Глава третья Смерть и Жизнь

Ву и Мисако переглянулись, понимая друг друга без слов и слыша за дверью чьи-то шаги. Спохватившись, сенсей спрятал дневник брата под матрац, а женщина быстро сделала вид, что они просто пьют чай и обсуждают что-то из прошлого. Ллойд тихо постучал в дверь и, не дождавшись разрешения, зашел в комнату, смотря на мать и дядю и улыбаясь им. Подозрительно быстро он вернулся со своего задания. А ведь по пути обратно собирался залететь в кузницу Кая и Нии, чтобы убедиться, что им не нужна помощь.

— Устроили себе отдых от разбора коробок? Если хотите, я помогу, не все время же мне витать в облаках, — парень усмехнулся, снимая маску и растрепывая светлые волосы. — У вас… что-то случилось? Вы какие-то бледные.

— О, не беспокойся, племянник. Если бы что-то произошло, ты бы знал об этом первым. А вот идея с разбором вещей мне понравилась, — старец улыбнулся, тут же чувствуя на себе пронзительный взгляд.

— Нет, Ллойд, не стоит. Отдохни, ты наверняка устал. Еще успеешь помочь нам, а пока мы и сами со всем разберемся, да? — археолог грозно посмотрела на мастера, который лишь кивнул.

— Ну… как хотите. Тогда я в библиотеку. Может, найду что-то насчет отца. Не могли же все, кто находился в Проклятом мире, просто исчезнуть вместе с ним. Если что, я всегда на связи!

— Конечно, сынок. Удачи тебе.

Зеленый ниндзя быстро покинул чужую комнату, идя к себе и уже не слыша облегченных выдохов. Ему пока не стоило знать о находке родственников. Рано или поздно им придется рассказать, но не сейчас. В конце концов, мало ли, какие тайны скрывают эти записи. Неизвестно, когда Гармадон их оставлял, но на момент первых своих рассказов он не был захвачен злом внутри него, однако, как он сам утверждал, время вскоре возьмет свое, и он станет темным лордом. Если так, то понятно, чем днями и ночами занимался мастер разрушения. Не только защищал мир от других и от себя, но и пытался писать эту книгу.

Вновь достав старый дневник, сенсей открыл его на дочитанной ими странице и перечитал последние строки, чувствуя, как в груди что-то сжимается. Он почти не помнил свои ранние годы. Воспоминания начинаются с монатыря Кружитцу, где они долгое время жили с отцом, а после и вдвоем с братом. Мужчина никогда не задумывался, что же случилось с их матерью, и почему он никогда ее не видел, но теперь мог узнать ответ на не заданный вопрос. Впрочем, он уже предполагал, что произошло дальше.

Перевернув страницу, мастер посмотрел на небольшой свернутый лист, давая его взять Мисако и видя вместе с ней старинные записи и рисунки, сделанные на древнем языке. Бумага почти истлела, многие символы были неразборчивы, но все же они смогли прочитать название. «Легенда о мастерах смерти и жизни». Страница была вырвана из какой-то старой книги, и стоило бы вернуть ее на место, но вряд ли тот фолиант все еще существует. А если он и есть, то хранится где-то в музее.

— Ученики созидания и разрушения… Никогда ничего подобного не слышала, — проговорила женщина, рассматривая лист.

— Зато я слышал. Мы с братом очень любили эту легенду. Он знал ее наизусть и почти каждую ночь рассказывал мне, как сказку. Но это было так давно… А здесь все так неразборчиво. Возможно, если я вспомню, то перескажу тебе эту историю, — старец начал расчесывать свою бороду, передавая старые записи в руки жены бывшего лорда.

— Но зачем он оставил нам эту страницу из другой книги?

— Кто знает. Мы даже не знаем, как этот дневник попал сюда, что уж говорить о смысле некоторых вкладок, — мастер прикрыл глаза. — «За смертью следует жизнь, так же как и смерть следует за ней по пятам. Не всегда понятно, в каком порядке они это делают, но если понять, можно найти ключ к шкатулке тайн». Он сказал мне это незадолго до ухода в Проклятый мир. И, похоже, Гармадон до сих пор мудрее меня, раз я не могу найти ключ.

— Продолжим читать. Может, что-то да поймем, — археолог положила руку на плечо друга, улыбаясь и переводя взгляд на записи.

***

Поздняя осень никак не отражалась на храме и его окрестностях. Высоко в горах всегда было холодно и снежно, разве что редкие летние оттепели спасали жителей вершин от вечного холода. Однако болезни все равно настигали всех и, к сожалению, не всегда в подходящее для этого время. Жена мастера мучилась в ужасной горячке, бредя и не понимая, кто есть кто, и кем является она сама. Их жилище все еще восстанавливали, поэтому семья ютилась во внутренностях додзе, где большую часть времени проводил Гармадон.

