сейчас посмотрим, что ты мне там подготовил…
Коробка пахла дешевыми духами. Из неё выпал красный лифчик с гигантскими чашечками и записка: «В память о том, что так нравится тебе во мне. Вчерашняя ночь была незабываема! С.»
Сцена, которую потом закатила Монтсе, была вполне объяснима. Она визжала, вопила и сбросила на пол всё, что попалось ей на пути. Запустила бутылкой вина в стену. Расцарапала об осколки стакана руки. Она обещала спалить, истоптать и разодрать в клочья Карлоса, его девку, квартиру, город, весь мир...
Наконец всё закончилось. Монтсе на парусах своей ярости вылетела прочь, Карлос со стоном закрыл лицо руками и повалился на опостылевший диван. Он не роптал. Он знал, что заслужил наказание.
– Но в конце Мадонна простит меня, я уверен. Обязана меня простить, – шептал Карлос и смотрел, как расплываются контуры окна и скатываются теплыми каплями по щекам.
 
 
 
Дамы пили кофе на террасе увитого цветами кафе. Мягкий морской ветерок шевелил оборками их блузок, кольца блестели над белоснежной скатертью.
– И ты бы слышала, как она вопила! Её было слышно во всём квартале, поверь мне. Не думаю, что теперь они скоро помирятся.
Среди цветов и блюдечек с вареньем Мария Кармелия в ослепительно желтой блузке походила на толстую пчелу, Кристина – на чёрного грача. Официант поставил между ними блюдо с пирожными.
– Если тебе хочется моего мнения, Мария Кармелия, то всё это попросту смешные и глупые выходки. Детские шалости, не больше, – сказала Кристина с презрительной улыбкой и откусила краешек эклера. – И ты ещё ведёшь речь о мести! Такими вещами, Мария Кармелия, развлекаются третьеклассники. Хотя, очевидно, ты тоже всего лишь хочешь поиграть в безвредные игры. В детектива, например. Узнала, что эта гнида купается на скалах, замечательное достижение!
Мария Кармелия раздражённо загремела ложкой в чашке.
– А я, Кристина, ни о какой мести и не говорила. Я говорила о компенсации за моральный ущерб.
– Компенсацию, дорогая моя, требуют в суде и выражают в круглых суммах, а не в кошачьем… фу, мерзость.
Мария Кармелия со звоном бросила ложечку на стол. Нет, совсем другой реакции она ожидала от подруги.
– Так я же тебе говорю, Кристина, с него взять нечего! Этот бездельник гроша за душой не имеет, о каких суммах разговор! Только зря деньги на адвокатов потеряешь. Потому-то я и решила получить удовлетворение моральное. Другими способами, а не через суд.
Кристина пожала плечами.
– Ну да, подстригая бегонии в его вазонах. Хотя раз ты его жалеешь, тогда всё понятно. Вот только он не жалел тебя, когда нож к горлу подставлял. Тебе-то повезло, ты же у нас хитрая. А скольких не таких быстрых и хитрых он уже со свету сжил, убийца, тебе и дела нет. Вот меня, несчастную калеку, он прирезал бы, не задумываясь, – тут Кристина драматично воздела руки к небу, демонстрируя коляску, в которой восседала с тех пор, как узнала про дополнительное пособие. – И лежала бы я сегодня в холодной мокрой земле, среди червяков и хрущей, пока ты продолжала бы тут нежиться на солнышке и кофея попивать, сочувствуя всяким отбросам.
