Беги человек - мёртвый человек

С полной версией можно ознакомиться по ссылке: https://savasavichev.wixsite.com/composer-kazarin (рекомендую первый вариант) или же в книжных магазинах.



ФРАГМЕНТ 1


Однажды Патрик Энтони получил очередное повышение, и с тех пор уже четырнадцать лет прибывал в звании комиссара. Тогда своё назначение главой полицейского участка весьма неблагополучного округа столицы он расценил как некое доброжелательное отношение к себе со стороны управления. Но вскоре понял, что его закинули на окраину с глаз долой, тем самым, наплевав на его тщеславные мечты о головокружительной карьере. Искренние помыслы о служении во благо общества, которыми Патрик Энтони подпитывал себя, учась в полицейской академии, со временем куда-то улетучились, лопнули, словно мыльный пузырь, как и его фантазии о сумасшедших погонях и жарких перестрелках. Вместо них в действительности его ожидали унылое патрулирование по ночным улицам, хулиганские выходки малолеток, скрюченные трупы наркоманов и пьяные дебоши в семьях. В итоге служба в полиции для Патрика Энтони превратилась в тягостную рутину. Изо дня в день он пережёвывал словно жвачку криминальные дела и делишки.
Теперь Патрика не заботил покой законопослушного населения юго-западной части города. А также теперь его нельзя было назвать цепным псом, ратующим за правопорядок. Подобно обременительной повинности он выполнял свою неприятную, но, как говорится, нужную обществу работу.

Тем не менее, Патрик Энтони по-прежнему оставался тщеславным и амбициозным человеком. Эти качества не давали ему покоя, постепенно взращивая в нем глубокую обиду и заставляя искать выход из создавшегося положения. Как-то раз Патрик проснулся раньше обычного и подумал: «Что ж, раз Фортуна развернулась ко мне жирной задницей, то отчего бы мне не засандалить по ней хорошим пинком!». Эта мысль помогла ему плюнуть на всех и на все.
Для начала он решил существенно поправить своё финансовое положение. Патрик Энтони без труда сообразил, что наиболее лёгкой добычей являются мелкие лавочники. И он с усердием принялся выворачивать карманы нуворишей, выискивая противозаконные нарушения в их деятельности. За короткий срок Патрик Энтони научил владельцев разнотипных заведений испытывать удовольствие от мысли, что взятка комиссару – это гарантия его исчезновения из их жизни на ближайшие пару месяцев.

Но и этого Патрику Энтони было мало. Его меркантильные запросы беспрерывно увеличивались, и вскоре он обратил внимание на поставщиков наркотиков. Предложив им своё прикрытие, Патрик пообещал, что в дальнейшем такого рода деловое партнёрство перерастёт в крепкую дружбу. Поставщикам понравилось предложение комиссара. Оно сулило экономию буквально на всем. Более того, столь весомая поддержка предполагала до нуля снизить степень риска в их преступном промысле. После недолгих раздумий и поверхностных расчётов они дали своё согласие на сотрудничество. Так Патрик Энтони приобщился к наркоторговле.
На первых порах он решил не разочаровывать своих подельников. С его лёгкой руки автомастерская полицейского участка перепрофилировалась в перевалочную базу. На ней же были проведены несколько крупных сделок. Но Патрик Энтони, в отличие от узколобых бандитов, понимал, что так долго продолжаться не может. Пока те радовались жизни, шурша толстыми пачками денежных купюр, он сдал их со всеми потрохами Отделу по особо тяжким преступлениям. И, захватив подельников своими силами во время очередной сделки, не довёз их до следственного изолятора, устроив по дороге зрелищную автокатастрофу. В тот же день отдал деньги, вырученные за товар, хозяевам наркобизнеса, попутно свалив всю вину за происшедшее на одного из поставщиков. Как вышло так, что ему поверили, одному Богу известно. Но то, чем руководствовались наркобароны, предлагая Патрику Энтони осиротевшее дело, никому не ведомо. Естественно комиссар согласился. А затем, неделю его мучили ночные кошмары, подобной дерзости от себя Патрик никак не ожидал.

