Волхвы. глава из повести

-Элкина комнатка – большую часть времени является известной в нашем городе впиской. Ее адрес внесен во все вписники автостопщиков. Обычно тут не протолкнешься:  кругом валяются спальники, на кухне варится хавка в огромной бадье, кто-то музицирует на гитаре, кто-то вещает о  мистерии трассы…. Нам еще с тобой крупно повезло, что Элка с друзьями отправилась на какое-то там соревнование по автостопу. 
По поставила чайник на огонь, затем зажгла свечку, и комната преобразилась в ее живом колеблющемся свете.
- А еще Элка – настоящий меломан! Представляешь, в этой крохотной комнатке размещается огромная фонотека! 10000 пластинок! – По открыла проигрыватель, аккуратно поставила пластинку и опустила иглодержатель.
-Лакшминараяма Субраманиам. Индийский скрипач. – объявила она. По-крайней мере, имя это ты запомнишь на всю оставшуюся жизнь, если конечно, новый кирпич не свалится тебе на голову.

Затем она включила проектор и на потолке стали сменяться слайды картин великих художников. Оказалось, что Лиахим с первого взгляда вспомнил “Мертвого Христа” Гольбейна, “Мадонну с младенцем под яблоней” Лукаса кранаха Старшего, “Прогулку”Марка Шагала и проч.
Скучать им особенно не пришлось – в дверь неожиданно постучали, чему По совершенно не удивилась. На пороге оказалась незнакомая парочка, какие-то дальние Элкины знакомые, желающие полюбоваться на комету. Парочка, не распадаясь на отдельных индивидуумов, уместилась в креслице, и принялась слушать Субраманиаму, всецело занятая друг другом.
От них в тот вечер не осталось почти никаких подробностей – они вели себя достаточно тихо, но По и Лиахим все равно старались лишний раз не смотреть в тот угол. Изредка из темного монолита поблескивали очки, топорщился локоть,  раздавалось женское хихиканье или шорох одежды. 
Не успела закончится одна сторона пластинки, в дверь деликатно постучали. Пришел похожий на морскую свинку начинающий автор постмодернистских повестей. Не узнав никого из собравшихся он бочком прошел в комнату, уселся на краешек диванчика и стал совершать легкие медитативные покачивания взад-вперед. Его взгляд сквозь толстые линзы был острее бритвы, он был невероятно сосредоточен на собственном правом ботинке. Он обдумывал вторую сюжетную линию новой повести и мысленно выверял темп повествования. Он должен был хорошенько проветрить мозги, прежде чем вернуться в свою тихую писательскую норку, на маленькую кухонку с тикающими часиками и электрической лампочкой, которая символизировала воплощение экзистенциального ужаса перед ночью бытия. Писатель не тратил времени даром, несколькими цепкими взглядами он собрал необходимую информацию о присутствующих, и принялся обрабатывать ее в духе постмодернистской игры.
По успела разлить чай по чашкам, как раздался напористый стук в дверь и тут же в комнату ввалился вездесущный Просвиркин. Он оказался знаком со всеми присутствующими, кроме Лиахима. Что заставило его притащится сюда в эту ночь – По не ведала, но Просвиркин всегда оказывался там где нужно, даже если приходилось присутствовать одновременно в совершенно разных местах. Просвиркин поставил в углу мешок с несколькими машинописными томами собственных сочинений и уселся за стол, дожидаясь чая. Вряд ли в городе был человек, который при желании не совершил хотя бы однократного паломничества на улицу Зимняя, где по самые брови в малине и смородине стоял дом Просвиркина, похожий на скособоченный сундук, который трещит по швам, распираемый изнутри энергией своего владельца. Там перебывали все: местная интеллигенция, студенты и студенточки творческих специальностей, байкеры, журналисты, рокеры, неформалы, идейные дворники и сторожа, бывшие нквдшники, убогие всех мастей, одержимые всевозможными маниями. Новые люди не задерживались в этом устоявшемся осином гнезде местного сброда.
Репутация у Просвиркина с юности была скандальная – самые наивные почитали в нем непризнанного гения, простые обыватели принимали его за городского сумасшедшего. Надо сказать, что ни тем, ни другим Просвиркин отродясь не был. Во время советской реакции ему довелось претерпеть прелести принудительного психиатрического лечения. Затем государство обеспечило его ежемесячным пособием по инвалидности, что позволило ему всецело предаться писательскому труду и общественно-просветительской деятельности. Просвиркин соблюдал целибат, и тщательно следил за здоровьем. Он изобрел какую-то целебную смесь, которую принимал внутрь ежеденно, поэтому вот уже несколько десятилетий выглядел на тридцать с хвостиком, только в последнее время слегка раздобрел и приобрел некоторую ложную респектабельность. Никто не знал его точного возраста, некоторые поговаривали, что ему теперь должно было быть что-то около семидесяти. Ни единого седого волоса не было в его кудрявой копне, на лоснящемся лице не было ни одной морщинки, выражение лица он имел младенческое, только глаза его при разговоре с собеседником превращались в два алмазных сверла.
Он принялся деловито прихлебывать чай из блюдца, с жадностью опустошая вазочку с печеньем.
“Волхвы…. ” – подумала По.  – Мельхиор вон язык проглотил, Бальтазар тут как тут с полным мешком даров… Золото, ладан и смирна… А кто еще заявится? Каспер? И все они здесь не случайно, не иначе как по случаю появления Лиахима – не то что в городе, а вообще, в природе… Эта двухвостая комета привела их всех сегодня сюда…
- Я вчера написал рассказ и хотел бы вам его прочитать прямо сейчас. – заявил Просвиркин, оглядывая собравшихся. Просвиркин окончательно убедился, что с   Лиахимом он не знаком, и в его присутствии почувствовал какую-то несвойственную ему робость.
Никто из присутствующих, за исключением Лиахима, не желал слушать ни новых ни старых произведений Просвиркина, стиль которого уже на первом абзаце набивал оскомину слушателю, а общий смысл произведения либо ускользал от самого автора, либо оказывался ничтожным.
Просвиркин уже листал последний том, изготавливаясь читать, как к всеобщему шумному оживлению, заявился Гера Уранов. Элкина комнатка была обязательным промежуточном пунктом его Великого Ежевечернего Конопляного пути. Проигрыватель обиженно взвизгнул иглой и индийского скрипача сменил БГ.
Гера одарил рукопожатием каждого из волхвов и Лиахима, потом скорбно пригладил совершенно седой ершик волос, и плеснув по рюмочкам принесенного с собой портвейна, предложил помянуть приятеля-растамана, забитого гопниками за дреды и радугу в сердце на улице посреди дня.
“Я ранен в сердце стрелой, меня не излечат…” – запел БГ. Гера, прищурясь, принялся скручивать самокрутку с травой. “Пойдем, Просвиркин, курнем” – предложил он, борющемуся за чистоту своего сознания сочинителю.
Когда они вышли из комнаты, начинающий постмодернист неожиданно вышел из транса, пошевелил усиками, прокашлялся и сказал:
 – Предлагаю сыграть в одну забавную игру. Воспользуемся так называемым “методом нарезок” Берроуза, когда вырезаются предложения или фразы из газет, журналов или литературных произведений, перемешиваются и из них составляется целое. Давайте, обыграем нашу с вами ситуацию ожидания некоего события,  превратив наше бесцельное сидение здесь – в пьесу постмодернистского театра. Предлагаю оставить одного из персонажей нашей будущей пьесы – в неведении насчет смысла происходящего. В отсутствии господина Просвиркина предлагаю составить текст пьески, прорепетировать ее, а Просвиркин будет по ходу пьесы вносить свои спонтанные реплики и поправки, тщетно пытаясь отыскать смысл там, где его, по вердикту постмодернизма – нет и быть не может!
-Так-так-так…. Оживилась парочка, - кажется что-то интересненькое…. Мы – за! Мы -будем участвовать!!! Лиахим с По переглянулись.