Кристина всхлипнула и прижала к губам салфетку. Мария Кармелия разглаживала скатерть вокруг тарелки с пирожным.
– Так что ты предлагаешь Кристина? – сказала она наконец. – Пойти в полицию? Так я там уже три недели без толку просидела.
Кристина оживилась и наклонилась вперёд.
– От полиции помощи не дождешься, это понятно. Всё нужно брать в свои руки! Помнишь, как мой Педро чуть не бросил семью и детишек и не ушёл к этой старой карге Марите? К этой уродине, глупой курице, козе плешивой…
Мария Кармелия замахала руками, давая понять, что прекрасно помнит историю сорокалетней давности, как Педро на карнавале осмелился станцевать польку с красавицей Маритой, за что нёс суровейшее наказание все последующие годы супружеской жизни и не получил прощения даже на смертном одре.
– Так вот, – продолжала Кристина, – я потом этой разлучнице пять собак подряд отравила. Помнишь, как она всё время целовала и таскала на руках этих гадких лохматых тварей? Уж я-то за ней следила, стоило ей привязаться к очередной шавке – так я начинала прогуливаться мимо её дома и бросала через забор комочки фарша с крысиным ядом. Пять штук, клянусь Пречистой Девой, пять! Все закопаны в саду Мариты, хоть сейчас можешь посмотреть.
Кристина с удовольствием пригубила кофе, воспоминания смягчили её воронье лицо.
– И я бы травила их и дальше, вот только Марита перестала их заводить. Я травила бы ей кошек, попугайчиков, лошадей, если бы только они у нее были. Разве что детям её я бы ничего не сделала, дети – это святое, ты меня знаешь. Вот что такое настоящий ответ обидчику, Мария Кармелия. Ответ ощутимый и равнозначный. А если бы со мной сотворили такое, как с тобой…
Ореол серебряных волос, казалось, светился над морщинистым лбом Кристины, её тёмные глаза горели. Вот бы с кого художникам писать разгневанных ангелов.
– Ты же, Мария Кармелия, ходишь как оплёванная, и все только потешаются над тобой. Хотя бы не рассказывай никому об этих своих бессильных попытках мести, или как ты их называешь? О моральном удовлетворении. Мало же ты ценишь своё достоинство, Мария Кармелия, мало же в тебе настоящей женской гордости, если удовлетворение тебе приносит такая мелочь, как проколотые колёса. Не льсти себе, никак ты за себя не постояла, никакую компенсацию не получила. Зато после всех этих детских выходок станешь теперь городским посмешищем. Скажи, у этого гада есть собака?
Мария Кармелия молчала. Что ей было ответить подруге?
Через некоторое время дамы допили кофе и расцеловались, как полагается, в обе щеки. Коляску Кристины покатил молодой санитар из общества по уходу за стариками.
– Приходит три раза в неделю, – шепнула Кристина на ухо Марии Кармелии. – Сначала назначили какую-то дурацкую толстуху, но я настояла, чтобы приходил именно он. И потому, дорогая, прислушивайся к моим словам, уж я-то понимаю толк в жизни!
И она подмигнула, указывая на широкие плечи и узкий зад красавчика санитара.
После ухода Кристины Мария Кармелия ещё долго гуляла по набережной, пытаясь безмятежным шуршанием волн успокоить бушующую душу. Душа отказывалась успокаиваться, и по дороге домой Мария Кармелия свернула в китайский магазинчик и купила упаковку крысиного яда.
 