Вскоре, выбрав наиболее малодушных и алчных из своих подчинённых, комиссар сколотил бойкую команду. Хорошие барыши, которые перепадали всем без исключения, стали верной гарантией от стукачей и других неприятностей. Но и этого было мало для Патрика Энтони. Теперь он надеялся, что деньги криминала позволят ему занять выгодное место в полицейском управлении. А возможно и более того – в Министерстве Внутренних Дел. Теперь он был осторожен, как никогда, и не торопил события. Патрик Энтони терпеливо ждал своего часа.
И, наконец-то, тот пробил. Правда, удача застала комиссара врасплох: он ожидал её появления совсем в другом месте и, с другой стороны.


Патрик Энтони стоял в коридоре собственной квартиры и нервно растирал костяшками указательных пальцев виски. За исключением штанов от пижамы и правого тапочка, на комиссаре ничего не было. Он сильно тёр виски, пытаясь сообразить, каким святым духом его сюда занесло.



ФРАГМЕНТ 2

После тяжёлого пробуждения Элоиз, наконец-то, открыл глаза. От бетонного пола веяло сыростью, и нестерпимо ныл правый бок. Дрожа всем, телом Элоиз поднялся. Сектанты, повалившись друг на друга, мирно спали. В воздухе висел неприятный до тошноты угар.
Элоиз, перешагивая через лежащих, выбрался из подвала. «Святого» и след простыл. «Вообще-то, так и должно быть, - подумал Элоиз. – Предоставил толпе «сокровенную общность и вознёсся к небесам», - он сплюнул. – Интересно, что это чудовище имеет с этих дураков?».

Было противно вспоминать. Рукав оторван, на плече вспухла уродливая цифра три, и тошнило так, что Элоиз готов был вывернуться наизнанку.

На улице впечатления о «Святом» притупились, будто он приснился. Элоиза обдул свежестью предрассветный ветерок, и ему стало легче. Ситроен по-прежнему стоял у подъезда Дженни. «Ладно, - решил Элоиз, - подъеду к ней в шесть вечера. Она как раз к этому времени должна прийти с работы. – Элоиз усмехнулся. – Я, пожалуй, не смог бы выстоять смену после такого спектакля».

Ему хотелось убийственно спать, Он вывел автомобиль на пригородную дорогу и в полудрёме, превысив скорость, поехал на дачу брата.


… Передвижной пост полиции зафиксировал правонарушение, но не стал останавливать несущийся «Ситроен» с сонным водителем…


ГЛАВА 4

Уже смеркалось, когда Элоиза разбудил телефонный звонок. Мелодичное дребезжание, доносившееся из гостиной, настойчиво развеивало тишину комнат и дрёму, которая не торопилась выпускать Элоиза из мира сновидений. Элоиз с трудом оторвал голову от подушки, поднялся с дивана и, войдя в гостиную, взял трубку.
-- Элоиз Кляйн? – услышал он женский голос.
-- Да, что вам угодно?
-- Это говорит Дженни Маркет.
Элоиз весь подобрался, непроизвольно поправляя ворот рубашки. Он не ожидал от неё звонка.
-- Я слушаю вас, Дженни.
-- Вы были этой ночью на нашем собрании. Я вас узнала по фотографиям, которые видела раньше, но сами понимаете, что пробраться к вам было невозможно.
-- Да, я понимаю! Вы что-нибудь знаете о моем брате?
-- Нет, но он оставил у меня свои записи. Я хочу их вам передать, и еще нам надо поговорить. Наши телефоны могут прослушиваться, так что буду ждать вас завтра в городской квартире Тонни.
-- Кем прослушиваются?
-- Об этом при встрече, до свидания.

Элоиз положил трубку. Дженни озадачила его ещё больше. Именно сейчас он понял, что предчувствия не обманули его, и у этой истории нехороший привкус. Часы показывали половину девятого вечера. «Проспал, - иронично улыбнулся Элоиз, -  а собирался в шесть ехать к ней. Хорошо, что она сама позвонила». Он прошёл на кухню, сделал себе кофе и удобно устроился в кресле у окна. «Так, - размышляя, Элоиз прикрыл глаза, - теперь мне понятно, что происходит. Тонни кому-то нужен, а я его близкий родственник. Значит, через меня решили выйти на Тонни, но он, кажется, не очень жаждет этого. Ну, что ж, я сыграю свою роль в этой истории, но только в пользу брата». Элоиз, поставив чашку на столик, закурил сигарету: «Хуже всего то, что не знаешь, с кем имеешь дело. Нет. Только не полиция.



