Любовь моя, печаль моя

Кухня в нашей квартире маленькая. Этим никого не удивишь. Всё в шаговой доступности, в прямом смысле. Шаг вправо – мойка, шаг назад – плита, шаг в сторону – холодильник. Удобно. Когда ты один в данном помещении. Зато окно на кухне шикарное, большое. Обзор замечательный. Вот у забора скромно притулились пара яблонь и сливы, дальше соседский дом виден, ещё дальше край лесной опушки, а выше - небо. Огромное, удивительное небо. Краски меняются в зависимости от времени года и суток, от погоды и… моего настроения. Бывает так тягостно, что синяя лазурь кажется тёмным кобальтом.

В детстве я мечтала о городской жизни. Почему? Не знаю. Мы жили в крохотном посёлке, затерянном среди лесов. Родители души не чаяли в своей малой родине, а я втайне мечтала о городе. После второго класса меня повезли в Питер. Мы ехали в гости к нашим родственникам. Бабушка оставалась дома и была страшно недовольна. Она ворчала: «Взрослым – гости, а ребёнку ломка кости!» Ребёнок помалкивал, ожидая путешествия. Дорога в Северную столицу не запомнилась. Мы ехали на поезде, но я совершенно ничего такого особенного не помню. Другое дело – Питер.
Громады зданий, шум проспектов, дворы, метро, магазины, кафе, где подавали шарики цветного мороженого, самого вкусного на свете. Меня не смущала городская суета и многолюдство. Было чувство, что я попала в родную стихию. Зоопарк не произвёл большого впечатления: странные запахи, холодный ветер и могучий храп спящего льва, а вот кинотеатр – сказка просто. Мы ходили смотреть «Кавказскую пленницу». Так приятно сидеть в бархатном кресле, болтать ногами и облизывать слегка подтаявшее мороженое в стаканчике. Дорога домой утомила. Сначала душный вагон, бесконечные разговоры взрослых, сливающиеся в монотонное "бу-бу-бу". Потом, наконец-то, наша станция, ночная тьма, редкие фонари. Я, сонная и вялая, обнимаю бабушку. Утро возвращает меня в привычную жизнь, и только в дальнем уголке сердца оседают воспоминания.

Спустя годы, когда мы с папой, как многие наши земляки, ездили в Питер за продуктами, пришли иные впечатления и размышления. Это было странное время. В нашем районе исправно работал маслозавод, выпуская отличную продукцию. Только в магазинах её не продавали. В соседнем городе на мясокомбинате делали очень хорошую колбасу, но куда она отправлялась, никто не знал. За всем нужно было ехать в город трёх революций. И мы ехали. Ночным поездом, который так и называли в народе – колбасник. Ранним утром мы выпадали из вагона и шли занимать ячейку в камере хранения, а уж затем в рейд по магазинам за продуктами, которые закупали не только для себя, но и для родных, друзей и соседей. Стоя в очереди, я видела, как смотрят на нас городские жители. В их глазах читалось и удивление, и жалость, и… пренебрежение. Да.

Вот в мясной отдел приходит пожилая дама. На ней лёгкий плащ, накинутый на домашнее платье, на ногах хорошенькие кожаные тапочки. Значит, она пришла прямо из дома, откуда-то с верхних этажей спустилась в этот полуподвальчик. Здоровается с продавцом, называя его по имени. Вальяжный дядька в белом колпаке улыбается ей, как старой знакомой. Собственно говоря, почему бы и не быть им знакомыми? Дама живёт в этом доме всю свою жизнь, а дядька работает тут сто лет. Она заказывает небольшой кусочек мяса для первого, а он уточняет: «Вам, как всегда? С сахарной косточкой?» И мне так нестерпимо хочется, чтобы и я родилась в этом городе, в таком вот старом доме с просторным парадным, широкими лестницами, старинным лифтом. Чтобы быть крохотной точечкой всей этой питерской красоты: проспектов и мостов, дворцов и двориков, парков и музеев. Так хотелось раствориться в очертаниях набережной, в холодном низком небе, в свинцовых невских волнах… Стать деталью пейзажа…