Карлос прижимался спиной к горячим камням и смотрел в небо.
Если бы я был буддистом, думал он, то просто жил бы сейчас в своё удовольствие, а расплата за грехи пришла бы аж в следующей жизни. Там бы я превратился в жука-навозника или в колоду для колки дров. Вряд ли колода сильно страдает, когда по ней рубят топором. А затем мне пришлось бы перерождаться с самого начала – в дерево, кота, жирафа, так они по телеку говорили. Но зато уж эту жизнь я прожил бы – зашибись. И ничто бы меня не мучило, никакая старуха не являлась бы мне во сне и наяву.
Карлос смотрел в раскалённое небо и старался не моргать. Раз, считал он как в детстве, два, три, десять…
Если бы я был буддистом, то стремился бы стать таким же бесконечным и синим, как это небо. Меня бы не трогали слёзы Монтсе, не искушали деньги старухи, я сидел бы на этой вот скале изо дня в день, смотрел бы за горизонт и ждал прозрения. Или просветления? Но нет, меня угораздило родиться католиком, и теперь Дева Мария имеет надо мной все права, и наказывает меня, как хочет. А я только и могу, что ждать, пока она меня простит, и смиренно переносить её пытки.
Карлос не знал, как добиться прощения. Он даже пробовал молиться, но чувствовал себя при этом таким болваном, что дальше «Отче наш» не продвинулся. Вспомнил он и об исповеди – Монтсе каждую неделю заставляла краснеть священника цветистыми рассказами о своих прегрешениях – но рассказывать незнакомому человеку о своих пляжных махинациях с кошельками Карлос попросту побоялся.
Он встал, потянулся, размял плечи и шею.
Вот бы можно было одним махом освободиться от всего. Очиститься, обновиться, как от прыжка в воду. Вот как сейчас: разбежаться, с силой оттолкнуться от края скалы, перелететь через острые подводные камни и бесшумно и грациозно войти в прозрачное море. Карлос в таких прыжках ас. Далеко не каждый рискнёт прыгнуть с этих скал, одной высоты тут метров пятнадцать, а стоит хоть чуток не рассчитать – приземлишься на камни, а это верная смерть. Сколько раз бахвалился он своим искусством перед зрителями, замечая, как за ним наблюдают в ожидании прыжка.
Но вот в жизни своей Карлос не может так же легко и элегантно перелететь через первую настоящую трудность. Может, поддержка толпы придала бы ему силы, но рядом с ним нет никого, дедушка умер, приятели не в счёт, а Монтсе даже не отвечает на звонки и никогда уже, наверное, не захочет его видеть. Даже тут, на скалах, где обычно полно туристов, сегодня пусто. Одна только завёрнутая в оранжевую шаль дама любуется пейзажем неподалёку.
Когда Святая Дева простит меня, думал Карлос, я всё начну заново. Не может же она дуться вечно! В конце концов, я ничего страшного не сделал, только собирался. Меня попутал бес, да-да, именно так ей и можно было бы сказать, если бы она была живая, из плоти, как Монтсе. Но я же удержался, не послушал беса, и потому не заслуживаю вечной пытки. Мадонна меня простит, и всё будет по-другому. Я пойду работать и женюсь на Монтсе, а если она не захочет – на её подруге Луизе, та всегда строила мне глазки. И у нас будет трое детей, тянуть не будем, родители у детей должны быть молодые, а первую девочку я назову Марией – обещаю.
Карлос подошёл к краю скалы, чтобы примериться к прыжку.
– Обещаю! – выкрикнул он и поднял руки к небу. – Обещаю!
– И я обещала, – сказал скрипучий голос у него за спиной.
Карлос резко обернулся. Дама в оранжевой шали стояла в полуметре от него.
– Обещала, что ты мне за всё заплатишь. Не узнал, гадёныш? А вот тебе! – и Мария Кармелия изо всех сил толкнула его палкой в грудь.
Карлос нелепо взмахнул руками и полетел вниз.