ФРАГМЕНТ 3

Бесконечно долго тоннель спускался вниз, местами освещенный пробитыми в потолке колодцами. Вдруг мальчик остановился, привстал на полусогнутых ногах и завертел головой, прислушиваясь. Впереди раздавались голоса. Элоиз с трудом выделил их из хаоса, царящего в его сознании. Мальчик суетливо втолкнул Элоиза в боковой коридор.
Голоса приближались, и когда они стали ясно различимы, мальчишка кубарем выкатился в тоннель и медленно вполз в проход, зияющий в противоположной стене. Элоиз услышал, как кто-то спросил:
-- Ты видел?
-- Да.
-- Все сюда. Скорее!
Пять человек, один за другим, протиснулись в щель прохода.
-- Он здесь расширяется, - глухо прозвучал чей-то голос.
Вдруг неестественно заухали по тоннелю вопли, и откуда-то из-под камней донеслись приглушенные удары падающих тел. Показался мальчишка. Оскалился безобразной улыбкой и поманил за собой Элоиза.
Через сорок шагов в полной темноте из-под ног повеяло сыростью и трупным смрадом. Элоиз присел, ощупывая перед собой пол руками. Вскрикнув, отшатнулся: впереди была пустота, пол обрывался невидимой бездной. Элоиз ещё не успел отогнать от себя испуг, а мальчишка ужу тянул его назад.

Снова долго и мучительно волочились по тоннелю, но уже не в смутную мглу, а на маячивший впереди свет. И к тому времени, когда вышли на пологую насыпь у побережья, Элоиз совсем обессилел. Он повалился на щебень, теряя сознание. Мальчик, ползая вокруг него, жалобно скулил, показывая вниз, на берег моря. Но, так ничего и не добившись от Элоиза, он пристроился рядом и стал зализывать уродливую «тройку» на его сшибленном плече.



ФРАГМЕНТ 4
               
Айван Григ ураганом пронёсся по лестницам и коридорам редакции. Вбегая в свой кабинет, приказал секретарю, чтобы она никого не впускала к нему. Закрыв дверь на ключ, долго стоял перед зеркалом, тыча пальцем в своё отражение, и твердил: «Ты конченый болван, Айван Григ. Твоё место под крышкой мусорного бака, нет, под крышкой уни…нет, пожалуй, это слишком. Все равно, где бы это место ни находилось, ты, Айван Григ, навсегда останешься круглым дураком! Мозги у тебя куриные, у тебя не голова, а продолжение шеи. А если это и голова, то она набита только костным мозгом, как и твои корявые мослы. И Эдвард Григ не твой дедушка! Твои предки совсем недавно выбрались из лужи, кишащей инфузориями и амёбами. Короче говоря, ты дурак, Айван!»

Таким образом, детально проанализировав свою физиологию и выявив каждую ветвь своего генеалогического древа, он немного успокоился. Из ящика рабочего стола достал справочник абонентов Петербурга, нашёл в нем телефон профессора Дворецки и позвонил. На том конце провода раздался голос автоответчика: «Уверены ли Вы в том, что я хочу с Вами разговаривать? Если да, то положите трубку и больше мне не звоните. Если нет, то сделайте это ещё быстрее».

Айван, издав то ли стон, то ли трубный вопль взбесившегося слона, грохнул трубкой о телефонный аппарат. Когда его побагровевшее лицо слегка порозовело, он позвонил Анне в мэрию.
-- Дорогая, как обстоят дела с моей просьбой?
В ответ Анне захихикала. Её смех окончательно вывел из себя Айвана.
-- Я…ты…да…пре…прекрати! – заорал он.
-- Во-первых, это ты прекрати на меня кричать, - невозмутимо ответила Анне, - а во-вторых, успокойся. Я только что поговорила с ним, - она снова хихикнула.
-- Ну, и…?
-- Он сказал, что ему абсолютно безразличны и Григ, и Чайковский, и папа Римский. А когда я стала убеждать его в необходимости вашей встречи, то он просто послал к чертям собачьим всех композиторов, а заодно и тебя вместе с ними. Вот так, милый.
-- Что же теперь делать? – Айван находился в состоянии, близком к шоку. Впервые в жизни им столь недвусмысленно и откровенно пренебрегли. Он обмяк, развалившись в кресле, и неожиданно стал икать, судорожно вздрагивая.
-- Прежде всего, попей воды. А потом хорошенько подумай над тем, что будешь говорить, если доберёшься до профессора. Я позвоню тебе вечером, пока.