Создатель Кружитцу молча сидел у постели любимой, рассматривая ее бледное лицо и, кажется, не замечая ничего вокруг себя. Все его могущество, все силы и умения были бесполезны в этом случае, когда его самый близкий человек на глазах увядал вместе с их вторым ребенок. Восьмой месяц проходил тяжелее всего, так как женщина была полностью истощена. Были мысли о… Нет, ему даже страшно подумать об этом. Ни он, ни его жена не были готовы к такому, особенно когда их старший сын так искренне верит, что его брат и мать выживут и все будут счастливы.

Но останется лишь один.

И они уже сделали свой выбор, переглядываясь в те редкие моменты, когда больная приходила в чувства и осознавала, где она находится. В эти минуты они просто смотрели друг на друга, зная, что судьба предрекла страшное будущее их детям. Точнее, одному из них. Только был это старший или будет младший они так и не смогли понять. В любом случае, предсказание не переспорить и не обхитрить, даже если ты этого очень хочешь и веришь в то, что все возможно. Не всегда это работает.

Мальчик быстро шел, неся небольшую миску с холодной водой и платок. Без ухода каштановые волосы стали слишком длинными, и теперь в глаза ребенка все время лезла челка, мешающая следить за дорогой. Чуть ли не столкнувшись с монахами, он быстро зашел в додзе и постучал в первую комнату, дожидаясь ответа и шаркая босыми ногами по деревянному полу. Под глазами появились синяки, а одежда начала слетать с исхудавшего тела. Он болел вместе с матерью, слишком плохо переживая тот случай с молнией.

Дождавшись ответа, ученик мастера Кружитцу зашел в комнату и торопливо подошел к постели, где лежала его родительница. Взяв платок и смочив его, он положил тряпицу на лоб вновь начавшей бредить женщины. Отец семейства сидел напротив него и молчал, как и всегда, наблюдая за этими действиями. Седая борода, которая успела немного подрасти и слиться с усами, иногда дергалась вместе с лицом сенсея, что поглядывал на своего сына, чего тот совершенно не замечал, поглощенный своими мыслями.

— Тебя что-то гложет. Может, расскажешь, что именно? — подал голос создатель ниндзяго.

— Я… Нет, все хорошо, правда. Это закончится. Просто уверен, что скоро все будет хорошо, — будущий ниндзя опустил руки на колени и попытался улыбнуться.

— Суть не в том, что будет, а в том, что было. Ты не можешь что-то отпустить, и это вредит тебе самому. Следует…

— Это!.. — неожиданно громко начал Гармадон, тут же поникнув. — Это я виноват. Во всем… И в том, что дом сгорел, и в том, что мама заболела, во всем… виноват я. Меня… будто преследуют какие-то беды. Ужасно разрушительные беды. И я ничего не могу с этим сделать. Все, к чему я прикасаюся, рушится. Как та река, сменившая поток…

Мужчина внимательно слушал мальчика и раздумывал о чем-то своем, опуская голову вниз и смотря на руку любимой, что лежала на ее животе. Бледные костлявые пальцы немного сжимали ткань одеяла, пытаясь дотянуться до жизни, что была внутри и страдала вместе с организмом матери. Вздохнув, он осторожно положил и свою руку на чужой живот, а после внимательно посмотрел на ничего не понимающего сына. Поняв, чего от него хотят, ребенок со страхом в глазах отстранился, пряча руки за спиной.

— Не бойся, ты никого не убьешь одним лишь прикосновением, — мастер Нинджицу улыбнулся, смотря на то, как дрожащая ладонь их первенца опускается на округлый живот женщины.

«Не знаю, был ли прав отец насчет того, что я не мог убить кого-то одним лишь прикосновением, но через пару недель я впервые почувствовал себя создателем, а не разрушителем. Конечно, я не принимал участия в твоем появлении, Ву. И я до сих пор об этом не жалею. Но я многое сделал, чтобы ты жил. А может мне так кажется. Тогда, будучи мальчишкой, я правда в это верил, держа в руках уснувшего младенца и боясь пошевелиться и разбудить его. После такое я испытывал, когда держал в руках Ллойда.

Но все же при этом событии присутствовала и смерть, забирая в свое темное царство явно не того человека. Иногда мне кажется, что я должен был умереть раньше, дабы пророчество не сбылось и в нашем мире всегда было равновесие, но все считали по-другому, предпочитая сохранить мне жизнь и дать исполниться тому, что предначертано нам судьбой. Я не благодарен за это, но и не могу сказать, что огорчен, так как, несмотря на зло, что я принес, в этом мире появилось то единственное, что не может испортить даже мое прикосновение.»

Топот и громкие переговоры взрослых вывели мальчика из состояния сна. Ему вновь снился кошмар, мучавший его почти каждый день и не дающий нормально выспаться. Зевнув и потерев заспанные глаза, юный мастер стихий встал с кровати и приоткрыл дверь в коридор, в котором было небольшое столпотворение. Протиснувшись к комнате матери сквозь незамечающих его людей, он глянул внутрь, тут же чувствуя, как его оттягивают за ухо к выходу из додзе, ругая за что-то и не обращая внимания на крики.

