Кошмар на Вознесенской горке

(к 100-летию расстрела царской семьи)

Живу я лет уже немало
В столице Среднего Урала
Сменившую названье вдруг
На город Екатеринбург.
А прежде хорошо звучало,
Когда Свердловском зваться стала
И до сих пор Свердловский вальс
Волнует горожан у нас.

Поныне б город звался так,
Но избранный «царём» земляк
Решил переименовать –
Старинное названье дать,
А мы гадаем, чтим какую –
Жену Петра, или Святую?
Супругу вроде не с чего –
Гуляла баба без него.

Мой  дом у Вознесенской горки,
С рассветом раздвигая шторки,
В окошко  вижу особняк,
На нём есть родословный знак
Купцов уральских Расторгуевых,
Изваянный вверху его.
Остался неизвестен зодчий,
Молва гласит, что плохо кончил.

Я сам не раз встречал ребёнком
В дворце том приходящий год,
Кружил под высоченной ёлкой
С детьми другими хоровод.
За нами демоны бродили,
Кощей Бессмертный, Змей, Яга,
Потом подарки всем дарили –
Вот было весело тогда!
               
В нём пионеры  мастерили,
Учились петь и танцевать,
Им, значит  мне, ключи вручили,
Чтоб интеллект наш развивать.
Не думали  мы, не гадали,
Случилось что в дворце давно
Ведь прошлое воспринимали,
Как будто зрители в кино.

Не ведали про то строенье,
Известное когда-то всем,
Что там скрывалось приведенье
В подвале. Жутко было тем,
Кто ночью рядом задержался –
Внизу подземные ходы,               
Повсюду призрак им казался
Без плоти, кожи, бороды.

О том преданья говорили,
Что его зодчий, крепостной,
Когда свободу посулили,
Дом спроектировал большой,
С конюшнею, часовней, парком,
Оранжерея где цвела,
За это воля не подарком,
А лишь оплатою была.

Двенадцать лет дворец он строил,
Душу свою в него вложил,
Купцу богатство тем утроил,
Свободу же не получил.
Хозяин скрыть намеревался
Тайны подвалов и ходов,
И чтоб никто не догадался,
Холопа запер на засов.

Кто стал свободой одержимый,
Не согласится быть рабом,
Пусть будет шанс один, но зримый,
Вперёд, не важно, что потом!
А коль стреножен, крепки путы,
Пусть вырвется наверх душа,
Воскликнув на прощанье «Тьфу ты!»,
Что жить, страдая и труша?!

Решенье выбрано простое –
Верёвка сверху и петля,
Скамья, которую ногою
Толкнул подальше от себя,
Чуть дёрнулся, проверил прочность
Уже натянутой струны,
Оставив в прошлом всю порочность,
И погрузился в царство тьмы.

Лишь появляясь на  мгновенье,
Уже как призрак, по ночам,
Пока не будет погребенья,
Предстанет чьим-то вдруг очам,
Тот вслед пойдёт без промедленья
В подвалы страшного дворца,
Что встал на горке Вознесения
Над прахом своего творца.

***
Теперь напротив Храм построен
С приставкой скорбной «на Крови»,
На месте той жестокой бойни,
Где по команде «красных» «пли!»
Расстрелян царь со всей семьёю,
Прислугой, лечащим врачом
В эпоху названной войною,
Когда всяк мог стать палачом.

В домовладении Ипатьева
Укрыли бывшего царя,
Об этом слух прошёл некстати,
И все попытки были зря
Спасти его с семьёй от мести
За жертвы в мировой войне,
За голод и дурные вести,
Чтоб страсти погасить в стране.

Пока заложников держали,
Торги вели большевики,
Их для размена предлагали
И шансы были велики,
На перемирие с Германией
И примирение в стране,
Но было поднято восстание
С убийством Мирбаха в Москве.

И царь с семьёю стал не нужен,
Коли пошёл такой раздрай,
Казалось многим – будет хуже,
Ведь в людях злобы через край.
Потом дорвутся до расправы,
Как только белые придут,
Отмстят тем за позор Державы,
Которые не убегут.

Решенье принял Облсовет:
«Казнить! И вариантов нет».
Известно мало про детали,
В Кремле, естественно, «не знали»
И всё списали на уродов –
Виновны, мол, Белобородов
И некий иудей Юровский,
А не Ильич, Свердлов и Троцкий.