В телефонной трубке Айвана раздались короткие гудки. Он бросил её на стол и, обхватив голову руками, приказал себе: «Думай! Пока ещё есть время, ты должен что-нибудь предпринять». Сквозь хаос мыслей ему на ум пришло единственное, более-менее логичное соображение. Он решил, во что бы то ни стало, пробраться в усадьбу профессора и поговорить с ним. Последним пожеланием Анне Айван пренебрёг: «В конце концов, сориентируюсь на месте. Думаю, что оригинальная тема для разговора найдётся сама собой».



***

Старинные часы, размеренно покачивая маятником, пробили полночь. Дворецки полулежал на широком диване, облокотившись на чучело тигрёнка.
-- Как ты думаешь, Джеки, - обратился он к далматинцу, появившемуся в дверях комнаты, - почему люди так любят брать, ничего не давая взамен?

Пёс, навострив уши, внимательно посмотрел на профессора, фыркнул и завилял хвостом. Его непроницаемые разноцветные глаза (один зелёный, другой чёрный) все понимающе заблестели.

-- Как всегда ты отмалчиваешься, а я размышляю бог знает над чем и задаю глупые вопросы, - Дворецки расчесал миниатюрной щёточкой редкие пряди волос на голове, морщась, потёр пальцами виски. – Вот и огонь угасает.
Далматинец, войдя в комнату, подошёл к аккуратно сложенной у стены дровнице, зацепил клыками полено и, подтащив его к камину, бросил в костёр.
-- Знаешь, Джеки. За все надо платить в этой жизни: я – тебе, ты – мне; ты – мне, а я – тебе. И заварил эту кашу Господь Бог ещё там, в Раю, устроив показательные испытания Адаму и Еве.


Профессор, дирижируя правой рукой в такт своей размеренной речи, стал декламировать:
-- Как-то раз, ангел полюбопытствовал у Всевышнего: «А не поддастся ли женщина искушению, не испробует ли запретный плод, который называется – ЯБЛОКО. А не ослушается ли тебя, Господи, мужчина и не соблазнится ли сладострастным грехом. Не нарожают ли они потом детей, которые загалдят вместо райских птиц в твоём саду и тем самым будут мешать тебе думать о Вечности?». «Даже и не знаю, - ответил Бог Дьяволу. – Но было бы интересно убедиться в чистоте созданного мной». Не прошло и года, как Ева, не устояв перед искушением, отведала запретный плод. Представляешь, Джеки, она откусила от него всего лишь маленький кусочек, но с тех пор пошло и поехало. Человеку сразу же были рекомендованы в качестве лечебных пилюль земная жизнь, исправительные работы, кашель, насморк и двухметровый слой земли над крышкой гроба. Таковой оказалась расплата за грехи прародителей наших и за неуёмное любопытство Бога и Сатаны.

Пёс, закинув очередное полено в камин, постоял минуту, наблюдая за разгорающимся огнём. Затем влез на диван и лёг в ногах хозяина.

-- Так-то вот, Джеки, - профессор Дворецки приподнялся и погладил далматинца. – Я тебя создал, нарёк именем, вырастил, научил мыслить, и теперь ты мой должник до конца дней своих. И если ты ослушаешься меня хотя бы на йоту, то я тебе гарантирую и кашель с насморком, и двухметровый слой земли над крышкой гроба.

Собака, внимательно слушая монолог профессора, фыркнула при его последних словах, отвернулась и, положив морду на лапы, закрыла глаза.
-- Такова жизнь, Джеки, суровая и жестокая, - Дворецки встал, туго затянув пояс халата на своём круглом животике, вышел на балкон.


Мрамор приятно холодил босые ступни профессора. Он с наслаждением потянулся, высоко закинув руки над головой и привстав на цыпочки. Затем оперся на массивные перила и, что-то тихо напевая, стал любоваться ночным садом. Среди деревьев и кустарников над густой травой мерцала едва заметная дымка тумана. Полевые и декоративные цветы, растущие где, попало, казалось, парили над землёй. И по высокому, каменному забору, окружающему особняк, струились нити лунного света, придавая ему вид средневековых стен.

