Деревня

  Без божьего благословения невозможно развитие
человеческой цивилизации, ибо оно теряет смысл.


Казалось, деревня становилась меньше с каждым годом. Она потихоньку пустела. Грустно было смотреть на неё такую. Она была похожа на ту старушку, которая живёт на холме так давно, что никто не знает, сколько ей лет. На ней чистенькая одежда, но всегда одна и та же. Красные глазёнки без ресниц, впавшие щёки, вместо губ – две тонкие багровые полоски. С посохом в руках она каждое утро садилась на холме, наблюдая, как выгоняют скот со дворов на пастбище. Видела она хорошо и знала всех коров в деревенском стаде. Отличала их как-то по своим собственным правилам. Называла каждую корову по имени из рода хозяина или, может, двора, принадлежавшего когда-то другому хозяину. В деревне все называли её дочерью бека. Ходили слухи из поколения в поколение, что она была высокой красивой девушкой. Сейчас красота уже искромсана морщинами на фрагменты из её жизни.
Если всмотреться в маленький, еле отличимый кусочек, не затронутый морщиной, можно увидеть и считать многое из того, что рассказывают старожилы. Благородная кровь осталась в её жилах; дворянские корни умирают вместе с человеком, ибо он дает им жизнь.
Её наблюдательность и немногословность деревня сегодня будто бы переняла себе.
Когда-то полная жизни деревня, опережая восход солнца, открывала утро. Густой туман, спустившийся ночью с гор, смешивался с дымом от деревенских дровяных печей. Лай собак вперемешку с криками петухов будил спящий коровник. Начиналась утренняя дойка. Дальше работа вереницей каждодневно заполняла всё вокруг, придавая вкус и аромат здешней жизни.
Всех, казалось, с рождения приучали к труду. Даже маленькие дети в колыбельках были другие: они не знали о существовании каприза. Дети сызмальства несли ответственность за хозяйство и имущество даже больше, чем взрослые. У всех были свои, каждодневные обязанности: чистить коровник, таскать воду, собирать яйца в курятнике. Выполнив дела, они позволяли себе поиграть со сверстниками. Парнишки, игравшие вместе и делившие кусок хлеба, могли из-за какой-то тяпки разбить в кровь носы друг другу. Здесь жили по каким-то другим правилам. Их никто им не писал и не навязывал. Сама жизнь, когда-то давно установив каноны, передала их в наследство деревенским жителям.
Радости и горе переживались всей деревней. Никто не оставался в стороне. Случись у кого беда – деревня вмиг собиралась рядом. Решали тоже по-своему, как умели, от души, пусть это не всегда было результативно, но обделен никто ничем не был. Свадьбы, похороны в деревне проходили как в одной семье. Можно сказать, ели-пили из одного казана.
Многие из деревни даже не подозревали, что в миру есть писаные законы и жить надо обязательно по ним. Но как же мир не может посмотреть на эту деревню с её неписаными законами? Почему бы не придумать, как в этой деревне, каноны и жить, их не нарушая, на благо? С чётким разделением собственности, но вместе, сообща.
Дочь бека, былая красавица, как жаль, что ты не сможешь жить вечно…

