А в Таганроге

А в Таганроге проходило собрание в 1968 году.

Собравшиеся хлопали глазами и были озадачены, а чьих мам имеет она в виду?

Это первое.

А второе. Укоризненно покачивая головой, училка говорила про меня, что я какая-то н е ч е с т н а я, с ударением сказала она. Надо сказать, что я согласилась, ибо покачивая головой, на весь класс с натянутой улыбкой отвечала, что да, критика совершенно правильная.

Училка взяла ещё одну записку, развернула её, и опять, о, прочитала к своему удовольствию, что я сею раздор в классе, и что если бы не эта приезжая, то в классе всё было бы спокойно. Наконец, в довершение всего, с первой парты развернулась Лариса с толстыми щёчками и налитой грудью и сказала, всё из-за меня её ругают, если бы не я, то никто слова не сказал бы.

Но утешительным призом моего бичевания было нечто такое-такое для моего детского тринадцатилетнего ума, что я пришла домой более счастливой, нежели в предвкушении горькой отповеди на предстоящем классном часе.

Развернулся медленно на своем месте посередине ближнего к двери места, парты, молодой человек и пристально и долго всматривался в меня, сидящей через весь класс.

Я замерла. Эффект последовал. На этого человека то я и работала. Я взглянула на него тоже, не знаю, что там у меня написано было на лице, но этому взгляду позавидовали все знаменитые и благополучно устроившиеся благодаря родителям, работающим учителями в школе, все девочки. Прошло пятьдесят лет, а его женой я себя хотела бы видеть до сих пор, но Москва 1969 года навсегда нас разлучила, я уехала с той же самой мамой, на которую намекала учительница, ай я-яй, без мужа живёт, а значит,  и т д., не попрощавшись с ним.

Высокий, стройный, с голубыми глазами и ртом Эхнатона, ртом с сарказмом, с курчавыми русыми волосами, открывавшими высокий, благородный лоб точь в точь как у Евгения Медведева из оперы Онегин. Доброта и юмор, такт и ненавязчивость владели всем его обликом. Да вдобавок сын учительницы физики. Кстати, и его ругали больше всех и он не шелохнулся.

Света Добронравова, нынешняя киевская оперная певица и профессор, от меня избавилась на следующий год, ненадолго, правда, ибо я уехала, как говорила, и в восьмом классе я была уже в Б, что ли, классе, где получала свои пятёрки, и в Москву приехала с репутацией отличницы. Москве я сказала, что Я луч света в тёмном царстве, и Москва мне ответила, что погасит этот луч, и погасила, а счастье было так близко, так возможно.