Голос, неожиданно прозвучавший, был настолько чужд волшебству ночного сада, что профессор вскрикнул скорее от негодования, чем от испуга.
-- Кто здесь?
-- Простите…извините…я хотел бы...
Дворецки, перегнувшись через перила, посмотрел вниз. Буквально у его ног, цепляясь за вьюн, разросшийся от земли до балкона, висел человек.
-- Кто вы такой и что вам угодно?!
-- Я Эдвард Григ... то есть Айван. Меня зовут Айван.
-- Так, так, - вид барахтающегося в зарослях вьюна рослого мужчины рассмешил Дворецки, - значит, решили зайти ко мне в гости? Не поздновато ли?
-- Обо мне вам сегодня говорили, - Айван Григ запыхтел, чувствуя, как теряет силы.
-- Я прекрасно помню разговор с милой девушкой в мэрии. И вот что я думаю: если вы сейчас упадёте и расшибётесь насмерть, то это будет банальное происшествие в моей и вашей жизни, а если я вас спасу и… - профессор на мгновение задумался, скривив в ухмылке пухлые губы, - то вы сможете мне пригодиться, - и, уходя с балкона, бросил через плечо: - Взбирайтесь, а я пока уведу собаку.

Обливаясь потом, Айван неуклюже перевалился через перила. Слегка отдышавшись, вытер раскрасневшееся лицо носовым платком, и, решив, что теперь выглядит должным образом, вошёл в комнату. Дворецки, вновь удобно устроившись на диване, встретил его кивком головы.
-- Можете сесть у камина, - и пока Айван пытался уместить своё грузное тело на низком маленьком пуфике, профессор внимательно изучал его внешность. – Знаете, такая же оригинальная встреча с журналистом у меня произошла три года тому назад в Австралии.
Айван Григ улыбнулся, расценив слова Дворецки как комплимент.
-- А потом с тем парнем произошло несчастье. На берегу бескрайнего моря, искрящегося в солнечных лучах, его застрелили. Так прозаично, пух, - профессор, ткнув пальцем в сторону Айвана, засмеялся, - и человека не стало. Впрочем, он пострадал за своё необузданное любопытство. Чем вам не сюжет для очередной статьи?
Айван, не зная, как реагировать на сказанное Дворецки, молчал и глупо улыбался. Не обращая внимания на его смущённый вид, профессор продолжал говорить:
-- До вашего появления, юноша, я философствовал о долгах и грехах со своим далматинцем. А каковы ваши соображения на этот счёт?
Айван, пожав плечами, ответил:



ФРАГМЕНТ 6

-- А чё я, грек что ли! Это он конюшни чистил. У него здоровья немерено, а я уж как-нибудь.
-- Это ты о Геракле?
-- Я чё, помню, что ли? В кино видел его. Все ему чего-то надо было. Короче, в каждой бочке затычка… а нам бы до отстойника добраться!
-- Значит о Геракле.
-- Ну, значит о нём, - Хандрикс кивнул, соглашаясь. – Скорость-то прибавь. Уснула, что ли? На велосипеде пешком и то быстрее!

Анне резко затормозила.
-- Нет, я так не могу! Все-таки сбегаю, посмотрю.
--У-у-у, сиди, я сам, - Джимми остановил её, схватив за рукав кофточки. – То же, мне, геракла нашлась! Неймётся, что ли?!


Громко ругаясь, он выбрался из «Опеля» и с тревогой огляделся по сторонам. От полицейской машины доносился неясный шум. Чем ближе Хандрикс подходил к ней, тем отчётливее и сильней он становился. В машине кто-то был, явно стараясь вылезти из неё. По не освещённому салону металась тень. Она бросалась на прикрытые окна и царапала их когтями.
-- Эй, чё ты там?! – крикнул Джимми и тут же умолк. Увидев пистолет, валявшийся у него под ногами.
Он поднял его и, выставив перед собой, приблизился к автомобилю. Когда Джимми склонился над лобовым стеклом, шум неожиданно затих.
-- Эй, где ты там?
В ответ раздалось приглушенное рычание. Из глубины салона к стеклу медленно приблизилась пара глаз, мерцающих зелёным светом.
-- Ни хрена себе, - прошептал Джимми, наконец-то разглядев то ли человеческую, то ли бульдожью морду. Он ткнул дулом пистолета в стекло: - Ты чё…чё здесь делаешь?

Морда лязгнула уродливой челюстью, и рядом с ней появились руки со скрюченными пальцами. Мутант бросился вперёд, но, ударившись о пластиковую преграду, вновь исчез в темноте салона.