***
Предупреждал царя Распутин,
Чтоб не соперничал в войне,
Что приведёт всё это к смуте,
И новым бедствиям в стране,
Но был убит коварно «старец»
За то, что он стране предрёк,
Царь сам открыл Пандоры ларец,
Отвергнув, что сказал пророк.

В то время всех покинул разум,
Труп из могилы извлекли,
Стал демоном Распутин сразу,
Коль не добрался до реки
С магическим названьем Лета,
Не обретя себе покой,
И мстит обидчикам за это,
Своей невидимой рукой.

И вот по воле провиденья
Обрёл Распутин ремесло,
Его в обличье приведенья,
К другому старцу занесло,
Который обитал в подвале
Того старинного дворца,
Они на пару наблюдали
За жуткой драмой до конца.

***
Сон снится вещий экс-царице:
Два приведенья в дом идут –
Зодчий поднялся из темницы,
А с ним Григорий тут как тут,
Ей знаки делают, хохочут
И в спальни к детям держат путь,
Она кричать из всех сил хочет,
Чтобы обратно их вернуть.
               
Губы шевелятся беззвучно,
Немы раскрытые уста,
А те уже кладут поштучно
Родных в гробы, что у куста
Цветущего чертополоха
Сукном обитые стоят,
И Александре стало плохо,
Проснулась с криком: «Свят, свят, свят!»               

К супругу забежала в зало,
Он до сих пор ещё не спал,
Вся бледная, как лунь, дрожала
И зуб на зуб не попадал.
Тот успокаивал, надёжил
Свою любимую жену,
С которой жизнь в ладу всю прожил,
Казалось, был у ней в плену.

***
В день накануне преступленья
В раздумье Николай стоял,
В окно взирая на строение,
Фасад чей  месяц освещал.
Дворец  тот чудное творенье,
Напоминал ему о том,
Что промелькнуло как  мгновенье,
Неповторимое притом.

Знать не случайно совпаденье
Места погибели царя
С его династии рождения –
Ипатьевского монастыря,
В котором Михаил Романов
Царём в тринадцатый стал год
И мутит сотни лет «иванов»
Довлеющий над ними чёрт.               
               
Под вечер все засуетились,
Пришёл на смену караул,
Вслед комиссары появились
А издалёка слышен гул –
Белогвардейцы приближались,
Не устоять, коль будет штурм,
Уже на подступах сражались –
И места нет от мрачных дум.

***
И вот июльской мрачной ночью
Во двор заехал грузовик,
Доставивший, как стаю волчью,
Воткнуть готовых в тело штык
Зашёл  Юровский к Николаю, 
Велел спуститься всем в подвал:
«Скажи своим, что мы съезжаем,
Я лучше место подыскал».
 
Взял на руки отец сынишку,
Не стал будить, спокойней так,
Вручил одной из дочек книжку,
Чтоб прочитав узнала как,
Поймав во ржи густой жар-птицу
Поправился Иван умом,
Женился вскоре на девице
И счастлив с нею был потом.

Обнял супругу Александру:
«Навеки, дорогая твой,
Жить без тебя, поверь, не стану,
Мы связаны одной судьбой.
Не плачь, возьми за руки дочек,
Утри глаза, ведь я с тобой,
Вот  милая тебе платочек,
Пойди, пожалуйста, за мной.

В подвале стулья в ряд стояли,
Супругам  предложили  сесть,
Охранники чего-то ждали,
Ужасную, похоже, весть.
Сын у отца был на коленях
Ослабленный, едва живой,               
Превозмогая боль мученья
И скорый чувствуя покой.

Когда Юровский вниз спустился,
Держа исписанный листок
Романов истово молился,
Взирая вверх на потолок.
Убийца главный сделал выстрел,
И разрядил весь пистолет,
Стрелять другие стали быстро
И никому спасенья нет.

***
Вот смолкли и пальба, и стоны,
Чуть дым струится из стволов
И все отстреляны патроны,
Не видно поднятых голов:
Убиты царь с женою, дочки
И сын – наследник Алексей,
А привидение хохочет –
Не пощадили всех детей.

Поныне Гришке нет покоя,
Через полвека дом снесли,
Храм на Крови  там был построен,
Останки царские нашли.
Царя произвели в святые,
Покинул призрак свой приют,
Настали времена лихие,
Его другие жертвы ждут.