 
 
На подоконнике в вялой агонии жужжала муха. Жалюзи местами погнулись, полуголый фикус проигрывал в углу борьбу за выживание. На фоне неопрятного кабинета Мария Кармелия походила на персик Сезанна на картине Френсиса Бэкона. Приняв во внимание возраст подозреваемой, суд оставил её под домашним арестом, в комиссариат Марию Кармелию привозили только на допросы.
Чуть выцветшие от старости голубые глаза с укоризной смотрели в сердце следователя. По совету адвоката она молчала, и только морщинистые губы слегка подрагивали в горькой усмешке в ответ на обвинения. Следователю было не по себе. Ему было жаль крохотную Марию Кармелию, и самому себе он казался бесчувственными мучителем. При этом все доказательства складывались против старушки.
Свидетелями дела, обозначенного поначалу как несчастный случай, оказалась пара японских туристов, плававших в момент инцидента под скалами с аквалангом. Они вытащили Карлоса из воды, оказали ему первую помощь и вызвали спасателей. На подводную камеру, предназначенную для осьминогов и морских огурцов, случайно заснялось и само падение пострадавшего. Марию Кармелию японцы тоже опознали с полной уверенностью, хотя она и надела в тот день солнечные очки и до пяток закуталась в шаль.
Вспомнили, конечно же, и данное самой Марией Кармелией описание грабителя у банкомата, которое точь-в-точь совпадало с портретом Карлоса. Даже золотую куртку Nike, модель Goldie Bomber, нашли в его квартире. Мария Кармелия на допросах молчала, смотрела на распятие на стене и грустно вздыхала. Ах, бросьте, неужели такая милая бабулька способна на хладнокровную месть, пожимали плечами в участке, и следователь, вопреки фактам, каждый раз отказывался верить в её вину.
Допросили друзей и знакомых. Кристина заявила, что ни о чём и знать не знает, и полиция должна стыдиться, что воры у неё средь бела дня нападают с кинжалами на беззащитных прохожих, в то время как сами полицейские в такую жару донимают глупыми вопросами инвалида-колясочника. Тут с Кристиной случился приступ слабости, и полицейским пришлось отпаивать её холодным лимонадом и подкреплять кексами и кофе.
Монтсе же только рыдала и повторяла, что её дорогой жених знал о предстоящем возмездии и специально подстроил всё с этим дурацким лифчиком, чтобы оттолкнуть её и уберечь от лишних слез. Потому что никогда не променял бы он её ни на какую дойную корову с вульгарными духами, слышите, никогда, иначе она бы его колесовала, как колесовали святого Георгия, повыдёргивала бы ему всё зубы, как изверги святой Аполлонии… За какую вину должно было свершиться возмездие, Монтсе не знала, но утверждала, что Святая Дева всё видит и всё в руках своих бережёт. Ей дали успокоительное и разрешили навещать Карлоса в больнице ежедневно.
Соседи показали, что в последние дни и правда часто видели Марию Кармелию около дома пострадавшего. Она так трогательно заботилась о коте всё время, пока молодой сеньор в реанимации, что соседи думали, что она из какого-то общества по защите животных. А чем же ещё заниматься таким замечательным старушкам на закате лет! Видели ли они её до несчастного случая? Нет, сеньор лейтенант, не припомним.
Да уж, непросто складывалось это расследование, многих бессонных ночей стоило оно главному следователю. Зато сегодня на душе у него было легко и спокойно. Сегодня всё будет по-другому, радовался он, пока Мария Кармелия с достоинством устраивалась на стуле. Ведь теперь у полиции на руках появились доказательства неопровержимые, и можно будет, наконец, покончить с этой мутной историей.
– Дорогая сеньора, – начал следователь и слегка поклонился Марии Кармелии. – Я счастлив сообщить, что упавший со скалы молодой человек пришёл в сознание и дал показания.
Лицо Марии Кармелии осветила кроткая улыбка.
– Сердце всегда обливается кровью, когда слышишь о страданиях молодых. Нас, стариков, жалеть ведь уже нечего, – сказала она и промокнула лоб кружевным платочком.
– Так вот, сеньора, в своих показаниях пострадавший детально объяснил, что произошло в тот злополучный день. Примите же моё восхищение вашей скромностью и сдержанностью! Мало кто обладает такой красотой духа, чтобы не вскричать возмущённо в ответ на злобные и, как мы теперь знаем, полностью беспочвенные обвинения…
Мария Кармелия на мгновенье удивлённо вскинула брови, но тут же вернула лицу трогательное выражение и чуть дрожащим голосом, хотя, возможно, и чуть быстрее, чем нужно, спросила:
– Так что же именно он сказал?
– Всю правду, сеньора! Святую правду, как он выразился сам. Во-первых, признался в десятках мелких краж, но с этим мы разберёмся позже. А во-вторых, рассказал, как его в тот день разморило от пива и солнца, как он хотел прыгнуть со скалы и потерял на краю равновесие, а вы не растерялись и, рискуя своей жизнью, протянули ему трость… Сеньора, да ведь если бы он не был пьяным и таки успел за неё ухватиться, то вы полетели бы на камни вместе с ним!
Мария Кармелия молчала. Следователь встал и торжественно объявил:
– Дорогая сеньора! Прокурор округа приносит извинения за доставленные неудобства. Дело закрыто. Поставьте, пожалуйста, вашу подпись вот тут и тут, и можете быть свободны. Если хотите, мы отвезём вас домой на служебной машине, – добавил он уже от себя.
Мария Кармелия подписалась, где положено, вежливо попрощалась, но от сопровождения отказалась. Следователь умилённо смотрел вслед круглой фигурке.
– Я же с самого начала так и знал, так и знал! Никогда я в людях не ошибаюсь, – сказал он и с удовольствием затянулся сигаретой, хотя курить в помещении комиссариата было запрещено.