В Москве мне тоже приходилось бывать. В столице нашей родины жил мамин брат с семьёй, мой дядя. Мы приезжали к ним довольно часто. Солнечная многоликая Москва нравилась, но становиться её частью почему-то не хотелось. Хотя когда-то, будучи ещё кнопкой-дошколёнком, я изумляла и веселила родителей, горячо убеждая их уехать на пмж в Москву. Они смеялись и спрашивали: «Да что там делать-то? Что там хорошего?» А я настаивала: «Как же что делать? Жить там. Вон по телеку показывают, какие дома большущие. А Кремль какой! Там звёзды рубиновые!» Папу и маму город утомлял и не привлекал. Им хотелось назад, к себе, к тишине, простым заботам, а меня влекли неведомые дали.

Сбылось. Я повстречала свой Белый Город У Самого Синего Моря. Да. Именно так. Каждое слово с большой буквы. Никак иначе. Потому что это… любовь. Шальная, невозможная, несбыточная. Так серая замухрышка теряет голову и своё сердце ради первого красавца и умницы. Она прекрасно знает, что этот мужчина ей не предназначен. Он даже не посмотрит в её сторону, не по заносчивости, нет, просто её заметить трудно. Бледная тень, которая никогда не сделает шаг первой. Я прожила в этом замечательном Городе пятнадцать лет. Там прошли самые лучшие мои годы. Сколько рассветов и закатов он мне подарил. В выходной день я могла вскочить в троллейбус, встать на задней площадке и любоваться. Смотреть, как улицы раскрываются, будто диковинные цветы. Запрокинув голову и затаив дыхание, слушала раскаты пушек над водной гладью и ждала, когда в чёрном небе вспыхнут огненные букеты салюта. С замиранием сердца наблюдала за вечным бегом морских волн, целующих скалистые берега и строгие набережные. Огромные платаны укрывали меня от ливня, что застал в самом центре Города, а из окна автобуса я наблюдала сказочную картину: высоко-высоко под куполом бархатного небосклона плыл юный месяц, и рядышком золотым бубенчиком переливалась звёздочка. Сияли звёзды на офицерских погонах. На пригородном шоссе можно было обогнать небольшую колонну танкеток. Две-три машины. В нашей бухте стояли у стенки подводные лодки, разные, иногда весьма диковинного вида. Когда шла генеральная репетиция парада ко Дню военно-морского флота, слабонервные дамы уносили ноги с бульвара. Пальба была нешуточная. Палило жаркое солнце, над асфальтом колыхалось марево. Осень дарила щедрое золото аллей, дразнила запахом молодого вина, угощала грецкими орехами. Зима томила серыми туманами и злыми штормами, весна кружила голову ароматом цветущих садов.

Много воды утекло за 15 лет. Мир стал другим. И тогда добрый Боженька решил, что хватит с меня городской жизни. Я всегда знала, что всё кончится. Нам не быть вместе, мне и Городу. Знала, но в нечаянных мечтах мне почему-то грезился маленький домик, крошечный сад. Времянка, стол у окошка, за спиной небольшая муфельная печь. Податливая глина под руками, баночки с глазурью, кисточки в стаканчике. На полке сохнут глиняные игрушки… Солнце светит, виноград в беседке совсем уже созрел… Неспешно бежит время за работой. И ещё столько всего хорошего впереди, и друзья рядом. В ближайшие выходные обязательно соберёмся на прогулку в горы… Нет. Не сбылось. Пришли иные времена, иные заботы.

Мучительно долго я боролась со своей любовью, запирая её на замок в самом дальнем уголке своей души. Я очень старалась. Только во снах всё равно летала бесплотной тенью над Городом, роняла слёзы и тосковала. Прошло долгих двадцать лет. Ничего уже нельзя изменить. Мой Белый Город У Самого Синего Моря, любовь моя, печаль моя, как хорошо, что ты был в моей жизни. Мне посчастливилось пройти по краешку Твоей судьбы, как в той песне. Твои улицы обнимали мои плечи, твоё море качало меня на руках, твои дожди умывали мои слёзы. Ты улыбаешься мне из далёкого далека, я робко машу тебе рукой. Между севером и югом раскинулось безбрежное небо, которое так хорошо видно из окошка моей маленькой кухни.