-- Ни хрена себе! – завопил Хандрикс и с удивительным проворством отскочил от машины.

Над его головой пронеслась летучая мышь, рассекая крыльями воздух. Не сориентировавшись, она врезалась в окно двухэтажного дома и, выбив массивную оконную раму, исчезла в нем. Джимми завопил с удвоенной силой и принялся палить из пистолета куда попало. Несколько пуль лязгнули о бронированный автомобиль мэра, и тут же к злобному реву Хандрикса добавился истеричный крик Анне. Испугавшись его в гораздо большей степени, чем монстров, Джимми присел на корточки, ошалело вглядываясь в темноту улицы. Но так ничего и не разглядев, он на четвереньках добежал до опеля и, едва не вырвав ручку из дверцы, забрался в него.


Далеко позади осталось злополучное место, когда Хандрикс, наконец-то, смог отдышаться. Он снова удобно развалился на сиденье и сказал:
-- Так оно и бывает. Оно всегда из-за баб…ну, че тебе там надо было?!
В отличие от него, Анне не в силах была успокоиться. Превозмогая нервную дрожь, она тихо спросила:
-- Что происходит, Джим?
-- А-а-а, так…фигня всякая, - протяжно ответил он. – По крайней мере, я так думаю. Далеко ещё?
-- Да, нет. Почти приехали. Я так испугалась, Джимми! Ты себе представить не можешь. И как это я только во что-нибудь не врезалась!
-- Да, ты вообще-то ни чё. Ещё бы не орала, тогда бы вообще! – Хандрикс хмыкнул, с иронией посмотрев на Анне.
-- Но и ты тоже хорош! Едва не пристрелил меня!
-- Ага, конечно. Я же помню – это не тачка, а броневик. Так что, ты не думай, это я отпугивал их от тебя.
-- Я знаю, знаю, Джимми. Так оно и было!
-- А то, нет…

Анне улыбнулась, почувствовав некоторое облегчение. Пустынные улочки городской окраины стали заметно редеть, словно выпуская её и Хандрикса из паутины, пропитанной влагой и ночным сумраком. Теперь автомобиль ехал по широкому шоссе, которое тянулось по равнине от города к плотине. Анне с трудом различала очертания дороги. Плохая видимость и открытое пространство, границы которого терялись в фиолетовой мгле, вновь заставили её нервничать.
Да ещё Джимми не давал ей сосредоточиться. Он опустил стекло и, надышавшись свежего воздуха, громко запел, с удовольствием демонстрируя отсутствие вокальных данных и полнейшее отсутствие музыкального слуха.

Его пение окончательно вывело Анне из себя.
-- Лучше бы ты заткнулся! – воскликнула она. – Или ты решил уничтожить меня своим рёвом?!
Хандрикс умолк, и скорчив обиженную гримасу, сказал:
-- Чей-то? А вот Бетти нравилось! Знаешь, как она говорила? – Джимми грустно улыбнулся. – «От твоего пения, пупсик, меня трясёт, как рельсы на шпалах». А ещё говорила: «Когда ты поешь, мой зайчик, то становишься простым, как лысина моего папашки. Это и есть твоё настоящее лицо. Именно за него я тебя и люблю!» А потом так…не-е-ежно целовала. Во как!

Страстный монолог Хандрикса развеял нервозность Анне. Она едва сдерживала себя, чтобы не захохотать.
-- Так и говорила, да?
-- А че лыбишься-то? Вон, рули лучше, а то влепимся!
-- Давно бы влепились, если бы было во что…
-- Все равно рули…нафиг…
-- Я и рулю…
-- Ну и рули…я тебя не для того взял! Поняла?
-- Поняла, поняла. Да ты не обижайся, Джимми. Это я так, от нервов.
-- Правда, что ль?
-- Угу…просто сама не своя…

Хандрикс озабоченно взглянул на неё и уже более дружелюбно добавил:
-- Ну, тогда лыбся.
-- Спасибо, Джимми.