 
И снова стояла Мария Кармелия на залитой солнцем лестнице перед входом в полицию. И снова разливался над городом звон колоколов собора Святой Богоматери. С одной стороны Мария Кармелия была рада, что Карлос не умер и поправляется, но с другой – абсолютно ни о чём не жалела.
«Не зря Пречистая Дева послала его прямо ко мне, – думала она. – Заступница услышала мои молитвы и высказала свою волю. Именно меня выбрала она своим орудием, именно я должна была наказать распутную душу и направить её на истинный путь. Правда, в последние дни я чуть было не пошатнулась в своей вере, начала было сомневаться, что правильно истолковала божью волю, но теперь всем очевидно: всё я сделала правильно! Никчёмный этот тип очистился, а я получила обещанное Девой успокоение и удовлетворение».
В небе кричали чайки, за столиками уличных кафе счастливые матери укачивали в колясках будущих Карлосов, официанты сбивались с ног, разнося молочный кофе и рогалики. Довольная семенила Мария Кармелия по блестящим белым плитам мостовой.
«Да, он получил по заслугам, теперь можно и успокоиться, – думала она. – Надо первым делом Кристине…»
Но тут внезапно небо перекувыркнулось, Мария Кармелия оказалась сидящей на земле, а чёрный ридикюль вылетел из её рук и понёсся с гиканьем на мотороллере прочь. Кто на мотороллере сидел, было не разобрать, одни только куртки да шлемы, и обидно вытянутый средний палец, и уносимое ветром подростковое гоготание…
– В36ZE…Ну, подонки, погодите… Вы у меня еще насмеётесь, я вам этого так не оставлю, – шептала Мария Кармелия, пока сбежавшиеся из кафе люди помогали ей снова встать на ноги.
Чайки кричали в воздухе над портом, торговцы рыбой домыли гранитные прилавки и разошлись по домам. На город опустилось жаркое время сиесты.
 
 


 
 *«Дева Мария, когда я была маленькой, пошла я в школу, научиться писать» – каталонская колыбельная.



*** *** ***

КРИТЕРИИ для жюри

1. Вы бы стали читать этот рассказ добровольно?

3 балла – да;
0 баллов – нет.


2. Выдержана ли в рассказе заявленная в регламенте идея?
Или она трансформировалась в какую-то другую (какую, на Ваш взгляд?)

3 балла – выдержана
2 балла – мне не понятно, я в сомнениях
0 баллов – нет, не выдержана, идея другая (какая?)


3. Сопереживали ли Вы главному герою в его изысканиях? (даже если герой отрицательный).

3 балла – за всех переживал(а)
2 балла – да, сопереживал(а) главному герою
1 балл – переживал(а) за его оппонентов
0 баллов – ни за кого не переживал(а)

4. Изменился ли герой?

3 балла - да
1 балл - не понял
0 баллов - нет. Каким был, таким остался.


5. На Ваш взгляд рассказанная автором история логичная? Или есть поверхностные моменты, «притянутые за уши»? Какие?

3 балла – с внутренней логикой текста всё в порядке
2 балла – не всё логично, кое-что притянуто за уши (что именно?)
1 балл – простите, я в этом не разбираюсь
0 баллов – история вообще нелогичная (два-три примера из текста).


6. Как думаете, Вы вспомните этот текст через месяц?

3 балла – да
1 балл – не знаю
0 баллов – нет


7. Вам было интересно обсуждать данный рассказ на конкурсе?

3 балла – да, с удовольствием принимал участие в дискуссиях
2 балла – к сожалению, не было на это времени
0 баллов – нет, не вижу, что там можно обсуждать.


8. Общее впечатление от представленной работы

от 0 до 5 (обязательно аргументируйте!)


9. Попробуйте представить ОБРАЗ этого рассказа. Каким Вы его видите в целом? Тёмным, светлым, какого-то цвета, острым, мягким, аморфным, фигурой, предметом или чем-то другим? Это просто интересно и – без баллов.
Бонус авторам и членам жюри.

В общих дискуссиях на конкурсе члены жюри могут принимать участие на общих основаниях (не по критериям и без баллов). В читательском голосовании тоже.





© Copyright: Конкурс Копирайта -К2, 2018
Свидетельство о публикации №218060600352


http://www.proza.ru/comments.html?2018/06/06/352