- Итак, поехали! Начинаем мозговой штурм! – лихорадочно стал командовать писатель…. Событие, событие, какое центральное событие, думайте-думайте – приказывал он собравшимся, будто дело происходило в его черепной коробке, и каждый из присутствующих был одним из его альтер-его.
- Поминки по Финегалу! – выкрикнули из угла…
- Саломея!
-Второе присшествие!
-Поклонение волхвов! – тихо сказала По.
Взгляд писателя остановился, он вскинул глаза на По, глядя сквозь нее, набрасывая в уме мотивы и возможности данного сюжета…. И забормотал: звезда…. Комета, комета, младенец…. Кто младенец? Волхвы…. Бальтазар, каспер и Мельхиор…. Дары… Игра в классики, Мага и Роккамадур…
Теперь – роли! Назначайте себя сами – скомандовал он.
- Мы – зеленые любовники! Шагаловские!  – раздался из угла хрустальный голос. На потолке застыл соответствующий слайд.
- Я – Мельхиор! – сказал писатель. - Соответственно, Просвиркина предлагаю назначить Бальтазаром, а Геру – Каспером, за его седовласость.
- Я – дух времени – сказала По, сама не зная почему.
- Я – Роккамадур? – спросил Лиахим, потому что и понятия не имел кто такой Роккамадур, просто имя больно понравилось.
- Теперь все присутствующие ищут на свой вкус фразы из книг или журналов – все, что отыщется в этой комнате – к вашим услугам! Это могут быть надписи на этикетках, цифровые обозначения, что угодно!
Следующие 10 минут, все суматошно шарили по комнате, пуская веером книги и журналы, записывая первое попавшееся на глаза. При этом договорились исходный текст переделывать белым пятистопным ямбом. Затем, исписанные бумажки сложили в шляпу, и перемешали.
Двигайтесь так, как вам подсказывает ваше воображение, можете издавать любые звуки, менять освещение, главное – спонтанность…. – напутствовал актеров писатель.
Вошли Гера с Просвиркиным.
Пьеса

Мельхиор(покачиваясь взад-вперед): - На трассе трое суток….Путь далек…
                Говеный автостоп. А вот и Каспер!
                Вот Ироды, очки разбили мне!
                Мы с дальнобойщиками не сошлись во мненьях!
                “люляки баб” – извечный корень зла!
               