Вечером по деревне прошёлся слух, что на луг приезжали днём несколько человек на трёх машинах. По их одежде видно, что из города. Мужчины в костюмах, при галстуках, с приборами в руках. Они установили свои аппараты на ножках и стали записывать себе в блокноты какие-то цифры, знаки. Потом уехали вверх по реке, к самой горе.
Луг за деревней был очень большой. Он делился лесом на две половины, ближнюю и дальнюю. Ближний луг постепенно переходил в лес, теряясь в нём, появлялся дальше за ним и тянулся до горы. За лесом он был совсем другой, трава сочнее, цветы душистые до того, что молоко пахло лугом. Деревенские жители могли определить, погнал пастух стадо за лес или пас недалеко, на ближнем лугу. Природа одарила эти места тёплым климатом. Косили луг несколько раз в году. Скотине деревенской хватало душистого сена на всю зиму вдоволь.
Эти земли и луга принадлежали беку. Советская власть отняла у него всё: земли, буйволов, коров, табун лошадей и многое другое. Раскулачили, обобрав до нитки. Он с маленькой дочкой и женой не верил до последнего, и когда пришли отнимать дом, взмолился оставить одну корову, чтобы прокормить семью. Его вместе с женой расстреляли без суда и следствия на месте. Всё это происходило на глазах дочки одиннадцати лет. Она успела спрятаться в хлеву. Нашла её ночью служанка, преданная семье бека. Она спрятала её и вырастила, как своего ребёнка, ни разу не позволив себе и своим детям называть её по имени. От всего, что было у бека, осталась только дочь.
Земли заросли бурьяном, на родник с чистейшей водой затерялась тропа. В лесу завелись змеи. Они хозяйничали на этой государственной земле, деревенские жители побаивались даже заходить в этот лес. Не страшно было одному пастушку. Звали его Джумали, он был сиротой, его отцом был сеид . В деревне поговаривали, мол, дух сеида оберегает сына. Змеи подчиняются духу, не дай бог обидеть Джумали. Некоторые даже побаивались нечаянно обидеть его словом. Удивительно, как он туда входил, в этот волшебный, запретный мир? Молчаливая дочь бека, хранительница тайны леса, благословила походы Джумали, разрешая иногда пасти коров за лесом.
– Пусть попьют ароматного молочка, вспомнят былые времена. Молитва за моих предков с их уст непроизвольно, как песня прорвётся из души, – говорила дочь бека.
Утром на холм к дочери бека сошлась вся деревня, будто каждая корова с луга принесла во двор своего хозяина весть о вчерашних гостях. Дочь бека сидела с царственной осанкой, опираясь на свой посох. Вокруг все шептались и ждали. Они пришли к ней сюда, на холм, как к хозяйке. Дочь бека задумчиво смотрела вдаль, в разгаданное ею будущее. Ей было жаль этот наивный, трудолюбивый народ. Не отрывая взгляда, будто провидица в состоянии молитвы, произнесла ровным, спокойным голосом:
– Река разольётся скоро. Придёт сель. Слышно по запаху.
Народ стал шептаться:
– Что она говорит? Какая сель? Селей в это время не бывает.
Кто-то из мужчин возразил:
– Ещё как бывает, помню с детства, только картошку высадить успели, точно. Хлев снёс, и буйволы тонули. Я это хорошо запомнил, мальчишкой ходили по илу с отцом, помню, дров на целую зиму набрали.
Никто из деревенских, кроме Джумали, чужаков не видел, поэтому решили, что геологи, как обычно, ведут очередные, плановые, непонятные для сельчан замеры. На том и разошлись.
Ближе к полудню деревня, как на зов, стала подтягиваться на луг, к реке. Многие шли, не зная зачем, увидев скопление народа у реки; шли, побросав дела. Спешили все, от детей до стариков. Едва ходячие, волоча ноги, шли, опираясь на палки, дабы успеть, пока не разошлась толпа. В деревне причина не столь важна – нельзя пропустить что-то важное или не стать участником толпы по любому поводу. В пересказе о случившемся терялся смак участия.
Чужаки, разложив вдоль реки, по всему лугу приборы, продолжали начатую накануне работу. Деревенские окружили их, возмущённо задавали вопросы. Но приезжие, группа из десяти человек, были серьёзно заняты делом. Они не обращали внимания на толпу. Тогда несколько мужчин из деревни направились к одному из чужаков. Он стоял поодаль, над чертежом, развёрнутым на капоте машины. Почувствовав их затылком, настороженно поднял голову, заложил за ухо карандаш, в ожидании посмотрел на деревенских. Они приветствовали его, поочерёдно протягивая руку:
– Салам алейкум, добро пожаловать к нам, в деревню.
– Алейкум салам, спасибо большое.
– Геологи?
– Да, есть и геологи среди нас.
– Только стадо наше напугали, молока не будет, – пошутил один из деревенских, успокоив себя ответом.
От геологов вреда деревне не бывало. В деревне встречали их радушно, угощали и провожали с гостинцами.
Чужак продолжил:
– С завтрашнего дня коров сюда загонять нельзя. Здесь кругом будет огорожено.
– Что значит нельзя? На этом лугу всегда паслись наши коровы.
– Ну, паслись и хватит. Луг не ваш, это собственность государства.
– Какого государства? Испокон веков это были земли нашего бека. Он был настоящим хозяином. Кормил всю деревню. Мы жили у него, как у бога под крылом.
– Сейчас не время беков. Это всё в прошлом.
– У нас нет другого пастбища, куда прикажете скотину выгонять?
– Ну, знаете, это вы решайте сами, вы хозяева, они же ваши, не государства. Здесь решено построить водохранилище.
– Для чего? Воды нашей реки достаточно для нас. Мы орошаем наши огороды, ни от кого не зависим, кормим сами себя, у государства не просим. Слава богу, реку отнять не могут.
– Ошибаетесь, как раз будет проведён от водохранилища канал, по которому воды этой реки потекут на колхозные поля, далеко, за вашу деревню.
– А нам что делать? Выходит, огороды не сажать? Воду отбирают?
Толпа приблизилась, взяв в тесное кольцо чужака; гул её сливался с шумом реки, закладывая уши. Вода в реке бурлила, будто возмущалась вместе с народом.
– Мы вам не дадим хозяйничать на нашей земле. Уходите по-доброму, иначе за себя не ручаемся.
Чужаки, побросав свои приборы, подошли ближе к толпе. Один из них, пожилой, худощавый мужчина высокого роста, в панаме, обратился к деревенским:
– Послушайте, пожалуйста. Я вас понимаю, но, поймите, это не наше решение, так решило государство. Эти земли принадлежат не нам с вами. У них есть хозяин, до сих пор вы пасли скотину, пользовались лугом, лесом, рекой. Сегодня государство решило вырубить лес, построить водохранилище, канал для многих таких же людей, как вы, чтобы все были счастливы, работали на общее благо.
– Хватит! Надоело слушать пустые разговоры. Это государство или как оно там ещё называется? Пока поймёт, что значит благо народа, мы все пойдём по миру. Сам бог вам судья. Мы знаем, видели уже, против государства мы не сила. Безбожное государство погубит деревню. Пусть нас защитит сам бог. Мы бессильны, но знайте, эти земли защищает дух сеида, он покарает безбожников.
Эти слова прозвучали как проклятие. Толпа стала расходиться. Люди не знали, что делать. Куда завтра выгонять скотину на выпас? Вокруг одни горы.
Ближе к вечеру погода стала хмуриться. С гор доносились раскаты грома. Собирался дождь. Народ едва успел управиться с хозяйством во дворах, как с грохотом посыпался град. Градины были огромные, размером с грецкий орех. Мигом всё покрылось ледяными шариками. Раскаты грома и сверкание молний высоко в небесах перекликались, отдаваясь эхом в горах. Казалось, весь мир рушится.
Ночью никто в деревне не спал. Река разлилась так, что затопило всё. Потоки селя разрушали и сносили всё с пути. Люди, кутаясь в одеяла, тёплые шали стояли вместе, образовав огромную толпу на холме, вокруг дочери бека. Она, опираясь на посох, стояла с ровной осанкой, как царица, будто управляла этой стихией…
Река взревела, толкая валуны в потоке мутных вод. С рассветом усталые воды стали зализывать раны берегов. К утру было ясно, что река поменяла русло. Ближний луг ушёл на дно, отрезав подступ со стороны деревни. Лес и дальний луг оказались между горой и рекой.

Государству невыгодно было вести новые расчёты – у него в запасе много других рек и земель. Луг и лес одичали, ни одна нога не могла ступить туда. Люди постепенно покидали деревню, перебираясь ближе к равнине, где можно было заводить скотину.
Деревня будет жить, пока живёт дочь бека. А дальше… Кто знает… Когда и как объявится новый хозяин…


 Сеид – религиозный титул потомков пророка Магомеда