Анне сбросила скорость и, свернув на узкую дорогу, прилегавшую к шоссе, не спеша, провела автомобиль по лесопосадке, которая опоясывала кольцом водоочистительную станцию, и вскоре остановила опель около двухэтажного квадратного здания. Прильнув к лобовому стеклу, Джимми некоторое время с тревогой разглядывал тускло освещённый вестибюль проходной, а затем тихо спросил:
-- А где отстойник?
-- Он перед тобой, - столь же тихо ответила ему Анне. – Неужели ты никогда здесь не был?
-- Не -



ФРАГМЕНТ 7

«Думай о многом, говори о малом, - подумал он, отведя взгляд от экрана, и продолжил размышлять о Вацлаве Креже. - Во многом мои и его жизненные принципы совпадали. Возможно, мы могли бы стать хорошими друзьями, если бы я знал, что это такое. Могли бы близко сойтись в деловом партнерстве, если бы у нас была одна конечная цель.
Возможно, что сейчас он не был бы мёртв, если бы знал, ради чего дана жизнь. Если бы он обладал мудростью, а не хитростью, как и тысяча, другая подобных же ему “вершителей судеб человеческих”. Если бы он был силен не в своей алчности, а в своём существовании. Разве я могу пожирать себе подобных?!
Это же так очевидно – добро порождает множественность, которая не имеет никакого отношения к нему. Зло же порождает самое себя – единое и всеобъемлющее. Именно поэтому вся история человечества является бесконечным Злом, с едва заметными вкраплениями Добра, которое не есть искреннее побуждение, а есть самое доступное средство для выживания. Почему человечество не хочет признать это?!
ТРУСОСТЬ является тому причиной. Существуя по её законам, можно только изворачиваться, ища входы и выходы. Паразитом вгрызаться в плоть Мироздания, вытачивая в ней путаные лабиринты. Веками наслаждаться их витиеватостью, убеждая себя в том, что она наиболее характерна для эволюции. Одно не подлежит сомнению: ТРУСОСТЬ – это философия. Философия столь же неестественная, как и противостояние Добра и Зла, Жизни и Смерти, Бога и Дьявола. Неестественна из-за отсутствия этих понятий, как таковых.
В Бесконечности нет причин для их возникновения. Только поэтому человечество по сей день не способно ответить на вопрос, что такое Добро и Зло, Жизнь и Смерть, Бог и Дьявол. И никогда не ответит на него. Оно обречено переползать из одной эпохи в другую, пожирая все на своём пути, не забывая уповать на райские кущи или, на худой конец, на светлое Будущее. Но, не понятна его нужда в том и в этом. Пожалуй, только для того, чтобы не испытывать холод, голод и скуку. В таком случае, гораздо проще НЕ БЫТЬ!
Этот вывод настолько же объективен, насколько неестественна ФИЛОСОФИЯ ТРУСОСТИ!
Вспомнить же себя и понять, не дано человеку! Для этого необходим ум, а не хитрость. Именно ум способен породить волю и силу! Только в том случае, если для них находится место, появляется Мудрость! Это настолько же ясно и просто, насколько чуждо и неприемлемо для человечества.
Оно не может БЫТЬ! Оно всем своим существом стремится НЕ БЫТЬ! Но, трусость не позволяет ему сделать верный шаг!»


Док поднялся из кресла и не спеша подошел к окну. Перед ним простирался залитый солнечным светом мегаполис.
Док окинул его холодным, бесчувственным взглядом и прошептал:
-- Все было бы иначе, Вацлав Креж, если бы не твоя хитрость. Это она пробудила в тебе алчность и позволила приблизить меня к тебе. В конце концов, ты смог бы обойтись без знакомств с моими братьями, работающими в сенате. Хотя, откуда тебе было знать, что из себя представляет истинная сила. Ты с ней соприкоснулся лишь косвенно… а, на следующий день, утром…- брезгливая гримаса вновь исказила лицо Дока. – А на следующий день, утром, мартышка выпрыгнула из клетки, забыв о том, что она не птица и у нее нет крыльев. Ты даже не соизволил попрощаться со мной. Тем не менее, я тебя простил за это. Твоя бестактность оказалась такой мелочью по сравнению с твоими рекомендациями на мой счет. Если бы ты смог, то убедился бы в том, что твоё место занимает сейчас достойная личность. Руководство корпорации единогласно проголосовало за мою кандидатуру. Так что, лети, мартышка… Зоопарку ты больше не нужна!

Док прикрыл ладонью рот и затрясся всем телом в беззвучном смехе. Его щеки раздулись от напряжения, а глазные яблоки выскочили из глазниц, повиснув на нервных окончаниях у самого подбородка. Док аккуратно вставил их на место и вышел из кабинета.


Служащим издательства предстояло лично познакомиться со своим новым шефом.