                разглядывая треснутые очки: 
               
По дунула на свечку, комната погрузилась во тьму.
Раздался женский вопль. По стала методично щелкать выключателем настольной лампы.
Гера по-волчьи осклабился, врубаясь, что происходит что-то неладное. Сознание Геры расширилось настолько, что он видел не комнату, и не пьесу, а доисторическое пространство, и дух его носился над землей с такой скоростью, что Геру начало колбасить. Просвиркин приготовился читать рассказ
Мельхиор (подслеповато вглядываясь, передавая Гере текст).: что, Каспер, травка есть?
Каспер:  Еще какая!!!
С травою, замедляющею время,
Мы путь неблизкий одолеем скоро
Комета приведет нас прямо к цели

Дух времени:  Комета что в созвездии Стрельца
                Была замечена любителем прилежным,
                Все ярче разгорается на небе
                К Земле она все ближе с каждым днем
                И страх растет в глубинах темных душ,
                Что мир земной на волосок от смерти,
                Но траекторию ее Господь
                Чертил без умысла Армагеддон устроить
                Она скользнет в ночи по небосводу
                И пронесет гигантское ядро,
                В пустую бесконечность мирозданья
                Вкруг солнца дабы сделав оборот,
                Вернуться вновь к грядущим поколеньям
                Через две тыщи лет…
 
Зеленые любовники: в четыре руки рвут страницы :
Женский голос с надрывом –  Мой бедный Марк!
                Я не смогу любить тебя так долго!
                Тот кто нас создал бренными, зачем
                Вложил он чувства вечные в сердца нам?

Мужской голос                О Белла, обещаю, и тогда
                Когда зрачки мои окаменеют,
                Когда в астрономическом аду,
                утратив облик, имя, память, стану
                ничем, античастицей, все равно
                всегда я помнить буду имя “Белла”
                моя любовь со мною не умрет


Мельхиор:        Бла-бла, бла-бла, меня сейчас стошнит…               
               
Балтасар: – Могу узнать я, что здесь происходит?
                Хотите слушать мой рассказ иль нет?
.
Мельхиор: Нам не пора ль уже прибыть на место?
 Комета нам указывает ясно
 – что где-то здесь, в ночной тиши, невидим,
Создатель новой эры, царь царей,
 Спит в люльке слов – малыш Рокамадур.
Балтасар: О чем ты тут бормочешь, что за бредни?
Мельхиор: – На эту парочку посмотришь, спятишь…
Скажи нам, Каспер, были ль у тебя
 сердечные привязанности? То есть
не про люляки баб пойдет базар,
а про сердечное блаженство вкупе с плотским…
Каспер: –  Трава сегодня вовсе недурна….
 Я был царем. Я вел свои войска.
Меня наложницы сопровождали всюду.
Мельхиор: – Ах вот как…
Каспер: – травка чудная сегодня…
 как разбирает… Да, была одна…
Она была почти ребенком – я же,
 седой почтенный старец, не в отцы,
а в деды ей годящийся. И ей
взбрело в меня влюбиться.
  “На покрывале шелковом старик
ласкает деву шелковую.” Я
помолодел тогда на двадцать лет,
фафоровые зубы вставил, чтобы
моя улыбка белизной сверкала.
Хной выкрасил седины и усы.
И был безумно счастлив. Но недолго.
Меня она за старость разлюбила.
И с молодым цыганом от меня
 сбежала.
На покрывале шелковом старик….
 Ласкает деву шелковую….
Мельхиор: –  чу!
Комета замерла как поплавок
Здесь ни пещеры, ни яслей с младенцем (оглядывается)
Автозаправка. Придорожный паб.
Зайдем сюда. Наш долгий путь окончен.
Каспер: - Вон там, за крайним столиком сидит
В компании седого педераста
Какой-то кучерявый работяга
В его глазах такая благодать.
На вид ему лет тридцать с небольшим
Он разглогольствует с каким-то странным жаром.
Рокамадур: Для любой квазиравновесной термодинамической системы существует однозначная
функция термодинамического состояния  , называемая энтропией, такая, что ее полный дифференциал  .

Мельхиор: Сомнений быть не может – это он!
Рокамадур! Мы опоздали слишком!
Теперь ему царем царей не быть!
Вселенную не сотворить иную!
Его удел – посредственность и смерть,
Его судьба – безвестность и забвенье….
Балтасар: какой-то сумасшедший дом, ей-богу! Берет мешок, и, не прощаясь уходит….


Дух времени: Теперь всему конец! Конец! Конец!
                Конец
После ухода Просвиркина, компания перебралась на крышу, полюбоваться на комету Хейла-Боппа, похожую на сперматозоид в таинственной утробе вселенной. Когда портвейн был выпит, все разбрелись своими неисповедимыми путями и По с Лиахимом наконец-то остались одни.