— Эй! Стойте! Как вы смеете?! Пустите! Ай! — Гармадон бесполезно бился в попытках вырваться из хватки старика.

— Проследите, чтобы мальчишка не проник сюда. И сообщите Первому Мастеру обо всем. Не стойте столбом, выполняйте! — старец, что все это время тащил его, швырнул ребенка за дверь, оставив рядом с ним двух молодых монахов.

Злобно глянув вслед мужчине, сын создателя Кружитцу лишь бессильно ударил кулаком пол и остался на месте, зевая и дрожа от холода. Пытаться пройти через этих молчунов — пустая трата времени и сил. Прижав ноги к груди и обняв их, будущий ниндзя прикрыл глаза и уткнулся лицом в колени, быстро засыпая с надеждой на то, что вместо очередного кошмара будет хотя бы тьма. К счастью, его желание было услышано, и монстр, что приходил к нему в видениях, в этот раз не посетил его.

Сколько он проспал? Когда отец успел вернуться из своего путешествия? Это Мальчику было неизвестно. Но когда он очнулся от того, что на его плечо положили руку, на небе светило солнце, уже приближаясь обратно к горизонту. Он проспал почти весь день в такой позе? Не удивительно, что у него все затекло. Резко вскочив, сын мастера Нинджицу покачнулся и чуть ли не упал в обморок, но монахи успели его поймать, помогая встать и зайти во внутренности додзе. В коридорах вновь было тихо.

Его вели в комнату отца, которая являлась таковой лишь номинально. Когда они проходили мимо помещения, где была его мать, Гармадон попытался увидеть через приоткрытую дверь, что там происходит, но проход закрылся перед его носом, и он обреченно пошел дальше. Его родителя в комнате не было, но двое молчаливых мужчин жестами наказали ему сидеть здесь и ждать прихода сенсея, который не особо торопился. Смирившись со своей участью, ребенок уселся на пол и тупо уставился в стенку, совершенно не следя за временем.

Вскоре создатель Ниндзяго все же решил явиться, держа в руках небольшой сверток и бережно прижимая его к груди. Глянув на старшего сына, он обеспокоенно положил руку на его лоб, выводя этим из своеобразного транса и видя в его глазах множество вопросов. Не на все он мог ответить, но это не так важно. Сейчас главное успеть вовремя все сделать. Продолжая держать странный предмет в руках, мужчина прикоснулся к руке старшего сына и крепко сжал ее. На миг мальчику показалось, что она вот-вот хрустнет и сломается.

— П-пап? — немного испуганно проговорил Монтгомери.

— Не бойся, сын мой. Просто делай то, что я скажу, хорошо? — получив неуверенный кивок, мастер прикрыл глаза. — Сконцентрируй всю энергию, что есть в тебе, в руках. Давай, я верю, что ты сможешь. Мы оба видели, на что ты способен. И раз тебе подвластны две главные стихии, значит и остальные тоже. А как ты помнишь, они соединяются в созидание. Это нам и нужно.

— Зачем? Что у тебя в руках?

— Без вопросов.

Кивнув, мальчишка закрыл глаза и спокойно задышал, сливаясь с окружением и ощущая, как его тело наполняется различной энергией, смешивающейся во что-то одно, медленно протекающее к ладоням. Кончики пальцев онемели, а руки сильно дрожали, создавая странный сгусток. Вытянув руки вперед по указу отца, Гармадон почувствовал, как в них ему кладут маленькое тельце ребенка. Неподвижное, холодное… неживое. Страх почти взял верх, но резко отступил, когда будущий ниндзя почувствовал шевеление.

Громкий крик младенца не заставил себя ждать, становясь неким будильником для выпавшего из реальности юнца. Рефлекторно прижав кричащего к себе, ребенок начал укачивать его, всматриваясь в лицо и непонимающе переводя взгляд на отца, что улыбался и одновременно с этим плакал. Желая что-то спросить, сорванец лишь и смог, что открыть рот, тут же зевая, вместо того, чтобы начать разговор. Опять это жуткое истощение, как будто он тренировался без отдыха целую неделю.

— Это твой младший брат, сынок. Его зовут Ву. И с этих пор мы с вами сами по себе.

«Так и началась твоя жизнь, брат. Со смерти. Мать умерла при родах, а ты родился слишком слабым, чтобы дожить даже до следующего дня. Но сила созидания и материнская любовь могут многое. И я в этом убедился, когда услышал твой первый крик. Мне было страшно и одновременно хорошо. Хотелось плакать и смеяться, настолько много эмоций было в моей душе. Но я просто смотрел на тебя, мысленно повторяя это короткое и незамысловатое на первый взгляд, но на самом деле очень значимое и подходящее тебе имя. Ву.»