Александрия. Глава 7. 5

- …И сказал мне: «Ступай откуда пришел, к мамке под покрывало».

- Должно быть, он не так сказал.

- Не помню точно, как он выразился, да и какая разница.

Диакон и стражник неспешно и негромко беседовали, усевшись на скамейку рядом с домом, на которой днем не смолкали разговоры многочисленных посетителей, ожидавших аудиенции у советника. Теперь здесь было тихо и пустынно. Светильник озарял небольшую площадку перед домом и начало улицы, дальше все терялось впотьмах.

После ужина у епископа они вдвоем разговорились о битве под Адрианополем. Однако, незаметно для себя с рассказа о достопамятном сражении, в котором он участвовал, Валерий заговорил о том, что мучило его все это время после возвращения, хотя и сам не предполагал, что когда-нибудь и кому-нибудь расскажет об этом.

- Я никогда не видел своего отца, но всю жизнь провел в ожидании того дня, когда он призовет меня к себе. И однажды этот радостный для меня день настал. Отец призвал меня, и я поспешил воссоединиться с ним. Но для чего же? Лишь для того, чтобы он прогнал меня прочь с глаз, как недостойного. В чем я провинился? Чем не угодил ему? Я никогда уже этого не узнаю. Вместо того, чтобы доблестно сражаться рядом с ним, я должен был, словно трусливый дезертир, с позором вернуться обратно, чтобы болтаться здесь неприкаянным, как пустой бурдюк.

- Что же было после? - спросил Афанасий, возвращая историю в прежнее русло.

Валерий продолжил свой рассказ, мрачно глядя во тьму пустынной улицы.

- Едва начало рассветать, я вернулся к месту сражения. Противник ушел, мертвых никто не убирал, стаи воронья тут и там уже слетались на поживу. Он был из тех, кто предпочел умереть, а не сдаться, и стал одним из великого множества трупов, которыми было все там завалено насколько хватало глаз. Но я помнил то место, где сражалась наша кентурия, сумел отыскать его среди павших и унес оттуда, чтобы похоронить. И все это время, пока я искал его, пока нес, пока долго рыл яму и пока погребал, я ненавидел и проклинал его за его несправедливость ко мне. Я хотел, чтобы его душа там, в гостях у Орка, куда он не захотел брать с собой меня, почувствовала и содрогнулась от этой ненависти. Я и сейчас его ненавижу и никогда не прощу.

Валерий смолк, внезапно пожалев, что неизвестно почему и зачем малодушно поведал вслух о самом больном и сокровенном, да ещё какому-то христианскому жрецу. И хуже всего было то, что от того, что он выговорился, ему совсем не стало легче, напротив, стало ещё тяжелее и гаже на душе.

- Похоронив отца, ты сделал то, ради чего он призвал тебя к себе и для чего вывел из боя, - сказал Афанасий, - ты правильно поступил, исполнив его последнюю волю.

Галл выслушал эти слова сперва с недоверием:

- Если бы это было так, то получается, будто он сразу знал, что Константин победит, а они все обречены на поражение…- скептически заметил он, но тут же осекся и замолчал, внезапно осененный нахлынувшими воспоминаниями, припомнив вдруг разом все разговоры, которые он слышал в легионе накануне боя, и которым тогда не придавал особого значения: - Да, так и есть, ты прав, – подтвердил он удрученно. - Об этом знали не только командиры, но и каждый солдат в лагере.

- Так и есть, - кивнул Афанасий. - Ты прибыл к отцу, чтобы увидеться с ним и исполнить сыновний долг, похоронив его после его последнего боя. А потом снова вернуться домой, чтобы жить дальше, со временем обзавестись семьей и продолжить его род.

В мудрой простоте этих слов слышалась великая правда, от которой чудом ушли из души боль и ненависть, оставив вместо себя понимание, прощение, надежду и умиротворение. В одно мгновение жизнь снова обрела потерянный смысл.

- А что твой отец? Жив, здравствует?

- Нет, - равнодушно отозвался диакон, - уже много лет, как для своего младшего брата я заменил отца, после того, как однажды тот не вернулся с очередной буйной попойки - в пьяном угаре кто-то из его же дружков раскроил ему череп.

- Ну! Вот уж это совсем не редкость в Ракотисе, - подтвердил Валерий, - сколько подобных случаев было только на моей памяти. Да что там, после того, как я сам однажды очнулся за городом, на берегу Мареотиса, в самом что ни на есть ничтожном виде, избитый до полусмерти и обобранный до нитки, под громкие причитания матушки, которая всю ночь разыскивала меня, а, найдя, решила, что у неё больше нет сына и принялась оплакивать меня раньше срока… Мне пришлось поклясться ей тогда всеми богами, что я найду работу, заживу достойной жизнью и не буду больше участвовать в попойках и потасовках.

- Стало быть, это своей матушке ты обязан своими великими достижениями на арене и славе лучшего александрийского колесничего, - не преминул заметить Афанасий.

- А разве ты бывал на ипподроме?

- Нет, конечно. Но я видел празднование твоего триумфа на улице города, когда однажды возвращался из Ракотиса в общину, и торжествующая толпа преградила путь.

- Что было, то было, - без ложной скромности, но и без особого энтузиазма подтвердил Галл. - Это уже в прошлом.

- Почему же ты ушел оттуда?

- Да просто стало скучно, - не слишком охотно отвечал Валерий. - Невозможно пребывать в вечном фаворе, к чему ждать поражения? Лучше вовремя уйти. А тут кстати и призыв подоспел.

- Значит, возвращаться на арену ты не собираешься?

- Нет, с этим покончено навсегда. Военная карьера меня интересует гораздо больше, - с воодушевлением начал было Валерий, но тут же прибавил с досадой: - Хотя, похоже, и с ней придется распрощаться.

- Почему?

- Да так уж… - Галл поспешил сменить неприятную для себя тему. -А кому обязан своими успехами ты? Ведь сам советник императора прислушивается к тебе. Кто ещё в нашем городе может похвастаться таким влиянием!

- Это не ко мне он прислушивается, - возразил Афанасий, - я лишь повторяю то, что говорил Бог. И потому владыка понимает, что, я прав.

Последние слова вернули к давно интересовавшему Валерия вопросу.

- Кстати, хотел спросить тебя, - проговорил он не очень решительно, - вот про вашего Бога. Если он так велик и могущественен, почему же позволил каким-то жалким людишкам казнить себя?

- Христос, так же, как и твой отец, сознательно пошел на смерть, - отвечал Афанасий. - И сделал Он это ради любви к нам, людям, его детям, ради нашего спасения от вечной и лютой смерти, ради обретения нами бессмертия и Царства Небесного.

Этот ответ пришелся по сердцу и уму юноше, хотя после услышанного, вместо одного вопроса тут же возникло множество других. Здесь было, о чем поразмыслить, но Валерий решил оставить это на более подходящее для того время досуга.

- А что, у вас в общине все такие уж богобоязненные истинные христиане и все следуют христианским законам? – поинтересовался стражник, припомнив своих недавних ночных визитеров из общины.

- Мы лишь стремимся к тому, - сокрушенно вздохнул Афанасий, - но люди слабы.

- Вот уж верно, - сочувственно усмехнулся Галл...